Избалованная дочка
Солнечный свет, пробивавшийся сквозь занавески старомодной квартиры на пятом этаже, играл на блестках нового платья, которое в этот самый момент примеряла шестнадцатилетняя Виктория — дочь Ларисы Андреевны, женщины, чьи руки знали каждый шов, каждый стежок, каждую складку ткани. Платье было настоящим чудом: пышное, словно облачение принцессы из сказки, с переливающимися стразами, атласными рюшами и многоярусной юбкой, будто сотканной из мечты. Виктория кружилась перед зеркалом, её глаза горели восторгом, а голос звенел, как колокольчик:
— Мамочка, оно идеальное! Я выгляжу как королева!
— Ну вот, опять ты её балуешь! — проворчала, входя в комнату, бабушка Зинаида Петровна, худенькая, с седыми волосами, собранными в тугой пучок, и глазами, в которых застыла тень послевоенных лишений. — Снова шьёшь ей наряд за нарядом, как будто у нас в доме не десятая зарплата, а золотые слитки в подвале! Да разве мы в моё время видели хоть что-то подобное? У нас хлеб с маслом — праздник был!
Лариса Андреевна лишь улыбнулась, поправляя воротничок платья у дочери. Её движения были мягкими, полными нежности.
— Мама, отстань, — сказала она, не повышая голоса, но с лёгкой усталостью. — Пусть у неё будет детство, полное волшебства. Пусть помнит, как я старалась для неё. Для Вики мне ничего не жалко. Ни ткани, ни времени, ни сил.
— А смысл? — не унималась Зинаида Петровна. — Она наденет это платье раз, максимум два — и вырастет. А потом? Где его хранить? В музее моды?
— Отдам соседям, у кого девочки помладше, — отмахнулась Лариса, обнимая дочь за плечи. — Ты, Вика, самая красивая, самая изящная, самая нарядная девочка на свете. И пусть весь мир это знает.
Виктория сияла. Она поворачивалась то влево, то вправо, любуясь отражением в зеркале, будто впервые видела в нём не просто себя, а героиню из фильма, где всё заканчивается хэппи-эндом.
— Ну а ты, милая, хоть «спасибо» скажи маме? — вновь вмешалась бабушка, сжав губы. — В моё время дети умели благодарить. А сейчас — только платья, только мода, только «я хочу»…
— Мама, ну хватит, — вздохнула Лариса. — Если мы росли в бедности, это не значит, что наши дети должны страдать от того же. У нас есть возможность — и мы её используем. Это не баловство. Это любовь.
— Любовь — это когда учишь, а не когда одеваешь, — пробормотала Зинаида Петровна, но, видя, что спор бесполезен, лишь качнула головой и вышла, бросив напоследок: — Посмотрим, чем это кончится…
Годы пролетели, как вихрь. Виктория выросла — высокая, стройная, с длинными каштановыми волосами и глазами, в которых светилась уверенность. Она окончила педагогический университет, стала учителем музыки, а в двадцать три года объявила родителям, что влюблена в однокурсника — Артёма, скромного, доброго, но решительного парня.
— Это серьёзно, — сказала она, глядя матери в глаза. — Мы хотим пожениться.
Лариса Андреевна расцвела. Она уже мечтала о свадьбе — пышной, как её собственная, с оркестром, фейерверками, сотней гостей и белоснежным свадебным платьем, сшитым на заказ.
— Такое бывает раз в жизни! — воскликнула Виктория. — Я хочу, чтобы этот день запомнился навсегда!
Но размах, с которым Лариса Андреевна начала готовиться к торжеству, вызвал недоумение даже у родителей Артёма. Были наняты ведущие, заказан банкет в лучшем ресторане города, приглашены артисты, а сама Виктория настаивала на том, чтобы всё было «как в кино».
— Ты же не на красной дорожке, — осторожно заметила Зинаида Петровна на свадьбе, глядя, как внучка кружится в пышном платье. — А в жизни всё проще.
— Мама, не порти праздник, — ответила Лариса. — У Вики квартира, образование, красота. Она не бесприданница. И я не стыжусь своей дочери.
— А я боюсь, что она не справится без тебя, — тихо сказала бабушка. — Кто будет за ней убирать? Кто готовить? Кто стирать?
Первые месяцы брака были словно из мечты. Молодожёны снимали квартиру, ходили в кино, гуляли по парку, смеялись, строили планы. Но реальность наступила быстро.
Артём приходил с работы уставший, а дома его ждала не уютная обстановка, а беспорядок: немытая посуда, неубранная кровать, пустой холодильник.
— Я сегодня принёс продукты, — говорил он, обнимая жену. — Давай вместе что-нибудь приготовим?
— Готовь сам, — отмахивалась Виктория, устраиваясь на диване. — Я всё съем.
