Она рожала детей от разных мужчин, искала любовь в клубах, а счастье — в чужих кошельках. Мать плакала, зятья уходили, а она все ставила не на тех коней. Пока однажды жизнь не поставила ее саму на кон, и ставкой оказался единственный, кто оказался настоящим мужчиной
Вечер спускался на город медленно, будто нехотя, окрашивая небо в сиреневые и персиковые тона. Воздух был наполнен прохладной свежестью приближающихся сумерек и далеким ароматом цветущих лип. Девушка шла по знакомой улице, и каждый шаг отдавался в ее сознании тяжелым, глухим эхом. Она возвращалась в отчий дом, а в груди, под ребрами, будто поселился холодный, неподвижный камень, тянущий вниз, к земле. Сегодня вечером должен был состояться разговор, которого она боялась всем своим естеством, которого избегала в мыслях, отгоняла, как назойливую муху. Разговор был неизбежен, как восход солнца, как смена времен года. Придется собрать воедино все крохи мужества, всю хрупкую силу, какая только нашлась бы в глубине души. Но ведь это мама. Та, что всегда была тихой гаванью, укрытием от любых жизненных бурь. Она поймет. Она обязательно простит. В конце концов, они – плоть от плоти, две одинокие ветви одного дерева.
Рука дрогнула, когда она взялась за холодную железную ручку подъездной двери. На мгновение мир сузился до стука собственного сердца в висках. Она замерла на пороге, пытаясь уловить ритм дыхания, сделать его глубоким и размеренным. Вдох – шершавый, неровный. Выдох – дрожащий, прерывистый. Сегодня. Именно сегодня нужно проговорить вслух то, что так долго таилось внутри, превращаясь в тихую, но неумолимую панику. Без поддержки, без того спасительного понимания, что светится в материнских глазах, невозможно будет сделать следующий шаг. Любой следующий шаг.
Весь вечер в уютной, пахнущей ванилью и прошлым, квартире тянулся странно и зыбко. Она пыталась читать, но буквы расплывались перед глазами. Пыталась смотреть телевизор, но не слышала голосов из динамиков. Время текло густым, тягучим медом, каждая минута была испытанием. А мать… Мать, казалось, жила в своем обычном, спокойном ритме: перебирала вещи в шкафу, поливала герань на подоконнике, напевала что-то под нос. Но в ее взгляде, мельком брошенном на дочь, была та самая всевидящая, безмолвная мудрость, от которой не скрыться.
И вот они сидели на диване, под мягким светом торшера, отбрасывающего теплые круги на потрепанный ковер. Мать взяла ее руку в свои, натруженные, но все еще нежные ладони.
— Милая моя, — голос ее был тихим, как шелест страниц старой книги. — Не хочешь ли ты поделиться со мной тем, что так тяготит твое сердце? Оно у меня болит уже целую неделю, чувствую.
— Ты… ты все уже знаешь? — вырвалось у девушки сдавленным шепотом. — Но как?
— Странный вопрос, солнышко. Наверное, потому, что я твоя мать. Вижу, как ты мучаешься уже который день — ни кусочка в рот не можешь взять, а по утрам бегаешь в ванную, будто на пожар. И еще одна деталь… Ты давно не просила меня купить тебе обычных женских принадлежностей. Из чего я могу сделать один-единственный вывод: вы с Лёшей перешли ту самую черту, о которой я тебя предупреждала? Ну, ладно ты, моя птенчица неоперившаяся, но ему-то уже двадцать четыре, он взрослый мужчина, служил, а простых вещей не усвоил!
Девушка лишь молча кивнула, опустив глаза. Взгляд ее утонул в узорах на ткани дивана. Страх, холодный и липкий, сжал горло.
— Что теперь будет? Ты прогонишь меня? — это прозвучало так же безнадежно, как если бы она спросила, кончится ли когда-нибудь эта ночь.
— А разве я когда-либо давала тебе хоть малейший повод так думать? — в голосе матери прозвучала легкая, почти незаметная укоризна, смешанная с печалью. — Удивительно даже слышать такое от тебя…
— Но наша бабушка… Когда ты была мной беременна, она ведь тебя выставила за порог. Вычеркнула из жизни.
— Это была твоя бабушка. У нее были свои принципы, жесткие и непреклонные. А я — другая. Я — твоя мать.
— Мама… Я хотела попросить… Я не думаю, что готова это рожать, я хочу…
— Не говори таких вещей, даже в сердцах! — мать перебила ее, и в ее тоне впервые за весь вечер зазвучала твердая, стальная нота. — Рожать ты будешь, это не обсуждается. В крайнем случае, я буду рядом, помогу во всем. Мы справимся. А что говорит сам Лёша? Каковы его мысли на этот счет?
— Он говорит, что готов жениться хоть завтра, — на губах девушки дрогнула слабая, робкая улыбка.
— Вот это уже совсем другое дело! — женщина выдохнула, и казалось, будто все ее напряжение растворилось в этом одном звуке. — Так о чем же тогда твои сомнения? Поженитесь, родите малыша, я буду вашей опорой. Вы не одни.
— А учеба? Институт?
— Прорвемся. Жизнь всегда находит способы провернуть невозможное. Я, если помнишь, тебя родила на первом курсе, и ничего — справилась, диплом получила. Только вот помощи у меня не было ни от кого — ни от мужа, ни от матери. А у тебя я есть. Тебе через полгода исполнится восемнадцать — вот тогда и распишетесь официально.
— Но… на меня ни одно красивое платье не налезет! — в голосе девушки зазвучали капризные, почти детские нотки. — Давай после родов, мам, пожалуйста!
— Вот еще чего выдумала, — мать строго сдвинула брови. — Ребенок должен появиться на свет в законном браке. Это важно. А платье… Господи, да зачем оно тебе прямо сейчас? Символы — это прекрасно, но главный символ сейчас — это ваша будущая семья.
