Подарок ведьмы.

Бабка Тася помирала тяжело и долго. Из ее дома то и дело доносились крики и глухое утробное рычание.
— Ну что, еще мучается? Спросила Катерина мужа Петра.
— Да мучается, оно ж видишь как, была бы обычная, так давно померла бы, а эта…. Петро махнул рукой и сел за стол.
— Татьянка, ты где там давай, садись за стол, ужинать будем, — позвала мать восьмилетнюю дочь. Танюшка вышла из комнаты и тихо прошла на кухню.
— Ты чего такая робкая, не приболела ли? А ну-ка дай лоб попробую. Катерина поцеловала дочь в лоб:
— Да вроде бы нет, а чего такая смурная тогда?
— Страшно мне, — ответила Татьянка.
— Чего тебе страшно, ласточка моя? Спросила Катерина, поправляя пшеничную челку дочери.
— Да вон бабка Тася так кричит, а вы слышали, как наш Шарик воет? Спросила девочка.
— Да Шарик наш чувствительный пес, чует, что ведьма отойти не может. Хлебая борщ, сказал Петро.
— Да тихо ты, — толкнула Катерина мужа, глазами показывая на дочь, но было поздно.
— А она что, ведьма была? Спросила испуганно Татьянка.
— Ой, ну кого ты слушаешь, наш папка выдумывать горазд. Никакая не ведьма, просто много знающая.
— Ага, так знающая, что помереть не может, — ответил муж.

Бабка Тася жила по соседству с Катериной и Петром Ерохиными. Все время сколько жили столько и собачились со старухой, ей все было не так. То зачем вы на меже сливу посадили, а как снимать урожай, бабка Тося первая прибежала и выгнала Ерохиных, мол, моя межа и урожай мой; то почему твои куры возле моего двора гребут; то уйми свою Таньку, чего она песни громко поет. И вечно была не довольна соседями. Катерина не перечила старухе, побаивалась. Иногда видела ночами, как к бабке люди приходили. Стояла Катерина и смотрела в окно, как бабка Тася в баню ночью водила женщин и мужчин. Все удивлялась:
— И не боится старуха Банника или Задериху?
Катерина однажды сама своими глазами видела в бане, как Банник с Задерихой парились. Было ей тогда лет тринадцать. В субботний день мамка истопила баню, и детей первых отправила мыться. А было их три сестры, Катерина средняя была. Помылись девчата и домой, а так уже вечерело. Потом после пошла бабушка Наташа, строгая, богомольная старушка, мать отца Катерины, ну а после всех родители. Все старались искупаться до полуночи. Вот Катерина после баньки спать собралась, хватилась, а крестика нательного на шее нет. Забыла девчонка в бане, а идти за ним страшно. Она старшую сестру Веру попросила сходить с ней, а та ни в какую. Младшая тоже отказала, что делать? А бабка Наташа кричит из теплушки, видно услышала разговор:
— Катерина, ты что крестик нательный потеряла? Иди сейчас же в баню ищи.
— Бабунь, да я утром поищу, мне сейчас страшно.
— Ты что девка, ополоумела? Крестик в бане оставила на потеху Баннику? Иди немедленно, забери и надень на себя.
Покрутилась Катерина, а делать нечего, в материнские калоши влетела и понеслась в конец огорода, там банька стояла. А ночь была такая темная как деготь, что вышел и ослеп. Совсем ничего не видно. Побежала Катерина к баньке, а сама боится, темно, всякое ей чудится со страху. Прибежала к баньке, а в окошках свет горит,
— Вот хорошо, что пришла, а то родители забыли керосинку потушить, так бы и пожар приключился, — подумала девочка. В предбанник заскочила и смотрит на гвоздике крестик ее висит, а из бани смех да шлепки доносятся.
— Кто это там, вроде родители дома, а в баньке кто парится? Открыла Катерина двери, а там Банник парит Задериху и так веником нахлëстывает, а она знай себе охает, да смеется. Катерина глаза выпучила и дала деру оттуда. Больше она не ходила по темноте в баню.

Ночью крики и стоны продолжали доноситься из дома бабки Таси. К крикам добавился собачий вой. Так тоскливо и жалобно выли собаки, нагоняя жуть на деревенских жителей. Страшное то время, когда умирает ведьма, кажется, чувствуют все животные, неспокойные становятся. Откуда-то из леса послышался вой шакалов.