Артём пытался. Он вари пельмени, жарил сосиски, пытался печь омлет. Но Виктории всё было не так: то пересолено, то недожарено, то «не то».
— Ты свои рубашки сам стирай, — говорила она. — Я не успеваю за всем.
Постепенно он стал делать всё: и убирать, и стирать, и готовить. А Виктория, вернувшись с работы из детского сада, где вела музыкальные занятия, ложилась отдыхать, даже не снимая туфель.
— Почему ты не помогаешь? — однажды спросил Артём. — Мы же вместе живём.
— Я не для этого замуж выходила, — холодно ответила она. — Чтобы стоять у плиты и мыть полы. Я хочу отдыхать, чувствовать себя любимой.
Он пытался объяснить, что любовь — это не только чувства, но и труд. Что семья — это партнёрство. Но Виктория не слышала. Она хотела быть принцессой, а не хозяйкой.
Через год их брак рухнул. Артём ушёл, не выдержав одиночества в двоих. Виктория плакала, обижалась, но просить о возвращении не стала.
— Вот что ты наделала, — сказала Зинаида Петровна, глядя на дочь. — Ты вырастила лодыря, а не женщину. Мужчина хочет, чтобы дома был уют, а не цирк. Ты дала ей всё, кроме главного — ответственности.
Лариса Андреевна молчала. Впервые в жизни она почувствовала, что её любовь была слепой.
Через два года Виктория познакомилась с Дмитрием — бизнесменом, на десять лет старше, разведённым, но уверенным в себе. Он был богат, харизматичен, и Виктория влюбилась с первого взгляда.
— Я хочу пышную свадьбу, — сказала она.
— Мне всё равно, — ответил Дмитрий. — Главное — ты.
Но Лариса Андреевна, всё ещё под впечатлением от прошлого, снова вложила душу в организацию торжества. Всё повторилось: платье, гости, фейерверк, шампанское.
— Теперь я счастлива, — шептала Виктория на свадьбе. — Прошлое — как сон.
— Только не повторяй ошибок, — предупредила мать. — Мужчины одинаковы. Разница — в кошельке.
— У него большой кошелёк, — улыбнулась Виктория. — И он меня любит.
Они переехали в просторный дом за городом. Уборка требовала усилий. Виктория тут же заявила:
— Нужна уборщица.
Дмитрий поморщился:
— Не люблю чужих. Но… когда забеременеешь — найму.
Через три месяца она забеременела. Уборщица по имени Галина появилась в доме — тихая, аккуратная, работящая. Постепенно она стала делать всё: готовить, стирать, убирать, даже гулять с собакой.
Виктория требовала внимания, ласки, заботы. Дмитрий приходил поздно, уставший, но она жаловалась:
— Ты меня не слышишь! У меня там твой сын!
Он старался. Но когда фирма столкнулась с кризисом, он предложил уволить Галину.
— Тогда пусть твоя мама приходит, — сухо ответила Виктория.
— У неё своя семья, — ответил Дмитрий. — Я помогу, но ты тоже должна что-то делать.
Она молчала. А потом стала чаще приглашать свою мать.
Когда родился сын Миша, Дмитрий был счастлив. Но когда узнал, что Виктория не хочет кормить грудью, взорвался:
— Ты не будешь кормить моего сына из бутылки? Это безумие!
Он хлопнул дверью, но вернулся. Потому что любил.
Через два года он сказал:
— Я люблю другую.
— Кого?! — закричала Виктория.
— Галю.
Она онемела. Он ушёл к той, кто убирала, стирала, готовила. К той, кто создавала уют.
Годы прошли. Виктория осталась одна с сыном. Она работала, росла, училась. В сорок шесть лет она влюбилась в Сергея Ивановича — пожилого, доброго, больного человека, которому требовалась забота.
И она стала заботиться. Готовила ему лёгкие блюда, варила травы, покупала лекарства. Она научилась быть хозяйкой. Наконец.
— Ты изменилась, — сказала ей однажды Лариса Андреевна. — А кого ты больше любила?
Виктория задумалась.
— Первого — за чистоту чувств. Второго — за попытку быть счастливой. А третьего — за то, что он научил меня любить по-настоящему. Без условий. Без требований.
Она улыбнулась, наливая матери чай.
— Этот пирог — по моему новому рецепту. С капустой. Сергей его обожает. Хотя, может, и лукавит… Но мне всё равно приятно.
Лариса взяла дочь за руку.
— Прости меня. Я думала, что любовь — это подарки и платья. А оказалось — это труд. И забота. И умение быть рядом.
— А я думала, что быть женщиной — это быть принцессой, — тихо сказала Виктория. — А оказалось — быть матерью. Хозяйкой. И просто — собой.
И в этот момент, в тишине уютной кухни, с чаем и пирогом, они обе поняли: счастье пришло не в пышных платьях, а в простых вещах — в труде, в любви, в прощении.
