Она шила платки, чтобы спрятать рваный рот, а сестра пришила ей мужа-военного с помощью цыганской иголки. Десять лет Варя была живой куклой в клетке из чувств, пока не нашла спички.
В небольшой комнате, уставленной рулонами тканей и коробками с нитками, Вера склонилась над старой швейной машинкой «Зингер». Ее нога мерно отбивала такт, игла пробегала по краю тонкого ситца, оставляя за собой ровную строчку. За окном медленно опускался зимний вечер 1960 года, зажигая в снежных сугробах у дома последние янтарные отблески заката. Еще несколько стежков – и новый платок будет готов. Девушка уже обшила его кружевной тесьмой, привезенной когда-то зятем из Риги, оставалось лишь добавить ручную вышивку. На листе бумаги рядом она набросала несколько вариантов узоров – то ветви рябины с алыми гроздьями, то геометрический орнамент, напоминающий морозные узоры на стекле.
Этот платок был необходим – как воздух, как укрытие. Им Вера прикрывала нижнюю часть лица, оставляя на виду лишь темные, будто окутанные тайной глаза и изящно изогнутые брови. Молодые люди, встречавшие ее на улице, иногда становились галантными, пытались заговорить, улыбались. Но девушка шарахалась от них, как испуганная птица, закутываясь в ткань плотнее. Им не нужно было видеть то, что скрывалось под шелком и ситцем – изъян, который она носила как клеймо, как пожизненное напоминание.
В далеком 1942 году, когда Верочке было всего три года, случилось несчастье. По недосмотру старшей сестры она упала, ударившись лицом о острый угол чугунной печки. Нижняя губа оказалась буквально рассечена надвое, а вниз, до самого подбородка, потянулся глубокий разрез. Шрам со временем лишь слегка побледнел и уменьшился в ширине, но никогда не исчезал полностью. Даже спустя восемнадцать лет, украдкой взглядывая в зеркало, Вера испытывала к своему отражению тихое, выстраданное отвращение.
Да, губа срослась, врачи сделали что могли. Но рубец оставался – багрово-розовая река, пересекавшая ее лицо. «И кому я нужна с такой-то красотой?» – шептала она иногда в полной тишине своей комнаты.
Единственное, чего в ее гардеробе было в избытке – так это платков и шарфов всех возможных оттенков и фасонов. Она шила их сама, добывая ткани где только могла – по блату, по знакомству, меняя на продукты. Часто создавала целые ансамбли, подбирая платочек «под платье», как изысканный аксессуар. Прохожие порой посмеивались, видя, как в летний зной девушка кутает шею и подбородок. Но ей было все равно – пусть смеются. Главное, что она не видит в их глазах того, чего боялась больше всего: жалости, брезгливости, того самого взгляда, который режет больнее любого ножа.
– Ты правильно делаешь, что лицо прячешь, – часто говорила сестра Лидия. – Мир жесток, сестренка. Надо беречь себя.
Вера привыкла слушать Лидию. Та стала для нее матерью после того, как в 1947 году они осиротели. Отец, вернувшийся с войны грубым и сломанным человеком, исчез в один день, оставив пятнадцатилетнюю Лиду и восьмилетнюю Веру одних. Девочек забрали в детский дом, хоть отец и был жив. Позже Лидия, едва достигнув двадцати лет, вышла замуж без большой любви – за уроженца Литвы Виктора, специалиста с хорошим окладом и квартирой от государства. Так Вера переехала к сестре, и даже после рождения племянника осталась жить с ними, постепенно превратившись в няню и помощницу по хозяйству. Порой ей казалось, что она – балласт, обуза, которую терпят из милости.
Закончив вышивку, Вера отложила платок, убрала разноцветные мотки ниток в резную деревянную шкатулку и встала, разминая затекшую спину. Узор получился нежным, воздушным. Может, так и оставить? Не добавлять лишнего?
В прихожей послышался шорох, затем – стук отряхиваемых о порог сапог. Вернулась Лидия. Девушка нахмурилась: она только сегодня вымыла полы, и теперь снова придется убирать следы снега.
