Испортил девку, теперь женись
Судьбу свою Оля приняла безропотно, даже надеялась в душе, что жизнь закинет её подальше. Отец поднимал руку… Теперь никто больше… Она выпрыгнула из кабины грузовика и пошла, таща сумку, куда указал шофёр.
— Эта дверь? — уточнила она, оглянувшись, указывая на обветренное здание, каждая пора которого впитала в себя урожайную пыль полей.
— Не, не, другая, с оловянной ручкой! — замахал левее водитель.
Оля шла, обходя раздавленную колёсами грязь.
«Мужичьё на вид испитое. Всё, как у нас,» — подумала она, впервые взглянув на стоящих у трактора колхозников. Она неловко кивнула им, чувствуя стыд за свой непрезентабельный вид: в зеркало с семи утра себя не видела, только в отражении стекла грузовой кабины. Знала она, что растрёпана и юбка вся пыльная, пятно впереди от мороженого — проехался рожком ребёнок на станции. Да и вообще не мылась трое суток пути в поезде. Мужчины, в свою очередь, расшаркавшись, глазели на неё, как на заморскую птицу, даже поснимали с шевелюр кепки-восьмиклинки и прижали их к себе в знак почёта. Едва Оля скрылась за дверью, как накинулись они с вопросами на водителя:
— Это что ещё за птица, Шурик? Откель взял?
— Председатель попросил встретить на станции. Наша новая агрономша, после техникума девушка.
— Вот эта вот сопля молодая? Она, что ль, за работой нашей следить будет?
— Выбирай выражения! — остудил его Шурик, — человек издалека приехал и не по своей воле, распределили её к нам. Девочке и так тяжело.
Оля оставила в коридоре сумку и постучалась к председателю.
— Входите!
Она толкнула дверь. В кабинете было светло, из-спины председателя заливалось в помещение послеобеденное солнце.
— Здравствуйте…
— И вам не хворать.
Мужчине было немного за пятьдесят. Коротко остриженные усы и светлые, почти прозрачные глаза — это первое, что заметила Оля. Волосы его, как и усы, были белыми, словно лён, выжженными на деревенском солнце. Он смотрел на Олю приветливо и мягко, по-отцовски. Мужчина оправил пиджак на округлом и сбитом теле.
— Так это вы у нас, значит…
— Агроном Ольга Макарова! Пришла оформляться! — звонко и взволнованно отрапортировала Оля.
— Ух, как щебечешь, хе-хе. Ну что ж, давай посмотрим на твои документы.
Оля протянула ему паспорт и диплом, другие бумаги из техникума.
— Председатель взялся изучать их с улыбкой.
— Макарова Ольга Игнатьевна… — медленно прочёл мужчина. — А меня, кстати, Иваном Алексеевичем величают.
— Иван Алексеевич, — повторила Ольга. — Запомню.
Пока он что-то выписывал из документов, Оля рассматривала стоявший на его столе прозрачный графин, наполненный светло-рубиновым напитком. Даже слюну сглотнула — так пить хотелось, да и кушать тоже. Иван Алексеевич словно прочёл её мысли, поднял быстрый взгляд:
— Устала с дороги? Давай я тебя компотом напою, жена только утром сварила. Малиновый с нотками красной смородины, освежает!
— Благодарю. С радостью. Запыхалась я.
Председатель нагнулся под стол и выполз оттуда с чистым стаканом.
— Хе-хе, ничего… День-другой, и оклемаешься. Наливай сколько хочешь.
Оля залпом выпила сладковатый напиток. Председатель пролистал до конца её паспорт.
— Не замужем, значит? Ничего, жениха мы тебе быстро найдём. Вот у нас тут из армии Николай вернулся, замечательный парень, чем не жених? — сказал он с улыбкой, не скрывая своего намерения.
Оля, однако, сдержала ответную улыбку, и взгляд её стал серьёзным. Видела она этих мужчин, на отца насмотрелась… Себе зарок дала замуж не выходить.
Она ответила сухо:
— Спасибо, не надо. Я сюда работать приехала, а не замуж выходить.
— Ну, как знаешь! — развёл руками председатель. — Но тут не только работой пахнет, девочка, но и жизнью, а какая жизнь без любви? Я тебя не заставляю, не тороплю, но Коля и правда парень хороший. Авось присмотришься, — закончил он, подмигнув.
Оля поджала губы и ничего не ответила.
