Уматывай домой, — закричал Иван наглой сестре жены. — Ты у нас уже засиделась. Свояченица захотела зятя из собственного дома выгнать
— Опять? Чего развалилась, как на курорте? Тоньке не собираешься помогать? — грозно спросил Иван у свояченицы, держа в руке топор.
— Ох, господи! Напугал, дуралей! Убери топорик-то, а то поранишь кого ненароком, — ответила Галина.
— Вань, ну чё ты? Прекрати, Галя же в гостях у нас, — попыталась сгладить ситуацию жена Антонина, которая с утра уже копалась в огороде. А до этого, поднявшись в пять часов утра, поставила тесто, напекла пирогов с капустой и яблоками, перемыла весь дом и погладила кучу белья.
— В гостях? Второй месяц? А её дома никто не потерял? И что у неё с работой-то? Как посмотрю — и не собирается. Отпуск давно уже закончился. Чё, выгнали? Правильно сделали! Кто такую бездельницу будет держать, да ещё и зарплату ей платить?
— Вань, ну чего ты разошёлся с утра. Не похмелился, что ли? — спокойно спросила Галина, привыкшая к грубости зятя.
Ей такие слова в свой адрес было слышать не впервой. Но она терпела, потому что знала — у неё есть цель.
— А это не твоего ума дело! Ты меня поила, чтобы говорить, что я с похмелья болею? Вот поэтому и не умничай!
— Ох, и грубый ты, Ванька! И как только Антонина тебя столько лет терпит? Я бы такого давно бросила.
— Тебя же терпит, хотя от тебя никакого толку, один вред. А я ей деньги приношу и по хозяйству помогаю! — гордо произнёс мужчина. — Я ей муж. Глава семьи. А ты кто и почему на нашей шее висишь уже второй месяц, я не знаю.
Мужчина с утра слегка принял на грудь. Сегодня был выходной — на смену только через два дня. Имел полное право. И состояние его организма придавало ему сейчас смелости в отношении наглой родственницы. Он уже не знал, как её выгнать восвояси.
— Иди, говорю, Тоньке помоги, подними свою за…цу уже наконец!
— Да, ладно, Вань, успокойся. Я всё уже сделала. Нечего помогать-то, — по-доброму сказала Тоня.
Ей, конечно, тоже была в тягость эта ситуация. Старшая сестра Галина жила у них второй месяц, чем вызывала постоянные скандалы в семье. Но выгнать её сестра не могла. Не так была воспитана. Да и повелось у них так в семье с самого её рождения.
Галина была старше Тони на пять лет. И всё детство помыкала ею.
— Я тебя воспитываю, дурочка. Учу, как приноравливаться к жизни. Никто тебя жалеть не будет, когда вырастешь, так что привыкай. Жизнь — она суровая штука.
Все дела по дому она старалась спихнуть на младшую сестрёнку, а сама в это время прохлаждалась с подружками, а став постарше, — уже и с парнями. Родители были трудягами, много работали и особо воспитанием дочерей не занимались. Дома и на огороде дела переделаны, уроки выучены, а что ещё нужно? То, что между сёстрами был конфликт на постоянной основе, их не очень волновало. Да и к слову сказать, к младшей относились оба с прохладцей. Не оправдала она их надежд — ждали Антона, а родилась опять дочка, Антонина.
Потом Галина вышла замуж и нарожала один за другим троих детей. Нетрудно предположить, что в таких обстоятельствах молодой и незамужней Тоне доставалось по полной. Она стала практически круглосуточной нянькой у детей старшей сестры.
Спас её от такого несправедливого отношения, а по сути от семейного рабства, Иван. Спас в прямом смысле этого слова. Он взял Тоню в жёны и увёз из маленького посёлка в город, вырвав девушку из рук наглых родственников. Постепенно, не без помощи родителей мужа они смогли построить небольшой домик, родили деток и жили неплохо. Как все жили.
Но наглость — она на то и второе счастье, чтобы ею можно было пользоваться бесконечно!
Галина не унималась. Сначала она повесила на Тоню больную мать, сама при этом никакого участия в уходе за ней не принимала. Тоне это было не в тягость, хотя она работала и воспитывала двоих малолетних детей. Понимала, что это её прямой долг. Кто же ещё за тяжело больной, умирающей матерью будет ухаживать, если не родная дочь.
Иван злился. Он звонил Галине и спрашивал, когда же наступит её очередь ухаживать за тёщей. Но у той всегда находились уважительные причины. Так и умерла мать на руках измученной и похудевшей от вечной гонки Антонины. Галина лишь на похороны приехала. Да и тут старалась всё больше лежать или сидеть. Стресс с трудом переживала, видите ли.
И сейчас в отношениях сестёр постоянно проскальзывало это снисходительно-высокомерное отношение старшей по отношению к младшей. Даже тот факт, что Галина жила уже столько времени у них в гостях, при этом не затрачивая свои средства ни на продукты, ни на другие бытовые нужды, её саму нисколько не смущал. Она считала, что здесь, в этом доме, её обязаны кормить, поить и привечать столько, сколько сама решит.
А дело было вот в чём.