— Ты слышишь Петро, вроде шакалы завыли. Ой, что-то мне сумно так, — поежилась Катерина ближе прижимаясь к Петру.

— Мам, пап, — позвала Танюшка.

— Можно я к вам лягу, мне страшно, — жалобно попросилась девочка.

— Давай моя ласточка, иди к нам, ложись вот по середке, — она бережно укрыла дочь.

— Может надо бы в стрехе дырку провертеть? Или крышу разобрать? Не унималась Катерина.

— Дыркой в стрехе не отделаешься, там всю крышу разобрать надо. А то ты не знала, чем старуха занималась. Ты забыла как она нашу Зорьку кошкой доила, я в нее запульнул молотком, по ноге попал. А бабка помнишь тогда с больной ногой вышла хромая. А помнишь как она в свинью оборачивалась и наших кур прямо на насестах сожрала? Троих куриц как не бывало, помнишь? Спросил Петро.

— Да помню, как не помнить. Ты знаешь, а мне ее жалко, — тихо сказала Катерина.

— Нашла кого жалеть, сколько она с нас крови попила. А ты забыла как пошли копать картошку, а ты на межу зашла, а там гадючья свадьба. Кужулятся, извиваются, забыла? Все она, бабка Тася.

— Да все я помню Петь, все, только и она ведь человек, а не скотинка бессловесная.

— Ты знаешь Кать, а мне скотинку больше жалко чем эту, — Петро махнул в сторону дома ведьмы. Скотинка хоть пользу приносит, а от бабки одни гадости только и видели.

— А меня она однажды полечила, — сказала Татьянка, доселе молчавшая.

— А что она могла тебе полечить? Спросила Катерина с недоверием.

— Мам, а помнишь я в озере купалась и лягушка мне под майку залезла? Я тогда очень испугалась и заикалась, помнишь? А бабушка меня позвала к себе на лавочку, и на ушко пошептала, и сказала, чтобы я не забывала, что она мне шепчет. Если мне вдруг страшно станет, то про себя несколько раз повторить шепоток и страх пройдет. Я несколько раз так делала, и переставала бояться. Вот у меня тогда и заикание прошло.

— Да Петь, помнишь, как Татьянка заикалась у нас? А потом перестала, а я подумала само прошло. А оно, видишь, бабка Тася полечила. Видать что-то в ней и человечное есть, — зевая проговорила Катерина.

А ночью Татьянку разбудил стук в окошко. Стучали так тихо и настойчиво.

— Танюшка, выйди на улицу, не бойся почитай мой шепоток и выйди, — звала бабка Тася. Девочка тихонько поднялась, чтобы не разбудить родителей тихо слезла с кровати.

— Ты куда ласточка? Сквозь сон спросила Катерина.

— Я в туалет мама.

— А, ну иди доченька, иди. Танюшка подождала немного, и пошла к окошку, где продолжала царапать окно бабка Тася. Девочка почитала бабкин шепоток, а потом подошла к двери и тихо сняла крючок с петельки.

— А вам уже получше? Спросила девочка увидев старуху подле окна.

— Лучше, лучше, пойдем скорее ко мне, — звала и манила старуха девочку. Шарик завидев старуху, взвизгнул и со страхом забился в будку. Татьянка шла за старухой, вышла за калитку и вошла к бабке Тасе во двор.

— В хату пойдем, — позвала бабка. Девочка вошла следом за старухой в хату и остановилась. Бабка Тася лежала на кровати страшно корчась. Татьянка удивилась, бабка на кровати, а с кем она шла тогда? Но старуха не дала ей опомниться.

— Хорошо что ты пришла детка, — со стоном еле слышно проговорила старуха. Мне так страшно и одиноко здесь, дай мне руку деточка. Татьянка со страхом протянула старухе руку. Ладонь у бабки была холодная как лед и твердая. Она цепко схватила девочку за теплую ладошку и проговорила.

— Таня, повторяй за мной, «я принимаю дар, я принимаю дар, я принимаю дар». Девочка тихо повторяла за бабкой Тасей, хотела выдернуть руку, но старуха крепко вцепилась в ее ладошку.

— Таня поклянись продолжить после меня, клянись Таня, у меня мало времени, — хрипела старуха.

— Клянусь, бабушка, клянусь, — плакала Татьянка, пытаясь, выдернуть руку их холодных и мертвых рук старухи. Когда она испустила дух, девочка не заметила, только услышала за спиной какой-то шорох и в углу печки попадали рогачи. Татьянка вскрикнула, жар горячий и беспощадный вдруг вошёл в ее тело, и она потеряла сознание.