— Тэкс! Ну, думаю, с обязанностями завтра начнёшь знакомиться, наш главный агроном Никита Фёдорович тебе всё объяснит, покажет фронт работ. Пока сильно нагружать тебя не будем… Два поля дадим под твою ответственность. В самое пекло ты попала! Как раз начался сбор урожая.
— Можете на меня рассчитывать! Не подведу! — заверила его Оля и председатель опять выдохнул по-домашнему мирно: «хе-хе». Понравилась ему звонкая и симпатичная девчонка. Сразу видно, что руки у неё так и чешутся поработать, себя показать.
— Я сейчас прикрикну, не пугайся, — предупредил её Иван Алексеевич и напряг глотку, как петух: — Зоя!!! Орешкина!!! Зооояяяя!
Оля выпрямилась, как струна. Пыталась она прикрывать плащиком своё пятно на юбке. Председатель пояснил:
— Это учётчица наша. Она тебя проводит на постой. Будешь в квартирке жить. Видела длиннющие дома на въезде? Вот там-то. Сам для тебя выбил. Вода в доме, не колодец какой-нибудь — уже благо. А на весну у нас стройка запланирована — недалеко от нашей конторы будут строить двухквартирные дома, фундамент уже залит. Дай Бог замуж выйдешь, тогда точно получишь собственное жильё. Зоя!
— Ииидуу! — пропели из коридора. Оля услышала стук каблуков. Появилась Зоя — молодая женщина лет тридцати, с ленивым выражением на лице. Очень средненькая внешне, но явно пытающаяся быть заметной, яркой. Председатель их познакомил и велел учётчице сопроводить Олю на квартиру.
Зоя довела её до перекрёстка, с которого виднелись дома. По пути как-то ревностно расспрашивала о личном: откуда? есть ли муж? нравится ли здесь? Смерила её напоследок оценивающим взглядом. Оле она не понравилась, сразу чувствовалась со стороны Зои какая-то женская конкуренция, хотя Оля и повода не давала.
— Постучись в первую квартиру, там тётя Катя, хозяйка, она тебе всё покажет. До завтра… Оля. Хм…
Оля уже приготовилась к тому, что все женщины здесь будут её недолюбливать, но тётя Катя, по возрасту чуть ли не бабушка ей, оказалась очень радушной. Квартирка была вполне благоустроенной, видно, что хозяйка постаралась: и половики чистые настелила, и скатерть новую на стол. Скромно, но чисто.
— А подушки с одеялами есть у тебя? — уточнила она.
— Ничего нет. И постельного тоже. Но я куплю! Мне суточные выплатили и подъёмные, разберусь.
— Вот ещё! Всё я дам тебе! У меня этого добра навалом. Как же твои родители не подумали, без белья отпустили ребёнка…
— Да не нужна я родителям. Сирота, считай, — улыбнулась невесело Оля.
Тётя Катя покачала седой головой и проворчала что-то нечленораздельное себе под нос. Похлопала её по плечу и прошла дальше, к кровати, чтобы подвигать её непонятно зачем — должно быть, просто хозяйская привычка всё в своих руках держать.
— Ничего, теперь не пропадёшь, может здесь и останешься… Прошлый агроном, паренёк, сбежал через три года, сверкая пятками. Всё твердил — глушь, глушь, холодрыга… Тебе как у нас?
— Красиво, — не соврала Оля. — И люди тут простые, хорошие.
— Это так! А деньги прибереги, вот начнёшь личную жизнь обустраивать… Мужа нет у тебя, да?
— Нет.
— Ах, не замужем! — всполошилась обрадованно тётя Катя. — Да мы тебе тут жениха найдём! Вот в соседней деревне Коля из армии вернулся. Хороший парень, прям загляденье! Поженитесь, дом построите, заживёте!
Опять Коля-Николай! Неужели тот же самый? Ну прямо-таки местная звезда!
— Спасибо, но мне это не интересно, — ответила она прямо.
— Ох уж эта девичья скромность! Ты вот что: располагайся и ко мне заходи. Покормлю тебя, горемычную. Продуктов дам маленько из погреба. И вообще — мой огород — твой огород. Заходи, девочка, не стесняйся, рви что хочешь. Без ничего дитё приехало, Господи…
Так и попала молодой специалист в удалённый уголок нашей родины, где всё казалось новым и незнакомым. Повезло ей и с начальством, и с тётей Катей, которая, словно мать, взяла её под своё крыло. Оля была готова к любым трудностям, в будущее смотрела с оптимизмом, но сдержанно, как и положено девушке, только что вышедшей из стен учебного заведения. В отличие от многих, попавших после учёбы подобные отдалённые места, Оля не лелеяла мыслей поскорее отработать диплом и вернуться в родные края. Там она никому не была нужна. Мать с отцом выпивали, отец избивал её и братьев всё детство. Оля была младшей, натерпелась.
