-Не надо продлевать её агонию. Муж подсчитал, во сколько обойдется жизнь моей мамы. То, что он предложил вместо лечения, я никогда ему не прощу
Комната была залита мягким, бархатным светом угасающего дня. Солнечные лучи, словно золотистые нити, протянулись через всё пространство, ложась на полированный пол и выхватывая из полумрака знакомые очертания комода и фотографии в резных рамках.
— Маргарита, подойди-ка на минутку, — раздался из спальни тихий, но чёткий голос.
Женщина, стоявшая у плиты на кухне, на мгновение замерла, прислушиваясь к звуку закипающего супа, а затем отодвинула кастрюлю на холодную конфорку.
— Сейчас, мам.
Она быстро протёрла руки о полотенце и направилась через коридор, где пахло старой бумагой и сухими травами. В просторной комнате, утопающей в подушках, её мать, Виктория Сергеевна, лежала, накрывшись лёгким стёганым одеялом. В её худых, почти прозрачных пальцах поблёскивал экран смартфона.
— Что случилось? Что-то беспокоит?
— Я тут посмотрела цены на авиаперелёты. Цифры просто заоблачные. А ведь нужно ещё и на обратный путь закладывать средства.
— А что поделать? В нашем городе нет необходимых специалистов и оборудования. Лететь — необходимость, иного выхода просто не существует. Врачи говорили предельно ясно и однозначно.
— Может, поищем варианты поближе? Я не уверена, что смогу выдержать такой длительный перелёт. Да и финансовое бремя слишком велико.
— Всё будет хорошо, я обещаю. Не думай о деньгах. Я куплю два билета, и мы полетим вместе. Пока ты будешь проходить курс лечения, я найду гостиницу неподалёку, буду рядом, чтобы поддерживать тебя каждую минуту.
— А как же твоя работа? Ты же говорила с руководством?
— Я оформила отпуск. Всё улажено.
— Но вы с Дмитрием планировали в июле поехать к морю, отдохнуть.
— Мама, какой может быть отдых? Сейчас это не имеет никакого значения. Самое главное — твоё здоровье, твоё выздоровление. Всё остальное может подождать.
— Дмитрий, наверное, расстроен…
— Всё в порядке, он понимает ситуацию. Он осознаёт серьёзность твоего состояния.
— Ты уже рассказала ему, что летишь со мной?
— Пока нет. Сейчас доварю суп, посижу с тобой, а потом поеду домой. Вечером и поговорю с ним обо всём.
— Хорошо, ладно… Только, пожалуйста, не ссорьтесь из-за меня. Не хочу быть причиной разногласий между вами.
— Мамочка, не переживай из-за таких пустяков. Тебе нужно настраиваться на лучшее, верить в положительный исход. Ты обязательно поправишься, и мы все вместе ещё съездим на море, как ты всегда мечтала.
— С внуками бы хотелось съездить… Так давно их не видела… Ни Лизу, ни Серёжу…
— Я подумаю, чтобы в субботу мы все к тебе приехали. Билеты возьмём на следующий понедельник. Вот, пообщаешься с внуками, зарядишься их энергией перед дорогой.
— Как-то неловко… Внуки приедут, а их бабушка еле с кровати поднимается. Всё ноет, и спина, и ноги, этот остеохондроз замучил. А тут ещё и эта болезнь…
— Мам, почитай в интернете истории людей, которые прошли через это и победили. Их тысячи. И ты справишься. Помнишь, как ты всегда меня учила не сдаваться? Я благодаря этому по жизни иду. Теперь твоя очередь принять эту эстафету силы.
Их взгляды встретились, и на их губах одновременно дрогнули улыбки. Дочь пристально смотрела на Викторию Сергеевну, видя, как тяжело даётся матери каждое движение, каждая улыбка. Та старалась казаться спокойной, но в глубине её глаз таилась бездонная печаль и усталость, тень безнадёжности, которую не могли развеять никакие слова убеждения.
Спустя два часа, тепло попрощавшись, Маргарита покинула мамину квартиру. Ей нужно было успеть зайти в магазин и приготовить ужин до того, как дети вернутся из школы, а муж — с работы.
