— Хоть бы приличия ради не позорил нас обоих! — сорвалось у Иры, когда она замерла на пороге, увидев мужа в объятиях другой женщины
— Ты хоть трусы приличные мог надеть! — вырвалось у Иры, пока она впивалась взглядом в нелепое белье мужа.
— Подожди, я всё объясню! — Сашка попытался подтянуть сползшие боковины семейных трусов, ощущая, как жар разливается по шее.
— Объяснишь, как всегда? — она резко отвернулась к девушке, которая, съёжившись, натягивала кружевной топ на осиную талию, избегая встречи глаз.
— Не спешите, голубушка, — бросила Ирина Сергеевна, играя с зажигалкой в руках. — Электричка ещё не скоро. Зато шины на Шуриковой машине теперь… дырявые.
— Ты что наделала?! — Александр Петрович побледнел, будто увидел призрак. — С ума сошла?!
— А ты? — её смех прозвучал ледяной сталью. — На моём месте застрелил бы любовника? Или устроил сцену, застав нас в постели? Представь: я тут с юным Аполлончиком…
— С каким ещё?! — он сглотнул, мысленно рисуя непристойные детали.
— Ну, лет восемнадцати, — она кивнула на дрожащую девчонку. — Тебе сколько, милая? Семнадцать? Двадцать?
— Хватит! — Сашка встал между ними, как щит. — Она совершеннолетняя!
— Я не тебя спрашиваю, дорогой. — Ира шагнула к окну, где за стеклом маячили контуры их дачи. — Одевайся, киса. А я… пожалуй, приготовлю сюрприз к чаю.
Девушка, побледнев, металась взглядом между супругами. Ирина Сергеевна же спокойно спустилась в кухню, где пахло газом и старыми обидами.
Этот дом они строили буквально на крови — годами копили, спорили о планировке, мечтали о пенсии у камина. Теперь ей хотелось поджечь каждую балку, вспоминая, как Сашка таскал сюда своих куколок в мини-юбках.
— Александр! — её голос эхом разнёсся по лестнице. — Газовый баллон шипит, будто змея! Или ты хочешь, чтобы нас разнесло к чёрту вместе с твоими историями?
В тишине послышался звук — капли из крана падали в раковину, отсчитывая секунды до взрыва.
Александр мутно пробормотал «щас» — привычное «иду» застряло в горле комом. Шаркая босыми пятками по скрипучим ступеням, поправил сползающие треники, будто пытался стянуть с себя вину вместе с тканью. Девушка наверху, сидя на краю кровати с выцветшим покрывалом, машинально щипала край подушки. Она ждала криков, хлопанья дверей, даже мысленно готовилась к драке — как в тех сериалах, где жёны рвут на соперницах платья. Но тишина давила хуже скандала.
— Не заблудились там, ангелочек? — донёсся снизу голос Ирины, перекрывая шипенье чайника. — Сашка нашёл газовый ключ — сейчас будем пить чай с сюрпризом!
Девушка натянула растянутый свитер, делая плечи ещё уже, собрала волосы в конский хвост — и внезапно превратилась в школьницу, сбежавшую с уроков. Её колени, острые как циркуль, дрожали под столом с выщербленной столешницей.
— Присаживайтесь, родная, — Ирина жестом пригласила к столу, где уже дымились кружки. — Устали, наверное, развлекаясь с моим реликтом? С дядьками за сорок — это вам не с мальчишками: то лифт не едет, то батарея садится…
— Ты откуда про мальчишек-то знаешь?! — рявкнул Сашка, так хлопнув дверцей буфета, что задребезжали стаканы. — И вообще, у меня всё в порядке!
Девушка уставилась на любовника, словно впервые видела — его оправдания звучали абсурднее анекдота про «друга на час».
— Ох, сколько же вас тут перебывало? — Ира стукнула ложкой по его штанам, заляпанным краской. — Видишь, киса? Эти потертые колени — как галочки в блокноте путешественника. А я-то, дура, думала — он на рыбалку ездит!
Сашка резко отвернулся к буфету, лихорадочно перебирая чашки с позолотой. С грохотом вытащил конфетницу в виде сердца — ту самую, что подарил жене после первого свидания, когда ещё клялся, что «сердце заберёт навсегда».
— Так как звать-то нашу гостью? — Ирина вырвала раритет из его рук, поглаживая трещину на крышке. — Лет восемнадцать? Двадцать? Работаете моделью? Или… — её пальцы вдруг сжали край стола, — няней для взрослых?
В тишине зашипел перекипевший чайник, а за окном сорока каркнула три раза — словно отсчитывала сроки для ответа.
— Люся… — имя сорвалось с губ девушки, как липкая конфета, застрявшая в зубах. Она облизала трещинки на губах, оставленные стрессом и морозным воздухом за окном.
— О, какое нежное имя! — Ирина щелкнулa зажигалкой, поджигая сигарету с позолотой. — Продолжайте, голубушка. Мне нравится, как дрожит ваш голосок — словно струна перед обрывом.
— Двадцать семь… — девушка бросила взгляд на Александра, но тот уткнулся в буфет, выгребая оттуда банки с вареньем 2015 года. Верхняя полка скрипнула, будто насмехаясь над его тщетными поисками.