Начала Оля знакомиться с работой, ездить по бригадам, притиралась с трактористами и комбайнёрами, которые весьма неохотно поначалу слушали её профессиональные советы. Старший агроном, Никита Фёдорович, катал её на своём мотоцикле по полям, показывал что и как. Оля поражалась расстояниям.
— Как же я без вас буду одна столько километров преодолевать?
— А у тебя права есть на управление транспортным средством?
— Нет конечно…
— Ну, кто-нибудь да подкинет до места. Или на велосипеде. Я всю молодость педали крутил, здоровее будешь!
Слух о том, что новая агроном не замужем, быстро облетел всю округу. И везде, где бы не знакомилась Оля с бригадами, ей твердили:
— А у нас Коля из армии вернулся! Замечательный парень! Чем не жених?
Все везде говорили об этом Николае, словно он был героем-освободителем, возвращённым с фронта, хотя служил он всего два года в армии. Учётчица Зоя ажно молнии метала, беззвучные правда, если Олю пытались при ней заочно засватать за Николая. Ревновала, завидовала. Оле уже и самой стало любопытно: кто же это такой, раз все так его рекламируют? И где он вообще? Почему она за две недели так ни разу его и не видела?
Однажды её отправили в другую бригаду на машине. За рулём сидел молодой парень: соломенный чуб кучерявый из-под кепки торчит, глазища, как и у большинства местных, светло-светло голубые, яркие, словно солнце их выжгло. Сложен был тоже недурно: про таких говорят — косая сажень в плече. Хорош! Ничего не скажешь!
— И откуда к нам припорхала такая бабочка? — спросил её парень, улыбаясь, оголяя белоснежные зубы.
— Курская, — сухо ответила Оля.
Ей не нравилась такая чрезмерная самоуверенность. Парень же, поняв вскоре, что Оля не очень разговорчива, ничуть не огорчился. Всю дорогу между бескрайних полей он рассказывал ей про свою жизнь.
— Девчонок у нас тут хватает — выбирай любую! Сами в руки прыгают. Вот одна есть, соседка моя, так прямо на шею вешается, умоляет замуж взять!
— Неужели?
— Ага, прохода нет от них. И учётчица наша, Зойка, проходу не даёт. Я потому и появляюсь возле вас редко, уж больно назойливая. Виданное ли дело — десять лет разницы в возрасте? Совсем сдурела баба… Ещё и ребёнок у неё. Нет уж, увольте. И вообще я я не спешу. А куда? Только в армии отслужил, энергии и сил хоть отбавляй, хочу погулять ещё на свободе, да и не встретилась ещё та единственная… Так, развлекаюсь с ними, не более.
И тут Олю осенило. Спросила, не выдержав:
— А тебя, случайно, не Колей зовут?
Парень, удивившись, замолк на мгновение. А потом улыбнулся:
— А ты откуда знаешь?
— Да так… Наслышана о тебе немало.
Она была почти уверенна, что это и есть тот «замечательный» Николай, за которого её все сватают.
— Вот ведь как… — сказал Коля, останавливая машину на краю поля, в точке назначения, — а ты, агрономша, ничего такая, симпатичная.
Оля фыркнула и отвернулась.
— Может погуляем как-нибудь с тобой? Приглашаю на танцы.
— И не мечтай! — остудила его пыл Оля и спрыгнула на укатанную колею дороги. Гордо задрав чернявую голову, она, не оглядываясь, зашагала в сторону бригады. Таких самовлюблённых наглецов ещё поискать!
Так продолжались неделя за неделей — бравый Николай, при встречах, всё пытался завоевать внимание Оли, звал её на танцы и просто погулять, но она не хотела даже разговаривать с ним. Только зима прошла спокойно, Оля почти не видела Николая, не сезон.
Когда весной сошёл снег и Оля тщательно готовилась к своей первой посевной, начали возводить те самые дома, о которых упоминал председатель. Тут-то и объявился Николай — привёз для строящегося дома материалы. Оля стояла на крыльце конторы, отдыхала во время заслуженного перерыва.
— Эй, агрономша! — крикнул ей Николай и помахал кепкой, — пошли со мной, по пятаку положим на каждый угол дома для счастья! Нам здесь жить!
Оля от такой наглости даже ногой притопнула:
— С тобой?! Никогда!