Ощущение усталости стало её постоянным спутником. Каждое утро она начинала с визита к матери, привозила продукты, готовила, разбиралась с лекарствами, пыталась найти слова утешения. Проведя несколько часов в её квартире, она мчалась домой, где её ждали свои хлопоты: готовка, уборка, домашние задания детей. Сначала она пыталась совмещать этот марафон с работой, но силы были на исходе. В итоге она взяла отпуск, лелея слабую надежду, что вскоре матери станет легче. Она отчаянно хотела верить в чудо, в случай, в удачное стечение обстоятельств.
Врачи, с которыми она общалась, говорили с ней начистоту, и их прогнозы были далеки от оптимистичных. Маргарита понимала, что означают их осторожные формулировки. Шансы на выздоровление были призрачными. Болезнь обнаружили слишком поздно, и она уже успела пустить глубокие корни.
Бесконечные очереди в поликлиниках, изматывающие поездки в соседние города на консультации, мучительные процедуры — всё это медленно, но верно истощало и без того ослабленный организм пожилой женщины. Она погрузилась в состояние глубокой апатии, когда кажется, что жизнь уже остановилась и ничего нового не принесёт. Ничто не радовало, а чувство собственной обузи для дочери становилось всё острее. Осознание того, что её скромной пенсии не хватает на дорогостоящие лекарства и перелёты, заставляло Викторию Сергеевну проливать слёзы в тишине ночи.
— Ну, Маргарита, о чём ты хотела поговорить? — спросил Дмитрий, удобно устраиваясь за обеденным столом. Он выглядел спокойным и отдохнувшим — день выдался не самым напряжённым.
— Да, Дима, я хотела тебе кое-что сказать. Сначала думала по телефону, но решила, что это лучше сделать лицом к лицу.
— Похоже, дело серьёзное.
— Так и есть. В следующий понедельник я улетаю.
— И куда это?
— Маме нужно в специализированный центр, на курс лечения. Я не могу позволить ей лететь одной.
— Насколько я понимаю, это не быстрый процесс. Ты планируешь всё это время прожить в чужом городе?
— Именно так. Ровно столько, сколько это будет необходимо.
— При всём моём уважении к Виктории Сергеевне… Но… Ты представляешь, во что это выльется?
— Покупка билетов, перелёт, аренда номера в гостинице. Всё просто.
— Очень убедительно. А ты просчитывала финансовую сторону? Авиабилеты на двоих. Гостиница на неопределённый срок. Питание, текущие расходы. Вспомни, сколько ушло на те платные обследования, которые она проходила.
— Тебе жалко денег?
— Дело не в жадности. Речь о том, что ты не просчитываешь последствия. Ты уезжаешь надолго. А дети? Ты подумала о них?
— Лиза уже совсем взрослая, ей тринадцать. Она самостоятельная. Вы вдвоём справитесь с Серёжей. Или сидеть с второклассником — это непосильная задача?
— Я целый день на работе. Возвращаюсь поздно.
— Это не проблема. Если ты переживаешь за быт, то Лиза отлично справляется и с готовкой, и с уборкой. Я не вижу здесь непреодолимых трудностей.
— Хорошо, я не буду больше спорить. Делай как знаешь.
— Это не вопрос моего желания! Это вынужденная необходимость! Ты хочешь, чтобы твоя тёща летела одна в таком состоянии?
— Давай закончим этот разговор.
— Нет, я хочу договорить до конца. У меня есть к тебе вопрос. Мои личные сбережения практически исчерпаны. Лекарства, билеты… На карточке почти ничего не осталось. А с собой нужно будет взять определённую сумму. Мы связывались с врачами из центра, они озвучили приблизительные цифры на дополнительные процедуры.
— То есть ты просишь деньги?
— У нас есть общие накопления. Я не прошу, я советуюсь. Это наши семейные средства.
— Мы же договорились, что эти деньги — неприкосновенный запас для детей, на их будущее. Мы решили не трогать их ни при каких обстоятельствах.
— Значит, ты считаешь, что лечение матери — это не та причина? Мы же оговаривали, что в экстренных ситуациях можем ими воспользоваться.
— Хочешь знать моё мнение? Только, пожалуйста, не обижайся. Я считаю, что вкладывать средства в лечение Виктории Сергеевны — бессмысленно.
Маргарита замерла, словно её окунули в ледяную воду. Ей почудилось, что это не реальность, а какой-то кошмарный сон. Разве мог человек, которого она знала столько лет, сказать такое о её матери?
— Ты в своём уме? Что ты несешь? Как ты можешь такое говорить!
