Держись за меня
С усилием рванул на себя ручку двери — послышалось, как вылетел крючок и раздался приглушенный крик. Вскрикнул кто-то испуганно, и сразу умолк.
Он рассчитывал на приют для своего уставшего тела и измученной души. Рассчитывал, что именно здесь отдохнет, отогреется и обдумает, как жить дальше.
Этот домик на краю леса знал давно, еще с детства, когда приезжал к деду. Это был дом лесника. Но теперь, после сокращения «лесных кадров», опустел домик и стал почти заброшенным. И только года три как охотники облюбовали его под временное жилье на период сезона.
(художник Михаил Нестеров)
А сейчас, по его расчетам, там никого не должно быть. Но этот крик разрушил все его планы. Он увидел в углу, где стояла панцирная кровать со старым одеялом, огромные, наполненные ужасом, глаза. Да, вот именно сначала глаза увидел. И было в них столько страха и боли… Он отшатнулся, будто сила этого взгляда толкнула его.
В такие моменты осознание действительности приходит мгновенно. Он видел перед собой женщину, дрожащую от испуга, и в то же время ее взгляд говорил: «Я не виновата».
— Ты кто? – спросил он, и уже сам начал выстраивать версии, как она здесь оказалась. Появление женщины выбило его из колеи, он надеялся на другой исход своего побега. А тут – посторонняя, которой совсем не надо знать, кто он и зачем здесь. Его уже начал раздражать ее испуганный взгляд и трясущиеся руки. – Кто ты? Я спрашиваю: кто тебя послал?
Она заплакала. – Я… я не виновата… я уйду, отпустите меня…
Он взял, стоявший у стола табурет, с шумом поставил его на середину комнаты и сел на него, устало сняв фуражку, уже подмоченную дождем. – Ну?! Кто такая? – он помолчал с минуту, потом уже, стараясь быть спокойным, сказал: — Хватит дрожать. Говорить можешь?
Она кивнула.
— Еще кто-то есть?
— Нет, — тихо ответила она.
— Врешь! – Рявкнул он. И от его голоса, она снова вскрикнула.
— Я одна, правда, одна, отпустите меня, пожалуйста, я ничего вам не сделала.
— Не сделала, так сделаешь, — устало сказал он. – Как здесь очутилась? – Ему хотелось верить, что женщина здесь одна, и что нет больше свидетелей. Это было бы лучше, но все равно не радовало его, он ведь рассчитывал на полное отсутствие людей. До ближайшей деревни отсюда километров семь… вот и непонятно, как она здесь очутилась, каким ветром занесло худющую, большеглазую особу – на первый взгляд, лет под сорок, а по ее комплекции – так вообще подросток.
Заметив, что пришелец не собирается на нее нападать, осторожно откинула одеяло, под которым пыталась согреться, и натянув обутки – что-то похожее на стоптанные кроссовки, потянулась за курточкой. – Я пойду… ладно? – тихо сказала она.
— Куда пойдешь?
— Туда, — она махнула рукой в сторону леса.
— К зверям в гости? – он усмехнулся. – Деревня-то в другой стороне.
Она снова опустилась на кровать.
— Хотя, конечно, чего тебе тут делать, иди лучше. К речке спустишься и по берегу километров пять, а там мост будет, еще не совсем развалился, а оттуда два километра до деревни.
— Ага, хорошо, — она, не сводя с него глаз, хотела проскользнуть мимо, но неожиданно он схватил ее за руку, и она снова вскрикнула.
Не обращая внимания на ее испуг, тихо, но четко проговаривая каждое слово, сказал: — Если полицию приведешь, из-под земли достану. Поняла?
— Поняла. – Голос ее в это время дрожал.
— И еще: хочу знать, как ты тут оказалась? Кто тебя послал?
— Отпустите, пожалуйста, я боюсь… — Он отпустил ее руку, посмотрел на нее: — Ну? Я жду.
— Я… я случайно… я в деревню ехала, а потом… заблудилась…
Он усмехнулся. – Врешь нескладно, невозможно тут заблудиться…
— Я, правда, заблудилась… побежала… потом мост… потом сюда пришла…
— Звать как?
— Ася.
Он снова усмехнулся. – Понятно. Ася… откуда ты взялася…
— Я, правда, никому не скажу…
— Скажешь – себя потом вини. Никто не должен знать, что я был здесь…
— Честное слово, не скажу, я никого не видела…
— Ну, вот и ладненько… а теперь иди. — Он встал, толкнул ладонью дверь, и она распахнулась, заскрипев.