– Вера, а когда вашу библиотеку откроют? Ремонт скоро закончится? – Лидия, сняв пальто, позвала ее с кухни, где уже гремела посудой.
– Через две недели, кажется. А что?
– Да вот думаю… У нас с Виктором отпуск совпал, хотим в Литву к его родне съездить. Ты как? Всего на неделю…
– Я как-то никуда не собиралась, – пожала плечами Вера. Ей не хотелось в Прибалтику; она прекрасно понимала, что ее берут лишь в качестве бесплатной няньки для племянника.
– Я все-таки настаиваю. Поедешь, развеешься. Ты же нигде, кроме нашей деревни да этого города, и не была. Пожалуйста, очень тебя прошу. Мы раньше собирались, но не были уверены, что отпуск дадут в одно время. У Виктора на работе аврал был до последнего. Но справились, так что поездка состоится. – Лидия тараторила быстро, умоляюще глядя на сестру.
Уговорили. Через несколько дней Вера вместе с сестрой, ее мужем и маленьким племянником отправилась в Вильнюс.
Дорога тянулась долго. Лидия без умолку рассказывала о литовской родне, с которой познакомилась после свадьбы.
– Брат у Виктора есть, Янис. На свадьбе он не был – в командировку его отправили. Так вот… Мы тут подумали, а почему бы тебя с ним не свести? Да, он старше тебя на пятнадцать лет, но он – настоящий мужчина. Военный, рукастый, ответственный. С ним будешь как за каменной стеной.
– Так вот в чем дело? – Вера грозно посмотрела на сестру. – Ты меня сватать решила? Так бы и сказала, что я вам мешаю, что я для вас балласт! Но зачем же тащить за тысячу километров, чтобы познакомить с мужчиной? Ты не в себе! А вот об этом что скажешь? – Девушка резко опустила платок и смотрела Лидии прямо в глаза. – Кому я нужна такая?
– Вера, он все знает. Ему не модель нужна, а хорошая хозяйка, женщина, которая будет вести дом и воспитывать детей. Из тебя получится прекрасная мать. Веричка, а есть у тебя другие варианты? Не забывай, ты у нас… – Лидия сделала паузу, подбирая слова. – Негожая. Прости, но мужчины за тобой в очередь не выстраиваются. Может, и нашелся бы тот, кто принял бы тебя такой, но ты же прячешься ото всех. В общем, давай по приезде все обсудим. Может, он тебе так понравится, что домой возвращаться не захочешь.
Вера злилась, но они уже подъезжали к Вильнюсу. Поздно было что-либо менять. «Ни за что не пойду замуж за человека на пятнадцать лет старше, да еще и военного, – думала она. – Хватит с меня людей в форме». Она помнила отца, его грубость, его тяжелую руку. И видела, как безрадостно живет Лидия в браке по расчету, как иногда бросает тоскливые взгляды на других мужчин. Нет, только не это. Хотя… «Кому я нужна, негожая…»
Мысль о Янисе не выходила у нее из головы. Странно – что она вообще знала об этом человеке? Почему он вдруг стал занимать ее мысли?
Прошло три месяца после поездки. Виктор представил брата – это оказался мужчина с жесткими, будто высеченными из гранита чертами лица и громким, властным голосом. Вера терялась рядом с ним, боялась заговорить. Как бы Янис ни старался быть учтивым, девушке было неловко. Сестра настойчиво предлагала им погулять вместе. Янис не был против, даже выглядел заинтересованным. Варя же сопротивлялась, хотя и перестала повязывать платок в его присутствии. Странно, но казалось, что он вообще не замечает ее шрама.
Когда уезжали, Янис настойчиво звал Веру приехать еще.
– У меня чудесные друзья, семейная пара. Ты им очень понравишься. Ты начитанная, интересная собеседница, а жена моего друга работает в музее. Вам будет о чем поговорить.