— Я говорю трезво. У твоей мамы не только основное заболевание, но и целый букет других серьёзных проблем. Сердечная недостаточность, о которой она сама мне говорила. Врачи подтверждали. С таким состоянием она может просто не перенести стресс от перелётов, химиотерапии, мощных препаратов. Ты не понимаешь? Она живёт в постоянной боли. И её существование превратилось в сплошное мучение.
— Ты предлагаешь просто отказаться от лечения родного человека?
— Этим лечением ты лишь продлеваешь её страдания, а не жизнь. Полное исцеление невозможно, об этом говорили все специалисты. Её организм слишком ослаблен. Она с трудом передвигается. Как ты представишь эти бесконечные поездки? Для неё это будет пытка.
Маргарита отошла от стола, сжав виски пальцами. Услышанное вызывало в ней бурю гнева и отчаяния. Ей хотелось кричать, но она сдерживалась, помня, что в соседней комнате делают уроки дети.
— И что же ты предлагаешь?
— Отказаться от агрессивного лечения вдали от дома. Я долго анализировал ситуацию, консультировался со знакомыми врачами, в том числе с Павлом. Дальнейшие процедуры, в лучшем случае, подарят ей несколько месяцев, но какой ценой? Ценой тех же страданий. Дальше организм не выдержит.
— А ты подумал о ней? Что я ей скажу? Как я посмотрю ей в глаза?
— Маргарита, я с ней сам разговаривал. Она говорила, что ей очень тяжело. Что она устала от больниц, таблеток, от постоянной боли. Это не жизнь. А ты продолжаешь её обманывать, рисовать радужные перспективы, тогда как врачи直言不讳 говорят о другом. Вопрос лишь во времени.
— Если опустить руки и сдаться, то никаких перспектив и не будет! Тебе легко рассуждать, она тебе не родная мать. А я её дочь. И я буду бороться за неё до самого конца.
— Речь не о том, чтобы бросить. Речь о паллиативной помощи. Мы можем окружить её заботой и вниманием здесь, облегчить её состояние, сделать оставшееся время максимально комфортным. А не таскать по чужим городам, не давая никаких гарантий.
— Моё решение окончательное. В понедельник мы улетаем. Точка.
— Я настоятельно рекомендую вернуть билеты. Наши общие сбережения не будут использованы для этой авантюры. Мы копим на будущее наших детей. Не на то, чтобы продлить мучения безнадёжно больного человека.
— Это наши общие деньги! И я имею право голоса в их распределении!
— Счёт на моём имени. Я не дам согласия на их снятие. Разговор окончен.
— Понятно. Я поняла тебя. Не хочешь — как хочешь. Я сама найду способ. Я оплачу мамино лечение.
Этот разговор оставил в душе Маргариты глубокую, кровоточащую рану. Ей казалось, что супруг проявил чёрствость и меркантильность, что его беспокоили лишь финансы, а не жизнь близкого человека. Его поведение она восприняла как предательство.
До вылета оставались считанные дни. Она заняла некоторую сумму у подруги, но этих денег было катастрофически мало. Трезво оценив предстоящие расходы, она поняла, что необходима сумма в несколько раз больше.
Отчаяние привело её в местное отделение банка. Она решила оформить кредит. В офисе её встретил знакомый сотрудник, Виктор, некогда учившийся с Дмитрием. Он, видя её бледное, измождённое лицо, нервные движения и постоянные звонки по телефону, заподозрил неладное. В голове у него промелькнула мысль о мошенниках, которые могли ввести женщину в заблуждение. Решив перестраховаться, он набрал номер её мужа.
Через некоторое время в отделение банка ворвался Дмитрий.
— Маргарита, что ты здесь делаешь?
— Беру кредит. На лечение мамы. Ты же отказался помочь.
— Ты с ума сошла? Какой кредит? Немедленно пошли домой.
— Нет, я никуда не пойду!
Слёзы хлынули из её глаз ручьём, голос сорвался на крик. Посетители и сотрудники банка с любопытством и сочувствием оборачивались на разгорающуюся сцену.
— Витя, спасибо за звонок. Похоже, она не в себе, — пробормотал Дмитрий, мягко, но настойчиво выводя жену из здания.
Он усадил её в машину. Сначала Маргарита пыталась сопротивляться, но потом силы оставили её, и она замолкла, безвольно опустив голову. Слёзы беззвучно текли по её щекам.
— Ты в своём уме? Устраивать такие сцены на людях. На тебя смотрели как на ненормальную.
