Дяде-е-енька, спасите маму!
Вечер спустился на город густой, тягучей смолой, заливая улицы синевой предутренней прохлады. Фонари бросали на асфальт жёлтые, размытые пятна, в которых кружилась придорожная пыль. Кай шёл медленно, его мощная, широкая спина, привыкшая носить бронежилет и рюкзак со снаряжением, сейчас была сгорблена под невидимым грузом. Воздух пах остывающим бетоном, далёким дымком и тоской. Горячие волны после тренировки схлынули, оставив после себя лишь ломоту в мышцах и ледяную пустоту внутри.
Мысли, неотвязные и ядовитые, как змеи, ползли в голове, отравляя всё вокруг.
«Тридцать пять… Кривая жизненная орбита. У других — стабильность, семья, тёплый свет в окнах. У меня — вечное одиночное плавание. А было ли что-то? Детство? Какое детство может быть в казённом доме с выцветшими стенами, пахнущими казённой кашей и тоской? Там, где ты не сын, а воспитанник, номер в журнале. А это лицо…»
Его рука непроизвольно потянулась к щеке, к тому месту, где кожа напоминала спёкшийся воск, а шрамы расходились лучиками, будто паутина, порождённая тем самым взрывом. Лицо-маска, лицо-предупреждение. Оно отталкивало, пугало. За ним никто не пытался разглядеть человека.
«Потом армейская лямка. Год срочки, шесть — по контракту. Не где-нибудь, а в спецназе ГРУ. Глухие командировки, чужие горы, чужая боль. А после того рокового выхода — госпитали, пластики, искалеченная внешность и такая же израненная душа. Решил, что хватит. Уволился. Зря. Глупость. Какая разница, в каком спецназе служить — армейском или полицейском? Война одна. Только здесь враги носят маски обычных людей. Женщины… Женщины смотрят сквозь тебя. Или с опаской. Метр семьдесят роста, косая сажень в плечах, а кажется лилипутом рядом с их безразличием. Одиночество — вот мой единственный и самый верный спутник».
Внезапно тишину разрезал тонкий, пронзительный, до мурашек знакомый крик. Не птицы, нет. Ребёнка.
— Дяденька! Спасите маму, пожалуйста! — из чёрного провала подъезда выпорхнула, споткнулась о ступеньку и побежала к нему маленькая девочка.
Она была худая, в потрёпанном платьице, с разлетающимися на ветру белокурыми волосами. Но, подбежав почти вплотную и вглядевшись в его лицо при жёлтом свете фонаря, она замерла. Испуг застыл в её огромных, синих, как незабудки, глазах. Она отшатнулась, сделав полшага назад. Этот взгляд, полный ужаса, знакомый до боли, кольнул Кая острее любого ножа.
— Что случилось, зайка? — его собственный голос прозвучал неожиданно тихо и глухо, будто из-под земли.
Девочка, не в силах вымолвить слово, лишь беззвучно шевелила губами. Потом крупные слёзы покатились по её грязным щекам, оставляя блестящие дорожки.
— Там… там дяденьки плохие… — она всхлипнула. — Они с мамой… а маму бьют… а меня выгнали… на лестницу…
Сердце Кая, привыкшее к адреналину и холодному расчёту, вдруг заколотилось с бешеной силой. Вся его тоска, вся чёрная меланхолия мгновенно испарились, уступив место знакомой, чёткой, как часовой механизм, ярости.
— Покажешь, где? — он попытался улыбнуться, чтобы не напугать её ещё больше, и его изуродованная щеха дёрнулась.
— Они… они большие-пребольшие, — прошептала она, всё ещё смотря на него с опаской.
— Со мной можно идти. Я тоже большой. Идём, солнышко, идём.
Они подошли к квартире на первом этаже. Из-за двери доносились приглушённые, хриплые мужские голоса, грубый смех, звон разбитого стекла и сдавленные, полные страха женские всхлипы. Воздух вокруг двери буквально вибрировал от низменной, животной агрессии.
Кай постучал. Сначала сдержанно, потом громче, властно, требуя ответа.
