Я вам, постирушка что ли? Свою рубаху сами стирайте, не нанималась тут!
Вера Николаевна с грохотом поставила кастрюли в раковину и резко обернулась к невестке, застывшей в дверях кухни:
— Опять твои кулинарные эксперименты? Как можно испортить обычный борщ? У моего Игоря всегда был прекрасный аппетит, а теперь он едва притрагивается к еде!
Анна стиснула зубы, мысленно сосчитала до пяти, как советовала подруга-психолог, и спокойно ответила:
— Вера Николаевна, борщ не пригорел. Это особый рецепт — со свёклой, запечённой в духовке. А Игорь мало ест потому, что соблюдает диету. У него начальная стадия гипертонии.
— Какая ещё гипертония в тридцать пять лет? — возмутилась свекровь, размахивая руками и разбрызгивая вокруг мыльную воду. — В нашей семье никогда не было гипертоников! Это всё ваши городские полуфабрикаты и консерванты. Я в деревне выросла на парном молоке и домашнем хлебе, и ничего — в свои шестьдесят три я полна сил!
«Ага, особенно когда роетесь в моих нервах,» — подумала Анна, но вслух произнесла:
— Что ж поделаешь, такой диагноз поставил врач. Кстати, если хотите, можете доварить борщ по-своему — он всё ещё на плите.
— Ох, благодарю покорно! Разрешила готовить в собственном доме! — саркастически протянула свекровь. — Между прочим, это и мой дом тоже! Мы с покойным Сергеем Михайловичем здесь прожили 40 лет! Каждый уголок этой квартиры создан нашими руками…
Анна мысленно закатила глаза. Эту песню она знала назубок: регулярные напоминания о том, что квартира изначально принадлежала родителям Игоря. После смерти свёкра пять лет назад Вера Николаевна отказалась переезжать к сестре в Тверь: «Бросить родные стены? Ни за что!»
— Я помню, Вера Николаевна, — терпеливо повторила Анна. — Но сейчас это также наша с Игорем квартира. Мы живём здесь уже десять лет.
— Обошлись бы без тебя! — бросила свекровь злобный взгляд. — Моему Игорю и со мной было хорошо. Я и готовила, и убирала, и за порядком следила! А теперь что? Пыль повсюду, холодильник пуст, одежда помята. А ты вместо хозяйства своими переводами занимаешься! Срам!
Знакомая боль пронзила сердце. Работа переводчиком с испанского казалась свекрови личным оскорблением. Если Анна сидела за компьютером, значит, забросила быт, мужа и саму Веру Николаевну.
— Я работаю из дома, Вера Николаевна. Это полноценная работа, как у Игоря в офисе. И на эти деньги, кстати, два года назад мы делали ремонт в этой квартире. А ещё…
— Ремонт! — перебила свекровь. — Лучше бы не трогали ничего! Всё перевернули вверх дном, любимые обои ободрали, паркет изуродовали! И что в итоге? Эти… как их… пастельные стены! Дом стал похож на больницу!
Анна глубоко вздохнула, стараясь сдержать закипающее раздражение. Десять лет! Десять лет постоянных придирок, критики и унижений. Сначала она пыталась найти общий язык, потом просто смирилась, а теперь каждый день превращался в битву, где она чувствовала себя побеждённой.
— Вера Николаевна, пастельные тона выбрал Игорь, — терпеливо напомнила она в очередной раз. — Ему нравится минимализм. А ваши любимые обои с розами мы сохранили в вашей комнате.
— И на том спасибо! — фыркнула свекровь, гремя посудой. — Вот соседка Зинаида рассказала: её зять, в отличие от некоторых, ежедневно навещает тёщу, приносит продукты, платит за квартиру, возит на дачу!
— Так у Зинаиды Степановны и дача есть, и просторная трёхкомнатная квартира, и профессорская пенсия, — не сдержалась Анна. — А она одна, вот и радуется вниманию зятя.
— Ты намекаешь, что я тут лишняя? Что мне слишком много внимания нужно? Да я для вас…
Звонок в дверь прервал начало новой тирады. Анна с облегчением пошла открывать — кто бы ни был за дверью, это было спасение! Оказалось, курьер доставил пиццу, которую она заказала на обед. Обычно Анна заказывала еду, когда свекровь уходила к подругам, но сегодня планы Веры Николаевны изменились.
