Сел в такси и обомлел — водитель был точной копией моего покойного отца… История, после которой вы поверите в чудеса, знаки свыше и невероятные совпадения!
Медленно, будто боясь спугнуть миг или разрушить хрупкую иллюзию реальности, я поворачиваю голову. Мир вокруг словно замирает, оставляя в центре внимания только его — водителя такси, сидящего за рулём, будто бы родившегося из моих самых глубоких воспоминаний. В груди тут же сжимается ледяной комок, а по позвоночнику пробегает неприятная дрожь, как если бы тысячи мурашек решили устроить бега по коже. Его лицо… Оно невозможно знакомо. Тот самый шрам под правой бровью, точно такой же, какой я помню ещё с детства, — будто кто-то осторожно провёл лезвием по коже и оставил на память след. Та самая выпуклая родинка чуть ниже уха, будто капля времени, застывшая на шее. И глаза — серые, пронизывающие, полные вопросов, которые он никогда не задавал вслух, но которые всегда читались в его взгляде.
Внутри меня начинается хаос. Либо мой разум окончательно дал трещину, либо передо мной действительно сидит точная копия моего отца. Того самого, которого уже нет. Того самого, чья фотография до сих пор стоит на каминной полке дома, где мы больше не собираемся все вместе.
— Это ты! — вырывается у меня, но не как обвинение, скорее как крик души. — Ты должен быть на его месте! Ты один виноват!
Эти слова всё ещё эхом стучат в голове, хотя я уже давно покинул кафе. Сестра выгнала меня, как будто я был призраком, который не имеет права находиться рядом. Сегодня день особенный — годовщина его смерти. Каждый переживает это по-своему. Некоторые просто замыкаются в себе, другие ищут ответы в алкоголе, третьи — в ярости. А Соня? Она выбрала месть. Не физическую, конечно, но эмоциональную — холодность, обвинения, разрыв.
И, возможно, она права. Возможно, я действительно виноват. Потому что в тот вечер я должен был забрать её из аэропорта. Я должен был быть трезвым. Я должен был быть там, а не валяться где-то в баре, утопая в жалости к себе. Но вместо этого отец, уставший после ночной смены, сел за руль и поехал за ней. И не вернулся.
Сейчас, сидя возле машины, куда я даже не успел сесть, я чувствую, как дыхание сбивается, как в горле пересыхает, а перед глазами всё плывёт, будто мир размыт слезами, которых я не пролил. Присаживаюсь на корточки, закрываю глаза, стараясь сосредоточиться на каждом вдохе. Глубоко, медленно, выдыхаю — как учил когда-то папа, когда я нервничал перед экзаменом. Как странно, что именно сейчас его совет приходит мне на помощь.
Но едва ли этого достаточно, чтобы сесть за руль. Руки всё ещё дрожат. Мысли путаются. Да и вообще — я не готов. Лучше такси. Делаю глубокий вдох, достаю телефон, верчу его в руках, будто надеясь найти там ответы. В этот момент замечаю черно-жёлкое такси, которое медленно ползёт по пустой дороге. На крыше горит табличка — «Свободно». Словно само судьба послала эту машину прямо ко мне.
Подхожу, машу рукой, и через пару секунд уже открываю дверь, забираюсь внутрь. Закрываю её, и сразу же окунаюсь в атмосферу, которая почему-то кажется мне знакомой. Запах апельсинового освежителя и древесины, возможно, ели. Так пахло в машине отца. Я невольно улыбаюсь, хотя внутри всё переворачивается. Что за странные игры со мной ведёт память?
Медленно поворачиваю голову и оказываюсь лицом к лицу с водителем такси. В груди холодеет. По позвоночнику бегут мурашки. Тот же шрам под бровью. Та же выпуклая родинка на шее. Те же пытливые серые глаза.
Либо я вконец спятил, либо передо мной сидит точная копия моего покойного отца.