Наступила тишина. Затем послышались тяжёлые шаги, щёлкнул замок, и дверь приоткрылась на цепочке. В щели возникло красное, одутловатое лицо с мутными глазами. Взгляд, блуждающий и наглый, упал на Кая, и сразу же наполнился ленивым, ничего не значащим презрением.
— Тебе чё надо? — голос хриплый, прокуренный.
— Вы ребёнка на улицу ночью выгнали? — голос Кая был ровным, металлическим, без единой нотки вопроса. Это был приговор.
— Погуляет, проветрится. Не твоё дело, кореш. Иди своей дорогой, — мужик попытался захлопнуть дверь.
Это была роковая ошибка. Рука Кая, быстрая, как молния, метнулась вперёд. Не к ручке, а выше. Он с силой дёрнул полотно на себя. Деревянный косяк затрещал, маленькая цепочка, словно нитка, лопнула с тонким звенящим звуком. Дверь распахнулась.
— Ты, бл…! — здоровяк взревел от неожиданности и злости. Его кулак, тяжёлый, как кувалда, понёсся в голову Кая.
Это было движение, отточенное до автоматизма за тысячи часов тренировок. Кай даже не уклонился. Он сделал полшага навстречу, его левая рука — словно стальной крюк — блокировала удар в запястье, а правая, сложенная в кулак, со всей скоростью и мощью вогналась под диафрагму нападавшего.
Тот издал странный, свистящий звук, глаза его полезли на лоб от дикой боли, и он, перегнувшись пополам, бесшумно осел на колени, беззвучно хватая ртом воздух.
— Тебя как зовут, зайка? — не повышая голоса, спросил Кай у девочки, стоявшей за его спиной.
— Ариэль… — в её голосе теперь не было страха. Был восторг, чистейший и неподдельный. — А вас?
— Дядя Кай. Ну что, Ариэль, пойдём наведём здесь порядок?
Едва они переступили порог прихожей, из комнаты вывалился второй. Тоже крупный, с наглым и глупым лицом.
— Ты кто такой? — зарычал он, увидев своего товарища, корчащегося на полу.
— На выход. Быстро, — Кай указал пальцем на дверь. В его интонации была такая непререкаемая сила, что любой здравомыслящий человек немедленно бы подчинился.
Но этот здравомыслием явно не страдал.
— Ах ты, щенок! — он рванулся вперёд.
Его атака длилась секунду. Кай двинулся навстречу, сделал подсечку, и второй мужик, путаясь в собственных ногах, с грохотом полетел через порог, кубарем покатился по грязному полу подъезда и больно ударился головой о перила.
Кай спокойно подобрал две пары мятых мужских ботинок и вышвырнул их следом на лестничную площадку. Наклонился к первому, который всё ещё не мог отдышаться.
— Если постучишь — я открою. Обязательно. Понял?
Тот, силясь вдохнуть, лишь закивал, ползая по полу.
В этот момент из комнаты вышла женщина. Её можно было бы назвать красивой, если бы не растрёпанные волосы, расплывшаяся тушь под глазами и нездоровая краснота на щеках. Она была явно пьяна. В её глазах плескались злоба и растерянность.
— А ты кто такой? — она посмотрела на Кая с вызовом, пытаясь взять ситуацию в свои руки.
— Мамочка, это хороший дядя! Он тех плохих прогнал! — выскочила из-за спины Кая Ариэль.
— Кто тебя, вообще, просил сюда лезть? — женщина бросила вызов Каю, но в её голосе уже слышалась неуверенность.
— Твоя дочь. Ариэль, — его голос стал низким и опасным. — Хочешь, я их верну обратно?
И в этот момент раздался робкий стук в дверь. В проёме показалась физиономия первого мужика, бледная и испуганная.
— Там… на столе… мой телефон…
Женщина, покачиваясь, зашла в комнату и через мгновение появилась с аппаратом в руках.
— На, получай! — она с силой швырнула телефон через всю прихожую.