Женщина, оглядываясь на него, вышла – и также оглядываясь, спустилась с крылечка, на котором всего три ступени.
Запинаясь и пошатываясь, побрела к реке. Ветви впивались ей в волосы; ее плечи уже намокли от дождя, осенняя трава ждала первых морозов и первого снега.
Он смотрел ей вслед. Ему показалось, что она ослабла и идти ей тяжело.
— Стой! – Крикнул он и пошел за ней следом. Она остановилась и стояла так, не шевелясь. Ее послушность даже удивила. – Ну, куда ты по дождю? Переждать надо, перестанет дождь, тогда и пойдешь. – Он взял ее за руку и повел в домик. Рука была холодной – он это ощущал.
Но сочувствия по-прежнему не было. Наоборот, раздражение, что в доме есть посторонние, так и осталось в нем. И то, что он ее вернул – это, скорей всего, забота не о ней, а о себе – о своей безопасности. Почему-то решил, что какое-то время лучше подержать ее рядом.
— Так ты и печку не топила?
— Нет. Я боялась.
— Чего боялась?
— Ну, дым пойдет… увидят.
— Ну, пойдет и что? – Он вышел, и оглядев, что там под навесом лежит, нашел охапку дров, припасенных на сезон.
Растопленная печка преобразила домик: стало теплее и светлее.
— Ела чего-нибудь?
— Нет.
— Сколько ты уже тут?
— Со вчерашнего дня.
— Дай угадаю, как тут оказалась. – Он сел на тот же табурет, А она так же сидела на кровати. — Скорей всего, поехала с компанией, ну там, мальчики, девочки, как это обычно бывает… а может вообще только мальчики… ну, а потом развлеклись с тобой и бросили… вот тогда ты и набрела на избушку.
Она закрыла ладонями лицо, и плечи ее затряслись.
— Угадал?
— Нет.
Он подошел и сел рядом, она отодвинулась. – Да не шугайся ты так, не нужна ты мне… мне бы самому укрыться…
Она перестала плакать. – Не было никакой компании, — она посмотрела на него глазами, полными отчаяния. – Скажите, а вы сами откуда?
— От верблюда. Тебе не надо знать.
Она помолчала, словно решаясь. Так бывает: стоишь у обрыва и думаешь: прыгнуть в воду, или нет. И находились отчаянные смельчаки, ныряли, прыгнув с высоты, а потом гордились своим «подвигом». Вот и сейчас она была как будто у обрыва: прыгнуть или нет… рассказать, или нет.
Потом, набрав воздуха в легкие, выдохнула.
— Это что у тебя – гимнастика дыхательная что ли?
— Подождите, я сейчас. – Она снова посмотрела на него. – Я не знала, что вы придете, вообще не знала, куда я иду. Я просто… сбежала…
— Во как! – Ему стало интересно. Он сразу сравнил с собой – он ведь тоже сбежал. – От кого сбежала?
— От мужа.
Пришелец разочарованно отвернулся. – Ну-ууу, знакомая история… поругались, обиделась…
— Я не ругаюсь. Это он ругает меня, и еще… бьет.
— Ну, пожаловалась бы.
— Родных у меня нет. Ну, таких, чтобы близкие родные – таких уже нет. Остальным – зачем им моя жизнь.
— Как же ты допускаешь, чтобы тебя лупили?
— Мы хорошо жили… года три хорошо жили, он хотя бы руку не поднимал. Ну, а если ругал иногда так это бывает у всех. А потом у нас ребенок родился… но не выжил… всего день прожил мой сынок… И все. Муж потом изменился… как будто я виновата. При каждом скандале ругал, потом бить начал…
— А заявление?
— Были и заявления. Но я их забирала потом. Он плакал, обещал… да и прошлое у нас общее – наш сынок.
— А еще дети?
— А больше не было. – Она посмотрела на его лицо и заметила, что он слушает ее как-то спокойно, не осуждая. – А можно спросить? Как вас зовут?
