Сломанный лифт.
Этот день должен был стать одним из самых счастливых в моей жизни. Последние приготовления, последние штрихи к нашему с Романом празднику. Мы встречались три года, и каждое утро я просыпалась с мыслью, что мне невероятно повезло. Он был воплощением мечты: успешный архитектор с внимательным взглядом, красивыми руками и обещаниями, которые, как мне казалось, были высечены в камне. На следующей неделе должна была состояться наша свадьба. Белое платье уже висело в маминой квартире, приглашения разосланы, ресторан забронирован. Оставались сущие пустяки. Мир был окрашен в нежные пастельные тона надежд и предвкушения.
Но судьба, как оказалось, любит жестокие повороты сюжета. И ее любимый инструмент — случайность. То, что я услышала у двери его родителей, в одно мгновение перечеркнуло все мои мечты, все планы, всю ту жизнь, которую я уже мысленно выстроила рядом с этим человеком. Это был не просто обман. Это был крах всей вселенной, которую я так тщательно строила.
В тот роковой вечер я торопилась к будущим свекрови и свекру на традиционный семейный ужин. Мы с Романом должны были окончательно утвердить список гостей и обсудить рассадку. Я купила дорогой торт и букет для его мамы, Алены Викторовны. Погода была отвратительной, моросил противный осенний дождь, и мне очень хотелось поскорее оказаться в уютной квартире, за большим столом, среди людей, которых я уже считала своей семьей. Лифт в их подъезде, как это часто бывало в старых домах, снова не работал. Вздохнув, я начала подниматься пешком на девятый этаж.
Подъем был не из легких. Сердце выскакивало из груди, ноги гудели. На восьмом этаже я остановилась передохнуть, прислонившись лбом к прохладному стеклу оконного проема. Воздух был наполнен запахом старого линолеума и чужих жизней. Я перевела дух и, решив, что это и есть наш этаж, повернула к знакомой двери. Мой мозь, затуманенный усталостью, перепутал цифры. Вместо квартиры 88 я стояла у квартиры 78. И дверь там была приоткрыта, из щели лился теплый желтый свет и доносились голоса. Один из них я узнала бы из миллиона. Низкий, бархатный, голос моего жениха, Романа.
Я уже хотела извиниться и отступить, но то, что я услышала следующей секундой, вогнало меня в ступор, словно удар обухом по голове. Ноги приросли к полу, а рука с букетом бессильно опустилась.
— Мам, ну что ты как маленькая переживаешь? Успокойся, — говорил Роман, и в его голосе сквозила снисходительная улыбка, которую я легко могла представить. — Ева же абсолютно ничего не знает про Настю. Официально мы с ней расстались полгода назад, и все этому верят. Для всех она — часть моего давно забытого прошлого.
Мое сердце, которое только недавно бешено колотилось от подъема, замерло, а потом упало куда-то в бездну. Настя. Его бывшая, с которой он встречался до меня. О ней он всегда говорил с легкой неохотой, утверждая, что между ними давно все кончено, что они абсолютно чужие люди. У меня даже в мыслях не было ревновать к ней.
— Но ты же продолжаешь ей платить, Роман! — тревожно, почти испуганно возразил голос Алены Викторовны. — Алименты на ребенка. Сорок шесть тысяч рублей каждый месяц с твоей зарплаты уходят. Это же огромные деньги! Что будет, когда Ева случайно наткнется на эту статью расходов? Когда она все узнает? Ведь брак строится на доверии!
Алименты? Ребенок? Эти слова прозвучали как взрыв. У меня перехватило дыхание. Мир поплыл перед глазами. Я инстинктивно прислонилась к холодной стене, пытаясь не издавать ни звука, пытаясь осмыслить услышанное. Букет выскользнул из рук и бесшумно упал на пол.
— А зачем ей это знать, мам? — все так же спокойно, с непростительным хладнокровием продолжал Роман. — Мы же договорились. После свадьбы оформим общий совместный счет для домашних расходов, а алименты я буду переводить с работы напрямую, с отдельной карточки. Она даже и не заметит. Не заметит никогда. Все продумано.
— Сынок, я понимаю, но… — в разговор вступил низкий, грудной голос Михаила Сергеевича, его отца. — Если она каким-то образом узнает про мальчика… про Тимофея…
Тимофей. Так звали его сына. У моего жениха был сын.
— Не узнает, пап, успокойся. Настя живет в совершенно другом районе, мальчику уже четыре года. Он ходит в садик рядом с ее домом. Ева в тех кругах не вращается, их пути никогда не пересекутся. Все под контролем.
