— Твою собаку я отдал в добрые руки, моя мама сказала, что животным в доме не место — Заявил муж
Знакомые и коллеги осудили меня, назвав мои действия ненормальными, но мне всё равно. Для меня те, кто обижает животных, и не люди вовсе. Разве можно предавать своих друзей? А собака — моя любимая Плюшка, — для меня самый дорогой друг, и я её ни на кого не променяю.
Плюшка — это красивый рыженький шпиц, которого обожала мама. Она с Плюшкой носилась, как с маленьким ребёнком, а отец всегда с этого умилялся. Он тоже любил Плюшку: гулял с ней, играл, постоянно фоткался. Семейная любимица. Ну а когда мамы не стало, я забрала Плюшку к себе.
Сложно нам всем тогда было, конечно, — мы страшно скучали по маме. Даже не знаю, что бы я делала без Плюшки — как бы выкарабкивалась. С Плюшкой приходилось постоянно гулять, а так я бы свернулась в кровати калачиком и вообще бы не вставала. Сил ни на что не было, но я выжимала их из себя — о собаке ведь нужно заботиться, мама бы этого хотела. С папой мы тогда как-то дистанцировались друг от друга и переживали горе раздельно, каждый — по-своему.
Со временем стало легче, я смогла жить дальше и даже начала смотреть по сторонам. В один из таких дней я познакомилась с Даней. Я гуляла со старенькой Плюшкой, а он занимался пробежкой. Был прохладный вечер, сгустился туман — и тут выбегает он.
— А я вас тут часто вижу, — сказал Даня. — Да всё не решался подойти и познакомиться. Можно узнать, как вас зовут?
— Катя, — представилась я. — А это — Плюшка.
Даня погладил собаку — явно из вежливости, — и снова переключился на меня. К животным он, как в последствии оказалось, был равнодушен, но меня это не смутило. Я ведь понимала, что не все обязаны любить собак. Кому-то нравятся кошки, кому-то — рептилии, а у кого-то в жизни вообще совсем другие интересы. Мне было достаточно того, что он относился к Плюшке внимательно: не обижал, играл понемногу, мог выгулять, если я просила.
Съехались мы довольно быстро — в мою съёмную квартиру, которую можно было потом выкупить. Мне нужен был кто-то, с кем можно поговорить, кому можно подарить своё нерастраченное за годы скорби тепло, свою заботу и любовь. И мне показалось, что Даня появился в моей жизни очень вовремя — как раз в тот период, когда я перестала замыкаться в себе и стала готова к новым отношениям.
Вскоре Даня сделал мне предложение, но я почему-то засомневалась. А папа сказал:
— Брак — это не рабство, Катюш. Не сложится — разойдётесь. А сложится — будете жить долго и счастливо. Жизнь — она ведь короткая и непредсказуемая, сама знаешь.
— Но вдруг не получится? — спросила я. Страшно мне было идти на такой шаг, хотя папа был прав — я не в рабство себя продавала и в любой момент могла уйти.
— Так будет тебе ценный опыт. Как иначе жить-то, если не рисковать и не пробовать?
Поразмыслив, я всё-таки согласилась выйти замуж за Даню. Я и сейчас очень благодарна папе за те слова. Пусть и не вышло у нас «долго и счастливо», но я действительно приобрела ценный опыт и знала теперь, каких людей не следует выбирать в спутники жизни. Заодно и круг знакомых просеяла, вычеркнув из жизни всех тех, кто меня осудил.
Свадьба у нас была маленькая, но весёлая. Был мой отец, мать Дани, ещё по несколько родственников да по паре друзей. Денег нам надарили столько, что мы решили, не откладывая дело в долгий ящик, выкупить свою съёмную квартиру. Большую часть суммы внёс мой отец, плюс кое-что мы заняли у банка и довольно быстро с этим долгом рассчитались.
Жили мы с Даней хорошо: в быту сразу нашли общий язык, без труда распределили обязанности, с ходу расписали систему нашего семейного бюджета. Легко мне с ним было. Где надо, Даня брал ответственность на себя, а в других случаях уступал мне. Ни разу не было такого, чтобы он бил себя кулаком в грудину и орал: «Я мужик, будет так, как я сказал!» или наоборот — такого, чтобы он сник безынициативной тряпочкой и мямлил бы в углу.
Всё стало наперекосяк, когда свекровь, Ксения Фёдоровна, повадилась ходить к нам в гости.
Когда мы просто сожительствовали с Даней, она ко мне особо не лезла. То ли думала, что наши отношения долго не продержатся, то ли спугнуть не хотела — не знаю. А может, ей не нравилось, что мы живём в съёмной квартире — вроде как чужое, а не своё. Но как только мы эту квартиру выкупили, она почувствовала себя в ней хозяйкой: стала приходить, не спросив разрешения, начала вещи перекладывать, даже потребовала сделать ей дубликат ключей.
— Нет, — сказала я, — никакого дубликата.
— Но ведь у твоего отца он есть, — заметил Даня. — Несправедливо получается.