— Взрослая женщина! — Ирина прищурилась, разглядывая Люсю как бракованный товар. — Семейный стаж имеется? Плоды греха остались?
— Дочка… три года… — пальцы Люси впились в собственные запястья, оставляя красные полумесяцы на коже.
— Прелесть! — Ирина звонко хлопнула ладонью по столу, где треснутая сахарница вздрогнула. — А где сейчас ваша малышка? С бабушкой? Или в песочнице рисует замки, пока мама… — она намеренно замяла фразу, наслаждаясь тем, как Люся съеживается.
Молчание разрывал тикающий настенный часик с отбитой стрелкой. Александр, потный и растерянный, наконец вытащил из буфета конфетницу в виде аиста — подарок на рождение сына, давно съевшего весь мармелад.
— Пейте, милая, — Ирина налила чай так, что кипяток пролился на скатерть с желтыми пятнами от горчицы. — Не бойтесь — я не кусаюсь. Только… царапаюсь.
— Зачем вы это делаете? — Люся прошептала, глотая ком в горле. — Вы же меня презираете…
— За что? — женщина приподняла бровь, играя обручальным кольцом на пальце. — Вы просто мусорный пакет, в который он выбросил то, что мне больше не нужно.
— Мы любим друг друга! — выдохнула Люся, цепляясь за эту фразу как за спасательный круг.
— Лю-бовь, — растянула Ирина, будто пробуя гнилой фрукт. — Саш, слышишь? Ты у нас Ромео с пивным животом! — Её смех прозвучал как звон разбитого стекла.
Александр, нервно теребя пуговицу на рубашке, попытался встрять:
— Ира, хватит…
— Тсс! — она приложила палец к его губам, оставив след от помады. — Мы же девочки болтаем.
Люся заметила, как её сапожки, брошенные у порога впопыхах, теперь стояли аккуратно, словно гробики на параде.
— Расскажите про мужа, — Ирина разломила печенье с точностью хирурга. — Он… требовал особенного?
— Хотел… чтобы подруга присоединилась… — Люся прошептала в чашку, где чай дрожал как её руки.
— Тройничок! — Ирина свистнула, будто вызывая такси. — А вы?
— Отказалась… — голос Люси упал под стол, где паук плел паутину между ножками.
— Мерзавец! — Ирина швырнула ложку в раковину с грохотом. — Саш, ты представляешь? Этот урод хотел устроить цирк!
Александр, поймав взгляд Люси, замер — в её глазах читался немой вопрос: «Ты же не такой?».
— Чего ты от нас хочешь? — Ирина впилась ногтями в паспорт мужа, оставляя царапины на фото. — Мечтаешь стать мадам Петровой номер два?
Люся потянулась к сумке, где лежал тест с двумя полосками. Ирина заметила это движение и улыбнулась, как кошка у мышиной норы:
— О, деточка! Вы уже носите сюрприз?
Сашка, услышав это, побледнел так, что веснушки на носу стали похожи на россыпь гвоздик.
— Я… жду ребёнка… — Люся выдавила из себя, глядя на трещину в потолке, похожую на молнию.
Тишину разорвал грохот — Александр, опрокинув стул, схватился за сердце. Ирина рассмеялась, но смех её был похож на предсмертный хрип.
— Поздравляю, папочка! — она аплодировала, словно на спектакле. — Теперь у нас будет общий внук… или брат?
Люся рванулась к выходу, спотыкаясь о разлитый чай. Её сапожки, такие аккуратные у двери, вдруг показались ей кандалами.
— Шурик! Сердечко прихватило? — Ирина поднесла сигарету к губам, прикуривая от пламени зажигалки в форме пистолета. — Вызвать клоуна с санитарной сумкой?
Люся метнулась к Александру, опрокинув стул. Её пальцы впились в его плечо, оставляя полумесяцы на мятом халате:
— Валерьянки! Где у вас…
— Успокой икру, цыпочка, — Ирина выдернула из кармана блистер, шлёпнув его на стол. — Драматизирует он, как актёр второго разряда. Не знала, что твой Ромео — мастер пантомимы?
Корвалол зазвенел, выскальзывая из дрожащих пальцев девушки. Александр, бледный как стена дачи, судорожно глотнул таблетку, закатив глаза так, что стали видны прожилки.
— Переигрываешь, — Ирина щёлкнула языком, разглядывая ноготь с облупившимся лаком. — Беременная трясётся, я полдня на нервах — а ты рожу корчишь, будто в мыльной опере. Выплюнь конфетку, клоун.
Сашка швырнул пустой блистер в раковину, где он замер, прилипший к жирному налёту.
— Ты всегда… — начал он, но Ирина перебила, встав так резко, что стул завизжал по полу:
— Всегда что? Холодная? Стерва? — Она провела пальцем по трещине на стакане, оставив кровавый след от пореза. — А ты, милый, стал похож на прокисший компот. Воняешь слабостью.