— Что это? — свекровь высунулась из кухни, вытирая руки полотенцем. — Опять эту гадость в дом принесла?
— Это пицца, Вера Николаевна, — устало ответила Анна, расплачиваясь с курьером. — Обычная еда. Не беспокойтесь, без острого, Игорю можно.
— Игорю категорически нельзя! — отрезала свекровь. — У него слабый желудок, как у отца. Я борщ доварю, им и пообедаем. А эту дрянь выкинь.
Анна замерла с коробкой в руках. Что-то внутри надломилось. Раньше она бы промолчала, возможно, позже съела бы пиццу тайком. Но сейчас… Сейчас она поняла, что больше не может уступать, подчиняться чужой воле. Это была её еда. Её выбор!
— Нет, Вера Николаевна, — твёрдо сказала она, глядя свекрови в глаза. — Я не буду выбрасывать пиццу. Я буду её есть. И Игорь тоже, если захочет. Он взрослый человек и сам решает, что ему есть.
Свекровь ахнула от изумления. За десять лет невестка редко противоречила ей так открыто.
— Вот как! — её щёки покраснели. — Значит, моё мнение ничего не стоит? Я тут стараюсь, готовлю, а ты своей отравой всё портишь?
— Вера Николаевна, я просто хочу съесть то, что мне нравится, — Анна старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал. — Вы можете доваривать борщ и есть его сами. Но мне оставьте право выбора.
— Право выбора! — передразнила свекровь. — Мои родители такого слова не знали! Уважение к старшим — вот что было важно!
— Уважение должно быть взаимным, — тихо, но твёрдо ответила Анна. — Я уважаю вас, но и вы, пожалуйста, уважайте меня. Мне тридцать два года, я не ребёнок.
— Какое уважение! — всплеснула руками Вера Николаевна. — Посмотри, как живёшь! Муж на диете, в квартире грязь, суп пригорает, и вместо исправления — пиццу заказываешь!
Анна почувствовала, как к горлу подступает ком. За что эта женщина так её ненавидит? За пиццу и пыль?
— Вы поэтому меня ненавидите? — с трудом выговорила она, сдерживая слёзы. — За пиццу и пыль?
— А за что тебя любить? — искренне удивилась свекровь. — За то, что увела моего сына? За то, что детей нет? Или за то, что работаешь вместо домашнего хозяйства?
В этот момент Анна осознала: всё бесполезно. Десять лет попыток доказать этой женщине, что она достойна её сына. Десять лет унижений, придирок, манипуляций. Пришло время положить этому конец.
— Вера Николаевна, знаете что? — Анна аккуратно опустила коробку с пиццей на тумбу в прихожей. — Я больше не намерена оправдываться перед вами и доказывать свою состоятельность как жены. Моё терпение иссякло.
Лицо свекрови побагровело от возмущения:
— Что это значит? Ты угрожаешь мне?
— Нет, я просто констатирую факт, — удивляясь собственному спокойствию, ответила Анна. — Я больше не буду мириться с вашими постоянными придирками. Не стану выслушивать, какой я никудышный человек. Моя жизнь и брак — не ваше дело.
— Как ты смеешь! — задохнулась от гнева Вера Николаевна. — Вот вернётся Игорь, я ему всё расскажу! Как ты со мной разговариваешь, как мать родную не уважаешь!
— Рассказывайте, — безразлично пожала плечами Анна, чувствуя неожиданное облегчение. — Я тоже всё ему объясню. Как вы меня десять лет изводили, к каждому шагу придирались, как невозможно угодить вам чем бы то ни было.
Когда Игорь вернулся с работы, напряжение в квартире можно было почувствовать физически. Свекровь демонстративно хлопала дверьми на кухне, громыхала посудой, а Анна механически листала книгу в гостиной, не видя слов.
— Я дома! — крикнул Игорь, разуваясь в прихожей. — Что на ужин? Умираю от голода!
На его голос первой примчалась Вера Николаевна, пунцовая от негодования:
— Игорёк! Наконец-то! Представляешь, что устроила твоя… жена!
— Что случилось? — встревоженно спросил Игорь, переводя взгляд между матерью и женой.
— Она!.. — свекровь указала на Анну. — Нагрубила мне! Сказала, что я ей надоела! После всего, что я для вас делаю!
— Я не говорила, что вы мне надоели, — спокойно уточнила Анна. — Я сказала, что устала от бесконечных придирок и критики. Это разные вещи.