— Папа не ходит к нам в гости, как к себе домой, — ответила я, — и о визитах всегда предупреждает чуть ли не за неделю. А твоя мама немного берега, похоже, попутала. У нас своя семья, Дань, и делить жилплощадь с твоей матерью я не подписывалась.
Мы тогда сильно поругались — впервые с самого знакомства. Но я не уступила, и ключи Ксения Фёдоровна не получила.
Ключи я не хотела давать не только из-за её навязчивости, но и из-за отношения к Плюшке. Если Дане на животных просто было плевать — ну есть они, нет их, без разницы, — то Ксения Фёдоровна их прямо-таки ненавидела. Особенно собак.
— Животные должны жить на улице, — заявляла она всякий раз, как Плюшка выскакивала в коридор, чтобы её встретить. — Подальше от людей. Они грязные.
— Моя собака почище вас будет, — отвечала я, ничуть не заботясь о том, что могу ненароком обидеть Ксению Фёдоровну. Первая я бы никогда не начала разговаривать с ней в таком тоне, но раз она позволяет себе приходить в гости без спросу, да ещё и оскорблять мою собаку, то почему я должна миндальничать?
— Выкинуть бы её — и дело с концом, — заявила она однажды.
— Это — память о моей матери, — сказала я. — И ещё хоть слово плохое о моей собаке услышу — выкину не её, а вас. И запрещу Дане вас пускать.
В такие моменты мне остро не хватало мамы. Я не понимала, как нужно себя вести. Перебарщиваю ли я, с таким рвением отстаивая Плюшку? Или, может, нужно быть хитрее и искать к свекрови подход? Но, с другой стороны, она мне — чужая, почему я должна к ней какой-то подход искать, если она ко мне его не ищет?
— Мы с тёщей и тестем как-то сразу поладили, — сказал Отец, когда я пожаловалась на отвратительное поведение Ксении Фёдоровны. — Мне кажется, не стоит её пускать в ваш дом, раз отношения сразу не сложились. Я понимаю, мама… но пусть тогда Даня сам к ней ездит, а не тебя заставляет всё это терпеть.
Тут я была с отцом солидарна и много раз просила Даню перестать потакать своей наглой матери.
— Мы же вообще не ссорились, пока она в наши отношения не лезла, — заявила я во время очередного такого разговора. — А теперь через день скандалы. Меня это не устраивает. Я не для того замуж выходила, чтобы жить на пороховой бочке и терпеть в своей квартире неприятного мне человека.
— Просто тебе обидно, что у меня есть мать, а у тебя нет, — ляпнул тогда Даня.
Меня эти слова страшно обидели — настолько, что я неделю не могла заставить себя начать с ним разговаривать, не то, что обниматься и целоваться. Он ведь так хорошо меня знает, мы так здорово жили вместе, так почему он говорит мне такие ужасные вещи? Будто эмпатии совсем нет.
— Прости, родная, — извинялся он всю неделю. — Сам не знаю, что мне в голову стукнуло. Не должен был так говорить. Просто неприятно, что ты против мамы моей настроена, вот я и сказанул со злости…
— Я не просто так против неё настроена, — ответила я, когда более-менее пришла в себя и отпустила обиду. — Она приходит без приглашения, пытается устанавливать в нашей квартире свои порядки, обижает мою собаку. Это ненормально, Дань. Мы семья или что? Держи свою мать на расстоянии, и я буду к ней замечательно относиться. Разбираться с матерью — твоя задача, не моя. Если бы папа тебя донимал, я бы не ждала, пока вы сами разберётесь, а сама бы с ним поговорила.
— Ну и зря, — ответил Даня. — Мужчина с мужчиной должен разбираться, и женщина с женщиной. Чего я лезть-то буду?
Это был первый раз, когда он заговорил о стереотипах. Я сразу напряглась.
— Ничего я не должна, Дань. Хочешь спокойной жизни — потрудись что-то для этого сделать. Пока что нам мешает исключительно твоя мать.
Плюшка переживала, когда мы ссорились: начинала бегать вокруг, лезть под ноги — прямо как кошка. Я отвлекалась на неё и успокаивалась, а Даня так и оставался при своём мнении.
Грустно всё это было. Я чувствовала, что наш брак трещит по швам, и от собственного бессилия хотелось выть. Ну что я могла сделать? На поклон к Ксении Фёдоровне идти? Я могла бы извиниться за свою грубость, но ведь эта грубость стала лишь ответной реакцией на её действия.
— Ну что вы к нам таскаетесь, — спрашивала я, видя её очередной раз на пороге. — Мёдом вам тут намазано, что ли? Житья от вас никакого нет.
— Я к сыну, а не к тебе, — надменно отвечала она.
— Тогда по моим шкафам не лазьте, нечего вам туда свой нос совать.
Да, я хамила, но очень уж от неё устала. Я много работала, гуляла и занималась с собакой, делала свою половину домашних дел, а вместо отдыха и расслабления получала нервотрёпку в виде свекрови, которая громко причитала, как её бесит Плюшка. Ну бесит тебя собака — так не приходи в квартиру, где она живёт, в чём проблема-то?
