Pofu.ru - Всё обо всём!

Он сбежал на море, бросив больную жену, решив, что та просто будет ждать. А когда приехал, попросил курицу с хрустящей корочкой на ужин , а получил наглую любовницу у порога и холодный расчет от собственной матери, которая сделала меня наследницей

Он сбежал на море, бросив больную жену, решив, что та просто будет ждать. А когда приехал, попросил курицу с хрустящей корочкой на ужин , а получил наглую любовницу у порога и холодный расчет от собственной матери, которая сделала меня наследницей

Её травили за старую одежду и бедность. Она поклялась, что это им дорого обойдется. И вот, спустя годы, она вошла в тот же класс. Теперь смех замер в их глотках

Её травили за старую одежду и бедность. Она поклялась, что это им дорого обойдется. И вот, спустя годы, она вошла в тот же класс. Теперь смех замер в их глотках

Он женился на поварихе из-за спора. Год спустя они не узнают в этом сияющем человеке того занудного бизнесмена. Она раскрыла в нём то, что не смогли годы деловых ужинов

Он женился на поварихе из-за спора. Год спустя они не узнают в этом сияющем человеке того занудного бизнесмена. Она раскрыла в нём то, что не смогли годы деловых ужинов

Она вышвырнула ребёнка на мороз, чтобы спокойно болтать с подружкой о любовнике… Добрая незнакомка согрела девочку чаем и теплом, которого та не знала годами. А потом выяснилось, что у судьбы ледяные пальцы

Она вышвырнула ребёнка на мороз, чтобы спокойно болтать с подружкой о любовнике… Добрая незнакомка согрела девочку чаем и теплом, которого та не знала годами. А потом выяснилось, что у судьбы ледяные пальцы

Его фарфоровая кукла расплылась в добрую пухлую тетку, и он сбежал, как крыса с тонущего корабля — теперь он сам тонет в пивном животе, а она плывет по жизни, как королева на своем новом пароме

Его фарфоровая кукла расплылась в добрую пухлую тетку, и он сбежал, как крыса с тонущего корабля — теперь он сам тонет в пивном животе, а она плывет по жизни, как королева на своем новом пароме

Когда села в карету скорой с моими жалкими 45 тысячами, даже не подозревала, что через пару часов буду спасать жизнь богатого иностранца, а его папаша-миллионер будет сыпать деньгами и благодарностями. Никто не верил, что простая русская медичка сможет обойти и испанскую невесту

Когда села в карету скорой с моими жалкими 45 тысячами, даже не подозревала, что через пару часов буду спасать жизнь богатого иностранца, а его папаша-миллионер будет сыпать деньгами и благодарностями. Никто не верил, что простая русская медичка сможет обойти и испанскую невесту

Пока бабка храпела на печи, я влюбился в дочь гулящей — вся деревня шипела, что мне конец, но они не знали, чья кровь течёт в её синих глазах

Пока бабка храпела на печи, я влюбился в дочь гулящей — вся деревня шипела, что мне конец, но они не знали, чья кровь течёт в её синих глазах

1941 год. Деревня зубами скрипела, пока не увидела, как он выносит её из подсевшего лагеря не на руках, а в седле коня, украденного у фрицев

1941 год. Деревня зубами скрипела, пока не увидела, как он выносит её из подсевшего лагеря не на руках, а в седле коня, украденного у фрицев

“Ты — колхозная замухрышка, недостойная моего сына!”. Свекровь мечтала о невестке-принцессе, но на пороге стояла я — „замухрышка“ в поношенных сандалиях. Судьба смеялась над её планами

“Ты — колхозная замухрышка, недостойная моего сына!”. Свекровь мечтала о невестке-принцессе, но на пороге стояла я — „замухрышка“ в поношенных сандалиях. Судьба смеялась над её планами

Всё детство я молилась, чтобы бабушка хоть раз посмотрела на меня без омерзения, а оказалось, её священный устав запрещал любить тех, кого нашли в мусоре — даже если это сделал её собственный сын

Всё детство я молилась, чтобы бабушка хоть раз посмотрела на меня без омерзения, а оказалось, её священный устав запрещал любить тех, кого нашли в мусоре — даже если это сделал её собственный сын

1954 год. Когда свекровь подкинула мне проклятое платье, чтоб я высохла, как осенний тополь. Но и заставила её колдовские тряпки гореть ярче угольной шахты

1954 год. Когда свекровь подкинула мне проклятое платье, чтоб я высохла, как осенний тополь. Но и заставила её колдовские тряпки гореть ярче угольной шахты

Как я три года „лечил“ ухо у сорокатрёхлетней лор-врачихи, чтобы втюхать ей в кафе свою любовь, а теперь мои дети рвут её клубнику в деревне. Никто не верил, что наша история выживет после её бегства

Как я три года „лечил“ ухо у сорокатрёхлетней лор-врачихи, чтобы втюхать ей в кафе свою любовь, а теперь мои дети рвут её клубнику в деревне. Никто не верил, что наша история выживет после её бегства