Я вырастила сына соперницы, а своего отдала чужим людям. Страшная тайна 1941 года, которую я пронесла через всю войну
Той весной воздух в селе был напоен ароматом цветущих яблонь и трепетным ожиданием грядущего праздника. Казалось, сама природа готовилась к торжеству, укутывая землю в зелень и солнце. Для Вероники это было время счастливых надежд и сладкого волнения. Ее сердце, как птица в клетке, трепетало от предвкушения скорого брака с Максимом. Свадьбу назначили на июнь, и родители, не жалея сил, готовились к событию. Отец каким-то чудом добыл белоснежную ткань, а мать, открыв старый сундук, извлекла оттуда пожелтевшие от времени, но все еще невероятно изящные кружева, хранившие память о бабушке.
— Доченька, ты будешь самой прекрасной невестой за всю историю нашего села! — с гордостью в голосе произнесла мать, оглядывая дочь, стоявшую на табурете. Ее пальцы, ловко орудуя булавками, намечали новые линии подгиба, а глаза сияли безграничной любовью.
— Прекрасной… А что, если этой красоте суждено померкнуть? — тихо, почти шепотом, проронила Вероника.
— О чем ты говоришь, милая? Не могу понять твоих тревог, — женщина нахмурила брови, пытаясь уловить смысл скрытого беспокойства.
— Лидия так и кружится вокруг Максима. Мне это неприятно, мама.
— А что та Лидия? Максим твой, он тебя любит, а к ней он просто по-доброму относится, вот и не может быть с ней суровым. Он просто подшучивает над ней, и не более того.
Мать предпочла не говорить дочери о темных мыслях, что теснились в ее голове. Она понимала, что обида и коварство могут привести к беде, но зачем омрачать светлые мысли девушки за несколько недель до такого важного дня?
Внезапно дверь в комнату распахнулась, и на пороге появился Максим. Его фигура заслонила собой солнечный свет.
— Иван Петрович, выходи на рыбалку, пора! — весело крикнул он.
Вероника вскрикнула от неожиданности и, схватив со стола первую попавшуюся под руку скатерть, поспешно прикрыла свадебный наряд.
— Что с тобой, Вероника? Словно привидение увидела, — удивленно произнес молодой человек.
— Как ты смеешь входить без стука? — возмущенно воскликнула мать. — Увидел невесту в подвенечном платье до свадьбы — это же дурная примета! Иди ищи своего будущего тестя в сарае, он там лавки чинит.
— Все это пустые суеверия и бабьи сказки. Что плохого может произойти? — Максим лишь отмахнулся и вышел, оставив за собой легкое облако тревоги.
Вероника вернулась в свою маленькую комнату и сменила роскошный наряд на простой домашний сарафан. Подойдя к зеркалу, она внимательно рассмотрела свое отражение. Светлые волосы, собранные в косу, нежные локоны, выбивавшиеся на висках, голубые, как летнее небо, глаза и легкий румянец на щеках. Она улыбнулась своему отражению — все обязательно будет замечательно, а все эти приметы не стоят и выеденного яйца. Они будут самой красивой парой.
На следующий день, взяв с собой пирожок с картофельной начинкой и глиняный кувшин с парным молоком, она направилась к амбару, где ее жених ведал хозяйскими запасами. Открыв тяжелую дверь, она застыла на месте, и кувшин выскользнул из ее ослабевших рук, разбившись о каменный пол. Молоко белой лужей растеклось по земле. На грубом деревянном стуле сидел Максим, а на его коленях, обнаженная по пояс, устроилась Лидия. Прикрыв рот ладонью, Вероника выбежала из амбара, и в ушах у нее звенело от громких криков Максима, звавшего ее имя.
Она бежала, не разбирая дороги, ноги сами несли ее вперед. Бег был таким стремительным, что она не заметила, как острые стебли высокой придорожной травы иссекли ее руки и ноги. Выбежав на берег реки, она, не раздумывая, вошла в воду и, сделав несколько глубоких вздохов, нырнула. Холодная вода обожгла кожу, но не смогла погасить огонь в душе. Вынырнув у середины реки, она поплыла к противоположному берегу и, выбравшись на сушу, вся промокшая и босая, побрела к одиноко растущей плакучей иве.