Девушка надула губки и отворачивалась к окну, за которым уже полностью стемнело, и только фонари рисовали на асфальте желтые островки света. В ее мыслях кружились образы, навеянные романтическими фильмами: белоснежное, струящееся платье, огромный торт, усыпанный сахарными цветами, первый танец под медленную музыку, сотни улыбок… Она хотела сказку, а жизнь предлагала суровую, но честную быль.
На следующий день, после бессонной ночи, она отправилась к нему — к Лёше. Его комната в общежитии всегда пахла кофе, старой бумагой и каким-то его, особенным, знакомым и любимым запахом. Она пересказала весь вчерашний разговор, слово в слово, наблюдая, как меняется выражение его лица.
— У тебя золотая мама. Настоящая, — сказал он, обнимая ее за плечи.
— Да, она у меня самая лучшая. Но я все равно хочу свадьбу! Хочу сейчас! — в ее голосе снова зазвенел тот самый капризный отзвук.
— Хорошо, — он улыбнулся, гладя ее по волосам. — Давай попробуем ее уговорить вместе. Вдвоем мы — сила.
И они принялись «обрабатывать» мать. Это были долгие разговоры за чаем, тихие беседы на кухне, когда за окном плакал осенний дождь. Они говорили о чувствах, о будущем, о своей готовности нести ответственность. И в конце концов, мать сдалась. Она вздохнула, словно сбросила с плеч неподъемную ношу, и сказала: «Ладно. Будь по-вашему». Последовали долгие, унизительные хождения по кабинетам, сбор справок, разговоры с чиновниками, которые смотрели на них с немым осуждением. Но разрешение было получено. Маленькая, хрупкая женщина прошла через все это ради счастья своей дочери.
— Мама, я так безмерно счастлива! — девушка обнимала мать, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы облегчения и благодарности.
— А я рада видеть этот свет в твоих глазах, доченька. Главное, чтобы он не гас.
Свадьбу сыграли, когда срок беременности перевалил за пятый месяц. Животик был аккуратным, почти незаметным, а платье, сшитое на заказ у знакомой портнихи, было сконструировано так мудро и изящно, что скрывало все изменения фигуры. Не все гости догадались о положении невесты, хотя некоторые и перешептывались, удивляясь спешке. Мать же, Галина, только улыбалась, светясь изнутри, и говорила: «Молодые люди уже давно вместе, любят друг друга всем сердцем, вот и решили не тянуть. Разве в любви могут быть сроки?»
Отец Лёши, человек практичный и немного cynical, подарил молодоженам на свадьбу однокомнатную квартиру на окраине города. Дарственную он оформил заранее, и однажды, уже после торжества, в разговоре с Галиной обронил:
— Не смотри на меня так, я стрелянный воробей. Моя бывшая когда-то оставила меня в одних носках, так что я знаю цену и бумагам, и словам. Хочешь, чтобы все было по высшей справедливости? Добавляй со своей стороны, пусть продают эту «однушку» и берут «двушку». Нет возможности — пусть будет так, как есть. Я подстраховал сына. Обижаться здесь не на что.
Галина, взяв бокал с уже теплым шампанским, молча отошла от него. В его словах была жесткая, колючая правда жизни, от которой становилось неприятно и горько. С одной стороны, он был прав. С другой — так хотелось, чтобы в основе всего лежало только доверие и чистая, ничем не омраченная радость.
Четыре месяца спустя, в разгар зимы, на свет появился мальчик. Его назвали Ильей. С первым криком нового человека в маленькую квартиру ворвалось странное, трепетное чудо. С подарками, мягкими пледами и крошечными распашонками спешили бабушки и дедушка. В тесной «однушке» накрыли праздничный стол. Молодая мама, еще не окрепшая, но сияющая, уложила сына в колыбель и присоединилась к гостям. Однако уже через час за столом воцарилась напряженная, гулкая тишина. Между молодыми супругами пробежала невидимая трещина, они избегали взглядов друг друга, слова звучали сухо и отрывисто.
— Мне пора, — Галина встала из-за стола, чувствуя этот ледяной ветерок непонимания. — Лёша, ты не проводишь меня до машины? На улице темно.
— Конечно, мама.
Он вышел вслед за ней в подъезд, пахнущий затхлостью и сыростью. Проводив ее до такси, он уже собрался вернуться, но Галина мягко взяла его под локоть.
— А теперь скажи мне, зятек, по чести: что там у вас происходит? Я не слепая.
— О чем вы, Галина Петровна? — он попытался сделать удивленное лицо, но это получилось неестественно.
— О том напряжении, что висит в воздухе толстой пеленой. Сегодня твоя жена вернулась из роддома с сыном, а ты… ты будто не рад. Ни теплого слова, ни ласкового взгляда. Вы и не разговариваете вовсе, будто чужие.
— Вам показалось. Все в порядке. Просто она очень устала, да и после родов это часто бывает — перепады настроения, капризы… Все пройдет.
— А мне кажется, что дело не в капризах. Ну, ладно, не хочешь — не говори. Но запомни одно, Лёша: что бы ни случилось между вами сейчас, вы — одна семья. У вас теперь есть сын. Это навсегда меняет все. Ко всему теперь надо подходить с удвоенной ответственностью и трезвой головой.
— Мы сами во всем разберемся, хорошо? — он открыл дверцу такси, и его голос прозвучал устало и отстраненно.
— Ну, разберетесь, так разберетесь. Только смотри… Дочь у меня одна. И я за нее всегда горой.
— Спокойной ночи, мама. Не тревожьтесь. Все образуется.
Галина старалась бывать у молодой семьи чаще: помогала с готовкой, уборкой, подолгу гуляла с коляской, пока мама отдыхала. Но на все осторожные расспросы о семейной жизни дочь отвечала уклончиво, односложно: «Все нормально, мам. Сами разберемся». И Галина отступила, решив не лезть в душу. Это была их территория, их взрослая жизнь, их ошибки и их победы.
