Я больше не считаю тебя сыном. — И знать тебя не хочу. Ты пошёл против матери, отец бы тебя осудил.
— Мам, так нельзя, — раздражённо бросил Илья, открывая дверь и увидев мать с авоськами в руках.
Инна застыла в прихожей, придерживая Мишу, который тянулся, чтобы снять шапку.
— А в чём дело? Я просто сварила борщ, поставила компот. Разве нельзя побаловать родных? — Галина Петровна прошла на кухню, словно была здесь хозяйкой.
На плите что-то булькало, по квартире разливался аромат сала и лаврового листа. Инна молча поставила сына на пол и помогла ему снять сапоги. Мальчик сразу направился в комнату, а она, так и не сняв куртку, подошла к плите и приподняла крышку кастрюли — внутри дымился густой борщ на сале, с жирными каплями на поверхности.
— Мы не даём Мише жирное. Вы это знаете, — её голос был спокойным, но твёрдым.
— Да от одной ложки он не взорвётся, — свекровь отмахнулась и уже потянулась к ложке.
Инна открыла холодильник, достала заранее приготовленный куриный бульон и аккуратно перелила его в детскую тарелку.
— У нас есть свой суп. Пожалуйста, заберите борщ домой. Мы его есть не будем.
Галина Петровна опустилась на стул, лицо её окаменело.
— Вам ничего не подходит. Раньше еду уважали, а теперь — выкидывают борщ, как мусор.
Илья стоял в стороне, не зная, что сказать.
— Ну зачем так резко? — тихо произнёс он. — Мама старалась, хотела помочь.
Инна не обернулась.
— Я защищаю своего ребёнка.
После обеда Миша сидел в детской, увлечённо глядя в планшет. Инна собирала посуду, когда услышала шаги. Свекровь появилась в дверях, скрестив руки на груди.
— В моё время дети целыми днями на улице были. А сейчас — сидят с этими штуками. Что за воспитание?
Инна подошла к двери, заглянула внутрь.
— Ему разрешено полчаса в день. До этого мы гуляли в парке.
— Разбаловали, — фыркнула Галина Петровна и направилась в зал.
Инна тихо выдохнула, прислонилась к косяку и посмотрела на сына, который смеялся над мультфильмом.
Вечером, когда Миша уже зевал, потирая глаза, Инна уложила его, укрыла одеялом, поцеловала и погладила по голове. Из коридора донёсся голос свекрови:
— А давайте ещё мультик? А то проснётся ночью.
— Не нужно, спасибо. У нас режим. Пора спать, — ответила Инна, сохраняя спокойствие.
Свекровь что-то проворчала и ушла. Инна осталась сидеть на краю кровати, прислушиваясь к ровному дыханию сына.
Утром, когда Илья уже собирался на работу, раздался звонок. Он открыл — на пороге стояла мать с широкой улыбкой и огромной коробкой в руках.
— Смотрите! Подарок для Миши — машина на радиоуправлении! Мечта любого мальчишки!
Она радостно протянула коробку. Мальчик выбежал в прихожую, босиком.
— Спасибо, — сказала Инна, мягко прижимая сына к себе. — Но мы же договорились: игрушки — только на праздники.
Она посмотрела на Илью. Тот беспомощно пожал плечами: «Что я мог поделать?»
— Ну и зануды, — хмыкнула Галина Петровна. — А я — бабушка. Мне можно.
За ужином разговор зашёл о финансах. Инна резала огурцы, Миша уронил ложку — она молча подняла, вытерла. Свекровь аккуратно откусила котлету.
— Слышала, собираетесь в поездку? Лучше бы дом отремонтировали. Обои уже отваливаются.
Илья бросил взгляд на жену и быстро сказал:
— Мам, давайте не будем. Мы сами решаем, на что тратить деньги.
Инна молчала. Руки двигались, но внутри всё сжалось.
Она встала, убрала тарелки и ушла на кухню. Включила воду, будто шум мог заглушить нарастающее раздражение. Галина Петровна устроилась у телевизора. Илья остался сидеть, глядя в пустую тарелку.