Движение Кая было молниеносным и отточенным. Он не словил телефон, он просто в нужный момент оказалась его рука в той точке, где телефон оказался. Он взял его, словно пушинку, и протянул владельцу.
— На.
Тот схватил его и, не говоря ни слова, бросился прочь, спотыкаясь о своего товарища.
Женщина смотрела на Кая с внезапным интересом. Пьяная дурь понемногу отступала, уступая место любопытству. Она всматривалась в его шрамы, в его глаза.
— Слушай, а ты… ты случайно не из детдома?
— Да, — коротко бросил Кай.
— И школу помнишь? Сорок четвертую?
— Да.
— Боже… Я там тоже училась. Кажется, я тебя знаю. Ты… ты же тот самый Кай, который всех защищал? Всех маленьких и слабых?
Она сделала шаг вперёд, вглядываясь в его лицо, стараясь увидеть сквозь паутину шрамов того самого мальчишку.
Кай внимательно посмотрел на неё. Что-то смутное, далёкое, как отголосок из другого измерения, шевельнулось в памяти. Младшие классы… Девочки, которые смотрят на него, старшеклассника, с обожанием.
— Не помню, — честно покачал головой Кай.
— Конечно, не помнишь, — горькая улыбка тронула её губы. — Ты был нашим героем, а мы для тебя — сопливыми малявками. Мы с подружками в третьем классе за тобой по коридорам бегали. Ты в восьмом классе один против трёх десятиклассников встал, которые нашего математика обидели. Они тебя выше были, а ты их… Мы тогда все в тебя влюбились.
— Было дело, — на его суровом лице на мгновение проступила тень ностальгической улыбки. Память услужливо подбросила обрывки того давнего боя у спортзала.
— А потом ты исчез после восьмого… — она вдруг опомнилась, что гость стоит в прихожей. — Ой, да что ж я! Проходи, проходи на кухню! Извини за бардак…
Она стремительно юркнула вперёд, начала сгребать со стола пустые бутылки, объедки, засохшие корочки хлеба.
— Меня Григорий Дмитриевич, наш физрук, в техникум спортивный устроил, — начал рассказывать Кай, глядя в стену и словно не замечая окружающего разгрома. — После — армия. Срочка. Предложили контракт. Спецназ ГРУ. Два контракта по три года. Потом… тот самый взрыв. Решил, что пора завязывать с войной. Начинать гражданскую жизнь.
Он замолчал. Женщина, вытирая тряпкой стол, первой не выдержала паузы:
— Ну и как? Гражданская жизнь?
— Та же война. Только форма другая. Служу в ОМОНе. Командир группы.
— А с личным… что? — она посмотрела на него с острым, внезапным интересом.
— Ничего. Пусто.
— Садись, садись за стол, — засуетилась она. — Ариэль! Сбегай в магазин! Купи… купи чего-нибудь к чаю.
Она полезла в свою потрёпанную сумку, начала пересчитывать мелочь, смущённо краснея.
— Купи печенья, самого простого…
Кай молча достал из кармана тысячерублёвую купюру и протянул девочке.
— Возьми, Ариэль. Купи, что тебе самой нравится. И маме что-нибудь вкусное.
Женщина хотела было что-то возразить, гордость больно кольнула её, но она сжала губы и лишь криво усмехнулась, глядя, как дочь, с сияющими от счастья глазами, выскакивает из квартиры.
— Тебя как звать-то? — спросил Кай, когда за девочкой закрылась дверь.
— Эльза.
— А меня…
— Я знаю, — перебила она его. — Тебя Каем зовут. Кай. Я никогда не забывала это имя.
Она отвернулась, делая вид, что ищет что-то в шкафу, но он увидел, как алеет её шея.
— Кай, ты не торопишься? — спросила она, всё ещё глядя в стенку шкафа.
— Нет.
— Посиди тут. Я… я приведу себя немного в порядок. Минутку.