Но однажды, в конце августа, когда воздух был густым и сладким от запаха спелых яблок, а за окном медленно гасли краски заката, в дверь ее квартиры раздался настойчивый звонок. Галина, неохотно отрываясь от телевизора, пошла открывать, думая, что это соседка зашла за солью или сахаром. Однако на пороге, прижимая к груди спящего малыша и сжимая в другой руке потрепанную спортивную сумку, стояла ее дочь. Лицо ее было заплакано, глаза — огромные, полные боли и гнева.
— Мама… — только и выдохнула она.
— Доченька, что случилось? — Галина широко распахнула дверь, пропуская ее внутрь.
— Я от него ушла. Навсегда. Я ненавижу его! — и она разрыдалась, прижимая к себе сына.
Галина молча забрала внука из ее дрожащих рук, отнесла в комнату, усадила в старое кресло, дав в маленькие ладошки яркую погремушку. Затем на кухне налила в граненый стакан немного красного вина — густого, терпкого.
— Выпей. Сначала выпей, потом говори. Спокойно. Я вся — внимание.
— Ему абсолютно нет до меня дела, — сквозь слезы и всхлипывания пробивался сдавленный голос. — Представляешь, сегодня он просто взял и ушел с друзьями в бар! В бар, мама! И это в день нашей годовщины! В день нашей свадьбы!
— Вы поссорились перед этим? Что-то произошло?
— Мы постоянно ссоримся! Он забил на семью — с Илюшей не помогает, на меня смотрит как на пустое место, ночами к ребенку не встает. Приползет с работы, поест и рухнет на диван. А ему все равно, что я тоже устаю, что мне тоже нужна передышка, что у Илюши режутся зубки, и он плачет без конца!
— А может, он и правда очень устает на работе? — попыталась вставить слово Галина, но чувствовала, что ее доводы разбиваются о каменную стену дочернего гнева.
— Что он там может уставать? Сидит целый день в теплом цеху! Я устаю в тысячу раз больше! Все, точка! Я с ним развожусь! — это прозвучало как приговор, холодный и окончательный.
— Вот как… — Галина откинулась на спинку стула. — Ты в своем уме, дочка? Ты понимаешь, что говоришь?
— Если он не приползет сюда на коленях, с цветами и извинениями, я точно разведусь. Я поставлю его на место, он у меня еще узнает!
Галина замолчала, ощущая тяжелую, свинцовую усталость. Она уважала своего зятя, знала его как трудолюбивого, немногословного, надежного парня. Что же могло случиться такого, что в день годовщины он предпочел бар обществу жены и сына?
Дочь прожила у нее три дня. На звонки Лёши не отвечала, демонстративно сбрасывая вызовы. Но и он, что было странно, не спешил приезжать с повинной. Галина, по просьбе дочери, съездила в ту квартиру, собрала необходимые вещи — детские, женские. А еще через три дня, ни слова не сказав дочери, отправилась к Лёше сама. Ей нужны были ответы.
Он, казалось, ждал ее. Открыл дверь быстро, будто стоял за ней. Галина внимательно всмотрелась в него: глаза чистые, трезвые, вид опрятный, даже отдохнувший. Он будто наслаждался внезапно свалившимся на него одиночеством.
— Я пришла поговорить, Лёша. Может, ты мне честно ответишь, что же на самом деле происходит. Где корень этой беды?
— Проходите, Галина Петровна, — он пропустил ее в прихожую. — Думаю, она уже обрисовала вам меня черными красками — муж-тиран, отец-неудачник. Есть ли смысл в моих оправданиях?
— А ты попробуй. Я прошу не оправдываться. Просто скажи, как есть. Разлюбил? Пожалел, что женился? Ребенок в тягость?
— Галина Петровна, с Илюшей я бы с удовольствием время проводил, я его люблю. Это мой сын. А вот что касается Елены… Тут я уже не уверен.
— Как это понять?
— Да очень просто! Она мне всю душу вытравила! Когда мы встречались, мне даже нравилась ее импульсивность, ее энергия, ее напористость… Но после свадьбы ее будто подменили. И виной всему — ее лучшая подруга, та самая Таня, которая все время шепчет ей на ухо… Знаете, почему мы в день выписки сидели, как кошка с собакой? Из-за лимузина! Да-да, я не смог заказать белый лимузин к роддому! Я обычный слесарь-наладчик, у меня нет таких денег! Я один тяну семью, потому что прекрасно понимаю — Лена никогда не работала, не знает, как это. И в этом есть и моя вина — слишком рано мы завели ребенка. Но она и мой труд не ценит. Подружка ее, Танька, все твердит о каких-то диетах, салонах, модных шмотках… И моя дурочка вместо того, чтобы думать о ребенке, переживает, что поправилась на два килограмма! Потом ей понадобились деньги на салон, где та самая Таня работает. Маникюр, окрашивание, какие-то маски… Зачем это на восьмом месяце? Цены — космические, это половина моей зарплаты! А мне надо копить на коляску, на кроватку, на памперсы! Когда Илья родился, она стала тратить кучу денег на игрушки, на одежду, из которой он вырастал за неделю. Вот, смотрите, — он полез в шкаф и вытащил два маленьких, совсем новых комбинезончика. — Он их даже ни разу не надел. Ярлыки висят. Она купила, забыла, а он уже вырос. И вместо того чтобы считать деньги, которые я ей отдавал практически все, она обвиняла меня в том, что я нищеброд, что не могу обеспечить семью. Я устроился на подработку — грузчиком на том же заводе. Стал работать в две смены. И что? Теперь я нищеброд, плохой отец и невнимательный муж. А когда мне ребенком заниматься, если я прихожу домой и падаю без сил? Мне бы поесть да спать! А про то, что я молодой мужчина и у меня тоже есть свои потребности, я вообще молчу — ни на что сил не остается. А она «устает» в однокомнатной квартире! Моя мать, когда я маленький был, одна огород в десять соток держала, да еще за бабкой приглядывала! А в годовщину я ушел потому, что она устроила истерику: я отказался отмечать в ресторане с ее подругой Таней и ее мужем. Отдать всю премию, чтобы посидеть с людьми, которые мне неприятны? Я хотел выспаться, а потом с ней, вдвоем, тихо посидеть за бутылочкой вина. Но на это, видимо, у меня сил не хватило.