Проснулась Татьянка у себя на кровати. Легкая слабость и недомогание еще беспокоили ее.

— Мама, — позвала она Катерину. Мать вошла в комнату:

— Проснулась уже? Вставай сейчас завтракать будем.

— Мама, а как я сюда попала? Спросила Татьянка с опаской поглядывая на мать.

— Как попала? Не поняла она.

— Ногами своими пришла, ты в туалет пошла, а потом подошла ко мне и сказала, что к себе спать пошла, мол, что тебе уже не страшно. Вот и все. Катерина с подозрением посмотрела на дочь:

— Уж не заболела ли?

— Мам, а Бабушка Тася, она как?

— Да как, померла ночью, отмучилась бедная, — сказала Катерина и перекрестилась.

— Мама, там у нее в сундуке одежда на смерть приготовлена, в нее обрядить надо бабушку Тасю, и похоронить под березкой, папа знает, она ему говорила.

— Таня, а ты откуда это все знаешь? С испугом, шепотом спросила мать.

— Не знаю, — пожала плечами девочка.

— Да мама и венчик на лоб ей не кладите, она этого не хочет, — сказала Татьянка. — Таня, не пугай меня, — всхлипнула Катерина.

Бабку Тасю обрядили в ее смертную одежду и похоронили под березкой как она и пожелала.

Татьянку на похороны не взяли, да она и не просилась. Когда гроб вынесли из хаты, девочка стояла на крыльце и наблюдала издали.

— Ты Танюшка мне поклялась, ты помнишь? Ты забрала мой дар, каждый день знания в тебе будут просыпаться. Владей моим подарком девочка. Старуха дотронулась до девочки рукой и будто дуновение прохладного ветра пронеслось по руке.

— Хорошо бабушка, я постараюсь…

— Ах ты, сопливка, с кем так разговариваешь, да я тебя… — Договорить она не успела, из под гроба выскочил рогатенький и старуха, увидев его, кинулась из дома. Татьянка стояла бледная и не понимала, что она сейчас сделала. Рогатенький, так испугавший старуху, быстро рассеялся, будто его и не было.
— Танечка, а ты что здесь делаешь? — Катерина смотрела на дочь не понимающим взглядом. Тетка Василина проснулась и тоже не понимала, как она так быстро отключилась, разве ж можно у гроба спать?
— Катя, ты представляешь, я заснула, взяла и заснула. Да вон глянь-ка, и баба Феня спит, ну чистый младенец, — проговорила она, показывая на старушку. Та продолжала посапывать, наклонив голову в бок. Молитвослов выскочил из ее ослабевших рук и валялся рядом.
— Я тоже заснула, меня вот Танюшка разбудила, — ответила Катерина. —Танечка, как ты тут оказалась, вы же с папой спать ушли? — Спросила озадаченная мать.
— А мы и ушли, папа уснул сразу, а я еще не спала, когда услышала твой крик, мамочка. Ты очень громко меня позвала, вот я и побежала. Прихожу, а тут старушка какая-то что-то в гроб кладет, она еще хотела денежки с глаз поснимать, но я не дала. Я, мамочка, ее прогнала, она и убежала.
— Да что ты, деточка, я не видела старушку.
— А вы бы и не увидели, вы втроем спали.
— Деточка, а как она выглядела, та старушка? — Спросила тетка Василина.
— Ну маленькая такая, старенькая, вся в черном, а на носу родинка большая, — ответила девочка.
— Так это же была Явдошка Власиха, — вскрикнула тетка Василина.
— Подиж ты, приковыляла, бог знать откуда, — удивилась проснувшая баба Феня. — Вот ведьмака, на всех троих морок навела, если бы не девчушка, она бы тут такого натворила… — Баба Феня не договорив махнула рукой.
— А что бы она натворила? — Спросила Катерина.
— Ты давай, Катя, дитя отведи в дом спать, а потом я вам расскажу. Пока ходить будешь, я проверю гроб Васькин, ничего туда не подкинула. С нее станется, ведьмака — она и есть ведьмака. Черная душа.
Татьянка, слушая речи бабы Фени, слегка поежилась.
— Пойдем, доча, я тебя к папке отведу.
Катерина взяла девочку за руку, и они вышли из комнаты.
— Вот тебе и Власиха, не удержалась, приперлась, видать, опять черное дело сотворить удумала, — говорила старушка тетке Василине, проверяя гроб.
Она подняла покрывало, которым по пояс был накрыт дед Васька, ничего там не обнаружив, опустила его обратно.
— Не успела, видать, девчушка помешала, — сказала старушка.