— А что мне делать?! Я пытаюсь спасти маму, а ты мне мешаешь! Тебе всё равно! А я не могу жить с мыслью, что не в состоянии ей помочь!
— Успокойся, пожалуйста. Сейчас поедем домой. Придёшь в себя. Детям не нужно видеть тебя в таком состоянии.
Ощущение полной безысходности охватило Маргариту. Денег она не нашла, муж снова отказал, а собственных средств у матери практически не было. Билеты пришлось сдать. Она продолжала ежедневно навещать Викторию Сергеевну, но так и не нашла в себе сил рассказать ей истинную причину отмены поездки.
Однажды, когда она уже собиралась уходить, мать вышла из своей комнаты, неожиданно твёрдыми шагами подошла к дочери и обняла её.
— Дочка, пожалуйста, не переживай так… Я вчера вечером разговаривала с Дмитрием по телефону. Он мне всё объяснил.
Маргарита вздрогнула.
— Это не наше с ним решение… Он меня вынудил. Я не смогла найти денег, а без них ехать бессмысленно. Расходов слишком много. Мне невыносимо больно от этого. А он отказался финансировать твоё лечение.
— Доченька, он мне всё очень подробно объяснил. И я с ним согласна.
— Мама…
— Ты даже не представляешь, через какую боль я прохожу каждый день. Мне очень тяжело, лекарства лишь ненадолго приглушают страдания. Сердце пошаливает каждый вечер. Ходить почти не могу, ноги не слушаются. Я не вынесу всех этих перелётов, операций, бесконечных процедур… Я это поняла.
— Мам, нельзя просто так сдаваться.
— Мне очень тяжело, повторяю. И я не хочу быть обузой для вашей семьи. Лиза, Серёжа — вот о ком нужно заботиться. О муже заботься, он всё делает ради вас, ради вашего общего будущего.
— Я не могу просто так оставить тебя в этой ситуации…
— Меня и не предлагают бросать. Я не знаю, сколько мне отмерено, но это время я хочу провести с вами, а не в больничных стенах.
Маргарита разрыдалась, прижавшись к матери. На неё нахлынуло страшное, всепоглощающее ощущение неизбежности. Вот она стоит, обнимает самого родного человека, чувствует её тепло, знакомый с детства запах, и в этот же миг с ужасающей ясностью понимает, что очень скоро они расстанутся навсегда. И она бессильна что-либо изменить.
Уходить не хотелось. Маргарита опустилась на ближайший диван и зарыдала, словно ребёнок. Виктория Сергеевна смахнула скупую слезу и, собрав все силы, принялась утешать дочь.
— Не плачь, пожалуйста…
— Это же бесчеловечно! Выходит, мы просто отказываемся от тебя. Обрекаем. Я никогда себе этого не прощу.
— Маргарита, перестань…
— Мама, ты сама меня учила бороться до конца. Почему ты сама отступаешь? Ведь шанс всегда есть, он есть…
Выйдя из маминой квартиры, Маргарита едва сдерживала новые слёзы. Сознание было затуманено горем, мир вокруг казался нереальным. Её преследовало чувство вины, тяжёлое и невыносимое.
Она шла, не глядя по сторонам, не замечая ничего вокруг. Автоматически свернула с тротуара во двор, прошла мимо игровой площадки и не глядя ступила на проезжую часть, ведущую от парковки к главному проспекту.
В следующее мгновение воздух прорезал оглушительный, протяжный гудок. Сигналила машина. Маргарита замерла в растерянности, её сознание не успевало обработать происходящее. Она дёрнулась назад, но было поздно. Водитель, выезжавший из-за угла, не успел среагировать. Удар был сильным, отбрасывающим. Она почувствовала резкую боль, а затем — ничего.
В больницу её доставили в критическом состоянии. Диагностировали множественные переломы, сотрясение мозга, ушибы внутренних органов. Телефон разбился при падении. Дмитрий, вызванный в медучреждение, с трудом собрался с мыслями, чтобы позвонить тёще.
— Виктория Сергеевна, с Маргаритой произошёл несчастный случай. Её сбила машина. Она в районной больнице. Состояние тяжёлое.
— Как? Где это случилось?!
— Неподалёку от вашего дома. Она переходила дорогу в неположенном месте, водитель не успел затормозить.
— Боже мой… Я сейчас, я тоже приеду.
— Я могу вас забрать. Довезти.
