„Дарю их тебе на вечную муку“: Жуткая история о том, как гордая женщина навлекла на себя цыганское проклятие и стала карточной ведьмой для всей деревни
Хочу поделиться с вами историей, которую услышала много лет назад от одной пожилой женщины. Это было в конце семидесятых. Мне тогда было девятнадцать — не больше.
Того лета мы с подругой гуляли по саду небольшого московского парка. Мой дом находился совсем рядом, и я часто заходила сюда, особенно в тёплые месяцы — летом и осенью.
В тот день на открытой эстраде играл симфонический оркестр Спивакова. Тогда он ещё назывался «Огни Москвы» и был мало кому известен — как и сам маэстро.
После концерта мы с подругой горячо обсуждали выступление. Я сказала, что у этого дирижёра и его оркестра точно большое будущее — я это чувствовала почти физически. Подруга засомневалась, съязвила, а я стояла на своём. Спорили мы громко, но вокруг, казалось, никого не было — только тенистые деревья и пустые скамейки.
Вдруг из-за спины раздался голос:
— Ну и что ж ты видишь? Может, ещё и на картах предсказываешь?
Мы обернулись и увидели пожилую женщину лет восьмидесяти, стоявшую в тени дерева с тростью в руках.
— Не помешаю? Можно присесть рядом? — спросила она дружелюбно.
Мы не ответили, но она всё равно села, вытерла платком вспотевший лоб и, окинув нас взглядом, сказала:
— Ох, жарко сегодня. Не сердитесь, девушки, мы, старики, бываем любопытны — просто одиноко, хочется поговорить, да не с кем.
Она посмотрела на мою подругу Аллу и усмехнулась:
— А ведь твоя подружка права. Тому чёрноволосому быть большим человеком. Слава придет, деньги тоже. Но под старость будут у него такие душевные муки, что и представить страшно.
Алла съехидничала:
— Вы ясновидящая, что ли? Может, и нам что-нибудь предскажете?
— А зачем карты? Я и так знаю, что тебя тревожит, — ответила старушка ровно. — Замуж выйдешь не скоро. Будешь замужем, но одинока. Детей — один из двух. А старость встретишь, как твою мать.
Алла растерялась, попыталась уточнить — как это «одинока при муже», и почему «один из двух»? Но женщина будто перестала её слышать.
Я уже собиралась попросить у неё что-то о своём будущем, но она, словно угадав мои мысли, тихо сказала:
— Твой путь ещё не выбран. Твоя судьба — в твоих руках.
— Ну вот, очередная бабка с бредом, — прошептала мне Алла. — Нашла провидицу.
— Зря сомневаешься, девонька, — вдруг сказала старушка, будто услышав шёпот. — Как скажу — так и будет. Вижу я это потому, что мне передано. Мать моя видела, и я вижу. Так уж повелось.
Мы замерли. Как она могла услышать, что сказала Алла? Пауза повисла тяжёлая, но старушка продолжила:
— Гадать — не каждому дано. Кому-то это во вред. Гадание — это не просто развлечение, это судьбу наизнанку выворачивать. Бывало, девки карты купят, начинают мечтать и гадать — а сами не понимают, что здоровье, счастье, годы прогадывают. Всему своё время. Зачем судьбу гневить? Кому предназначено — тот к этому придёт, не миновать. А кто не предназначен — тот лишь бесов веселит своим гаданием.
Она повернулась ко мне:
— А ты, когда гадаешь, как чёрта держишь, чтобы не соврал через карты?
Я удивилась — она ведь не могла знать, что я гадаю. Но, собравшись с мыслями, ответила:
— Перед гаданием бью колоду об угол стола.
— Верно, — кивнула она. — Но есть и другие премудрости. Позже поймёшь, какие.
Я захотела расспросить её о даре, о том, как он передаётся, от кого она училась, но она уклонилась от ответа.
— Я не гадаю, — сказала она. — Я просто вижу. Не через карты. О себе рассказывать не буду — зачем вам это? Лучше расскажу вам историю. Раз уж разговор зашёл о гадании, послушайте про Наталью — карточную ведьму. Ей этот дар достался как проклятие. Всю жизнь она его несла, как крест.