Отсюда, из-под широких ветвей, открывался вид на маленький мостик, и если бы Максим решил ее искать здесь, она бы сразу его заметила и успела скрыться. Хотя откуда ему было знать, что именно это место стало ее убежищем?
Присев на корточки под сенью дерева, она стала машинально бросать в воду мелкие камешки. Слез не было, лишь горькая, разъедающая душу обида. Неужели Лидия добилась своего? И неужели Максим поддался ее чарам? Как долго это длилось? Может, она была права, ревнуя его все это время?
Три месяца назад Лидию направили в амбар помогать с фасовкой лука и моркови для отправки в город, и с тех пор они проводили со Степаном целые дни в закрытом помещении. И вот сегодня она застала их вместе. Возможно, это был далеко не первый раз?
— О чем загрустила, красавица? — услышала она знакомый, но неприятный голос и мысленно поморщилась. Это был Арсений, брат Лидии и ее одноклассник. Как она могла не заметить его приближения?
В детстве от его проделок страдало все село, родителей постоянно вызывали в школу, а соседи качали головами. Повзрослев, он стал причиной беспокойства отцов, опасавшихся за честь своих дочерей. Накануне многие вздохнули с облегчением, узнав, что Арсений собирается уезжать в город. Председатель колхоза без лишних раздумий поставил печать и выдал все необходимые документы — лишь бы этот беспокойный человек покинул село.
— Проходи мимо, не задерживайся.
— Какая же ты холодная, — Арсений подошел ближе и присел рядом на траву. — Я уезжаю, будешь по мне скучать?
— С чего бы? — фыркнула Вероника. — По крайней мере, в селе станет спокойнее. Уж больно ты шумный, Арсений.
— Я не шумный, я просто люблю жизнь. И тебя вот люблю, а ты и глядеть на меня не хочешь, все своего Максима видишь. А знаешь что, поехала бы со мной в город? Зачем тебе этот Максим? У него теперь интерес к моей сестренке.
— Врешь все! — Вероника вскочила и в гневе топнула ногой. — Твоя сестра — бессовестная девка, сама к нему липнет! Будь у него к ней настоящие чувства, он бы отменил свадьбу.
— А как же он ее отменит, Верочка? — в глазах Арсения заплясали озорные огоньки. — Ваши семьи дружат, разве позволят они вот так взять и отменить все приготовления? Да и тебя позорить никто не станет.
— Врешь! Он любит меня, а я его! — и только тут она заметила, куда устремлен его взгляд — мокрый сарафан плотно облегал ее тело, и она понимала, как выглядит со стороны. Внезапно он шагнул к ней, и на его лице появилась недобрая ухмылка.
— Эй, что ты задумал? Уйди!
— Уйду… Вот только возьму то, что хочу, и уйду. Мне терять нечего, я не собираюсь сюда возвращаться. Заодно и сестренке услугу окажу…
Вероника вернулась домой, когда над селом уже сгустились сумерки. Она не могла появиться на людях в таком виде — порванная одежда, растрепанные волосы и темные синяки на руках. Мать ахнула, увидев ее.
— Доченька, что с тобой случилось? — отец поднялся с лавки и направился к ней.
— Арсений… Это все Арсений…
Им не нужно было объяснять, что произошло. Лицо отца потемнело от ярости, он с силой стукнул кулаком по столу и стремительно вышел из дома, направляясь к родителям Арсения и Лидии. Однако вскоре он вернулся с пустыми руками.
— Я его отцу физиономию намял, да только что изменится? Он и сам в отчаянии от поступков сына. Где его теперь искать? Придушу, своими руками придуху, если найду!
— Папа, не надо его искать. Что мне теперь делать? — рыдала Вероника. — Максим с Лидией… Я их видела, и у меня в глазах потемнело. Вся моя жизнь пошла под откос.
— Мать, что же ты молчишь? — отец сердито посмотрел на жену. — Приходил Максим и все рассказал. Говорит, что Лидия вдруг повела себя странно, сбросила платье и бросилась на него как раз перед твоим приходом. Видно, подсмотрела, что ты идешь, и все подстроила. Скажи, дочка, будь у него с ней что-то, разве бы он не нашел другое время или хотя бы дверь не прикрыл? Он же знал, что ты с обедом придешь.