И спряталась за дверью конторы.
Посевная пошла. Каждый день судьба сталкивала её с настырным Николаем. Но парень как-то охладел, возможно, обиделся на её неприступность. Колхозники не уставали над ними подтрунивать. А Оле он очень нравился на самом деле… только внешне. Ну может и не только… Всё-таки есть в нём харизма! Заводной, весёлый, душа компании! Сопротивлялась она своим мыслям, гнала прочь, да разве сердцу прикажешь?
В один день поехала она на велосипеде в поле, проверить что и как, а там у работников как раз обед был, и Коля с ними.
— Давайте с нами, Оля, не побрезгуйте! — предложили ей.
Оля присела.
— Чайку не изволите, агрономша? — поинтересовался Николай.
Оля согласно кивнула. Николай дал ей чашку и принялся наливать из чайника горячий чай. Кто-то толкнул его нечаянно и чай выплеснуло Оле на руку. Она выронила чашку, взвизгнула. Николай испугался.
— Сильно ошпарилась? Прости, не хотел! Покажи! Дайте холодной воды скорее!
Оля махала рукой и приплясывала. Николай увидел её покрасневшую кожу, начал дуть на неё и всё извинялся. А Оля вдруг посмотрела на него лукаво, прищурила с задором глаза свои карие, и выдала:
— Ну что? Всё! Испортил девку, теперь женись!
Вся компания взорвалась от хохота.
— Ты так не шути, а то завтра же в загс поведу, — усмехнулся Коля, поливая её руку холодной водой из бидончика.
— А я и не шучу. Кому я теперь нужна такая?
— Мне нужна! — тотчас заверил он её.
До чего же красивыми и яркими были его глаза на фоне безмятежного неба! И как сияли азартом!
— Ну всё, тогда решено? Завтра в загс?
— А поедем!
В тот день Николай провожал её после работы. Было поздно. Завязался непринуждённый разговор и поняла окончательно Оля, что его напускное бахвальство и смелость — лишь маска, за который скрывается добрый, чуткий и трудолюбивый человек.
— А как же девчонки твои? Скучать не будешь? — спросила Оля.
Она казалась себе такой маленькой и хрупкой по сравнению с ним. Они стояли около её забора, прикрытые густыми сумерками и низко склонёнными ветками черёмухи. Выделялись на тёмно-синем, почти чёрном небе, черёмуховые листья и среди них, как затаённые маленькие изумруды, поблёскивали соцветия ягод, отражая гладкой поверхностью свет далёкого фонаря.
— То я лишь хорохорился, хотел набить себе цену, — признался Коля. — Ты вон какая сидела — на вид городская, неприступная… Понравилась мне с первого взгляда, вот и молол всякую чушь, хотел тебя покорить. Стыдно мне теперь. Не такой я на самом деле.
— А какой?
— А я… однолюб, — сказал он как-то совсем просто, с детской наивностью во взгляде.
Ольга рассмеялась.
— Зря ты так… — обиделся Николай. — Сколько девчонок до тебя перевидел, а после нашей первой встречи даже смотреть не могу ни в чью сторону… Словно приворожила ты меня.
— И даже никого не целовал с того лета?
Николай поднял глаза к веткам черёмухи и, растопырив пальцы, начал подсчитывать:
— Ну если не считать Машку, Глашку и нашу злобную Зойку… — перечислял он, еле сдерживая смешинку.
— Ах!.. — отстранилась Оля и, не осознавая, ударила его легонько по плечу.
— Шучу! — взял её за руку Коля и, прокружив словно в вальсе, притянул к себе. Оля замерла, не в силах отвести взгляд от его губ. Даже если и правду он сказал насчёт девушек — пусть. Сегодня — пусть…
— Никого у меня не было и не будет больше… кроме тебя, — взволнованно сказал Николай.
Он склонился и поцеловал её — просто, легко… Так целуют нечто очень дорогое: например, только собранную и ещё тёплую пшеницу или так прикасаются к вкуснейшей воде из родника. Этим невозможно до конца насладиться. Но Оле хотелось большего. Она обвила руки вокруг его шеи, и повисла на нём, таком сильном, не чувствуя от восторга ног… Она ещё никому так не доверяла, а ему решила доверится целиком.
Через месяц они поженились. Через полгода въехали в свой новый дом — тот самый, в основании которого Коля разложил на счастье пятачки. Ещё через год у них родился сын… затем дочь… ещё одна дочь. Так и живут до сих пор. Сорок лет вместе. И счастливы. Наверное, всему виной пятачки.