– Янис, вы меня простите… Но я больше не приеду. Мне не понравилось здесь. Я привыкла к своему городу. Дальние поездки – не для меня.
– Я думал, мы перешли уже на «ты»?
– Простите, все время забываю, – солгала Вера. Обращение на «вы» было ее слабой стеной, подчеркивающей дистанцию, разницу в возрасте.
– А приезжай ты к нам! – весело вступила Лидия. – Мы будем рады показать тебе наш город.
– Хорошая мысль, я подумаю, – многозначительно ответил Янис, его взгляд надолго задержался на Вере.
– Все в силе? – шепнула ему позже Лидия.
– Да, мама уже взялась за это дело. Хотя мне кажется, ерунда все это. Сказки.
– Поживем – увидим. Я в своей деревне столько повидала, что верю во многое.
Вернувшись домой, Вера через некоторое время с удивлением обнаружила, что скучает по Янису. На стене в гостиной висела семейная фотография из Литвы. И странным образом страх перед этим человеком растаял, сменившись непонятным, теплым и тревожным чувством.
Однажды, прогуливаясь по заснеженному парку, она присела на холодную лавочку и задумалась. Поняла: это влюбленность. Но как? В Литве он не вызывал ничего, кроме робости. А теперь сердце сжималось от тоски, и будь возможность, она бы собрала чемоданы хоть сейчас. Может, потому что он – единственный мужчина, говоривший ей комплименты и даривший цветы? Или единственный, кто не видел ее уродства?
Она отмахнулась от этих мыслей, встала и пошла к выходу. Глупости. Надо отвлечься. Но с каждым днем желание увидеть Яниса росло. Она даже стала мечтать, как однажды идет по парку, а он движется ей навстречу.
И в январе мечта стала явью. Увидев знакомую стремительную походку, Вера ущипнула себя за руку. Не может быть. Но черты лица человека, приближающегося к ней, не оставляли сомнений.
– Верочка, здравствуй!
– Янис? Здравствуйте… – пролепетала она.
– Опять на «вы»? Договаривались же. – Мужчина нахмурился, но затем лицо его озарила улыбка. Он взял у нее из рук сумку с продуктами. – Разрешите?
– Да… Янис, как ты здесь? Телеграмму бы прислал, что приезжаешь.
– А я присылал. Лидия с Виктором получили. Тебе, наверное, сюрприз хотели сделать.
– Получилось, – прошептала Вера, чувствуя, как трепещет сердце. Ей вдруг захотелось взять его за руку и не отпускать.
– Я прибыл в девять утра, ты уже на работу ушла. Ребята сказали, что ты часто после работы здесь гуляешь. Вот я и вышел тебя встретить. Если хочешь, можем еще пройтись.
– Давай завтра? У меня выходной.
– Отлично. Тогда сегодня отмечаем мой приезд.
Следующий день они провели вместе: гуляли по морозному городу, заходили на рождественскую ярмарку, были в кино. На следующий – пошли в музей, а потом катались на коньках на залитом катке.
Вечером, возвращаясь домой, Янис взял Веру за руку и остановился.
– Вера, я красиво говорить не умею, вокруг да около ходить не привык. Спрошу прямо: поедешь со мной в Литву?
Вера кивнула. Ей было страшно. Это ведь безумие – уезжать так далеко с человеком, которого она почти не знает. Но ее тянуло к нему с силой, которой она не могла сопротивляться. Пусть это глупо. Пусть это ошибка. Но вдруг это шанс на счастье? Шанс никогда больше не услышать в свой адрес презрительное «негожая»…
Десять лет промчались как одно мгновение. И со стороны казалось, что Вера счастлива. Она родила Янису двух сыновей – Владислава и Степана, вела хозяйство, была примерной женой офицера. Но лишь она сама знала, что творилось у нее внутри. Да, была какая-то любовь. Когда он уезжал в командировки, она скучала до слез. Но через несколько дней после его возвращения в душе поднималась странная, тягучая тоска, желание сбежать, исчезнуть. Она то любила его до боли в сердце, то вдруг начинала почти ненавидеть. Разве так бывает?