— Знал… Я тоже не могла понять, почему все случилось именно в тот момент, когда я появилась.
— Лидия, девка бесстыжая, все это устроила. Плюнь и забудь про нее.
— А Арсений? Как мне это забыть, отец? Как теперь жить?
— Это дело посерьезнее. Есть два пути — забыть о случившемся и жить дальше, не говоря ни слова Максиму, либо рассказать ему все и надеяться, что он не отвернется от тебя.
— Обманывать его? Нет, не смогу… Не смогу, батя… — прошептала Вероника. — Завтра же все ему расскажу.
Так она и поступила. Максим с болью в глазах выслушал ее, крепко прижал к себе, а затем тихо произнес:
— Мне нужно время все обдумать. Переварить эту новость в своей голове…
Вероника тяжело вздохнула и молча ушла.
На следующее утро она не знала, как себя вести, что скажет Максим. Нести ли ему обед в амбар? Вдруг она услышала стук в ворота.
Увидев на пороге Лидию, она удивилась.
— Что тебе нужно, бесстыдница?
— Пришла сказать, чтобы ты не беспокоилась и не носила ему обед. Я его покормлю сама, ровно так же, как и завтраком сегодня кормила.
— Что ты несешь?
— А что? Пришел вчера вечером, сам не свой, вот мы с ним в сарайке ночь и провели… — нагло ухмыльнулась Лидия.
— Врешь!
— Нет, не вру, — самодовольно улыбнулась она. — Хочешь, у него самого спроси?
Вероника прибежала в амбар и увидела Максима, стоявшего у окна и о чем-то глубоко задумавшегося. Подойдя к нему, она остановилась прямо перед ним. Его лицо было одутловатым, видно, накануне он изрядно выпил.
— То, что сказала Лидия, это правда?
— Правда. Вероника, я не знаю, как все вышло.. Не знаю. Я был пьян, хотел узнать адрес Арсения и поехать за ним в город, вышла Лидия, мы разговорились, и она подлила мне еще спиртного. Дальше все как в тумане. Проснулся, а она рядом.
— Максим, что же теперь с нами будет?
— Если ты простишь меня, то и я забуду о том, что случилось с тобой.
— Неужели у нас получится забыть эти ужасные дни? Я не знаю…
— Я не хочу другой жены, я хочу быть только с тобой.
Вероника молча прижалась к его груди и тихо заплакала.
Свадьба состоялась, несмотря ни на что, назло Лидии, которая распускала по селу грязные сплетни. Но над ней лишь посмеивались, никто не верил, что Максим провел с ней ночь, ведь все знали о его любви к Веронике. И историю, произошедшую с Вероникой, Лидия тоже разболтала, но люди думали то же самое — все это злые выдумки от зависти. Разве женился бы Максим на испорченной девушке?
Отца Лидии даже выпорол за ее нескромный язык.
Но вскоре все село загудело с новой силой — случилось то, чего опасались обе девушки: они поняли, что носят под сердцем ребенка…
Максим так и не узнал о том, что его любимая жена ждет ребенка. И что Лидия, с которой он по глупости провел ночь, тоже в положении.
Их свадьба состоялась 21 июня 1941 года, а через три недели Максима забрали на фронт.
Веронике было страшно, она понимала, чей это ребенок — по срокам все сходилось на то, что от Арсения. А Лидия тоже умела считать и знала, что ее дитя от Максима.
— Ну что, как будем делить нашего мужчину? — злорадствовала Лидия, встретив Веронику у сельского медпункта.
— А кого ты собралась делить? — удивилась Вероника. — Максим мой муж, и этим все сказано. А ты нагуляла ребенка, и попробуй докажи всем, что он от Максима.
— Я знаю, что он от Максима. Дай бог ему вернуться, и он сам все поймет. Он же не дурак, считать умеет. А ты, ты считать умеешь? Я заглянула в твою карточку — сроки у нас одинаковые. Племянник мой в твоем чреве, и попробуй теперь возразить.
— Ты ошибаешься. Мы с Максимом и до свадьбы близки были. — Вероника лгала, едва сдерживая рыдания. — Так что во мне законный ребенок, а твой — приблудный. И никогда Максим твоим не будет, я тебе это обещаю.