Катерина, уложив Татьянку спать и приказав той никуда не выходить, тихо прикрыла двери. Потом вернулась и разбудила похрапывающего мужа.
— Петь, Петя, да проснись же, говорю.
— А, ты чего, Кать, что случилось? — Петро спросонья тер глаза, ничего не понимая.
— Спишь как убитый, дитя проспал, а она к нам пришла. Давай просыпайся и постереги, чтобы она не бродила. Мало ли что может приключиться.
— Да что может, Кать? — Уже в спину жене крикнул Петро.
— Утром расскажу.
Катерина вернулась к гробу деда Васьки. Баба Феня читала молитву, а тетка Василина меняла сгоревшие огарочки свечей на новые. Когда она поменяв уселась на свое место, баба Феня закончила читать молитву.
— Ну расскажите за эту Власиху, кто она такая? — Спросила Катерина.
Баба Феня, не закрывая молитвослов, акуратно положила его рядом на стол.
— Явдошка-то Власиха, так — ведьмака она. Всю свою жизнь ведьмачила, людям жизнь портила. Вот видишь, и сегодня приперлась свои черные дела творить.
— Ты, Василина, не была тогда с нами, когда дед Потемка помер, а мы с ним ночевали.
— Нет, не была, — ответила женщина.
— А что тогда было?
— Ой, такое было, такого страху натерпелись, что не приведи, господи, — старушка трижды осенила себя крестом.
— Расскажите, баб Фень, — попросила Василина.
— Да уж расскажу, ночь у нас длинная, а ее как-то пересидеть надо. Ты же помнишь, Василина, помер дед Потемка как раз под вечер. Прибежала его невестка молодица Тая, кликнула нас, мол, придите деда обмыть, да на тот свет обрядить. Ну мы с Дусей Корягиной собрались и пошли. Обмыли, обрядили, и на лавку положили, гроба-то еще не было. Сидим, значит, с покойным, а Тая нас пригласила за стол, мол, перекусить. Ну мы с Дусей прошли к столу, как положено, выпили по рюмочке за упокой, закусили и вернулись бдить покойного. А вы же знаете, что, когда покойный в доме, двери нельзя запирать. Ну вот сидим с Дусей, к нам присоединилась Тая, невестка деда. Время уже перевалило за полночь, ночь на дворе такая темная была — ни луны, ни звезд. Я сижу, читаю молитвы, Дуся с Таей повторяют за мной. Вдруг чувствую, что спать захотелось, да так, что сейчас закрою глаза — тут же и усну. И вот сквозь дрему смотрю: дверь в хату отворяется, и входит Явдошка. Окинула нас своим страшным взглядом и шасть к покойнику. А я сижу вроде и сплю, а все вижу, только руки и ноги не работают, ну чисто бревно. Вот она подошла, откинула простыню, чем дед бы накрыт, развязала с него путы, что ноги перевязывают, так же с рук сняла и в карман к себе положила. А потом подошла к деду и наклонилась над ним. Мне показалось, что она ему что-то на ухо прошептала. А потом достала маленький черный узелок, развязала его и высыпала себе в руку что-то темное. Опять пошептала над рукой и обсыпала деда. Я вроде смотрю сквозь ресницы, так боюсь, если увидит, а она, видно, догадалась, посмотрела на меня и пальцем так погрозила. И вышла, вроде ее и не было. Вот когда она вышла, мы и проснулись, будто и не спали. Я к деду подошла, смотрю, чем она сыпанула на него? Наклонилась над ним, мне показалось сначала, что это мак был. Я, значит, ближе к нему, смотрю, а он глаза открыл и смотрит на меня. А глаза такие страшные, мутные, без зрачков. Я отпрянула от него, и Дусе говорю: дай пятаки скорее, он глаза открыл. А она пока гаманок свой расстегнула, пока достала, я так и думала, что увидит нас покойник. Ну мы быстро ему на глаза медяки положили. Сидим, я опять принялась читать, а Тая и говорит:
— Пойдемте по рюмочке в. и. н. ц. а выпьем, чтобы нервы успокоить.
Мы с Дусей согласились, опять по рюмочке для нервов — и к покойнику, сидим, тихо разговариваем. Свечки горят, потрескивают, вдруг, смотрю, а у Таи глаза как блюдца стали, я туда, куда она глядит, вижу, а дед Потемка руку свою вытащил из-под простыни и шарит ею по лавке. Мы перепугались до смерти. В дверях чуть не затоптали друг друга, так выскакивали. Слышим только, в хате грохот такой, будто кто лавку перекинул. Ну мы до самого утра к покойному не заходили, во дворе просидели. А уже на утро, когда солнышко встало, только тогда вошли к нему. Ну и натворил он там делов. Смотрим, лавка на чем дед лежал, перекинута, а он сам лежит вниз лицом, только пальцы на руке в кукиш сложены. Так с кукишем и схоронили. Вот что Власиха натворила, — закончила баба Феня свой рассказ.
Все обернулись на деда Ваську и пристально на него посмотрели.
— Да не, этот чудить не будет. Дочка твоя, Кать, спугнула ее. Теперь смотри, чтобы гадости дитю не сотворила.
— Какие гадости? — Испугалась Катерина.
— Ну подклад или порчу какую, им же, ведьмакам, плохо, когда они свои черные дела не закончат. Болеют потом, ритуал-то прерван.
— А кто она вообще эта Власиха? — Спросила Катерина.
— Да как, кто? Я же говорю — ведьма, — удивилась вопросу баба Феня.
— Да нет, я не то имела ввиду, она местная?
— Да, самая что ни на есть тутошняя. Только вот сколько годков ей стукнуло, никто не знает. Я ведь тоже в годах, а Явдошку молодой никогда не видела. Всю жизнь она прожила на отшибе рядом с кладбищем. Люди про нее разное рассказывали: и что скотинку она портит, и колесом по поселку катается, побаиваются ее. А ну, как порчу наведет? Вот с ней никто и не связывается. Ведьма она, говорят, сильная, да только кто ту ее силу мерял? — Баба Феня , казалось выговорилась и устала.
— Надо на улице будет завтра все посмотреть вокруг дома, — сказала тетка Василина. — Не дай, бог, чего подкинет, с нее станется.