Игорь растерянно смотрел то на мать, то на жену. Такие конфликты происходили не впервые, и обычно он находил способ их погасить. Но сейчас что-то изменилось. Анна выглядела не виноватой или злой, а… решительной?
— Давайте успокоимся, — попытался привычно разрядить обстановку Игорь. — Мама, ты же знаешь, Аня не хотела тебя обидеть.
— Я больше не буду извиняться за то, чего не делала, — твёрдо заявила Анна. — Твоя мама постоянно критикует каждое моё действие: готовку, уборку, одежду, работу. Ничто её не устраивает. Десять лет этого — достаточно.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Игорь.
— Мы должны серьёзно поговорить. Наедине, — Анна нервно переплела пальцы.
— Ага, секреты от матери! — всплеснула руками Вера Николаевна. — При мне говорите!
Анна глубоко вздохнула:
— Хорошо. Игорь, выбирай: либо мы с твоей матерью больше не живём вместе, либо… либо мы разводимся.
— Что?! — потрясённо воскликнул Игорь, а его мать схватилась за сердце.
— Вот видишь! — запричитала она. — Она хочет нас разлучить! Родную мать с сыном!
— Мама, пожалуйста, позволь нам поговорить, — устало попросил Игорь.
К удивлению Анны, свекровь молча удалилась в свою комнату, оставив дверь приоткрытой.
— Ань, ты серьёзно? Развод из-за конфликта с мамой? — Игорь был шокирован.
— Это не просто конфликт, — тихо ответила Анна. — Десять лет унижений и контроля. Каждый день, каждый час она показывает, что я недостойна тебя. Я старалась, очень. Но больше не могу.
— И что ты предлагаешь? Отправить маму в дом престарелых? — нахмурился Игорь.
— Нет. У неё есть сестра в Твери. Или можно снять ей квартиру. Или нам снять жильё, а эту квартиру оставить ей.
— То есть, выгнать… — помрачнел Игорь.
— Не выгнать, а разъехаться, — мягко поправила Анна. — Игорь, я правда больше не могу. Я чахну здесь, превращаюсь в злую, раздражительную особу. От прежней меня почти ничего не осталось.
Он долго смотрел на неё, но Анна понимала: он не верит ей до конца.
— Потерпи ещё немного, — сказал он. — Маме тяжело после смерти отца. Она успокоится.
— Прошло пять лет, Игорь, — напомнила Анна. — Становится только хуже.
— Иногда мама бывает резковата, но…
— Ты не понимаешь, — покачала головой Анна. — Ты приходишь вечером, а я весь день под её контролем. Каждый шаг, каждое слово под микроскопом.
— Мама много помогает, — возразил Игорь.
— Не помогает, а контролирует, — горько усмехнулась Анна. — Готовит так, как считает нужным она, а не как нравится нам. Убирает там, где хочет, а не там, где нужно. И постоянно говорит, какие мы неблагодарные.
Из комнаты свекрови послышалось возмущённое сопение.
— Давай не будем принимать поспешных решений, — предложил Игорь. — Успокоимся и потом обсудим.
— Нет, Игорь, — покачала головой Анна. — Не в этот раз. Либо мы разъезжаемся с твоей мамой, либо расходимся сами.
— А если я откажусь от обоих вариантов? — сузил глаза Игорь.
— Тогда я подам на развод, — тихо, но твёрдо сказала Анна. — И поверь, это не шантаж. Я на пределе.
Игорь долго молчал, затем тяжело вздохнул:
— Дай мне время подумать. Мама ведь тоже часть семьи.
— Согласна, — кивнула Анна. — У тебя есть семь дней. После этого я приму решение самостоятельно.
— Всего неделя? — возмутился Игорь. — Это слишком мало! Нужно обсудить всё с мамой, изучить варианты жилья, рассчитать расходы…
— Если ты выбираешь меня, искать жильё не придётся, — мягко заметила Анна. — Мы останемся здесь, а для мамы подберём другой вариант. Если же выбор падёт на неё — решать тебе. Хотите — живите вдвоём, я найду себе место.
Из комнаты свекрови донеслось приглушённое восклицание, затем дверь распахнулась, и появилась Вера Николаевна — полная возмущения и гнева.
— Так вот что я для вас значу?! — вскричала она. — Просто «вариант», который можно передвинуть? А как же мои жертвы? Лучшие комнаты вам, готовка, уборка, стирка? Эта квартира была моим домом всю жизнь!