— А мы еще посмотрим, — нагло заявила Лидия и ушла прочь.
Вероника же вернулась в медпункт и набросилась на фельдшера.
— Елена, как ты могла допустить, чтобы она смотрела мою карточку?
— Да что ты говоришь? — испугалась женщина. — Эта плутовка, наверное, без моего ведома заглянула. Я ненадолго отлучалась, вот она и воспользовалась моментом.
Вероника в раздражении покинула медпункт и отправилась домой.
Лишь мать знала правду о том, чей это ребенок. Вероника хотела избавиться от него, но у нее ничего не вышло.
— Доченька, он ведь и твоей крови, этот малыш. Зачем же ты так?
— Это ребенок Арсения. А вдруг он вырастет таким же, как его отец? Как я смогу потом смотреть в глаза Максиму? Я не оставлю его, слышишь, мама? Не буду я его растить.
— Да кто же тебе позволит? Я тогда сама своего внука воспитаю! Но как же мы все это людям объясним?
— Не знаю я, мама, ничего не знаю.. Тошно мне на душе!
На седьмом месяце с Вероникой случилось новое горе — ей пришла похоронка, где сообщалось, что Максим пал смертью храбрых в жестоком бою.
— Детка, ну у тебя же осталась частичка от Максима, не убивайся так, — утешали ее соседи. — Не одной же тебе пришла похоронка.
А что могла сказать Вероника? Что ребенок у нее не от мужа вовсе, а от Максима другая носит?
Ей было невыносимо больно от такой несправедливой судьбы.
Но и Лидии было несладко — отношения с родителями испортились окончательно, отец все чаще кричал на дочь и называл ее бесстыжей. Он давно понял, кто отец ребенка, и знал, что суждено тому расти без отца.
Вероника чувствовала себя все хуже и хуже, и в конце концов фельдшер Елена, обеспокоенная ее состоянием, выписала направление в городскую больницу.
— Через пару недель рожать, полежи под наблюдением врачей. Боюсь, я одна не справлюсь.
А Веронике было все равно — родится ребенок или нет. В отличие от Лидии, она испытывала к отцу ребенка лишь ненависть, и с каждым днем это чувство разгоралось все сильнее. Но каждый раз, думая об этом, она пыталась убедить себя, что малыш ни в чем не виноват, а перед глазами стоял образ Арсения и то, что он с ней тогда сделал…
Роды начались в больнице. Когда ей принесли ребенка на первое кормление, Вероника прислушалась к своим чувствам и с ужасом поняла, что не испытывает ничего. Ни капли материнской любви или нежности, хотя разумом она понимала, что этот ребенок — часть ее самой.
Едва она успела немного отойти от родов, как в коридоре поднялась суматоха. Вероника как раз вышла в туалет, когда мимо провезли на каталке очередную роженицу. Сердце ее екнуло — это была Лидия. Ее привезли рожать. Из обрывков фраз, долетавших от медсестер, она поняла, что девушке стало плохо прямо на рынке, где она торговала мясом. Что-то пошло не так, срочно звали хирурга, вокруг царила неразбериха.
— Ну надо же, на таком сроке стоит и тяжести таскает! Где же муж, где родители? — возмущался медицинский персонал.
Вскоре все стихло, а затем в палату, где лежала Вероника, ввезли на каталке обессиленную Лидию.
— Ну, встречай землячку. Мало того, что вы из одного села, так еще и обе сыновей родили, — улыбнулась медсестра, обращаясь к Веронике.
Та без сил рухнула на подушку, с тоской думая о том, что даже здесь, в больнице, судьба не дает ей покоя от этой бесстыжей девки. А видеть, как она кормит ребенка от ее Максима, было бы самым страшным испытанием.
Она хотела подойти и попросить перевести ее в другую палату, хоть выписать, все равно, лишь бы не находиться рядом. Весь персонал был в ординаторской, Вероника осталась ждать в коридоре, прислонившись к прохладной стене, как вдруг услышала плач младенца из-за ближайшей двери. Это была не палата, а детская комната… Не отдавая себе отчета в своих действиях, Вероника вошла внутрь, огляделась и стала вглядываться в бирки. «Петрова Лидия… Малчик. Самойлова Вероника… Малчик».