Она исчезла не на минуту. Двадцать долгих минут Кай сидел на кухне, вслушиваясь в звуки старого дома. Потом дверь открылась, и он невольно замер. Перед ним стояла совсем другая женщина. Чистое, без намёка на косметику лицо. Влажные, аккуратно уложенные волосы. Простое синее платье, которое вдруг сделало её хрупкой и невероятно красивой.
— Какая ты… — он запнулся, подбирая слова, и они вышли простыми и самыми искренними. — Какая ты красивая, Эльза.
— Спасибо, — она смущённо опустила глаза, и в этом жесте была вся прелесть юности, которую не смогли убить годы и горе.
В этот момент с шумом распахнулась дверь, и на кухню влетела Ариэль с огромным, набитым доверху пакетом.
— Мама, смотри! Я купила и печенье, и конфеты, и мармелад! И сок!
Эльза с улыбкой и лёгкой грустью высыпала содержимое пакета на стол. Сладости громоздились горой. Она вздохнула, сожалея о неразумно потраченных деньгах, отложила в сторону одну скромную пачку печенья, а остальное аккуратно сложила обратно.
— Это про запас, — строго сказала она дочери, но в глазах у неё играли смешинки. — Много сладкого нельзя.
Она налила чай в простые кружки. Чай был дешёвый, пыльный, но в тот вечер он казался им самым вкусным на свете.
Выпив чай, Кай поднялся.
— Спасибо за гостеприимство, Эльза. Мне пора. — Он ласково потрепал Ариэль по волосам. — Если что, ты знаешь, где меня искать.
— Дядя Кай, а как я вас найду? У меня телефона нет, — наивно сказала девочка.
— Я по вторникам и пятницам хожу на тренировки мимо вашего дома. Вечером. Если что — карауль меня.
Он шёл с тренировки. Мысли были тяжёлыми. Последнее время он всё чаще ловил себя на мысли, что пора завязывать с большим спортом. Вернее, с тем, что от него осталось. Областные соревнования, пара выходов на российский уровень без особых достижений. А теперь и на областных его стали побеждать молодые и голодные.
«Бои без правил пора оставить. По службе не положено. Но форму поддерживать можно и в нашем зале. Мои пацаны при задержании обходятся парой приёмов, доведённых до абсолюта. Пора и о будущем подумать. О настоящем будущем».
Он попытался представить это будущее, но перед глазами вставали лишь бесконечные залы, схватки, погони, задержания. Он заставил себя думать о другом, и вдруг перед его внутренним взором, ярко и чётко, возникло личико Ариэль. И он снова услышал тот самый, пронзительный до мурашек крик: «Дяденька, спасите маму!»
Проходя мимо её дома, он невольно замедлил шаг. Взгляд сам потянулся к знакомому подъезду.
И словно по волшебству, из темноты выпорхнула маленькая тень.
— Дядя Кай! — на этот раз её крик был полон безудержной радости.
— Ариэль! — он сам не ожидал, как обрадовался этой встрече. — Всё в порядке?
— Всё хорошо! Мама мне сказала, чтобы я вас… как бы случайно… встретила и пригласила на чай. Она на работу устроилась! В магазин! Денег ей пока не дали, но она у соседки пять тысяч заняла и купила самый вкусный торт! И мы всю квартиру вымыли! — она выпалила всё одним духом, а потом спохватилась и прикрыла рот ладошками. — Только тссс! Это большой секрет! Мама запретила мне вам рассказывать!
— Молчок, — Кай поднёс палец к губам, и его шрам снова дёрнулся в подобии улыбки.
— Тогда пошли! — девочка схватила его за руку и потащила за собой.
— Мамочка! Я его нашла! Дядю Кая! — Ариэль ворвалась в квартиру с победным кличем.
Из комнаты вышла Эльза. На её лице сияла счастливая, немного смущённая улыбка.
— Привет, Эльза, — Кай улыбнулся. — Вот, подвернулся вам под горячую руку.
— Здравствуй, Кай, — она посмотрела на сияющее лицо дочери. — Проходи, чай как раз заварился.
Кай окинул взглядом квартиру. Всё сияло чистотой. Воздух пах свежестью и сладким тортом. Чай в заварочном чайнике был густым и ароматным. На тарелке аккуратной горкой лежали бутерброды.