— Мама, никто не выгоняет тебя, — устало произнёс Игорь.
— Как это не выгоняет? — свекровь прижала руки к сердцу. — А что тогда это за разговоры: «Найдём вариант для мамы»? Под любую крышу старуху спровадить?
— Вы все драматизируете, Вера Николаевна, — вздохнула Анна. — Речь не о конуре. Например, у вашей сестры в Твери отличная квартира — просторная, светлая, рядом парк…
— Решили сплавить старуху куда подальше? — глаза свекрови наполнились слезами. — Сначала Тверь, потом дом престарелых, а там и до кладбища недалеко?
— Мам, что ты такое говоришь? — Игорь обнял мать, которая демонстративно всхлипывала. — Никто никуда тебя не отправляет. Это просто эмоции. Вы с Аней обе расстроены. Всё уладится, вот увидишь.
Анна наблюдала за этой картиной со знакомым чувством отстранённости. Как всегда, муж утешал мать, а она оставалась в тени — чужой, ненужной, виноватой во всём. Десять лет одного и того же.
— Игорь, я поживу пока у Леси, — сказала она, когда рыдания свекрови немного стихли. — Нам обоим нужно время подумать. Через неделю встретимся и решим, что делать дальше.
— Что? Ты уходишь? Сейчас? — он оторвался от матери.
— Да, — кивнула Анна. — Так будет лучше для всех. Яблоко раздора исчезнет, и ты сможешь спокойно решить, чего действительно хочешь.
Она быстро собрала сумку с необходимым, позвонила Лесе — лучшей подруге, которая давно предлагала ей укрытие. Игорь метался между комнатами, пытаясь то остановить жену, то успокоить мать, которая продолжала страдать на кровати.
— Аня, давай не будем торопиться, — повторял он, когда она закрыла сумку. — Останься, поговорим спокойно…
— Нет, Игорь, — покачала она головой. — Я знаю, чем это закончится. Обещаниями изменений, которые так и не случатся. Мне нужно время и пространство. И тебе тоже.
— Но как же…
— Телефон у меня с собой, звони, если что, — она быстро поцеловала его в щёку и вышла, испытывая одновременно боль и странное облегчение.
Неделя у Леси оказалась подобна отпуску. Впервые за десять лет Анна могла дышать свободно. Никто не следил за её действиями, не комментировал привычки. Она спала, ела и работала, когда хотела, и постепенно к ней возвращалось забытое чувство счастья.
Игорь звонил ежедневно. Сначала умолял вернуться, потом сердился, требовал, угрожал разводом. В какой-то момент даже пытался прорваться к Лесе домой, но подруга оказалась непреклонна — Анне нужно время.
К концу недели его звонки стали реже, а голос задумчивее. Кажется, до него начало доходить серьёзность ситуации. Теперь он интересовался её самочувствием, рассказывал о работе. О матери не упоминал.
Последним утром Анна проснулась с твёрдым решением: она не вернётся, если в доме останется свекровь. Десять лет ада — достаточная цена за любовь. Пора думать о себе.
Вечером Игорь приехал к Лесе. Выглядел он неважно — осунувшийся, с тёмными кругами под глазами. Леся тактично оставила их наедине.
— Ну что, решил? — спросила Анна, садясь напротив него за маленький стол.
Он долго молчал, затем вздохнул:
— Да. Мама переедет к тёте Зине.
Анна замерла, не веря своим ушам:
— Серьёзно? А она согласилась?
— Не сразу, — горько усмехнулся Игорь. — Был скандал, истерика, «ты неблагодарный сын». Но… знаешь, я впервые посмотрел на всё это со стороны. И увидел, как мама мной манипулирует. Всегда так делала.
Анна не могла поверить. Неужели Игорь наконец понял?
— Я не говорю, что мама плохая, — продолжил он. — Она просто одинокая. И боится потерять меня. Отсюда и вся эта война.
— Я это понимаю, — тихо ответила Анна. — Я никогда не считала твою маму злой. Но жить с ней под одной крышей больше не могу.
— Я знаю, — он накрыл её руку своей. — И хочу извиниться. За то, что не видел твоей боли. За то, что всегда выбирал её сторону, даже когда она была не права. Ты терпела столько лет, а я…
Анна сжала его руку, чувствуя слёзы на глазах.