Руки будто действовали сами собой, наперекор голосу разума. Она поменяла бирки, с ожесточением думая о том, что пусть уж ребенка Арсения воспитывают сами. А она будет растить сына своего мужа.. Она обязательно научится его любить…
— Мамаша, что вы здесь делаете? — в помещение вошла медсестра.
— Хотела на сыночка своего посмотреть, — вздрогнув от страха, ответила Вероника.
— Ишь ты! Принесут кормить, вот и насмотришься. А теперь марш в палату!
— Сейчас, уже ухожу…
Она вернулась в палату и увидела Лидию, которая крепко спала на своей кровати.
— Что с ней? — спросила она у медсестры, ставившей капельницу.
— Трудные роды. Но ничего, к вечеру отойдет. Виданое ли дело, беременную девку заставлять в такую стужу на рынке стоять и мясом торговать. С ума сошли родственники!
Когда Веронике принесли ребенка на кормление, она со страхом взяла его на руки, боясь, что подмену заметят. Что же она натворила? Вдруг ребенок окажется нездоровым, и тогда все раскроется. О, тогда ей несдобровать, угодит она в лагеря. Ей отчаянно хотелось все вернуть назад, но, как назло, у детской постоянно кто-то находился.
Но никто ничего не заметил, ребенок был здоров, и его принесли на кормление. Держа его на руках, Вероника уловила в его чертах сходство с Максимом.
— Я научусь тебя любить, правда, я обещаю. — Крупные, тяжелые слезы градом катились по ее лицу.
Своего ребенка она видеть не хотела, а к сыну Максима почувствовала внезапную нежность. И от этого ей стало еще гадко за свой поступок. Это было неправильно, так не должно было быть… Она во всем признается Лидии, и пусть будет, что будет…
Лидия все еще не приходила в себя, как вдруг в коридоре вновь засуетились и забегали врачи. Вероника в страхе прижалась к стене. Они все поняли, сейчас за ней придут.
Но минуты тянулись в томительном ожидании, а за ней никто не шел. Она порывалась выйти в коридор и все рассказать, но в последний момент отступала от двери.
И вот ей снова принесли ребенка. Она смотрела на медсестру, пытаясь уловить в ее лице какие-либо признаки того, что подмена раскрыта. Но, похоже, ничего не изменилось.
— Ох, горе-горюшко… — глядя на спящую Лидию, покачала головой медсестра. — Не знает еще девка, что мальчик ее умер.
— Как умер? — сердце Вероники заколотилось с бешеной скоростью.
— Такое бывает, дитя просто перестает дышать. Увы, детская смертность — не редкость в наши дни.
Она кормила малыша, а в голове стучало: это ее сын умер. Это она навлекла на него беду, все девять месяцев твердя, что он ей не нужен. Она пила горькие травы, изводила себя работой. Она прислушалась к своим чувствам и с ужасом поняла — она чувствует лишь жалость к тому, маленькому. Не было в ее душе ни слез, ни горя, и это было ужасающе. Что же она за мать такая?
Малыш Лидии смотрел на нее своими голубыми, еще мутными глазками, а Вероника роняла на него горькие слезы.
Лидия пришла в себя, и вскоре к ней подошли врачи, чтобы сообщить печальную новость. В этот момент Вероника готова была закричать:
— Это ошибка! Это мой ребенок умер, а ее жив!
Но вдруг она поняла, что Лидии все равно. Едва врач закончил говорить, Лидия глубоко вздохнула и равнодушно ответила:
— Видно, не судьба ему было жить. Что ж, на том и мои мучения закончатся, и отец с матерью перестанут меня пилить.
Врачи ушли, а Лидия осталась лежать, уставившись в потолок.
— Лидия, я хочу тебе сказать…
— Не стоит ничего говорить. Не жалей меня, не надо. Я бы тебя точно не пожалела. А теперь и говорить не о чем — Максима нет, а ребенок этот был бы мне только обузой. Без Максима он мне не нужен. Отец с матерью сразу сказали — кормить и растить его не станут. А без ребенка жизнь моя только проще будет, может, еще замуж выйду. А ты останешься вдовой с ребенком на руках…
Она говорила это с таким ледяным безразличием, что Вероника поняла — Лидия тоже не была образцовой матерью, и малыш был ей нужен лишь как средство заполучить Максима. А раз Максима не стало, то и ребенок оказался не у дел. Неужели она не чувствовала к нему ничего, все девять месяцев нося под сердцем? Ведь он был от любимого, а не от исчадия ада.