— Теперь многое становится на свои места, — тихо произнесла Галина. — На развод она подала, Лёша. Может, придешь, поговоришь? Или я с ней поговорю, объясню?
— Не хочу, — он резко, с какой-то обреченной решимостью, мотнул головой. — Я тоже хочу развод. С грузчиков я ушел, сил не хватало. Пусть Лена живет у вас. Я, как положено, буду платить алименты — половину зарплаты. Жить с ней больше не буду. И Илюшу, кстати, буду забирать на выходные. Так ей и передайте.
Галина вышла из подъезда и опустилась на первую попавшуюся лавочку. Вечерний воздух был уже прохладным. Она так и думала, что все не так однозначно. Зная взрывной, эгоцентричный характер своей дочери, она в глубине души жалела зятя. Горькая ирония судьбы: расстались они ровно через год после свадьбы, в тот же самый день…
— И пусть катится, этот неудачник! Слесарь да грузчик — вот и весь его потолок. Большего он никогда не добьется.
— Леночка… — начала Галина осторожно. — Когда ты начинала с ним встречаться, когда вы поженились, ты же прекрасно знала, что он не олигарх. Не сын миллионера. Чего же ты ждешь от него сейчас того, что он дать не в силах?
— Мог бы учиться! Стремиться к большему!
— А когда ему учиться? — не выдержала Галина. — И на что бы вы жили в это время? На мои деньги? На алименты от будущего ребенка?
Дочь ничего не ответила. Она резко встала и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.
Развод оформили быстро и без скандалов. Лёша исправно отдавал половину зарплаты, забирал сына на все выходные. Появившееся свободное время и некоторое душевное спокойствие позволили ему поступить на вечернее отделение техникума, а позже — на заочное отделение института. В оплате обучения помогал отец, который как-то в разговоре с Галиной признался, что, к сожалению, заранее предвидел такой финал. «Девушка была с огромными запросами и крошечным пониманием жизни», — сказал он.
2004 – 2008 гг.
Галина в который раз набирала номер дочери, и каждая цифра на клавиаже старого кнопочного телефона давилась с тихим щелчком упрека. Зачем вообще нужен этот аппарат, если его владелица никогда не берет трубку? Врачи «скорой», уколов Илюше сильное жаропонижающее, уже уехали. Мальчик, разметавшись, спал в своей кроватке, щеки еще пылали румянцем. А его мать была неизвестно где. Наконец в дверях послышался шум ключей, неловкое сопение, и в квартиру впорхнула Елена, вся в ароматах чужих духов, алкоголя и ночного клуба.
— Лена! Наконец-то! Объясни, что происходит? Где ты была? Почять телефона не слышишь?
— Ма-ам, успокойся, не кричи! — дочь весело и немного пьяно махнула рукой. — Телефон был на беззвучном, да я бы все равно ничего не услышала — в клубе такая музыка, понимаешь? Огонь!
— Мне уже давно поперек горла стоят твои клубы и твои огни!
— Мама, не будь ханжой. Мне всего двадцать два! Ты себя в мои годы вспомни! И вообще, я, может, личную жизнь устраиваю, чтобы у Илюши был нормальный отец, а не этот…
— О сыне вспомнила, хорошо. Он сегодня серьезно заболел. Я забрала его из садика с температурой, к девяти вечера стало еще хуже, пришлось «скорую» вызывать. А ты, его мать, гуляешь неизвестно где. Все, хватит. Завтра берешь больничный и сидишь с ним дома.
— А как же работа? У меня смена в двенадцать!
— Меня не волнует, как они там без второго официанта обойдутся. Ты берешь больничный по уходу за ребенком. Точка.
Галина с силой закрыла дверь в комнату и опустилась на диван. Господи, когда же этот марафон закончится? Она понимала, что сама во многом виновата. Слишком много свободы дала в детстве, слишком мягко отнеслась к ранней беременности, слишком много взяла на себя после развода. Сначала она просто помогала, давая дочери возможность «выйти в люди», оправиться после неудачного брака. Потом эти «выходы» участились, стали регулярными. Когда Илья пошел в сад, а Елена устроилась на нормальную работу, Галина вздохнула с облегчением. Но дочь вскоре уволили за систематические опоздания. Пришлось идти официанткой в ночное кафе. Галина махнула рукой: лишь бы работала. Однако в этом кафе нашелся новый круг общения — молодые, свободные, любящие «тусить». И Елена с головой окунулась в эту жизнь. «Ищу папочку для Илюши», — шутила она, уходя на очередную вечеринку. Галина только качала головой, про себя молясь, чтобы не нашли братика или сестренку.
А недавно Елена похвасталась новым знакомством — Вадим, постоянный клиент, солидный мужчина с собственным бизнесом. Вроде бы все серьезно, но знакомить с матерью она не торопилась, хотя и клялась, что он в курсе и про сына, и про прошлый брак. У Галины закралось подозрение: либо мужчина женат, либо дочь врет. К сожалению, сбылось и то, и другое.
Просидев с Ильей на больничном неделю, Елена затем на двое суток пропала за городом с тем самым Вадимом, пообещав по возвращении все рассказать и познакомить. Галина уже почти не верила в это обещание. Знакомство состоялось лишь два месяца спустя.
А еще через месяц, ранним утром, Галина услышала из ванной характерные звуки. Сердце упало. Неужели?
— Только не говори, что ты опять в том же положении… — в голосе Галины звучала усталая мольба.
— Ой, мам, да что ты! Просто вчера что-то не то съела, наверное… — отмахнулась Елена, бледная, с зеленоватым оттенком лица.
— Ну да, ну да… А вчерашнее головокружение — от переутомления, конечно.