— Глеб меня зовут. Только зачем тебе мое имя? Дождь перестанет, дорогу покажу и все. Считай что расстались. А с мужем тебе разводиться надо, а то ведь так не набегаешься…
— Да, надо. Я хочу развестись. Но не могу. Сказал, развод не даст и вообще из дома не выпустит. Я ведь сбежала в этот раз. Тут в деревне тетя живет – двоюродная сестра мамы. Я только приехала, а мне сказали, что он уже звонил, спрашивал про меня. Не знаю, как узнал, что я в деревне. А потом мальчишки на мотоцикле приехали, сказали, что его машину в районном центре видели, расспрашивал, как сюда доехать. Ну, я и решила дальше спрятаться, пока он там ищет. Тете сказала, что в другой район поеду. Вышла и его машину увидела, огородами убежала. — Она снова посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был умоляющим. – Вы же ему ничего не скажете?
Он рассмеялся. – Круговая порука получается. Ты меня не выдашь, а я тебя. – Встал и подошел к печке. – Надо поесть, а то так и ноги протянем, ты вообще, гляжу, исхудала. – Он достал крупу, принес воды с реки, поставил вариться похлебку. – Пусть охотники простят, если провиант им уменьшим. Они ведь все равно новые продукты завезут — так обычно делают.
Потом они сидели за деревянным столом и молча ели. Она осторожно, словно боясь, что ее за что-нибудь накажут. Он – быстро, с аппетитом.
— А дождь так и идет, — разочарованно сказала она.
— Это плохо, — ответил он, — мне тут компаньоны вообще не нужны.
— Я уйду, правда, уйду, — пообещала она.
— А если на полицию наткнешься, что скажешь?
— Скажу, что в лесу была и никого не видела.
— Ну, так-то правильно, — согласился он, — только все равно ты свидетель…
— Вы же обещали, — губы ее задрожали, она подумала, что этому незнакомцу ее присутствие здесь совершенно некстати. И что он готов избавиться от нее.
— Да перестань ты, не мокрушник я! – Сказала он в запальчивости. – И хватит ныть, на нервы действует. – Он отодвинул чашку.
Дождь так и продолжал идти, намочив все вокруг, хотя уже стемнело. Она села на кровать, А он так и остался за столом, слегка наклонившись и сложив руки замком.
— Сорок лет мне, Ася, — тихо сказал он.
И она вздрогнула.
— Ты чего так испугалась? Все еще боишься меня?
— Нет, почти не боюсь… имя свое услышала… Ася. Муж меня всегда Аськой зовет…
-А-аа, понятно, не привычно стало. Имя как имя, хорошее, кстати, имя. Ну, короче, дело было так. Пришел я из армии, собрались вечером с парнями в соседнем дворе, на гитаре там и все такое… За полночь было – домой пошел. А там, у сквера, пацаны к девчонке пристали. Ну, а я же — герой. Заступился.
А потом вызвали. Сначала вызывали, а потом уже и посадили.
— А та девушка?
— Она говорила, что к ней приставали, и что я заступился. Но перестарался я. Все живы, но увечье получил один. Честно, не хотел и не думал об этом, но выхода не было.
— А потом?
— Отсидел. За это время мать у меня умерла. Сколько живу, всегда думаю, что если бы не тюрьма, здоровье бы матери сохранил. Сестра с братом к тому времени квартиру разделили, да я и сам, дурак, документы им подписал, благородный же был. Короче остался – ни кола, ни двора. Жил потом с одной. А она еще с одним жила, только я позже узнал. Вещи собрал и ушел. И никаких разборок – ученый уже.
Дрова в печке почти прогорели, и он встал, чтобы подкинуть немного. А она молчала, погрузившись в его рассказ, и впервые отвлеклась от своего тупикового положения.
— В общем, на вахту ездил два года, квартиру себе в бараке купил, чтобы было, где голову приклонить. А вообще всегда хотел в деревню переехать. У меня же тут, в ближайшей деревне, старики жили – дед с бабкой, я маленьким приезжал к ним. Но дом наш давно продан. А я хотел участок взять и новый построить и просто жить. Понимаешь? Устал я. От обмана, от этой суеты устал…
— А как же вы здесь? – спросила она, вслушиваясь в каждое слово.
— Работал я на заводе металлоконструкций, так-то я сварщик неплохой, ну и пришли друзья с бригады как-то в гости. Там так получилось: у одного день рождения, а отмечать негде, в его квартире – хозяева не разрешают, он снимал ее. Ну и завалились ко мне. Не выгонишь же.
В общем, весь вечер весело было, кто-то приходил, кто-то уходил. И я тоже выходил на улицу… а потом вернулся, а Мишка там – уже готовый. Я сначала не понял, кинулся к нему, хотел в чувство привести, ведь почти трезвые все были. А он… рана на голове.