Мне хочется броситься к нему, как маленький ребёнок, зарыдать в его плечо, рассказать обо всём — о боли, о вине, о страхе, что я никогда не смогу искупить свою ошибку. Но здравый смысл берёт верх. Это не может быть правдой. Это игра воображения. Просто тяжёлый день, слишком много эмоций. Глубокий вдох, задержка на пять секунд, медленный выдох.
— Привет, сынок.
Я подскакиваю так, будто меня ударили током. Матерюсь, хватаюсь за ручку двери, пытаясь вырваться, но она заперта. Отчаянно закрываю лицо ладонями, наклоняюсь вперёд, пытаясь прогнать образ отца, пытаясь забыть сегодняшний день. Но ничего не помогает. Только боль становится острее. Откидываюсь на спинку сиденья, убираю руки, пот выступил на лбу, дыхание частое. Собираюсь с силами и поворачиваюсь к водителю.
— Закончил? — интересуется он, и голос его звучит так, будто прошлогодний снег снова начал таять.
Это он. Это реально он. Он здесь. Он ведёт машину, как делал это всю жизнь — расслабленно, одной рукой, будто дорога принадлежит ему одному.
— Папа? Но как? — шепчу я, не в силах отвести взгляд от его небритой щеки.
— Не твоя вина, — говорит он, не сводя глаз с дороги. — Прекращай себя мучить, понял меня?
— Не понял, — отзываюсь я почти автоматически. — Больше винить некого. Даже Соня…
— Софья оправится, — уверенно заявляет он. — Рана заживет. Вот увидишь. И злость отступит.
Только папа называл её «Софья». Только он мог говорить так — уверенно, без лишних слов, с той особенной интонацией, от которой становилось чуть легче.
— А я не хочу, чтобы отступала! — неожиданно для самого себя признаюсь я. — Соня имеет полное право злиться. В тот день за рулём должен был быть я. Мы оба это знаем. Если бы я не поругался с девушкой, если бы не напился, как последний идиот, тебе бы не пришлось ехать за ней! Ты бы не попал в аварию. Ты был бы жив, пап.
Он молчит. Только плечами пожимает и поворачивает направо.
— Не ищи логики там, где её быть не может. У судьбы свои порядки, сынок. Не мне и не тебе их менять.
Дорога становится знакомой. Слишком знакомой. Пульс колотится в висках, как барабан в ритме страха.
— Куда мы едем? — спрашиваю я, голос мой стал металлическим, безжизненным.
— Сам знаешь, — отвечает он. — Ты этого хочешь.
Мимо пролетают дома, фонари, кусты сирени. Вижу самолёт, снижающийся над городом.
— Не надо, пап, — прошу я. — Только не эта дорога!
— Прости, но ты сам этого хочешь.
Красный светофор вдалеке. Остается всего пятьсот метров.
— Тормози!
Он не слушает. Наоборот — нажимает на газ.
— Что ты делаешь?! ПАП!
— Доказываю, — говорит он твёрдо.
— Что?!
— Что твоя судьба — не моя судьба.
Мы пролетаем перекрёсток. Клаксоны воют вокруг нас. Машина скользит, заносит, но мы выходим из опасной зоны. Через мгновение останавливаемся на обочине.
Открываю глаза. Я в своей машине. За рулём. Левая рука сжимает баранку.
— Я был на месте аварии, — говорю я, входя в дом. — Проехал на красный по тому перекрёстку, как он тогда.
Соня молчит. Смотрит на меня с красными глазами.
— Был на его месте. Как ты и хотела.
Её взгляд смягчается. Она делает шаг ко мне.
— Ты ненормальный, — шмыгает носом она, обнимая меня. — Больше так не делай.
После долгого молчания и чаепития, я спрашиваю:
— Может быть, это была его судьба? Не моя безответственность, не его усталость, не погода… Просто судьба?
— Мне это не нравится, — говорит Соня, — но, думаю, ты прав. Обвинять тебя было проще.
— Мне тоже.
Она сжимает мою руку. Мы молчим. Грустим. Но теперь вместе. И наша общая рана, пусть медленно, но начнет затягиваться. Рано или поздно.