Они сели за стол, и за разговором время пролетело незаметно.
Когда чай был выпит, а торт съеден, стало ясно, что расходиться никто не хочет. И тогда Кай, неожиданно для себя самого, предложил:
— А давайте завтра куда-нибудь сорвёмся? Съездим.
— Дядя Кай, а на чём? — тут же подхватила Ариэль.
— У меня машина есть. Своя.
— Своя машина?! — глаза девочки стали размером с блюдца. — Давайте точно поедем!
— Тогда я сегодня вечером замариную мяса. Заброшу в багажник мангал, угли… И махнём куда-нибудь на край света, — разошёлся Кай. — Давайте проголосуем! Кто за?
Он тут же поднял руку. Рядом взметнулась тоненькая ручка Ариэль. Они оба повернулись к Эльзе.
— Мама, а ты чего? — надулась дочь.
— Ариэль, нас уже двое, — с напускной серьёзностью произнёс Кай. — Значит, большинством голосов решение принято.
— Я тоже… за! — словно очнувшись от сна, воскликнула Эльза и подняла руку.
— Единогласно! — провозгласил Кай.
Они уехали на озеро, о существовании которого не знала ни Ариэль, ни даже Эльза. Это был крошечный рай, спрятанный в сосновом бору. Вода — чистая и прохладная. Песок — золотой. Запах хвои и дымка.
Как же всем было хорошо! Ариэль визжала от восторга, купаясь и бегая по песку. Шашлык, зажаренный Каем, казался им пищей богов. Он плавал с девочкой на спине, и ей совсем не было страшно на глубине. А ещё Ариэль краем глаза увидела, как её мама и дядя Кай стояли у воды, обнявшись, и он тихо что-то говорил ей на ухо, а она смеялась, запрокинув голову. А потом они поцеловались. Это было так здорово!
Они пробыли там до самого вечера, пока солнце не начало садиться в озеро, окрашивая воду в багровые и золотые тона.
Возвращались затемно. Ариэль дремала на заднем сиденье, укутанная в куртку Кая.
— Ариэль, ты ведь в школу скоро? — тихо, чтобы не разбудить, спросил Кай.
Девочка мгновенно проснулась.
— Да! Через месяц! Я уже и читаю, и пишу, и считаю до ста! — её лицо вдруг омрачилось. — Только… только у меня нет формы. И ранца. Мама говорит, что денег нет, но она обязательно найдёт…
— Ариэль! — строго сказала Эльза.
— Так до школы ещё целый месяц! — с наигранным ужасом воскликнул Кай. — Завтра же идём и покупаем Ариэль всё самое лучшее! Всё, что нужно!
— И тетрадки! И пенал! И краски! — тут же включилась девочка.
— Всё! Абсолютно всё! Я первого сентября приду на твою линейку. Ты должна быть самой красивой ученицей на свете.
На следующее утро Ариэль разбудила маму ни свет ни заря.
— Мама, вставай! Сейчас дядя Кай придёт, и мы поедем за покупками!
— Доченька, ещё семь утра, — мутно проговорила Эльза. — Он придёт к десяти, не раньше.
— А вдруг он решит прийти пораньше?
Пришлось вставать. С девяти Ариэль уже не отходила от окна, впиваясь глазами в каждую проезжающую мимо машину.
Но дядя Кай не пришёл ни в десять, ни в одиннадцать. Не пришёл и на следующий день. Во вторник Ариэль просидела у окна до самой темноты, вглядываясь в прохожих, но его высокой и мощной фигуры среди них не было.
Эльза плакала по ночам. Тихо, чтобы не слышала дочь. Её глодала неизвестность. Бессилие. Отчаяние. У неё не было его телефона. Не было никакой связи с ним. Он исчез, словно испарился, оставив после себя лишь щемящую пустоту и горькое чувство обманутых надежд.
Прошла ещё одна вечность. В среду вечером в их тихую, погружённую в уныние квартиру ворвалась настойчивая трель домофона.