— Я правда устаю! Не придирайся. Да даже если что… Я рожать не буду, если Вадим на мне не женится. Успокойся.
Галина ушла в свою комнату и тихо заплакала. Вечером же дочь вернулась домой с сияющими глазами и широкой, победной улыбкой.
— Мама! Мамочка! Я правда беременна! От Вадима! Мы сегодня у врача были, все подтвердилось!
— И чему ты радуешься, безумная моя девочка? Он сделал тебе предложение?
— Ну, не совсем предложение… Но он будет разводиться с женой! Ради меня! Представляешь?
— И что в этом хорошего? Лена! Ты встречалась с женатым мужчиной! Ты разрушаешь чужую семью! — Галине было физически плохо от этой новости.
— Какая там семья! — Елена презрительно фыркнула. — Ты бы его жену видела — ни кожи, ни рожи. Даже ребенка нормально родить не может, все выкидыши. А я рожу. Ой, мам, ты бы порадовалась за меня! У него деньги, свой бизнес. Не то что тот неудачник Лёшка. Куда я раньше смотрела? Теперь-то у меня будет все: богатый муж, любовь, красивая жизнь!
Однако радость оказалась недолгой. Даже после официального развода Вадим не спешил вести Елену в ЗАГС. Он предложил ей переехать к нему, но… без Ильи.
— Мам, пусть Илюша пока поживет у тебя, ладно? Со временем я уговорю Вадика, и мы заберем его. Его можно понять — зачем ему чужой ребенок? Вот когда наш малыш родится, он никуда не денется, я ему условия поставлю.
Стиснув зубы, Галина согласилась. Что оставалось делать? Елена родила дочь, маленькую Юленьку. Но и это не изменило ситуацию. Вадим дал девочке свою фамилию, официально признал отцовство, но о браке речи не было. «Меня и так все устраивает. На отчима я не собираюсь. Не нравится — назад, к матери, живи на алименты», — заявил он. А Елена, уже вкусившая сладкой жизни с дорогими ресторанами, красивыми нарядами и отсутствием денежных проблем, предпочла оставить все как есть.
И вот 1 сентября 2007 года первоклассник Илья стоял на своей первой школьной линейке, крепко держась за руку бабушки. Его мама с маленькой сестренкой в это время летела на море вместе с дядей Вадимом. «Он так пожелал», — сухо объяснила Елена в смс.
Галину разрывало от гнева и бессилия, но дочь уговаривала ее потерпеть: «Вот скоро все наладится, он почти согласен, мы вот-вот заберем Илюшу». Галина слабо верила в эти сказки. С каждым днем дочь казалась все менее счастливой, все более уставшей от этой красивой, но такой шаткой конструкции жизни.
И однажды Елена пришла к ней с Юлей на руках, с одним маленьчем чемоданчиком. Глаза ее были пустыми, лицо — осунувшимся.
— Он выгнал меня, мама… Нашел другую. Молодую. Она от него беременна, и он сделал ей предложение… Сразу, как узнал.
Галина не удивилась. Где-то в глубине души она ждала этого.
— Почему? Почему на ней, а не на мне? Я мать его дочери! Чем она лучше?
— Я с ним поговорю. Обязательно поговорю, — пообещала Галина, обнимая дочь, чувствуя, как та вся дрожит от обиды и отчаяния.
И как много лет назад, она снова отправилась на трудный разговор, на этот раз к Вадиму.
— Галина Петровна, при всем моем уважении к вам… Но Елена — не та женщина, на которой я хотел бы жениться.
— Почему? У вас ведь общая дочь. Тебя смущает ее сын? Но ты же знал о нем.
— Знал? — он горько рассмеялся. — Она врунья первоклассная! Я узнал про мальчика, только когда она уже была беременна от меня! Знаете, чего она хотела? Чтобы я официально усыновил Илью. А зачем мне это? У него есть отец, хороший отец, как я понял, активно участвует в его жизни. Я даже с ним встречался, разговаривал. Он был категорически против усыновления. И я его понимаю.
— Но почему вы расстались? Что она сделала не так?
— Я от нее просто устал. Бесконечно устал. Вечные гулянки, подруги, капризы, траты… Она выносит мозг! Ей нужны только деньги и развлечения. Когда я встречался с ней, я не представлял, что в двадцать два года она уже дважды… ну, в общем, с таким багажом.
— Знакомые слова, — горько усмехнулась Галина. — Очень знакомые.
— Галина Петровна, я надеюсь на ваш разум. Поговорите с ней. Пусть даже не думает препятствовать моему общению с Юлей. Иначе я через суд добьюсь единоличной опеки. И смогу. А деньги… — он подошел к сейфу, щелкнул замком и достал толстую пачку купюр. — Это алименты на этот месяц. Я передаю их вам. Уверен, вы распорядитесь ими куда разумнее, чем она. На нужды девочки.
— Я не знала… — прошептала Галина. — Я поговорю.
— Я никому не нужна… — Елена рыдала, уткнувшись лицом в подушку. — Кто захочет женщину с двумя детьми от разных отцов?
— Вадим на тебе так и не женился, — поправила ее Галина.
— Какая разница? Мы четыре года прожили! У нас дочь! Это серьезно!
— Найдешь еще того, кто полюбит тебя по-настоящему. Но сейчас тебе нужно сосредоточиться на детях. Уделять им время, заботиться. А когда они подрастут, и личная жизнь наладится. Ты еще очень молода.
— Ага, молода… И у тебя-то она как закипела, да? Тоже ведь одна меня поднимала, и никто тебе с ребенком не был нужен.
— Были те, кто был нужен… — тихо ответила Галина. — Но я не хотела приводить в дом отчима, помнишь, как ты реагировала на дядю Сашу, на дядю Андрея? Вот и решила посвятить жизнь тебе. Только, видно, не справилась…
— А знаешь что? — Елена подняла заплаканное, опухшее лицо. — Я еще буду счастлива. Назло им всем! Назло Лёшке и Вадику! Я им еще докажу!