Ася опустила голову.
— Ты что, снова плачешь?
— Нет, я просто свое вспомнила, мой тоже по голове меня… было такое.
— А твой – просто зверь. Нет, не зверь, звери лучше, животные вообще бывают такие понимающие. Нелюдь он у тебя. Короче, вызвали скорую, потом полицию…. Всех допрашивали. Ну, а у меня там везде пальчики, я ведь там живу. Сначала подписку о невыезде дали, а потом случайно утром в окно увидел – подъехали. Сразу понял – за мной. Чувствовал, что дело к тому идет. Вспомнил я свою первую ходку и… не знаю, как так получилось… ушел я через чердак.
— Так вы… — Она испуганно взглянула на него.
— Нет, Ася, не виноват я. Сам бы хотел узнать, кто Мишку тюкнул. И что там вообще произошло. Но по ходу следствия понял, что всё на меня указывает. В общем, убежал я. Рванул сразу сюда. На попутках ехал. Знал про этот домик, хотел отсидеться здесь, а потом дальше податься, может и затерялся бы где.
Женщина смотрела на него своими большими глазами и в них теперь уже было сочувствие к нему. – Это несправедливо, — прошептала она, — вы же не виноваты.
— А ты веришь мне?
— Верю. Так не должно быть, вам надо доказать, что вы не виноваты.
Он засмеялся. – Один раз уже пытался доказать – тогда, после армии сразу. А раз уж я побывал там, то теперь следствие как по маслу пойдет. Зачем выяснять, когда статья уже готова.
— Нет, нет, нет, вы должны бороться…
— Ну, а чего же ты не боролась, когда муж тебя обижал?
— Я… я пробовала, но я боюсь.
— Ладно, темно уже, спать пора. Ложись вон на кровати, а я тут – на лавке лягу. Утром дождь по любому перестанет, провожу тебя до моста.
— Хорошо, — согласилась она, — вы не думайте, я никому про вас не скажу.
— Хватит «выкать», давай уж как-то проще – на «ты» что ли.
___________
Утром было сыро и холодно. Глеб растопил печку и потом все поглядывал на небо.
— Ну, вот, скоро пойдем, — сказала она. — Глеб, а может тебе не убегать от них, — осторожно спросила женщина, — может лучше все рассказать…
— Бесполезно, я уже знаю, чем закончится. Ты лучше себя побереги. Мерзко это, когда мужик на бабу руку поднимает. Девочек обижать нельзя, этому меня еще родители научили. Я и за девчонку ту заступился, увидев, что они ей уже подол платья порвали. — Он вздохнул как-то тяжело. — Так что, Ася, очень надеюсь, что оставишь ты его, а лучше заявление написать. Наказать надо, чтобы понял.
— Боюсь я. Он ведь караулит меня, я даже до полиции дойти не успею.
— Зря ты в лес забежала, к людям надо ближе. В общем, обещай, что избавишься от него, напишешь заявление. Или может ты его любишь до сих пор?
— Нет, нет, давно не люблю. Боюсь я, мне кажется, он готов меня уничтожить…
— Ну, неужели некому заступиться?
— Некому. Тетя одна живет. Я вот здесь сижу и тоже боюсь за нее.
— Так ты к ней хочешь пойти?
— Да. Хочу узнать, не сделал ли он чего…
К обеду разъяснилось, и они вышли из домика.
— Держись за меня. Иди за мной, старайся не отставать и не запинаться.
Она кивнула и пошла за ним, часто поднимая голову, чтобы видеть его спину, его затылок – так ей было спокойнее.
Уже у самого моста хотел попрощаться с ней, но заметил ее впалые глаза и бледность. Да еще этот кашель. – Ты что заболела?
— Нет, все нормально, ты иди обратно, тебе нельзя туда, вдруг тебя тоже ищут.
Он стоял и смотрел на нее. Много лет назад он не раздумывая кинулся девушке на помощь. А здесь стоял и думал. Потому что был совсем в ином положении. Его действительно ищут, и вполне возможно, могут ждать и в райцентре, и даже в деревне. Выйти к ним – подписать себе приговор.
— Ну ладно, иди – сказал он.
Она ступила на деревянный мост и пошла по нему, спотыкаясь, казалось, что у нее нет сил. Он постоял еще с минуту и вдруг бросился следом.
— Стой! Вместе пойдем. Держись за меня!