Люся пятясь двинулась к выходу, натыкаясь на вешалку с пальто-призраком, оставшимся от их сына. Её куртка, пахнущая дешёвым парфюмом, скрипела, будто плакала.
— Уходишь? — Ирина поймала её взгляд через осколок зеркала в прихожей. — А ведь могли бы устроить сеанс спиритизма. Вызвать всех твоих предшественниц…
Дверь захлопнулась, унеся с собой шлейф дешёвого геля для душа. Александр уставился на подоконник, где муха билась о стекло — точь-в-точь как он об стену собственной глупости.
— Нравится итог? — Ирина достала из буфета бутылку коньяка с пыльным ярлыком «На серебряную свадьбу». — Твоя куколка теперь бегает с мыслью, что нарвалась на психа.
Он молча наблюдал, как она наливает напиток в чашку с надписью «Лучшему папе». Лёд зазвенел, словно смеялся.
— Ты… — голос Сашки предательски дрогнул, — с кем-то…
— С тем, кто не путает любовь с хобби, — Ирина размяла плечи, обнажив синяк в форме губ на ключице. — Он пианист. Играет на рёбрах как на клавишах.
Сашка вскочил, опрокидывая банку с огурцами. Рассол пополз по скатерти, рисуя жёлтую реку между ними.
— Когда?! — прохрипел он, хватая её за запястье. — Мы же…
— Мы? — Она высвободила руку, оставляя на нём следы ногтей. — Ты три года спишь в кабинете. Я два года учусь жить без «мы».
Тишину разрезал гудок грузовика под окном. Александр вдруг заметил, что обои в цветочек над плитой выцвели — точно так же, как его клятвы.
— Ты права, — он упал на стул, сминая пачку сигарет. — Я… протух.
— Не протух, — Ирина дохнула дымом ему в лицо, — сгнил. Как эта дача. — Она кивнула на плесень в углу, пустившую корни глубже их брака.
В кармане зажужжал телефон. Ирина глянула на экран и улыбнулась так, будто выиграла в лотерею.
— Алло, зайчик? — её голос стал бархатным. — Да, он всё понял. Нет, не плачет. Скоро освобожусь.
Сашка закрыл лицо руками, вдруг осознав, что зеркало в прихожей разбилось не сегодня — трещина тянулась ещё с прошлого лета, когда он впервые не пришёл на их годовщину.
— Счастлива — да. Влюблена — нет, — Ирина провела пальцем по стеклу, где дождь выписывал паутину трещин, словно повторяя узор их брака. За окном мир растворился в акварельной мути, будто сама природа стёрла границы между прошлым и настоящим.
— И… теперь полюбила? — Сашка сглотнул ком, застрявший в горле. Его пальцы непроизвольно сжали край стола, где пятно от кофе напоминало олимпийские кольца — следы тысячных завтраков в тишине.
— Да, — её голос прозвучал, как щелчок замка. — Впервые за 23 года я поняла, что значит дышать полной грудью. Не жалей меня, как куклу с оторванной ногой. — Она повернулась, и он увидел в её глазах отсветы чужого смеха.
— Ты… с кем-то… — он выдавил из себя, будто вытаскивал занозу.
— Не «с кем-то». С человеком, — Ирина потрогала серебряный кулон на шее — новый, не его подарок. — Он учит меня слушать тишину. Ты же всегда заполнял её телевизором.
Сашка встал так резко, что стул упал с глухим стуком, словно подстреленный. Его рука с красными полумесяцами от её зубов дрожала, как стрелка сломанного компаса.
— И ты… даже не… — он задохнулся, глядя на вазу в углу — ту самую, что подарил на серебряную свадьбу. Трещина у горлышка теперь казалась шрамом.
— Просить прощения? За что? — она рассмеялась, и звук этот был похож на звон разбитого фарфора. — Ты 12 лет таскал сюда своих куколок, а я… я просто перестала быть мебелью.
Он схватился за подоконник, где капли дождя сливались в ручьи, как слёзы на щеке Люси. Образ беременной девушки, бредущей по просёлочной дороге, вдруг вспыхнул в памяти — её куртка, промокшая до нитки, сливалась с сумерками в единое пятно отчаяния.
— Догони её, — Ирина бросила ему ключи, упавшие в лужу чая. — Твоя «ласточка» ещё не успела утонуть в этом болоте.
— Шины… ты же… — он пробормотал, вспоминая её угрозы с гвоздём у колеса.
— Врала, — она щёлкнула зажигалкой, освещая синяк на запястье в форме чужого прикосновения. — Как ты — про «вечную любовь».
Когда дверь захлопнулась, Ирина достала из буфета бутылку «Бехеровки» — подарок от того, кто научил её ценить горьковатый вкус свободы. За окном фонарь мигнул, будто подмигивая старому дому, где 20 лет хранились ложь и детские рисунки.
Люся шла по раскисшей дороге, спотыкаясь о комья глины. В ушах звенело: «Пожалеешь, мразь!» — голос бывшего мужа смешался с хриплым смехом Сашки. Она прижала ладонь к животу, где теплилась новая жизнь — незнакомка, уже обречённая на чужую драму. Где-то вдали завыл поезд — звук, похожий на крик новорождённого.