Эльза, сердце которой ёкнуло от предчувствия, схватила трубку.
— Кто? — её голос дрогнул.
— Это Лиза? — спросил незнакомый мужской голос, жёсткий и немного уставший.
— Да… Я…
— Я от Кая.
Сердце упало в пропасть. Холодный ужас сковал всё тело.
— Что с ним? — она прошептала, и палец сам нажал на кнопку открытия двери.
Через минуту в квартиру вошёл мужчина в спортивной куртке. Его лицо было серьёзным и усталым.
— Что с Каем? — выдохнула Эльза, чувствуя, как подкашиваются ноги.
— Мы в ночь с субботы на воскресенье выезжали на задержание, — мужчина опустил глаза. — Группа наркодилеров, вооружённых. Кай получил пулю. Тяжело. В грудь. Сделали операцию. Только сегодня отошёл от наркоза, пришёл в себя.
— Где он?! — крикнула Эльза, и в её крике был весь накопившийся ужас.
— В областной больнице. В реанимации. Вас туда сейчас не пустят. Но врач говорит, что кризис миновал. Он будет жить. Он боец.
Мужчина подождал, пока первая волна отчаяния у Эльзы немного схлынет. Потом он достал из кармана пластиковую карту в защитном конверте и аккуратно сложенный листок бумаги.
— Мне сегодня дали пять минут поговорить с ним. Он был в сознании. Первое, что он сказал… Он велел передать вам это. Сказал, чтобы вы купили Ариэль всё к школе. И себе — хороший телефон. Тут пин-код от карты и его номер. Как выйдет — он сам позвонит.
Эльза взяла карту и записку дрожащими руками. Это была не просто карта. Это была ниточка. Связь. Знак того, что он не исчез. Что он вернётся.
Первого сентября Ариэль шла в школу, гордо неся в руках букет астр. За её спиной красовался новый ранец с любимыми героями. Рядом, крепко держа её за руку, шла мама. Они вошли в школьный двор, заполненный нарядными детьми и взволнованными родителями.
Ариэль подарила букет своей первой учительнице — милой женщине в очках. Та спросила её имя, записала в журнал.
И только тут Ариэль заметила, что многие мамы смотрят в их сторону. А её мама постоянно оглядывалась, её глаза бегали по crowd, выискивая кого-то. В её пальцах был зажат новый, неброский смартфон.
— Ну что, ребята, теперь все идём на нашу первую линейку! — весело сказала учительница. — Ведите себя хорошо, вы уже большие!
И в этот момент раздался знакомый, такой родной и долгожданный голос. Немного хриплый, но твёрдый и любящий.
— Ариэль!
Она обернулась. На краю площадки, опираясь на костыль, но выпрямив военную выправку, стоял он. Дядя Кай. Он был бледен, но улыбался. Его шрамы на солнце казались не страшными, а какими-то особенными, словно знаками отличия.
— Дядя Кай! — она сорвалась с места и помчалась к нему, забыв обо всём на свете.
Он опустился на одно колено, чтобы быть с ней наравне, и она врезалась в его крепкие объятия.
— Какая ты красивая, солнышко! — он с восхищением смотрел на неё.
— Дядя Кай… — она прижалась к его уху и прошептала так тихо, что слышал только он. — Можно я у вас спрошу один секрет?
— Конечно, зайка.
— У всех есть папы. А у меня нет. Можно я… можно я буду называть вас папой?
Кай на мгновение замер. Потом его рука крепче сжала её маленькую ладошку. В его глазах, таких суровых и повидавших многое, стояла редкая, чистейшая влага.
— Конечно, дочка. Конечно, можно.
— Папа! — произнесла она, глядя на него своими синими, бездонными глазами, полными счастья и безграничного доверия.
А рядом стояла её мама, Эльза. И по её лицу текли слёзы, но это были слёзы самой светлой и чистой радости на этом свете. Она смотрела на них — на своего героя и свою дочь — и знала, что её одиночество кончилось. Началась новая жизнь. Их жизнь.