И в тот миг она приняла решение молчать. Пусть этот грех останется на ее совести, но она промолчит.
Вероника вернулась домой с ребенком на руках. Она назвала его Максимом, в честь отца. А Лидия вскоре появилась в селе и вела себя так, будто ничего и не произошло, будто и не была она беременной, будто и не теряла сына.
А Вероника, глядя на маленького Максима, все повторяла как заклинание:
— Я научусь тебя любить, правда. Я обязательно научусь.
И она научилась. Этот ребенок стал смыслом ее жизни. Лишь при виде Лидии она испытывала жгучую боль и страх разоблачения. И в то же время понимала — эти муки являются платой за ее грех.
Но вскоре судьба смилостивилась над ней — однажды утром, когда маленькому Максиму исполнилось три месяца, все село обсуждало новость: Лидия сбежала в город к Арсению.
А неделю спустя еще одна весть взволновала ее душу — пришло письмо от Максима, в котором он писал, что вышла ошибка, он жив. Долго лежал в госпитале после тяжелого ранения, вот и не мог написать раньше.
Вероника вновь поверила в возможность счастья, но знала — скрывать правду от мужа она не станет. Он должен знать все. И так все село судачило о том, что по срокам выходит, будто она и Максим были близки еще до свадьбы. Ведь только Максим знал правду… А уж простит он ее или заберет ребенка и отправится на поиски Лидии, тут уж как судьба распорядится.
Но судила не судьба, а суд. Не Веронику, а Лидию…
В феврале 1943 года к родителям Лидии приехали люди в военной форме и сообщили, что их дочь и сын арестованы за разбой и грабеж. Арсению грозило суровое наказание по трем статьям — уклонение от службы, грабеж и разбой. По последним двум проходила и Лидия.
Родители ездили к ним на свидание, а потом все село только и говорило об этом. Однажды вечером отец Вероники вернулся домой и, тяжело вздыхая, налил себе стакан воды.
— Что случилось, отец? — спросила Вероника.
— Да встретил Петрова. Жаль мужика, нет на нем лица. Хоть и непутёвые у него младшие дети, но такого никому не пожелаешь… Говорят, что уедут к старшему сыну в соседнее село. Там внуки, там и спокойнее. А здесь их, пожалуй, заклюют. Самый тяжелый разговор у них вышел с дочерью, на Арсении они давно крест поставили.
— А что Лидия?
— Говорит, что жалеет лишь о том, что попались. Петров пытался ей внушить, что ты, мол, взрослая, думать головой должна, что не маленькая, рожавшая уже женщина, и вместо того, чтобы оплакивать сына, уехала разбойничать. На что Лидия лишь рассмеялась и сказала, что ребенок без Максима ей был не нужен, одна обуза. И что она все равно хотела от него отказаться или подбросить в детский дом. А так, мол, бог прибрал, и это к лучшему.
Вероника вздрогнула и посмотрела на маленького Максима. Вот что ждало его… Детский дом. Выходит, она не зря подменила младенцев, Максим хотя бы растет в семье, в любви.
Родители Арсения и Лидии вскоре уехали, а Вероника с нетерпением ждала возвращения мужа.
И он вернулся. После долгих месяцев в госпиталях, исхудавший, с седой прядью в черных волосах, но такой родной и любимый. Он взял на руки трехлетнего сынишку и высоко подбросил его.
— Ну здравствуй, Максим Максимович! Я твой папка! — слезы навернулись на глаза Вероники. Да, он его отец, вот только мать — не она…
Вечером, лежа в его крепких объятиях, Вероника поняла — она должна рассказать ему все, пока он сам не начал сопоставлять факты…
— Милый, как наш Максимка на тебя похож! Прямо вылитый.
— Да, дорогой, похож. Ведь он твой сын. Только вот мать ему не я.