— Эти дни без тебя открыли мне глаза, — продолжил Игорь. — На нас, на маму, на всё. Я думал, что должен выбирать между вами. Но это не так. Я могу любить вас обеих — по-разному. Маме буду помогать, навещать, звонить. Но жить буду с тобой.
— Она точно уедет? — Анна всё ещё боялась поверить.
— Уже уехала, — слабо улыбнулся он. — Вчера. Был последний скандал, обещания никогда не прощать. Но у тёти Зины большой дом, сад, собака. Ей понравится.
— Значит, мы теперь одни? В нашей квартире? — Анна не могла поверить своему счастью.
— Да, — кивнул Игорь. — Хотя… может, стоит подумать о переезде. Эта квартира слишком полна прошлого. Можно снять что-нибудь новое. А если район подойдёт — купить.
Анна разрыдалась — впервые за эти дни. Облегчение, благодарность, надежда смешались в её слезах. Игорь обнял её, шепча успокаивающие слова.
Они вместе вернулись в квартиру. Та встретила их необычной тишиной — ни звука шагов, ни аромата «правильного» борща, ни бормотания телевизора из комнаты свекрови.
— Странное ощущение, правда? — Игорь оглядел пространство. — Всё на месте, но атмосфера другая.
— Да, — Анна сделала глубокий вдох. — Чистый воздух.
Постепенно они осваивались в новой жизни. Первое время оба ходили как на цыпочках, словно опасаясь, что это хрупкое счастье исчезнет. Анна всё ждала звонка или визита свекрови, но телефон молчал.
Через месяц Вера Николаевна всё же позвонила — Игорю. Разговор вышел коротким и сдержанным. Она сообщила, что неплохо устроилась: «Тётя Зинаида, конечно, со своими причудами, но жить можно». Про Анну не спросила ни слова.
Прошёл год. Анна и Игорь переехали — сначала арендовали квартиру, а затем купили небольшую двушку в новом районе. Вера Николаевна, вопреки ожиданиям, так и не вернулась в Москву. Похоже, ей приглянулась жизнь в Твери. Она даже подработала в местной школе — преподавала русский язык.
Игорь навещал мать раз в месяц — проводил выходные, помогал по хозяйству. Анна с ним не ездила — старые раны ещё болели. Но иногда передавала гостинцы: баночку любимого варенья, модный чай, крем для рук. Это стало своеобразным знаком мира.
Однажды, вернувшись от матери, Игорь выглядел задумчивым.
— Что-то случилось? — спросила Анна, расставляя тарелки на столе.
— Мама вдруг заговорила о тебе, — он помешивал чай, избегая её взгляда. — Впервые за год.
— И что она сказала? — напряглась Анна. Неужели свекровь решила вернуться к старому?
— Спросила, как ты, всё ли у тебя хорошо, — пожал плечами Игорь. — А потом произнесла удивительную фразу… что, возможно, была не права. Представляешь?
Анна замерла с чашкой в руках:
— Это не похоже на твою маму. Она никогда не признаёт ошибок.
— Я тоже удивился, — Игорь задумчиво смотрел в окно. — Но знаешь, она действительно изменилась за этот год. Помолодела, что ли. У неё появились подруги, да и сосед по даче стал заходить — кажется, она ему нравится.
— Серьёзно? В шестьдесят четыре? — Анна не удержалась от улыбки.
— Да, — кивнул Игорь. — Она даже перекрасила волосы и купила новое платье.
Они помолчали, каждый думая о своём. Потом Анна осторожно спросила:
— Она хоть как-то извинилась?
— Не прямо, — покачал головой Игорь. — Просто сказала, что сейчас, оглядываясь назад, понимает: возможно, была слишком строга с тобой. И что… ты не заслуживала такого отношения.
У Анны ком подступил к горлу. Десять лет унижений, десять лет манипуляций — и вот такое запоздалое признание. Лучше поздно, чем никогда?
— Ещё она сказала, что хотела бы тебя увидеть. Когда-нибудь, если ты захочешь.
Анна долго молчала, глядя на осенний парк за окном. Потом медленно кивнула:
— Может быть, когда-нибудь. Не сейчас, но… потом.
Она не знала, сможет ли полностью простить свекровь, забыть все обиды и начать заново. Но теперь, в этой новой жизни, где нет места ежедневным унижениям и давлению, она наконец обрела покой и счастье.
А встреча… встреча могла подождать. Ведь у них было время. Целая жизнь впереди.