— Ты сначала докажи все сама себе, — устало сказала Галина и вышла в комнату, где за уроками сидел Илья. Мальчик чувствовал себя виноватым. Он думал, что мама плачет из-за него, из-за того, что он — лишний, и из-за него ее выгнали.
2014 – 2016 гг.
— Бабуль, мы пришли! — Четырнадцатилетний Илья, уже высокий и угловатый, легонько подтолкнул вперед семилетнюю сестренку.
— Как пришли? — Галина удивленно взглянула на внуков, стоявших на пороге ее однокомнатной квартиры. Никаких звонков, никаких предупреждений. — Мама вас отпустила?
— Да, она сказала, что у них на работе корпоратив, и мы должны переночевать у тебя.
— Странно… Проходите, разувайтесь. Сейчас позвоню маме.
Устроив детей в комнате с мультиками, Галина набрала номер дочери. Та ответила на пятый гудок.
— Алло, мам? Я занята, перезвоню через полчаса!
— Чем занята? На корпоратив собираешься? Что за дела, Лена? И что дети делают у меня в середине недели?
— А, ты про Илью с Юлькой? Боялась тебе сказать, думала, будешь против ночевки. Да, корпоратив, я же администратор теперь, должна быть, как лицо заведения…
Галина не стала слушать. Бросила трубку. Опять. В который раз. После истории с Вадимом Елена сначала вела себя тихо, даже устроилась на нормальную работу, хотя алиментов от двух отцов хватало. Но потом… Потом снова появились «встречи», «девичники», а затем и новые мужчины. Галина, увидев, как та снова скатывается в прежнюю колею, приняла твердое решение. У нее тоже есть право на личную жизнь! Она познакомилась с Сергеем, интеллигентным, спокойным мужчиной, ректором местного вуза. И проснулась однажды с мыслью, что заслуживает своего кусочка счастья. Она не отказывалась помогать с внуками, но превращаться в бесплатную няню на полную ставку больше не желала. Она продала свою старую трехкомнатную квартиру в центре и, добавив собственные сбережения и взяв небольшую ипотеку, купила две: однокомнатную себе и двухкомнатную — Елене с детьми. Дочь дулась на нее два месяца, но смирилась. Помощь все равно была нужна.
Они договорились: раз в неделю, в пятницу, Галина забирает детей с ночевкой. По субботам их забирают отцы. У Елены оставалось достаточно свободного времени для себя. Но чем дальше, тем наглее она становилась: могла отправить детей среди недели без предупреждения. Один раз Галина попыталась вернуть их, но, когда дверь открылась, стало ясно, что дочь не одна. И вот опять — вторник, и внуки на пороге.
— Бабушка, а мы на Новый год к тебе приедем! Может, лучше к нам? У тебя тесновато… — сказал Илья.
— Мы с мамой еще не обсуждали праздники. Возможно, я куда-то уеду.
— И ты тоже? — круглоглазая Юля смотрела на нее с удивлением. — Здорово! Значит, мы с Илькой совсем одни останемся!
— Что значит — «и я тоже»? — насторожилась Галина.
— Ну… Мама сказала, что она с дядей Володей уезжает на горнолыжный курорт на все каникулы. А нас не берет, потому что мы не умеем кататься. Мы и не хотим! Я с подружкой договорилась на каток, а Илья — с друзьями. Кстати, дядя Вова нам коньки новые подарил!
— Стойте, стойте, — Галина подняла руки. — Какой дядя Вова? Какие коньки? Что за план?
— Мама с дядей Володей уезжают, а мы остаемся с тобой. Что тут непонятного? — простодушно пояснила Юля.
— Так-так… — протянула Галина. — Завтра я поговорю с вашей мамой.
— Мам, ну что тут такого? Я хочу провести каникулы с Володей. Мы встречаемся уже полгода. Не переживай, рожать от него не собираюсь, он женат. Но к детям он относится хорошо.
— Опять женатый? — в голосе Галины прозвучало ледяное разочарование.
— Ну да. Он не уйдет от жены, у них тоже двое детей. Но нам хорошо вместе. Это просто… для души. Не как с Вадимом.
— Боже мой, дочь! Ты слышишь себя? Ты едешь с женатым мужчином на курорт. А его семья? Жена, дети?
— Его жена с детьми улетает к родителям в Германию. Так что все в порядке.
— Лена, а ты подумала, что у меня могут быть свои планы? — спросила Галина, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Мам, какие у тебя планы? Опять с твоим Сергеем? Ничего, он переживет.
— Нет, дочь. Это ты как-нибудь переживешь, — сказала Галина и, не прощаясь, вышла из квартиры.
Под Новый год выяснилось, что Елена отправила детей к отцам и все-таки улетела с любовником.
В новогоднюю ночь Галина и Сергей сидели за скромным столом в ее однокомнатке. Была запеченная утка, салат, хорошее вино. Им было хорошо, тихо и спокойно вдвоем.
— Что внукам подарила?
— Игральную приставку выпросили. А твоим?
— Родион гитару захотел, Сонечка — скрипку. Оба музыкой увлечены. Дети не обиделись, что мы одни?
— Нет. Я сказал, что хочу встретить этот праздник с тобой. Они поняли.
Дети Сергея, уже взрослые, хорошо приняли Галину. Они считали, что их отец, овдовевший много лет назад, имеет право на новое счастье.
— Валя… Я хочу кое-что предложить тебе, — начал Сергей немного неуверенно. — Ты же знаешь, я только что вышел на пенсию…
— Говори, я слушаю.
— Я присмотрел дом. На берегу Черного моря. В Краснодарском крае. Небольшой, уютный, с садом.
— Ты хочешь уехать? — в сердце Галины кольнула легкая грусть.
— Я хочу, чтобы мы уехали вместе. Я продам свою квартиру, у меня есть накопления, хватит на тот дом и на обустройство…
— А как же внуки? Дети?
