Pofu.ru - Всё обо всём!

Она украла полмешка муки в голодную весну 33-го, и вся деревня указала ей на дверь. Через много лет уполномоченный из НКВД, допрашивавший её тётку, вдруг встал на колени. Он искал эту женщину всю войну

Она украла полмешка муки в голодную весну 33-го, и вся деревня указала ей на дверь. Через много лет уполномоченный из НКВД, допрашивавший её тётку, вдруг встал на колени. Он искал эту женщину всю войну

Его мама умерла в одиночестве, пока строил империю. Он плакал на скамейке в парке, когда незнакомый мальчик предложил ему одолжить свою маму

Его мама умерла в одиночестве, пока строил империю. Он плакал на скамейке в парке, когда незнакомый мальчик предложил ему одолжить свою маму

Она слыла в деревне бессердечной каменной бабой, сыновей держала в ежовых рукавицах, а соседи шептались, что у неё вместо души пустота — но только одна испуганная девчонка узнала, какое на самом деле горячее сердце бьётся под ледяной коркой этой вдовы

Она слыла в деревне бессердечной каменной бабой, сыновей держала в ежовых рукавицах, а соседи шептались, что у неё вместо души пустота — но только одна испуганная девчонка узнала, какое на самом деле горячее сердце бьётся под ледяной коркой этой вдовы

1919 год. Когда в избу вломилась «вторая законная» с чужим младенцем на руках — две вдовы одного живого мужика делили не только дом, но и грязь его предательства. Десять лет они растили детей от разных отцов, квася капусту

1919 год. Когда в избу вломилась «вторая законная» с чужим младенцем на руках — две вдовы одного живого мужика делили не только дом, но и грязь его предательства. Десять лет они растили детей от разных отцов, квася капусту

Швабра, которая не просто сметает пыль: как уборщица с лагерным прошлым за месяц превратила офис жадного директора в поле битвы за справедливость… И нашла в его сейфе не миллионы, а билет на поезд, где её уже ждала дочь

Швабра, которая не просто сметает пыль: как уборщица с лагерным прошлым за месяц превратила офис жадного директора в поле битвы за справедливость… И нашла в его сейфе не миллионы, а билет на поезд, где её уже ждала дочь

1936 год. Она думала, что её грех с женатым бригадиром сгниёт в тишине деревенских ночей… пока два мальчика с одинаковыми родинками не устроили в школе пожар сплетен. Но когда мост рухнул под её телегой, его жена, сжимая чужого сына за руку, прошептала: „Твоя любовь убила меня — но твой ребёнок выживет в моём доме“

1936 год. Она думала, что её грех с женатым бригадиром сгниёт в тишине деревенских ночей… пока два мальчика с одинаковыми родинками не устроили в школе пожар сплетен. Но когда мост рухнул под её телегой, его жена, сжимая чужого сына за руку, прошептала: „Твоя любовь убила меня — но твой ребёнок выживет в моём доме“

Стащила дочь „изменника“ из детдома. Мать-арестант вернулась с Колымы за ребёнком, не зная, что та уже зовёт соперницу мамой. Два года они делили хлеб, ложь и страх перед доносами, пока в 1952-м он не вышел из лагеря… И первым делом спросил у обеих: „Чья кровь в её жилах — ваша или моя?“»

Стащила дочь „изменника“ из детдома. Мать-арестант вернулась с Колымы за ребёнком, не зная, что та уже зовёт соперницу мамой. Два года они делили хлеб, ложь и страх перед доносами, пока в 1952-м он не вышел из лагеря… И первым делом спросил у обеих: „Чья кровь в её жилах — ваша или моя?“»

1961-й год. Когда твоя внучка украла бабушкины рубины, переспала с женихом сестры и танцевала на надгробие деда, пока весь Поморск шептался о её „мамином наследстве“

1961-й год. Когда твоя внучка украла бабушкины рубины, переспала с женихом сестры и танцевала на надгробие деда, пока весь Поморск шептался о её „мамином наследстве“

Лето 1945-го. Привёз с фронта вместо обручального кольца — штамп в паспорте с чужой девкой, а она чуть не сожгла дедов самовар от горя, пока в лесной избушке не наткнулась на мужика, чьи ладони знали толк не только в топоре

Лето 1945-го. Привёз с фронта вместо обручального кольца — штамп в паспорте с чужой девкой, а она чуть не сожгла дедов самовар от горя, пока в лесной избушке не наткнулась на мужика, чьи ладони знали толк не только в топоре

1895 год. Дочь кулака. Её продали как скот, но она оказалась умнее всех. Пока родня считала рубли, она строила планы. Провернула дельце покруче отцовских, оставив всю деревню с разинутым ртом, а своё счастье спрятала в самом видном месте

1895 год. Дочь кулака. Её продали как скот, но она оказалась умнее всех. Пока родня считала рубли, она строила планы. Провернула дельце покруче отцовских, оставив всю деревню с разинутым ртом, а своё счастье спрятала в самом видном месте

1942 год. Она вырвала мальчика из-под огня разбитой полуторки — деревня крестились, шепча: «С ума сошла, чужого ребёнка тащит!». Пять лет Лена надрывалась в колхозе, кормила сиротской похлёбкой. А теперь его отец вернулся с войны и сделал ей предложение, от которого невозможно отказаться

1942 год. Она вырвала мальчика из-под огня разбитой полуторки — деревня крестились, шепча: «С ума сошла, чужого ребёнка тащит!». Пять лет Лена надрывалась в колхозе, кормила сиротской похлёбкой. А теперь его отец вернулся с войны и сделал ей предложение, от которого невозможно отказаться

1922 год. Деревенская дурешка, зализывавшая раны брошенного мужика, пока его беглая жена не вернулась за своим, и теперь их мёд отдаёт порохом и предательством

1922 год. Деревенская дурешка, зализывавшая раны брошенного мужика, пока его беглая жена не вернулась за своим, и теперь их мёд отдаёт порохом и предательством