Pofu.ru - Всё обо всём!

Деревня, 1940 год. Учительница замечает вечно засыпающую на уроках девочку и, узнав о её беде, шаг за шагом входит в жизнь осиротевшей семьи. Её сострадание и упрямая доброта сплетают нити судеб в прочную ткань, которой суждено выдержать ледяной ветер надвигающейся войны

Деревня, 1940 год. Учительница замечает вечно засыпающую на уроках девочку и, узнав о её беде, шаг за шагом входит в жизнь осиротевшей семьи. Её сострадание и упрямая доброта сплетают нити судеб в прочную ткань, которой суждено выдержать ледяной ветер надвигающейся войны

Ленинград, 1942 год. Отчаявшаяся мать совершает немыслимое, чтобы спасти детей, подменяя документы погибших соседей. Её дочь везёт обессиленного брата по Дороге жизни, в то время как сама женщина остаётся в ледяном аду, где каждый день — борьба за жизнь и надежда, что её жертва не напрасна

Ленинград, 1942 год. Отчаявшаяся мать совершает немыслимое, чтобы спасти детей, подменяя документы погибших соседей. Её дочь везёт обессиленного брата по Дороге жизни, в то время как сама женщина остаётся в ледяном аду, где каждый день — борьба за жизнь и надежда, что её жертва не напрасна

Она ревела в трубку, что сын задохнулся — врачи ворвались в квартиру, готовые к реанимации… но под одеялом лежала лишь кукла с пупырчатыми веснушками и ценником за ухом

Она ревела в трубку, что сын задохнулся — врачи ворвались в квартиру, готовые к реанимации… но под одеялом лежала лишь кукла с пупырчатыми веснушками и ценником за ухом

Победа пришла с запозданием в четыре года — и первым в калитку постучался не муж, а худая девчонка с куклой из тряпок

Победа пришла с запозданием в четыре года — и первым в калитку постучался не муж, а худая девчонка с куклой из тряпок

Октябрь 1943. Мы женились под рёв „Катюш“, а их свист стал нашей свадебной музыкой — любовь, что рвёт войну, как граната в блиндаже. Два месяца спустя его кровь на моих руках превратилась в клятву

Октябрь 1943. Мы женились под рёв „Катюш“, а их свист стал нашей свадебной музыкой — любовь, что рвёт войну, как граната в блиндаже. Два месяца спустя его кровь на моих руках превратилась в клятву

Она украла полмешка муки в голодную весну 33-го, и вся деревня указала ей на дверь. Через много лет уполномоченный из НКВД, допрашивавший её тётку, вдруг встал на колени. Он искал эту женщину всю войну

Она украла полмешка муки в голодную весну 33-го, и вся деревня указала ей на дверь. Через много лет уполномоченный из НКВД, допрашивавший её тётку, вдруг встал на колени. Он искал эту женщину всю войну

Его мама умерла в одиночестве, пока строил империю. Он плакал на скамейке в парке, когда незнакомый мальчик предложил ему одолжить свою маму

Его мама умерла в одиночестве, пока строил империю. Он плакал на скамейке в парке, когда незнакомый мальчик предложил ему одолжить свою маму

Она слыла в деревне бессердечной каменной бабой, сыновей держала в ежовых рукавицах, а соседи шептались, что у неё вместо души пустота — но только одна испуганная девчонка узнала, какое на самом деле горячее сердце бьётся под ледяной коркой этой вдовы

Она слыла в деревне бессердечной каменной бабой, сыновей держала в ежовых рукавицах, а соседи шептались, что у неё вместо души пустота — но только одна испуганная девчонка узнала, какое на самом деле горячее сердце бьётся под ледяной коркой этой вдовы

1919 год. Когда в избу вломилась «вторая законная» с чужим младенцем на руках — две вдовы одного живого мужика делили не только дом, но и грязь его предательства. Десять лет они растили детей от разных отцов, квася капусту

1919 год. Когда в избу вломилась «вторая законная» с чужим младенцем на руках — две вдовы одного живого мужика делили не только дом, но и грязь его предательства. Десять лет они растили детей от разных отцов, квася капусту

Швабра, которая не просто сметает пыль: как уборщица с лагерным прошлым за месяц превратила офис жадного директора в поле битвы за справедливость… И нашла в его сейфе не миллионы, а билет на поезд, где её уже ждала дочь

Швабра, которая не просто сметает пыль: как уборщица с лагерным прошлым за месяц превратила офис жадного директора в поле битвы за справедливость… И нашла в его сейфе не миллионы, а билет на поезд, где её уже ждала дочь

1936 год. Она думала, что её грех с женатым бригадиром сгниёт в тишине деревенских ночей… пока два мальчика с одинаковыми родинками не устроили в школе пожар сплетен. Но когда мост рухнул под её телегой, его жена, сжимая чужого сына за руку, прошептала: „Твоя любовь убила меня — но твой ребёнок выживет в моём доме“

1936 год. Она думала, что её грех с женатым бригадиром сгниёт в тишине деревенских ночей… пока два мальчика с одинаковыми родинками не устроили в школе пожар сплетен. Но когда мост рухнул под её телегой, его жена, сжимая чужого сына за руку, прошептала: „Твоя любовь убила меня — но твой ребёнок выживет в моём доме“

Стащила дочь „изменника“ из детдома. Мать-арестант вернулась с Колымы за ребёнком, не зная, что та уже зовёт соперницу мамой. Два года они делили хлеб, ложь и страх перед доносами, пока в 1952-м он не вышел из лагеря… И первым делом спросил у обеих: „Чья кровь в её жилах — ваша или моя?“»

Стащила дочь „изменника“ из детдома. Мать-арестант вернулась с Колымы за ребёнком, не зная, что та уже зовёт соперницу мамой. Два года они делили хлеб, ложь и страх перед доносами, пока в 1952-м он не вышел из лагеря… И первым делом спросил у обеих: „Чья кровь в её жилах — ваша или моя?“»