— А что внуки? Будут приезжать на лето, в гости. Море, солнце, фрукты! Разве не прекрасно? В доме четыре комнаты, места хватит всем. Ты сможешь работать удаленно, ты же переводчик. А я буду репетиторствовать, готовить студентов. Поговори с дочерью.
— Я подумаю, Сережа. Это очень серьезный шаг.
Но через две недели, когда, собираясь на встречу с Сергеем, она снова увидела на пороге внуков и не смогла дозвониться до Елены, Галина приняла решение. Она набрала номер.
— Сегодня опять не получится. Все по той же причине. Знаешь что? Я согласна. Ехать в Краснодарский край. Но с одним условием: свою квартиру я продавать не буду. Берешь бесприданницей?
— Я никогда и не настаивал на продаже! — рассмеялся Сергей. — Денег у меня достаточно. Значит, выбираем время и летим смотреть наш будущий дом, хозяйка?
— Ты — самый удивительный человек на свете! — сказала Галина и, положив трубку, обернулась к внукам: — Ребята, я переезжаю к морю!
Елена, узнав, рвала и метала, называла мать предательницей, эгоисткой, старухой, выжившей из ума. Но Галина была непреклонна. Она отключила на время телефон и улетела с Сергеем на юг. Тот первый дом был уже продан, но они нашли другой, еще лучше — на тихой улочке в десяти минутах ходьбы от моря, с террасой, увитой виноградом, и небольшим фруктовым садом.
— Боже, это именно то, о чем я даже не смела мечтать, — прошептала Галина, глядя на бирюзовую гладь моря вдали.
— И я чувствую, что это наше место, — улыбнулся Сергей.
Через месяц они отмечали новоселье. Елена сначала не звонила, но к лету оттаяла. Прислала голосовое: «Скучаю, мам. Хочу тебя видеть». В июне приехали дети Сергея, а в конце месяца — Елена с Ильей и Юлей.
— Дочка, ты… беременна? — осторожно спросила Галина, когда первые восторги от встречи и моря улеглись.
— Да, мам, — Елена неловко поправила свободную тунику.
— Володя — отец?
— Что? Нет, мы с Володей давно расстались. Отец — Никита. Мы, кстати, через две недели расписываемся. Без свадьбы, скромно, в кафе.
— Никита… Дочь, скажи честно: ты счастлива?
— Конечно счастлива! — но ее глаза, избегающие прямого взгляда, говорили об обратном. Галина больше не стала расспрашивать.
Внуки провели все лето у моря, подружились между собой. Было чудесно. И грустно, когда они разъехались. В августе Галина наконец познакомилась с Никитой. Он ей не понравился с первого взгляда: грубоватый, с вызовом в глазах, говорил резко. Но, как ни странно, с маленькой Кариной, которая родилась в октябре, он был нежен и внимателен. Хороший отец — да. Муж? Сомнительно.
Уже в декабре Елена позвонила в слезах.
— Мы разводимся.
— Как? Вы же всего полгода в браке! Карине два месяца!
— Не могу я с ним! Он работать не хочет, одни авантюры в голове! Я тебе не говорила… Ему дали условный срок за драку. Я не могу так жить!
— Ты сама его выбрала. Зачем?
— Дура была. Хотела Володе отомстить. Его жена все узнала, он выбрал ее. А я… запивала горе в клубе. Там и познакомилась с Никитой. Сама не поняла, как все завертелось. А тут — раз, и беременна. А расстаться хотела…
— «Раз — и беременна», — повторила Галина без эмоций. — Почему не прервала, если отца ребенка не любила и отношений не хотела?
— Он уговаривал. Клялся, что остепенится, что все изменится… Не изменилось.
— Горе ты мое, — просто сказала Галина и положила трубку.
Ее дочь снова была одна. Теперь с тремя детьми. А первый муж, Лёша, к тому времени закончил институт, стал блестящим шеф-поваром в лучшем ресторане города, женился, купил квартиру, растил собственных детей. Ирония судьбы была безжалостной.
2021 – 2022 гг.
— Когда к Илье собираешься? — спросила Галина, ставя на стол пирог с яблоками из своего сада. — Он, кажется, решил в Питере остаться насовсем?
— Ему там нравится. Работает, учится заочно, девушка у него появилась, Светлана. Совсем взрослый стал.
— А ты, Юленька, кем мечтаешь быть? — повернулась Галина к повзрослевшей внучке.
— Врачом. Педиатром. Как решила в семь лет, так и не передумала.
— Умница.
Шестилетняя Карина вбежала в дом с криком:
— Мама! Бабушка! Мы с дедом Сергеем на море купались, и он меня на катамаране катал!
— Молодцы, — улыбнулась Галина, целуя подошедшего Сергея в щеку. — Садитесь за стол, пирог остывает.
— Ну что, Катюша, приедешь к нам следующим летом? — спросил Сергей.
— Это будет зависеть от обстоятельств, — загадочно улыбнулась Елена.
— Опять личная жизнь? — тихо спросила Галина.
— Нет, мама. Никакой личной жизни. Тут другое. У меня к вам серьезный разговор. И от вашего ответа зависит очень многое.
— Начало звучит тревожно.
— Подожди, — Елена сжала ее руку. — Я знаю, что все эти годы приносила тебе одни разочарования. Но теперь все будет иначе. Я поняла. Все эти мужчины, мимолетные романы, зависимость от чужих денег — это пыль. Я должна думать о детях. О своих трех сокровищах. Мама… Мне предложили войти в долю в ресторан. Это будет филиал того самого, где работает Лёша. Он ручается за партнеров. Но нужны вложения. Большие. У меня будет солидная доля, стабильный доход.
— Но у меня таких денег нет, если ты намекаешь на это. Обратись к Вадиму, отцу Юли.
— Ха! Его новая жена скрипит зубами от одних только алиментов. Он не даст ни копейки.
— Так что ты хочешь от меня?
— Квартиру. Я хочу, чтобы ты продала свою «однушку» в Москве. Это решит все проблемы с первым взносом.