Четыре года. Значит, ребенок родился примерно через год после того, как мы начали встречаться. Получается, все это время, все эти три года, пока он целовал меня, говорил о любви, делал предложение руки и сердца, у него была другая семья? Настоящая семья? Руки у меня дрожали так сильно, что я с трудом удерживала сумку. Словно во сне, на автомате, я достала свой телефон, с залитым слезами взором нашла значок диктофона и нажала на запись. Мое тело действовало без моего сознания. Я понимала — мне нужны доказательства. Без них я сама себе не поверю.
— Алена, перестань уже накручивать и себя, и нас, — Роман говорил с матерью, как с непослушным ребенком. — Давай посчитаем вместе. Ева зарабатывает очень хорошо, сто двадцать тысяч. Я — сто восемьдесят пять. Наш общий семейный бюджет после свадьбы будет больше трехсот тысяч. Минус алименты — сорок шесть. Останется двести пятьдесят девять. Это отличные деньги! Мы будем жить прекрасно. Ни в чем себе не отказывая.
Кровь ударила мне в голову. В висках застучало. Значит, он уже все посчитал? Он уже распланировал МОИ деньги? Он решил за меня, что я буду спонсировать его ребенка от другой женщины, даже не спросив моего мнения? Даже не соизволив сказать мне правду? Я чувствовала, как меняется мое лицо, как его заливает мертвенная бледность.
— А если… если она сама захочет детей? — не унималась Алена Викторовна, и в ее голосе слышалась неподдельная тревога, но не за меня, а за сына. — Скоро же зазаводить, Роман!
— Ну захочет — родим. Что такого? — он отмахнулся. — Просто на алименты Тимофею будет меньше времени и ресурсов тратить. Настя поймет. Она у меня неконфликтная.
В тот момент я поняла всю глубину его подлости. Пео мной сидел не мужчина, а расчетливый, холодный манипулятор, который расписал жизнь десятки лет вперед за всех: за меня, за эту несчастную Настю, за своего собственного ребенка. И все это — не спросив никого. Я была для него не любовью, не женой, а выгодным активом, источником дохода для его тайной семьи.
— Главное, мама, чтобы ты вот тут не подвела, — голос Романа внезапно стал строгим, почти жестким. — Чтобы не проговорилась случайно. Ева очень принципиальная и прямолинейная. Если она узнает про ребенка до свадьбы, то запросто может все отменить. Все наши планы рухнут.
— Конечно, сынок, конечно, — залепетала испуганно Алена Викторовна. — Я ведь не дура. Твое счастье для меня главнее всего. Я просто переживаю.
Мое счастье? А в чем же было МОЕ счастье в этой ситуации? В неведении? В финансировании чужого ребенка? В жизни с лжецом? Горький ком подступил к горлу. Я сделала глубокий вдох, подняла с пола букет, отряхнула его и, не издавая ни звука, спустилась на этаж ниже. Затем, собрав всю свою волю в кулак, я снова поднялась по лестнице и теперь уже по-настоящему позвонила в дверь квартиры 88.
Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стояла улыбающаяся Алена Викторовна в нарядном фартуке.
— Евочка, дорогая! Заждались уже! Проходи, проходи, уже все готово! — она обняла меня, и ее объятия казались мне такими фальшивыми, такими ядовитыми.
Роман встал из-за стола и пошел мне навстречу с самой обаятельной улыбкой. Он наклонился и поцеловал меня в щеку. Его губы были такими же теплыми и мягкими, как всегда. Теперь они вызывали отвращение.
— Заблудилась, малыш? Как добралась? Лифт, я смотрю, снова не работает.
— Да, сломался, — ответила я на удивление спокойным, ровным голосом. Во мне говорил чистейший инстинкт самосохранения. — Пришлось подниматься пешком. Зато хорошо размялась.
За ужином я наблюдала за ними новыми, открывшимися глазами. Это был театр абсурда. Как же искусно они играли свои роли! Алена Викторовна с неподдельным, как мне казалось раньше, интересом расспрашивала, какие цветы я хочу видеть в свадебном букете. Михаил Сергеевич, попивая коньяк, с гордостью рассказывал, как его сын-архитектор построил новый жилой комплекс. А Роман… Роман строил планы нашего медового месяца на Бали, держал мою руку в своей и смотрел мне в глаза таким влюбленным взглядом, что у меня сердце разрывалось от боли и гнева одновременно.