Капли падали в раковину, чайник шипел. Инна машинально вытирала поверхность, всё ещё чувствуя горечь после вчерашнего. Миша прибежал с рисунком. Она улыбнулась, кивнула, но мыслями была далеко. За дверью громко работали новости. Инна поправила полотенце и тихо вздохнула.
Ближе к обеду, в выходной, снова зазвонили. Инна открыла — свекровь стояла в пальто, с пакетом и рулоном образцов обоев.
— Принесла. Надо переклеить в спальне. Вот, посмотрите — светлые, спокойные. Уже всё подобрала.
Она разложила образцы на столе. Инна посмотрела, но не стала трогать.
— Галина Петровна, мы не планируем ремонт. Это дорого. И, честно, нас всё устраивает.
— Ну надо же иногда обновлять! Обои выцвели, выглядят уныло.
— Возможно, когда-нибудь, — мягко, но твёрдо ответила Инна. — Сейчас не время.
— Как хотите, — свекровь стала собирать бумаги. — Только потом не говорите, что у ребёнка нет эстетики.
Инна промолчала, ушла в детскую. Миша строил башню из кубиков, бормоча что-то себе под нос.
На следующее утро, только Инна поставила чайник, как раздался звонок. Галина Петровна вошла, разулась и сразу достала из пакета пироги.
— Ещё тёплые. И знаете, я подумала — вам бы в санаторий съездить. У меня есть контакты, всё проверила. Там и питание, и лечение, и воздух.
Инна поставила чашки.
— Спасибо, но мы планируем поездку на море. В августе.
Свекровь замерла.
— На море? С малышом? Там же жара, толпы. В санатории безопаснее. Да и я могла бы поехать с вами.
Инна спокойно налила чай.
— Мы хотим отдохнуть втроём.
— Понятно… Значит, без меня, — сухо бросила Галина Петровна, отодвигая пироги.
На следующий день Инна как раз складывала бельё в ванной, когда снова зазвонили. Она открыла — перед ней стояла свекровь, без пальто, в жакете, аккуратно накрашенная, с пакетом в руках. Быстро прошла внутрь и, окинув Инну взглядом, поморщилась:
— Хорошо бы халат надеть. Гостей в таком виде встречать — не очень-то прилично.
Инна молча закрыла дверь. На ней были короткие домашние шорты и лёгкая прозрачная футболка. Она прошла на кухню и молча достала кружки.
— Всё-таки женщина должна следить за собой, особенно если в доме живёт мужчина. Раньше это понимали, — не унималась свекровь.
— Я дома, и мне комфортно, — коротко ответила Инна.
После обеда Миша сидел на ковре, собирал конструктор. В гостиной заиграл громкий сериал — актёры орали, перебивая друг друга. Из детской донёсся голос Инны:
— Мама, можно потише?
— У меня слух уже не тот, — отозвалась Галина Петровна, даже не повернувшись.
Миша бросил деталь, зажмурился, прижал руки к ушам. Инна тут же села рядом, обняла его.
— Подожди немного, потом снова построим. Сейчас тихо станет.
Вечером Илья вернулся с работы. Едва переступил порог — мать уже стояла перед ним:
— Даже не позвонишь. Я у вас как воздух — есть, но невидимая. Всё крутится вокруг неё.
— Мам, у нас дела, я устал. Просто не успеваю.
— Раньше ты был совсем другим. Добрее. А теперь будто чужой.
Он прошёл на кухню. Инна шла за ним. Илья опустился на стул, провёл рукой по лицу. Галина Петровна осталась в дверях.
— Как ты позволяешь ей так со мной разговаривать? Я же твоя мать!
— Мам, у меня теперь своя семья. Своя жизнь. Я люблю тебя, но ты должна это понять.
Она нахмурилась.
— Значит, я теперь лишняя?
Он не ответил. Инна поставила чайник, стараясь не вмешиваться. Тишина накрыла комнату, тяжёлая и плотная.
Утром Инна заправляла постель, когда Миша пробежал мимо — в куртке, но в одной варежке.
— Мам, где вторая?