— Сейчас, оденусь…
— Виктория Сергеевна, выезжаем? Я вас заберу?
— Да, да, конечно…
— Хорошо, я уже выехал.
Дмитрий почти выбежал из приёмного покоя, ринулся к своей машине. Он нервничал, мысли путались, сердце бешено колотилось. Как рассказать детям? Что им сказать?
Он ехал с превышением скорости, несколько раз проскакивая на красный свет, едва не задев встречный грузовик. Вот знакомый подъезд. Он припарковался, подбежал к дверям. Вспомнив, что тёща часто не запирает дверь на ключ, он дёрнул ручку. Так и есть.
В прихожей горел свет, на вешалке висело пальто.
— Виктория Сергеевна, вы готовы?
Не снимая обуви, он прошёл на кухню, затем в гостиную. Никого. Сердце сжалось от тревожного предчувствия. Он распахнул дверь в ванную комнату и отшатнулся. Виктория Сергеевна лежала на полу, прислонившись спиной к душевой кабине. Рядом с ней валялась её неизменная кожаная сумочка.
— Виктория Сергеевна! — закричал он, и по телу пробежала ледяная дрожь.
Он прикоснулся к её запястью, пытаясь нащупать пульс. Его не было. Руки похолодели, в глазах потемнело. Он с трудом набрал номер скорой помощи.
— Господи, как же так… В один день… Боже мой, Виктория Сергеевна… Что я скажу детям? Что я скажу Маргарите?.. — он опустился на колени рядом с бездыханным телом, схватившись за голову. Мысль о том, как сообщить эту новость жене, повергла его в ужас.
Прибывшие врачи констатировали смерть от остановки сердца. Ослабленный основной болезнью организм не выдержал удара — известие о трагедии с дочерью стало той последней каплей, которая переполнила чашу.
В состоянии полной опустошённости Дмитрий сидел в больничном коридоре, ожидая вестей о состоянии жены. Врач, вышедший из палаты, сообщил, что та пришла в сознание, но очень слаба, и визит должен быть коротким.
— Маргариточка, родная моя, как ты? — Дмитрий прикоснулся губами к её неповреждённой руке. На вторую руку и на ноги уже наложили гипс.
— Сама не понимаю, как так вышло… Дима, ты только маме не говори, ладно? Она будет так волноваться… Лучше потом, — её голос был слабым, речь замедленной.
Супруг окаменел. Он не знал, как поступить. Сказать ей сейчас, в таком состоянии? Но скрыть правду — значит обречь её на ещё большее потрясение позже.
— Маргарита… Я только что был у неё. У Виктории Сергеевны случился обширный инфаркт. К сожалению, когда я приехал, она уже… её не стало.
— Как?! Что?! — её тело дёрнулось на больничной койке, глаза расширились от ужаса, и сознание вновь её покинуло…
Викторию Сергеевну похоронили на старом городском кладбище, рядом с её мужем. Долгие недели Маргарита провела в больнице, а затем дома, восстанавливаясь после травм и пытаясь справиться с двойным ударом судьбы. Горе было всепоглощающим. Дмитрий и дети были рядом, стараясь окружить её теплом и заботой.
Она вспоминала мамины слова о борьбе до конца и применяла эту мудрость к себе. Она училась жить с этой болью, терпеливо переносила физические страдания и душевную пустоту. Чувство вины постепенно отступало, уступая место горькому, но очищающему осознанию: в жизни есть вещи, которые неподвластны нашей воле, и нельзя винить себя за то, что невозможно было изменить.
Однако это понимание не могло мгновенно исцелить её раненую душу. Грусть потери поселилась в её сердце надолго, став тихой, ноющей нотой в мелодии её жизни. И лишь время, медленное и неспешное, как течение великой реки, могло постепенно сгладить остроту этой боли, превратив её в светлую печаль, в память, что согревает, а не обжигает.
И вот, спустя годы, она стоит на том же самом берегу, куда они мечтали съездить все вместе. Ветер играет её волосами, а в руках она держит ракушку, подаренную внуком. Она подносит её к уху и слышит не шум моря, а далёкий, но такой ясный шёпот — шёпот безграничной любви, которая сильнее любых расстояний, сильнее времени, сильнее самой смерти. И в этом шепоте — целая вечность, дарованная одним мигом понимания, что самые прочные нити, сплетающие сердца, невидимы для глаза, но неизменно ведут нас домой, к свету тех, кто навсегда остаётся частью нас.
