Свеmлое прошлое. Людu на фоmо времён СССР будmо с другой планеmы

Глядя на снимки корреспондента ТАСС, признанного мастеру фотографии Эдгара Брюханенко, кажется, что он снимал людей в другой реальности, и на другой планете. Хотя фотографии сделаны каких-то 50-60 лет назад в Сибири.

Не сразу понимаешь в чем фокус, почему люди такие счастливые? Вроде бы одеты просто, но все улыбаются, и делают это искренне. Мастер отвечал на вопрос коротко: «Потому что жили хорошо».

Мне посчастливилось быть лично знакомым с Эдгаром Дмитриевичем, который почти 40 лет он отдал Телеграфному агентству Советского Союза (ТАСС) — организации, обладавшей исключительными правами на освещение важнейших событий в СССР и за его пределами. Собственные корреспонденты ТАСС заранее знали о многих эпохальных мероприятиях. Гость нашего номера также задолго до многих официальных мероприятий готовил фотоматериалы, чтобы в нужный час их отправить в Москву.

Главный билет в своей жизни — приглашение в ТАСС — Брюханенко получил случайно. Отслужив в армии, парень искать себя на фотографической ниве, но его без образования нигде не брали. Он работал внештатным автором «Восточно — Сибирской правды», обходя стороной теплые фотоателье.

— В Шелехове начиналось строительство алюминиевого завода, который назывался почему-то Иркутским, и на эту стройку командировали отряд орловских комсомольцев, — рассказывает Эдгар Дмитриевич. — По заданию редакции я должен был встретиться с посланцами комсомола в Тайшете, доехать до Шелехова.

На стройку приехал тассовский корреспондент Павел Лисенкин, он меня и заметил. Москвич на прощание сказал, чтобы я ждал документов, но я не верил, но вскоре пришёл вызов из Москвы. В ТАСС я пришел 24-летним комсомольцем, это был единственный случай, когда на работу приняли, по сути, пацана.

Меня прикрепляли к разным мастерам. Поначалу ходили на предприятия вдвоем, а потом ставили под снимками две подписи, гонорар — пополам. Спустя месяц я вернулся в Иркутск с удостоверением собкора ТАСС.

— Техникой вас обеспечили?

— Да, но только советской. Например, фотоаппаратом «Киев» с набором оптики, из широкопленочных камер — «Любитель-2». Иметь в своем арсенале заграничную технику не позволяла в первую очередь идеология.

И только спустя 15 лет агентство обзавелось японскими «Никонами». Кстати, первый заграничный аппарат из всех собкоров ТАСС вручили именно Брюханенко. В его арсенале появились «Хассельблад» (Hasselblad), «Лейка» (Leica), «Роллейфлеск» (Rolleiflex). До пенсии мастер износил шесть служебных автомобилей — три «Москвича», УАЗ и две «Нивы». Территорию РСФСР тогда делили 36 собкоров, а всего по стране работало 120 репортеров.

Приезжая в партком предприятия, на стройку, к руководителю объекта, собкор первым делом ставил на стол дорогущий «Хассельблад», «Роллейфлекс», а потом доставал блокнот. Камера, которую до этого никто и в глаза-то не видел, действовала магически. Сегодня даже сложно себе представить, какой предмет произведет на собеседника такой эффект.

Агентство интересовали масштабные стройки, достижения советского человека, его трудовой героизм. В этом, собственно, и заключалась сложность задания. Ежемесячно собкор отправлял в Москву 30—40 фотографий, из них только 12—15 принимала редколлегия — требования были очень высокими.

— Чтобы сделать эти 30—40 снимков, приходилось пахать и пахать. На месяц вперед составлялся план, Москва утверждала или корректировала его. Нередко центр сам заказывал темы. Звонки из-за разницы во времени обычно раздавались ночью.

Какими усилиями давались шедевры мастеру? Снимая одну из тем, он провел в кабине КрАЗа 31 день! Кто хоть немного представляет сей образчик советской автопромышленности, тот понимает, что это такое. В общей сложности на пассажирском сиденье фотокор проехал 3100 километров, сделал около 400 снимков. Вернувшись из командировки, он отобрал 100 отпечатков. Но такое количество никто бы не принял, пришлось еще раз фильтровать серию, оставлять только самые лучшие фото. В итоге даже у Москвы не поднялась рука, и она приняла 20 снимков, хотя первоначально требовался один отпечаток с короткой подписью.

Добытые невероятными усилиями кадры впоследствии становились частью оформления союзных мероприятий. Так, за фотоочерк о добыче алмазов в Якутии Эдгар Дмитриевич был удостоен Серебряной медали ВДНХ.

Эдгар Дмитриевич работал в эпоху плановой экономики. Корреспонденты ТАСС имели важное преимущество перед коллегами: Москва заранее предупреждала о важных мероприятиях.

— Помню, пришла телеграмма, в которой сообщалось о присвоении звания Героя Социалистического Труда председателю колхоза имени Парижской коммуны Илье Кондратьевичу Кириенко, — рассказывает мастер. — Приезжаю в Тайшетский район, говорю: «Илья Кондратьевич, вам присвоят высокое звание…» Слышу в ответ: «Да идут они все! Пять раз уже дергали, а тут неотложные колхозные дела». Говорю: «ТАСС прислал телеграмму, поручена съемка — значит, верно». Гуляло все село, кое-как вырвался из многочисленных застолий.

В другой раз в больнице лежу, приходит телеграмма: «Иркутская чаеразвесочная фабрика награждена орденом «Знак Почета». А директор — в соседней палате. Прихожу, рассказываю и в ответ слышу то же самое: «Не может быть…» Объясняю схему прохождения информации: Верховный Совет — ТАСС — собкор. Он потом меня знаешь как чаем поил. Если разобраться, в стране был нормальный социализм, «с человеческим лицом». Вот не испортили бы его — и жили бы при коммунизме.

Удивительное дело, но Эдгар Брюханенко — единственный из собкоров остался беспартийным. Если раннюю карьеру можно отнести к таланту и настойчивости сибиряка, то пребывание вне рядов КПСС, будучи сотрудником ТАСС — одного из главных рупоров Советского Союза, объяснить просто невозможно, как нельзя представить себе рядового или сержанта командующим армией. Но вышло именно так.