Домой мы поехали на его машине. Роман был необычайно нежен и внимателен — видимо, подсознательное чувство вины заставляло его переигрывать. Он гладил мою руку, пока стоял в пробке.
— Скоро ты будешь моей женой, — шептал он, целуя мне шею. — Я так долго этого ждал. Ты мое самое большое счастье.
«Ждал, пока придумает, как скрыть от меня правду», — думала я, глядя в темное окно. Но вслух лишь улыбалась и говорила: «Я тоже».
Всю ту ночь я не сомкнула глаз. Я пролила все слезы, которые копились три года. Я прокручивала в голове наш каждый диалог, каждую его улыбку, каждую ласку — и теперь все это виделось мне сплошным, грандиозным спектаклем. К утру слезы закончились. Их сменила холодная, стальная решимость. План мести, справедливости и восстановления самоуважения был готов.
В субботу, за два дня до назначенной свадьбы, я села за компьютер. Мои руки не дрожали. Во мне была лишь ледяная ясность. Соцсети сделали свое дело быстро: я без труда нашла Настю Кораблеву. Ее профиль не был закрыт. Красивая, улыбчивая блондинка. И бесконечное количество фотографий с очаровательным маленьким мальчиком с серьезными серыми глазами.
«Тимоше 4 года! Растем не по дням, а по часам!», «С моим богатырем в парке», «Сыночек, ты — мое солнышко».
Ребенок был точной копией Романа. Та же форма бровей, тот же упрямый подбородок, тот же взгляд. Сомнений не оставалось. Я написала ей короткое, но емкое сообщение: «Здравствуйте, Настя! Меня зовут Ева. Я невеста Романа Михайловича. У меня к вам есть очень важные вопросы. Не могли бы мы встретиться?»
Она ответила почти сразу. Всего через час мы сидели в уютном, немноголюдном кафе недалеко от ее дома. Она пришла с Тимофеем. Увидев этого мальчика вживую, я окончательно все поняла.
— Я знала, что рано или поздно ты появишься, — тихо и грустно сказала Настя, усаживая сына смотреть мультики на телефон. — Роман… он просил меня не выходить на связь, не напоминать о себе, пока он… пока он не женится.
— Значит, вы до сих пор общаетесь? — спросила я, и мой голос прозвучал спокойно.
— Он приходит к Тимоше почти каждые выходные. Иногда забирает его в парк. Мальчик его обожает, ждет этих встреч. И… — она смущенно опустила глаза, — мы иногда… мы до сих пор близки. Роман говорит, что жениться — это просто формальность, для статуса, для образа. Что это брак по расчету, а любит он только нас с Тимошей. Что это просто нужно для его карьеры.
Мир, который уже дал трещину, рухнул окончательно. Он не просто лгал. Он создавал параллельные реальности для каждой из нас. Я была в его истории успешной, перспективной невестой. Она — его тайной любовью и матерью ребенка. Получалось, я была для него лишь источником дохода, удобной, обеспеченной женой, которая будет содержать его настоящую, но тщательно скрываемую семью.
— Настя, а вы знаете, что наша свадьба должна состояться в понедельник? — спросила я, глядя на нее прямо.
Она побледнела и выглядела искренне shocked.
— В понеледьник? Но… но он сказал, что дата еще не назначена точно! Что это будет не раньше весны…
Все пазлы сложились. Он врал нам обеим. Цинично и беззастенчиво.
Я молча достала телефон и включила запись того разговора за дверью. Настя слушала, не отрываясь, и с каждым словом ее лицо заливала краска возмущения, стыда и гнева.
— Значит… значит, он собирался просто скрывать от тебя существование моего сына? Всю жизнь? — прошептала она, когда запись закончилась. В ее глазах стояли слезы.
— Пожизненно. И, судя по всему, обманывать вас насчет свадьбы, чтобы сохранять статус-кво.
Мы посмотрели друг на друга. И в этот момент между нами пробежала искра странного, трагического понимания. Мы не были врагами. Мы были двумя жертвами одного искусного кукловода. И в этой улыбке, которой мы вдруг одновременно обменялись, было решение объединиться против общего врага.
— У меня есть идея, — сказала я твердо. — Но для ее реализации мне понадобится ваша помощь.
В воскресенье вечером, накануне той самой свадьбы, мы с Настей подъехали к его дому. Лифт, как злой рок или как божественное провидение, снова не работал. Пришлось подниматься пешком на девятый этаж. Но на этот раз я шла не с пустыми руками и не с пустой душой. Я шла за правдой.