— Сколько шерсти от твоей псины, — бухтела она, вытаскивая несуществующие волоски из еды.
— Это ваш волос туда упал, — отвечала я. — Вон, видите — того же цвета, что и ваши.
Признаю, я со своим характером тоже не подарок. Но всё, что мне было нужно, — это возможность спокойно жить у себя в квартире. Без незваных гостей, без скандалов, без длинного носа, который так и норовит залезть в мой комод и перебрать мои колготки или в кухонный шкаф и переставить все кружки.
Наверное, я бы ещё долго терпела это нездоровое противостояние, если бы Ксения Фёдоровна не перешла черту.
Вернувшись с работы, я ждала, что вот-вот из-за угла выскочит Плюшка и примется танцевать вокруг меня. Однако встретила меня тишина, только с кухни слышался шум льющейся воды — Даня мыл посуду.
— Дань, — я заглянула на кухню. — Где Плюшка?
— Мама сегодня приходила… — начал он, но я его перебила.
— Я за неё рада. Собака моя где?
— Твою собаку я отдал в добрые руки, моя мама сказала, что животным в доме не место — Заявил муж
— Ты сделал… что?
Голос у меня вмиг сел, я едва смогла выдавить из себя эти слова. До меня ещё даже не дошёл смысл сказанного, а слёзы уже полились сами собой — горячие, едкие, злые. В ярости я подскочила к Дане, вцепилась в его футболку и принялась на него орать. Наверное, жутко выглядела в тот момент, потому что он уставился на меня, широко раскрыв глаза.
— Немедленно верни мне мою собаку! — орала я. — Куда ты её сбагрил? Отвечай!
— Кать, да успокойся ты… — он попытался отцепить от себя мои руки. — Это же просто собака. Не место животным в квартире… да и маму она раздражает. И мне не очень нравилась.
— А меня мать твоя раздражает! И ты мне уже не очень нравишься! Давай мать твою в добрые руки отдадим?!
— Ну ты придумаешь…
— Дань, я не шучу. — Он всё дёргал меня за запястья, но я вцепилась в него как клещ. — Либо ты немедленно говоришь, куда дел мою собаку, либо я пишу на твою мать заявление о краже. И пусть с ней полиция разбирается. Хочешь матери такую весёлую жизнь?
— Ладно, Кать, отпусти меня! Вот номер, позвони…
Не дав Дане договорить, я выхватила у него из заднего кармана джинсов телефон. Он показал мне нужный номер, и я кинулась в соседнюю комнату — звонить людям, которым Даня спихнул мою собаку.
Поначалу отдавать Плюшку не захотели, но услышав мои рыдания и сбивчивые объяснения, пообещали завтра её привезти. Я хотела ехать за ней прямо сейчас, но меня попытались успокоить:
— Вы не волнуйтесь, мы вашу Плюшечку не обидим. Поздно уже, а завтра сами вам её привезём. Но не откажемся от шоколадки за беспокойство.
Я сквозь слёзы улыбнулась и пообещала им самую вкусную шоколадку, какую только смогу найти.
— Ну извини меня, Кать. — Я обернулась и увидела Даню, стоящего в дверях и вытирающего руки полотенцем. — Я ж не думал, что ты в такую истерику впадёшь… и было бы из-за чего.
— Не знал?.. — сипло спросила я. — Это собака моей матери. Всё ты знал. И знал, как я её люблю. Тебе просто плевать на меня и на мои чувства. В тебе сопереживания — ноль.
— Ну давай мне ещё диагнозов понаставь. — Он рассмеялся. — Начиталась всякого в интернете… Мир?
Я недоумённо на него взглянула. Он что, всерьёз полагал, будто я прощу эту выходку? Я и так была на грани уже много недель, а тут — такое предательство!
— Да какой тебе мир, Дань? Я на расторжение брака подаю. Не смогу больше жить с тобой. Твоя мать у меня поперёк горла уже, да и ты наглядно продемонстрировал своё отношение ко мне. Квартиру поделим: с твоей стороны вложений было меньше, так что выплачу тебе твою долю, так будет быстрее. Ну или продадим и поделим, не знаю. Мне всё равно. А сейчас или ты собираешь вещи и уходишь к маме, или я собираю вещи и ухожу к отцу.
— Я никуда не пойду, — спокойно сказал Даня.
Пожав плечами, я пошла собираться. Пусть поживёт тут один, с меня не убудет. Всё равно имущество потом через суд делить придётся — наверняка мамка надоумит его бороться за каждую копейку.
На работе все принялись меня расспрашивать, почему я ушла от мужа, а когда узнали, то покрутили пальцами у висков. Да и многие знакомые тоже решили, что я спятила: променяла мужа на собаку. Пусть думают, что хотят. Зато моя Плюшка теперь со мной, а сама я в ожидании бракоразводного процесса живу с папой. Давненько мы с ним столько времени не проводили вместе, так что — всё к лучшему.