— Как не ты? — он приподнялся на локте и уставился на нее. — Я все твои письма бережно храню. И о беременности, и о том, как сын наш растет.
— Максим, я должна сказать тебе правду, а уж ты решишь, сможем ли мы пройти через это новое испытание… Ты же помнишь, что случилось перед самой свадьбой. И со мной и Арсением, и с тобой и Лидией.
— Помню, но мы же договорились больше не вспоминать об этом.
— Договорились, но не получается. Я тогда от Арсения понесла. А Лидия — от тебя. Вот такой расклад получается. Одна ночь — один ребенок. И у Лидии, и у меня.
— Как от Арсения? Где же тот ребенок? И как вышло, что я отец Максима, а ты не мать?
— Мой сын умер. Но за несколько часов до этого я поменяла детей в роддоме. Так уж вышло, что мы обе рожали не здесь, а в городе. Ирония судьбы. Не знаю, что на меня нашло тогда, в детской. Злость, обида, отчаяние… А самое страшное — что я даже не хотела брать на руки своего родного сына. Понимала умом, что он мой, но стоило вспомнить, при каких обстоятельствах он был зачат… Я хотела растить ребенка любимого человека, а они пусть растят того, кто родился от Арсения…
А потом мой сын умер… Я бы все вернула назад, понесла бы любое наказание, если бы Лидия горевала по нему и страдала. Но она отреагировала, будто потеряла не ребенка, а платок… А когда я узнала, что она все равно собиралась оставить его в детдоме, то поняла, что поступила правильно. Этот ребенок без тебя был ей не нужен… Твой сын будет расти с отцом, а не среди чужих людей.
— А Лидия? Она так ничего и не узнала?
— Лидия тогда уехала к Арсению в город, счастья искать. Да нашла его на свою голову. Арсения расстреляли, а ей дали двадцать один год лагерей.
Максим откинулся на подушки и задумчиво уставился в потолок.
— Скажи, ты любишь нашего сына?
— Очень сильно. Странно, правда? К своему ничего не чувствовала, а над сыном Лидии дышу. Потому что он твой. Не Арсения-изверга, а твой… Вот я и рассказала, и стало легче на душе. А как нам быть дальше, решай ты.
— А что тут решать? Ты — моя жена, Максим — мой сын. Проживем как-нибудь… А ты себя уже и так наказала, нося в душе такой тяжелый груз.
Эпилог
Максим и Вероника заново учились быть семьей, ведь после свадьбы им почти не довелось пожить вместе. Но у них все получилось. Любовь, прошедшая через столько испытаний, оказалась сильнее обстоятельств. Вероника родила Максиму еще троих детей — двух очаровательных девочек и крепкого мальчика.
Максимчик так никогда и не узнал правду о своем происхождении, в отличие от его родной матери.
Спустя семнадцать лет, выйдя на свободу досрочно, Лидия вернулась в родное село. Однажды Вероника, движимая жалостью и чувством вины, пришла к ней и все рассказала. Лидия лишь рассмеялась в ответ:
— Ну и хорошо, что ты так сделала. Я все равно не собиралась возвращаться с ним из города.
— А вдруг бы ты полюбила его, стоило бы только прикоснуться…
— Я и тогда говорила, и сейчас скажу — без Максима мне не нужен был этот ребенок. Уходи, оставь меня. И не смей Максимке говорить, что он мой сын, начнет таскаться сюда. А на что я ему сдалась после стольких лет за решеткой? Уж точно не нужна я нашему общему любимому Максиму…
Вероника вышла из старого родительского дома Лидии и тяжело вздохнула. Не ей было судить эту женщину, ведь и она сама когда-то не смогла принять в сердце своего родного ребенка.
Вскоре Лидия уехала на лесопилку, на заработки, и больше ее никто в селе не видел. А жизнь продолжалась, как продолжает течь река, огибая преграды и находя новые пути. И под сенью старой плакучей ивы, там, где когда-то пряталась от горя юная Вероника, теперь играли ее дети, а ветер шептал в листве о том, что даже после самых долгих и суровых зим наступает весна, неся с собой прощение и надежду. И в тихом шепоте том была вся суть их непростой, но такой прекрасной жизни — жизнь продолжается, а любовь способна искупить любую вину, стоит только дать ей шанс.