Деда Ваську схоронили после обеда. Попрощаться и проводить его собрался почти весь поселок. Все его знали, как хорошего колесника и доброго человека. Катерина, держа Татьянку за руку, отошла в глубь двора, когда покойного выносили из хаты. Ей не хотелось, чтобы дочка все это видела. Катерине и самой боязно было присутствовать при прощании.
Петро с утра распорядился, чтобы они с дочерью оставались дома, а на кладбище не ездили, чему Катерина была несказанно рада. Они в глубине двора нашли маленькую калиточку, выход на огород. Не долго думая, открыли ее и вышли. Тетка Василина была хорошей хозяйкой, всё у нее на огороде было в порядке, нигде ни травинки, все чисто выполоно. Чуть в далеке они увидели грядку с молодым горохом.
— Посмотри, Танюшка, какой у них горох крупный, пойдем сорвем.
Они направились к грядке, но девочка вдруг резко остановилась придержав за руку мать.
—Что такое, Таня?
— Стой, мамочка, посмотри, — показала она на землю возле гороховой грядки.
— Что там? — Катерина не могла рассмотреть. Лишь подойдя ближе, они увидели сверток в темной тряпке. Над свертком кружились мухи, то и дело приземляясь на нее. От него жутко пахло.
— Господи, что это?
— Это и есть подклад, — сказала девочка.
— Откуда ты знаешь? — Катерина вопросительно посмотрела на дочь. Та пожала плечами.
— Не знаю, мамочка, это как-то само приходит. Но ты не бери в руки, этого нельзя делать. Я сейчас сама все сделаю.
Девочка взяла в руки землю, прошептала над свертком какие-то слова и посолив сверху землей, трижды плюнула через плечо. Палочкой развернула сверток, там лежали куски мяса. Танюшка посмотрела вокруг, будто ища что-то глазами. Потом побежала к забору и увидела небольшой кусок шифера. Взяла его и поднесла к подкладу, палочкой подсунула на шифер и понесла в конец огорода.
— Мамочка, останься там, не ходи за мной.
Катерина была потрясена, она с трудом узнавала свою дочь. Раньше это была маленькая девочка, хохотушка, а теперь ей казалось, что это умудренная жизненым опытом женщина в теле девочки. И глаза, серьезные без смешливой искорки.
— Будь ты проклята, бабка Тася, — со слезами проговорила бедная мать…