— Что? — Галина отшатнулась. — Никогда! Я завещала ее Илье!
— Мам, зачем она ему? Он будет жить в Питере, женится, купит свое жилье. Лёша ему поможет с первым взносом, когда придет время. Твоя квартира ему не нужна.
— Нет! Я не знаю, что будет завтра. Эта квартира — моя единственная страховка, моя независимость.
— Ну, может, хотя бы пожить в ней? Я свою сниму, попробую кредит взять…
— Жить — пожалуйста. Продавать — ни за что.
— Хорошо, — Елена тяжело вздохнула, но в ее глазах мелькнула знакомая Галине решимость. Такая же, как когда-то много лет назад. — Катюш, собирай вещички, завтра домой летим. Папа соскучился.
— Как Никита?
— Никита? Служит по контракту. Хоть там его бурная энергия делу служит. По Кате скучает. Никогда бы не подумала, что из него получится такой отец. Приезжает — все время с ней, на аттракционы, в парки… Мне вот браслет дорогой подарил. На что-то надеется.
— А ты? Не думала начать все с ним заново?
— Пока нет. Сейчас я не хочу никаких отношений.
На следующий день они уехали. Тревожное предчувствие не отпускало Галину. И оно оправдалось: Елена, въехав в материнскую квартиру, продала свою и вложила все деньги в ресторанный бизнес. Галина была в шоке, но поделать ничего не могла. Оставалось надеяться на лучшее.
А в марте раздался звонок, и в трубке Галина услышала истеричные рыдания.
— Мама… Никита уехал. Доброволец. Туда…
— Доченька, что случилось? Говори спокойнее.
— Это я виновата! Он так изменился в последнее время… Повзрослел, стал серьезным, ответственным. А я… В ссоре сказала ему, что он неудачник, что я, мать его ребенка, зарабатываю больше, и ему должно быть стыдно. Боже, что я наделала! Моя дочь может остаться без отца…
— Леночка, успокойся. Он жив, он сделал свой выбор. Ты не виновата в его решении.
— Я поеду туда! Я найду его и заберу!
— Не надо горячиться. Жди новостей.
Через два месяца Елена снова звонила, заливаясь слезами, но теперь это были слезы облегчения: Никита был ранен, но жив. Лежал в госпитале, опасности для жизни не было.
— Я еду к нему. Забираю. Все.
—
Август в Краснодарском крае — это буйство красок, щедрое солнце и теплые, бархатные ночи. В один из таких дней на вокзал прибыл поезд из Москвы. Из вагона вышла небольшая семья: Никита, еще немного бледный после ранения, но твердо стоящий на ногах; Елена, держащая за руку Катю; и Юля, уже почти взрослая девушка. Они приехали сюда не в гости. Они приехали начинать жизнь с чистого листа.
Елена продала свою долю в ресторане. Никита отдал ей всю свою компенсацию и армейские накопления. Сложив средства, они купили в солнечном южном городе просторную трехкомнатную квартиру. Галина, посоветовавшись с Сергеем, продала свою московскую «однушку» и положила деньги на специальный счет — пусть будут Илье, когда он решит обзавестись своим домом в Питере.
А в сентябре, на самой кромке моря, в небольшом уютном ресторанчике под открытым небом звучала негромкая, лиричная музыка. Невеста в элегантном платье цвета слоновой кости кружилась в медленном танце, ее лицо было обращено к мужчине, который крепко держал ее за руку. Это была их вторая свадьба. Тихое, осознанное, взрослое торжество. В ее глазах не было прежнего вызова, каприза или расчета. Была глубокая, тихая благодарность и та самая, настоящая любовь, которую она так долго искала не в тех местах.
— На этот раз — навсегда? — спросила Галина, подходя к дочери, когда та сделала паузу, чтобы поправить фату.
— Надеюсь, мама. Знаешь, я наконец поняла. Все эти годы я гонялась за миражами — за деньгами, за статусом, за красивой картинкой. А настоящее счастье оказалось рядом. В верности человека, который ради тебя готов на все, даже на самый страшный шаг. Который меняется не потому, что ты его пилишь, а потому, что любит тебя и нашу дочь. Я чуть не потеряла его. Больше никогда.
— Дай Бог вам любви и мудрости, — перекрестила ее Галина.
Она подошла к Сергею, который стоял в сторонке, наблюдая за праздником с доброй, немного грустной улыбкой.
— Кажется, моя девочка наконец-то выросла. Научилась видеть главное.
— Ну, если она уже такая взрослая и самостоятельная, — шепнул Сергей, обнимая Галину за плечи, — может, и нам пора?
— Что пора?
— Узаконить наши берега. А то я все в женихах хожу, а ты меня одними завтраками кормишь.
Галина шутливо толкнула его локтем и улыбнулась, глядя на море, которое в лучах заката переливалось всеми оттенками золота и лазури.
— Пожалуй, пора. Только как детям сказать? Закроют нас от смущения.
— А нам-то что? — Сергей рассмеялся. — Мы свою жизнь для себя живем.
И они стояли так, обнявшись, смотря, как их большая, сложная, но такая родная семья танцует под нежную музыку на фоне бескрайнего моря. Море было спокойным, будто выдохнувшим после долгого шторма. И в этом спокойствии, в этом теплом вечернем воздухе, пахнущем солью и полынью, было столько надежды, столько света, сколько не бывает в начале пути. Только в его середине, когда уже знаешь цену бурям и умеешь ценить тишину. Когда понимаешь, что самое красивое платье — это не белое и пышное, а то, в котором тебе удобно идти по жизни рядом с тем, кто стал твоей надежной гаванью. И самая прекрасная сказка — не та, что начинается словами «жили-были», а та, что продолжается фразой «и они жили, любя и прощая, долго и счастливо», день за днем, год за годом, до самого конца.
И этот конец был еще так невообразимо далек, залитый светом восходящего над морем солнца, обещающего новый, прекрасный день.