Жила в нашей деревне семья Скриповых — мать, отец и их сын Василий. Василий уехал на заработки, а вернулся с невестой. Отпраздновали свадьбу, начали жить в любви. Год прошёл, второй — а детей нет. Жена беременела, но каждый раз теряла ребёнка. Трижды так было. Женщина совсем изнемогла. Свёкор со свекровью хмурились, косились на невестку, а Василий, хоть и жалел жену, тоже устал от этой беды. Пошли к знахарке. Та покачала головой: мол, не судьба им быть вместе. Другая жена Василию предначертана, потому и не даётся деторождение. Помочь ничем не могу.
Через год после этих слов жена Василия — имя её уже никто не помнит — утонула в реке. Пошла бельё полоскать и исчезла. То ли поскользнулась, то ли течение унесло, то ли иначе — но тело её рыбаки нашли только через неделю.
Не прошло и года, как Василий снова женился. Ему сосватали Наталью — местную девушку. Красавица, здоровая, «кровь с молоком», но с характером — огненная, вспыльчивая, до жути скандальная. На малейшее слово — крик на всю деревню. Драчливая, упрямая, никому уступать не любила.
Василий влюбился, и, несмотря на слухи о своенравном нраве своей избранницы, не желал ничего замечать. Он настоял на скорой свадьбе, едва завершилось сватовство. Старики пытались его отговорить — говорили, что по традиции после смерти первой жены должно пройти не меньше года, иначе принесёт несчастье. Но Василий не внял предостережениям. Родители его, однако, приняли Наталью с охотой — хозяйка она была образцовая: всё у неё ладилось, работа кипела в руках, да и в делах никаких не боялась. В доме сразу стало уютнее и краше.
Свадьбу сыграли летом. А уже осенью стало ясно — Наталья носит ребёнка. Все радовались, надеялись, что с беременностью она станет мягче, спокойнее. Но не тут-то было — наоборот, она ещё больше ожесточилась, стала ревнивой, придиралась к мужу по пустякам, вспыльничала из-за мелочей. Василий и его родные терпели — внука ждали, да и тяжёлую работу с неё сняли, чтобы не утруждала себя.
А в это время за деревней, на пустующем поле, обосновался цыганский табор. Мужчины ходили по дворам — просили подработать: коней подковать, забор починить. Плату брали продуктами. Женщины из табора тоже бродили по деревне, таскали за собой детей, просили старую одежду, предлагали погадать. Гадали они средне — больше для вида, но среди них была одна старуха по имени Эрна. Она гадала иначе. Её предсказания сбывались с пугающей точностью — называла имена, события, даты. От её слов по коже мурашки бежали. Но появлялась она редко — была уже очень стара, еле дышала, ходила с трудом. Ясно было — недолго ей осталось.
Однажды в полдень цыгане вошли в деревню. Мужчины разошлись по дворам, а женщины пошли стайкой, а впереди — сама Эрна, тяжело ступая, задыхаясь от жары и усталости. Солнце палило, зной стоял.
Она присела на лавочку у калитки дома Скриповых. Махнула рукой своим, мол, идите дальше, а я отдохну. Сидела тихо, тихонько напевала какую-то цыганскую песню — голос был слабый, слова не разобрать.
Я этого не видела, но соседка Пелагея, жившая напротив, всё наблюдала и потом подробно рассказывала.
Василий как раз чистил колодец во дворе. Услышав голос старухи, вышел к калитке.
— Ты чего тут воёшь, бабка? — спросил он. — Беду накликаешь? Уходи, не то хуже будет.
Старуха тихо ответила:
— Не беду я кличу. Смерть свою пою. Устала. Отдохну здесь — и дальше пойду.
Но Василий не унимался. Он боялся — ведь жена у него на сносях, а в деревне всегда боялись сглаза, порчи, особенно от чужаков. Он настаивал, чтобы она уходила.
Тут Эрна вдруг улыбнулась, достала из кармана потрёпанную колоду карт и раскрыла её веером.
— Хочешь знать, кто родится? Сколько будет детей? — прохрипела она. — Позолоти ручку — скажу.
И вдруг разразилась хохотом — диким, нечеловеческим, будто бес вскочил в неё.
Василий опешил. В этот момент из дома выбежала Наталья. Увидев цыганку, она закричала, стала ругаться, размахивать руками, требуя, чтобы та убиралась прочь. Когда Эрна попыталась подняться, Наталья схватила её за шаль и с силой столкнула в канаву.
— Чтоб ты сдохла в этой яме, старая дура, вместе со своими нищими цыганами! — орала она. — И твои грязные карты с собой забирай! Чтоб тебе пусто было, ведьма!
С этими словами она подняла упавшую колоду и швырнула прямо в лицо старухе.