Галину по сути выгнали из дома её же собственные детки. Муж уже давно был в ином мире. А дети, двое сыновей и дочь, вознамерились продать родительский дом и денежки поделить между собой. Видите ли, долгов много накопилось у них. А взять было негде. Вот и обратили они свои взоры на единственное фамильное богатство — небольшой деревянный дом в посёлке, где жила Галина после см.ерти мужа.
Галина пошла навстречу желанию детей, дом продали, и осталась она без угла. Тогда в её расчётливой голове родился простой, как она думала, но очень удачный план. Потому что он решал все её проблемы.
Работы в посёлке не было. Галина после закрытия ткацкой фабрики, перебивалась временными заработками и мечтала из посёлка уехать в город, где с работой было гораздо лучше. А тут ещё и без жилья осталась. Жить она планировала, конечно, же в доме сестры Антонины. Единственным препятствием для того, чтобы поселиться здесь на постоянной основе, был зять Иван.
С завидным постоянством Галина капала на мозги сестре о том, какой у неё плохой муж. И грубиян, каких свет не видывал, и выпить-то любит, и денег мало зарабатывает. Тоня только улыбалась снисходительно — какой уж есть, жизнь с ним прожили. И неплохо прожили, кстати.
Тогда Галина решила применить последнее средство — придумала историю о том, что Иван в посёлок к одной бабе ездит уже много лет.
— К разведёнке Ритке твой-то ездит. Не знала? Весь посёлок об этом судачит, а тебе хоть бы что. Вот они какие мужики — седина в бороду, а бес в ребро. Ладно, хоть мой Васька до такого позора не дожил, нестарый ещё прибрался. А то тоже мотался б теперь по юбкам чужим. Все они одинаковые. Я бы не вынесла такого срама сейчас, — не унималась Галина. — Выгнала б ты его, Тонька.
— Да неправда это! Что ты придумываешь! Не станет мой Иван никуда ездить, не того склада он. Я его лучше тебя знаю, так что прекрати мне ерунду говорить.
Но однажды произошло то, что раскрыло хозяевам истинные причины такого длительного гостевания Галины в их доме.
— Тонька, чё творится-то? А? Вот это новости! — зайдя в дом со двора, где он долго с кем-то разговаривал по телефону, выдал Иван.
— Да какие новости? Что ты как заполошный орёшь, а толком ничего не объясняешь? — спросила Тоня.
— Говорю тебе — придурочный он у тебя. Одно слово — никудышний мужичонка! — вставила своё слово Галина.
— А ты вообще замолчи! Бомжам слово не давали! — прикрикнул на гостью Иван. — Дома-то у неё нет! Всё! Тю-тю! Детки по миру пустили матушку свою родную!
— Да ты что, Вань? Что ты такое говоришь? — не поверила ему Антонина.
А потом, уже обращаясь к сестре, спросила:
— Галя, что он ерунду какую-то про твой дом говорит? Скажи, что это неправда.
— Да не скажет она тебе этого! Не скажет! Потому что это наичистейшая правда. Люди рассказали, соседи же ейные! Спрашивают, не в курсе ли мы, что с ней да где она. Беспокоятся люди, переживают. А что с ней будет-то? Села на нашу шею и ножки свесила. Так получается, Галина Михайловна?
— Да, так. А кто тебя спрашивать будет, морда твоя вечно пьяная? Я у сестры живу. Имею право. Она мне родная. Кровь моя, — зло ответила ему Галина.
— А дети, значит, твои тебе не родные, раз с тобой так поступили? — не унимался Иван. — И попрошу меня в моём собственном доме не оскорблять!
— Я с тобой не хочу разговаривать! И слушать тебя не буду! — завизжала Галина.
— А я хочу. Потому что наши дети — нам родные, в отличие от твоих. И я не понимаю, почему я их должен ущемлять, чтобы ты здесь барствовала.
— Галя, как же так? Как ты допустила это? Ведь ты же теперь без дома, без жилья осталась? — расстроилась Тоня.
— А потому что сильно хитрая. Сама себя обхитрила, получается. Хотела здесь у нас навечно поселиться. Да меня мечтала выгнать. Из моего же собственного дома! Какова нахалка! Да только ничего у тебя не выйдет! Поняла? Продуманка х.р..ва!
— А что же ты мне сделаешь-то? Выгонишь, что ли? — кричала в тон ему Галина.
— Да. Очень даже выгоню. Более того, я уже позвонил твоим наглым деткам, чтобы они тебя отсюда поскорее забрали. Так что жди, вот-вот приедут. Я им пригрозил, что найду на них управу.
Через час приехал старший сын Галины. Молчаливую и насупившуюся мать он забрал вместе с её чемоданами и сумками к себе.
— Ненавижу вас, какая вы мне родня после этого! — кричала она, уезжая. — Знать вас не хочу после этого!
— Вот, Тонечка, видишь, как вышло. Сколько человеку добра не делай, а всё мимо. Такой уж человек, твоя сестра. Пусть теперь с ней дети её разбираются. А с нас хватит, — попивая вечером чай в спокойной семейной атмосфере, говорил жене Иван.
— Да, некрасивая история получилась, — отвечала ему Тоня. — Не делай людям добра и не получишь зла.