— Куда ты? Тебе же нельзя. Тут недалеко, я дойду.
— Нет уж, отведу к тетке. Вдруг тебя муж ждет. Мне уже терять нечего, так пусть тогда всё вместе присудят. – Он посмотрел на нее. – Да не бойся ты, я его просто предупрежу, чтобы не прикасался к тебе и развод дал. Да тебе и так развод дадут, — он показала на ее руки, — видел я твои синяки. – И взяв ее за руку, повел как ребенка. – Не бойся, говорю тебе: не мокрушник я.
— А я верю! Я верю тебе! Я точно знаю: ты не виноват!
— Спасибо. Это, знаешь ли, тоже как-то греет душу, когда тебе вера есть. А ты еще молодая…
— Мне уже тридцать шесть…
— Ну и что, у тебя все впереди.
— Давай до деревни, и ты обратно пойдешь, может правда, отсидишься и про тебя забудут.
— Он засмеялся. – Наивная ты… девочка.
Вот уже и околица показалась, и впереди унылая картина осени. – Ну, все, я дальше одна, я почти не боюсь.
А он шел молча и не отпускал ее руку. У самого дома не было машины, значит и мужа Аси здесь не было. В ее глазах появилась надежда. — Может он меня не нашел, — прошептала она, — спасибо тебе…
— Это тебе спасибо, — ответил он и посмотрел в осеннее небо. – Может ты и права: не надо мне бегать. Я ведь раньше всегда шел к опасности с открытыми глазами. Спасибо, что поверила. Лучше отсидеть…
— Нет, я не хочу! – Закричала она и схватила его за плечи.
— Ты простыла, тебе надо выздороветь, — сказал он, — а я пойду к участковому… где он тут, еще бы знать, пусть в город звонит.
***
Следователь никак не мог понять, что произошло с подозреваемым Глебом Гулиным. Вместо того чтобы оправдываться, защищать себя, он рассказывал про какую-то Асю. И все просил оградить женщину от мужа.
— Чужая семья – сами разберутся, — сказали ему. – Ну, или пусть заявление пишет.
Ася написала заявление. Это было уже ее третье заявление. В полиции ее уже знали и спросили напрямик: — Снова заберете?
— Нет, это заявление не заберу. Помогите мне, пожалуйста, — попросила она.
Заявление она, и в самом деле, не забрала, так и оставив до суда. Но больше всего она не за себя переживала, а за случайного знакомого, который показался ей тогда загнанным зверем. Да и она тогда такой же была. Она обивала пороги полиции, призывала разобраться и клялась, что Глеб не виноват.
— Вы, гражданка Осокина, уже как на работу к нам ходите. Сказано вам: разбираются. Вот если бы он не убегал…
— Но он же сам к вам пришел!
Гулину пришлось провести в камере два месяца. И каждый день Ася приходила и стояла у здания полиции. Ей говорили, чтобы отошла, но она снова возвращалась, словно от этого зависела судьба Гулина.
А потом его выпустили, разобравшись, кто есть настоящий виновник гибели Михаила. Их оставалось двое в комнате, и драться они не собирались, а просто померялись силой – дурачились, можно сказать. И Вадим случайно толкнул Михаила, а тот упал. Никто не думал на Вадима, потому что они были закадычными друзьями. Но версию эту проверили. Получилось, по неосторожности.
Он вышел, когда уже лежал снег. И первым делом она подбежала к нему и обняла. – Я знала, я чувствовала.
— Мишку жалко, — сказал он, — и Вадима тоже жалко. – Он гладил ее волосы, ощущая запах чужой женщины, но удивительным образом, ставшей ему родной за эти месяцы. — Он тебя снова обижает?
— Нет. Его больше нет в моей жизни. Мы разведены.
— Я хочу построить дом. Там, в деревне. Ты согласишься поехать со мной?
— С тобой я согласилась бы остаться даже в избушке лесника.
***
— Глеб, хватит, отдохни, обед уже готов! – Она стоит у времянки, а перед ней уже залит фундамент будущего дома, и Глеб, одетый по-летнему, поправляет бревна.
— Иду, Ася! Завтра бригада приедет, помогут. И будет у нас с тобой дом! Наш дом! Слышишь, Ася?!
Она смеется. И совсем не похожа на ту испуганную женщину в избушке лесника. Она теперь счастливая. И желанная. И красивая.
Автор: Татьяна Викторова