Эрна лежала в грязи, бледная, с посиневшими губами, дрожащая. Казалось, боль сковала её тело, сил не было даже пошевелиться. Но когда карты коснулись её лица, она вдруг приподнялась, раскрыла глаза — чёрные, как бездна — и выкрикнула:
— Не мне пустота, а твоей утробе! И маета, и пустота! Говоришь — грязные карты? Прими их! Дарю тебе на вечную муку. Как ты меня гонишь — так и тебя будут гнать повсюду. Куда бы ни пошла — всюду беду найдёшь… и сама станешь бедой для всех!
С этими словами она подняла руки к небу и начала выкрикивать проклятия на цыганском языке — быстро, хрипло, с такой силой, что у Пелагеи кровь стыла в жилах. Потом Эрна резко обмякла, сложила руки на груди, как покойник, закрыла глаза и замолчала.
Сбежались цыганские мужчины, бережно подняли её, положили на старую лошадиную попону и унесли. Пелагея говорила — Эрна ещё дышала, и по дороге губы её шевелились, будто шептала что-то.
Василий с трудом утащил Наталью в дом. Она продолжала кричать, ругаться, проклинать цыган, пока те уносили старуху прочь из деревни.
Через три дня табор покинул поле. Цыган больше в наших краях не видели. Не узнали мы и того, умерла ли Эрна тогда или нет. А вот с Натальей и с семьёй Скриповых началась беда.
Ровно через сорок дней Наталья сбросила плод. Схватки были мучительные — она каталась по полу, истекала кровью, кричала так, что слышно было за весь двор. Василий на телеге вывез её в город. Спасти успели, но врачи поставили приговор: бесплодие. Никаких шансов на детей.
Но и это было только началом. У Натальи помутился разум. Она начала чудить. Стала ходить по лавкам, покупать колоды карт и носить их с собой. Развернёт веер, предлагает девкам: «Позолоти ручку — всё расскажу». Василий выбрасывал карты, сжигал в печи — она снова покупала. И так снова и снова.
В деревне бесплодной женщине не было места. «Пустая жена — как пустая казна», — говорили тогда. Работников нужно, потомство — а её утроба оказалась пустой. Василий терпел, терпел… а потом собрал вещи и отвёз Наталью к её матери. Через год он женился снова.
А Наталья продолжала бродить по деревне с колодой в руках. Люди не гадали у неё — гнали. Жалели, но боялись. Она стала изгоем. А бывало, остановится у чьей-нибудь калитки, замрёт — и бросит под порог туза пик. Это значит — в доме будет смерть или пожар. Или бросит даму пик — значит, муж хозяйки гуляет. Люди дрожали, когда она появлялась.
Мать водила её в церковь, просила попа отчитать, ходила к знахаркам — толку не было. Никто не мог снять цыганское проклятие.
Так исполнилось проклятие Эрны. А в полнолуние Наталья часто выходила ночью босиком на просёлочную дорогу, кричала то: «Эрна, будь ты проклята!», то, наоборот, звала её, просила прощения.
Одним летом стояла засуха. Вспыхнули пожары. Половина деревни сгорела дотла. В том числе и дом Натальи с матерью.
Мы с родителями уехали в город, к родственникам. Почти все жители разъехались — кто куда. Что стало с Натальей и её матерью — никто не знает. Так закончилась её история.
Мы с Аллой слушали старушку, затаив дыхание. Ждали, что она скажет что-то поучительное, сделает вывод. Но нет — она просто замолчала, встала, пожелала нам удачи и медленно пошла к выходу из парка. Мы даже не спросили её имени. Я часто потом бывала в том парке — но старуху больше не видела.
А предсказания, которые она сделала Алле… сбылись все до единого.
Алла вышла замуж в 28 лет — через девять лет после той встречи. Замужество, как и было сказано, — не скоро.
Первые роды закончились трагедией — родилась мёртвая девочка. Позже у неё родился сын. «Дитё будет из двоих одно» — так и вышло.
Она жила с мужем в так называемом «гостевом браке» — он приезжал только на выходные, остальное время был «занят бизнесом». Она была замужем, но по сути — одна. «Будешь при муже, но одна» — сбылось.
И последнее: «Старость встретишь, как твоя мать». Мать Аллы после смерти мужа посвятила себя детям и внукам. То же самое случилось и с Аллой — она овдовела и закончила жизнь в одиночестве, окружённая детьми, но без мужа.
Всё, как сказала та старушка в тени деревьев.