Я позвонила в дверь. Роман открыл почти сразу. Он был в домашних спортивных штанах и растянутой футболке, в руке он держал телефон. Его лицо расплылось в удивленной улыбке.
— Ева! Милая, а ты чего так рано? Мы же договорились встретиться завтра утром перед ЗАГСом… — он не закончил фразу, его взгляд скользнул за мою спину и остановился на Насте и маленьком Тимофее, который робко держался за мамину руку. Улыбка на лице Романа мгновенно исчезла, сменилась маской шока, ужаса и паники. Его лицо стало абсолютно белым, как мел на школьной доске.
— Роман, познакомься, — сказала я ледяным, спокойным тоном, в котором не дрогнуло ни единой нотки. — Это Настя. А это — Тимофей. Твой сын. Они очень хотели с тобой увидеться. Особенно завтра, в такой важный день.
— Ева… милая… я… я могу все объяснить, — он начал заикаться, его глаза бегали от меня к Насте и обратно. Он был прижат к стене, и это зрелище доставляло мне мрачное удовлетворение.
— Объяснять ничего не нужно, Роман. Я и так все прекрасно знаю. И Настя теперь тоже.
Я снова достала телефон и включила запись. Голос его самого, его родителей, его циничные расчеты наполнили тихую прихожую. Роман слушал, не в силах пошевелиться, и постепенно, словно воздух из него выходил, он осел на табуретку для обуви.
— Мы с Настей все обсудили и приняли совместное решение, — продолжила я, глядя на него сверху вниз. — Завтра, в понедельник, вместо нашей с тобой свадьбы, вы втроем идете в загс. Ты оформляешь официальный брак с матерью своего ребенка. Ты даешь своему сыну фамилию отца. Ты становишься мужем и отцом. По-настоящему.
— Но Ева… послушай… мы же можем все как-то решить… — он попытался встать, но мой взгляд снова пригвоздил его к месту.
— Нет, Роман, мы с тобой ничего решать не будем. Завтра утром я позвоню в ресторан, всем гостям и верну свое обручальное кольцо. Все деньги, которые мы не потратим на эту фарс-свадьбу, я перечислю на счет Тимофея. Пусть идут на его детский сад и развитие. Это будет моим единственным и последним подарком вашей семье.
Настя молча стояла, держа за руку сонного сына. В ее глазах я читала не злорадство, а огромную, нескрываемую благодарность и облегчение.
— А что… что будет с нами? — совсем по-детски, растерянно спросил Роман, все еще не в силах осознать масштаб катастрофы.
Я посмотрела на него в последний раз. На человека, которого я думала, что люблю. На призрак моей несбывшейся мечты.
— Ничего, Роман. Нас больше нет. Вообще. Никогда.
Я развернулась и пошла прочь. Спускалась по лестнице одна, слыша, как за спиной захлопнулась дверь в его старую жизнь и тихо, неуверенно открылась дверь в новую, правдивую, пусть и не такую роскошную.
Эпилог. Спустя полгода.
Прошло шесть месяцев. Я получила по почте конверт. В нем было простое приглашение на свадьбу. Роман и Настя расписались тихо, без пышной церемонии, только самые близкие. Тимофей на фотографии крепко держался за руку отца и улыбался во весь рот. Он стал законным сыном своего папы.
Я не пошла на их праздник. Но впервые за все это время я от души им позавидовала. Не им как паре — я не знаю, смогли ли они по-настоящему быть счастливы после стольких лет лжи. Я позавидовала тому, что правда восторжествовала. Что у мальчика теперь есть отец. Что обман раскрылся.
Иногда жизнь посылает нам странные, досадные случайности, которые на самом деле являются ангелами-хранителями, оберегающими нас от колоссальных ошибок. Сломанный лифт в том старом подъезде оказался самой удачной и своевременной поломкой в моей жизни.
Сейчас я живу одна. Много работаю над интересными проектами. И я начала встречаться с другим мужчиной. Он не так идеален внешне, как Роман, и у него нет такой громкой работы. Но он честен. До мозга костей. Он не скрывает от меня своего прошлого, своих двух дочек от первого брака, с которыми он проводит каждые выходные, и своих планов на будущее. Мы строим их вместе.
А иногда, проходя мимо того самого подъезда, я останавливаюсь и смотрю на табличку с номером дома и на дверь лифта. И я тихо улыбаюсь. Пусть он ломается чаще. Вдруг он еще кому-то поможет вовремя услышать правду и избежать страшной ошибки. Правда, какой бы горькой она ни была, всегда лучше самой сладкой лжи.