— В кармане рюкзака, в прихожей, — ответила она, поправляя угол одеяла.
Из кухни доносился стук ложки — свекровь уже пила чай. Инна тихо выдохнула: день только начался, а в воздухе уже висело напряжение, как туман после дождя.
На кухне Илья застёгивал куртку. Миша играл у батареи.
— Я с ним выйду, — сказала Инна. — Нам в аптеку за каплями.
— Я тоже скоро, — ответил Илья. — Мам, ты останешься?
— Конечно, — бодро кивнула свекровь. — Пирог подогрею, сериал включу — как раз к обеду интересное. Всё будет в порядке.
Инна замялась, но ничего не сказала. Минуту спустя они с Мишей уже спускались по лестнице.
Когда вернулись, в квартире было тихо. Миша ушёл в комнату, Инна направилась на кухню. Там стояла Галина Петровна, прислонившись к столу.
— Он в одной кофте на улицу пошёл? — строго спросила она.
— Под кофтой — термобельё и свитер. Капюшон тёплый. Не замёрзнет.
— Ну, как знаешь. А потом пеняй на себя, если заболеет, — проворчала та и ушла в зал.
Прошла неделя. В субботу Инна убиралась в детской — складывала одежду, протирала полки. Свекровь снова пришла, как всегда, с готовыми планами. Осмотрела прихожую.
— Цвет стен у вас какой-то унылый, — поморщилась она. — Надо перекрасить. У меня недавно перекрасили — глаз не оторвать.
— Спасибо, но мы пока не планируем. Нам и так хорошо, — спокойно ответила Инна, не отрываясь от уборки.
— Ну, хозяйка — значит, хозяйка, — с обидой бросила та. — Я просто посоветовала. Как хотите.
И уже в дверях хлопнула за собой.
На следующий вечер за чаем Илья рассказал, что заказал Мише велосипед.
— А старый разве сломался? — вступила свекровь. — Лучше бы на дачу копили.
— Это подарок, — мягко, но твёрдо сказала Инна. — Ребёнку важно.
— Велосипеды и раньше были. А теперь — всё не так, как надо.
Илья посмотрел на жену. Она встала, взяла кружку и ушла на кухню.
Вечером, ближе к девяти, когда Миша уже спал, а они с Ильёй сидели в гостиной, в комнату вошла Галина Петровна. В руках — старый фотоальбом. Поставила его на стол, села.
— Вы меня от себя отгородили, — её голос дрожал. — Ничего не говорите, не спрашиваете. А я… Я столько для вас сделала. Для вас, для внука. Отдавала время, силы. А теперь — будто я чужая.
Инна подняла глаза. Свекровь смотрела только на сына.
— Сынок, ты стал мне чужим. Я тебя не узнаю. Свою мать ставишь на второе место. Отец бы не одобрил.
Илья отложил телефон, провёл рукой по лицу.
— Я не против тебя. Просто… Я хочу, чтобы ты поняла: у нас своя жизнь. Мы взрослые. Мы сами принимаем решения.
— Значит, вытесняете, — она резко встала, голос стал холодным. — Я прихожу с сердцем, а вы встречаете как постороннюю. Так нельзя. Но ладно. Больше не ждите ни помощи, ни заботы. Живите как хотите.
— Мам, подожди… — начал Илья.
Но она уже шла к двери.
— Ты меня потерял, сынок. Я знать вас больше не хочу.
Хлопнула дверь. В квартире повисла глубокая тишина. Инна медленно убрала чашки, не глядя на мужа. Из детской выбежал Миша — проснулся от хлопка.
— Мамочка, — прижался он к её ноге. — Всё нормально?
Она присела, обняла, поцеловала в голову.
— Всё хорошо, солнышко.
Илья подошёл, сел рядом.
— Ну что ж… Значит, будем сами, — тихо сказал он.
Инна кивнула. В груди не было ликования, не было злости — только странное облегчение, как после долгого бега. Это не была победа. Это была тишина. Освобождение. Пространство, в котором впервые за долгое время стало можно дышать свободно.
Дом снова стал их.
Только их.