Однажды за ужином она подперла щеку рукой и задумчиво посмотрела на мужа.
– Янис, может, мне стоит съездить к сестре? С ребятами…
– Еще чего выдумала! Они год назад у нас были, обещали летом приехать. Не дури. Лучше приведи в порядок мой парадный китель, у нас сегодня торжество.
– Мне с тобой пойти?
– Не стоит. Там женщины все в вечерних платьях, а ты как всегда – в своем платке.
– Ты меня стесняешься?
– Нет. Но я устал от насмешек, что жена у меня странная. И вообще, разве у тебя дома дел нет?
– Есть, как же нет… – Вера почувствовала, как внутри все сжимается от обиды и гнева. – С работы прийти, настирать на двух детей, приготовить, убрать. День за днем одно и то же. Я даже забыла, когда мы в последний раз куда-то вдвоем выбирались. Я для тебя стала домработницей и нянькой. Ненавижу тебя! – вырвалось у нее неожиданно, сама себе удивившись.
За это она получила первый удар.
С того дня он стал поднимать на нее руку все чаще, чувствуя свою безнаказанность. Когда она говорила, что уйдет, Янис только громко смеялся.
– Куда? У тебя здесь никого нет. Да и кому ты потом будешь нужна с двумя детьми? И не только с детьми… С твоим-то лицом? Негожая!
Услышав это забытое, но такое знакомое слово, Вера убегала в слезах. Их отношения были лабиринтом, из которого она не видела выхода.
Однажды, разбирая вещи на антресоли, она наткнулась на старый фотоальбом. Захотелось полистать, вспомнить. Вот они с Лидией на набережной, она – в платке, сестра – в новом платье, которое Вера сшила перед той самой поездкой. Вот Янис и Виктор у плиты. Под одной фотографией она заметила торчащий край другого снимка. Вытащив его, она замерла. Ей здесь двадцать лет, день рождения. Она – без платка. Эту фотографию сделали в родном городе по просьбе Лидии, и она хранила ее в самом дальнем углу шкатулки. Как она попала сюда, в альбом мужа?
Вера скомкала фотографию, собралась выбросить, но вдруг волна злости нахлынула на нее. Она взяла спички и блюдце, подожгла снимок. Бумага свернулась, почернела, оставив горсть пепла.
Прибравшись и покормив детей, она села за стол. Оглядела кухню – уютную, налаженную, чужую. Что она здесь делает? И впервые за десять лет она с ясностью осознала: она не хочет видеть мужа, который завтра должен вернуться из командировки. Неужели все кончилось? Неужели она перестала скучать?
В двери заворочался ключ. Она вскочила.
– Янис? Ты же завтра!
– Получилось пораньше. Соскучилась, милая? Иди сюда.
Вера заставила себя подойти. Он прижал ее, а она почувствовала острое, физическое отвращение.
– Пойдем, ужином покормлю, – поспешно вырвалась она.
Янис помыл руки и прошел на кухню. Потянувшись за стаканом, он вдруг опустил руку. Его взгляд упал на блюдце с пеплом и недогоревшим белым уголком. Вера не успела его выбросить.
– Это что? Письма кому-то пишешь, а потом сжигаешь?
– Нет, ты не так понял… – начала она, но он уже двинулся на нее. – Я фотографию жгла! Свою! Убиралась, нашла старый снимок, где я без платка. Вот и сожгла, зачем такое хранить?
Блюдце выпало из рук Яниса и разбилось. Он странно, почти испуганно посмотрел на нее, затем отвернулся.
– Грей ужин, я голоден, – прозвучал глухой, отстраненный голос.
Весь вечер он украдкой наблюдал за ней. А ночью, когда легли спать, Вера демонстративно отвернулась.
– Голова раскалывается, от усталости, наверное. Давай просто поспим.
А утром, перед работой, она зашла на почту и отправила письмо старой подруге Татьяне, с которой все эти годы изредка переписывалась.
«Танюша, здравствуй. Пишу тебе снова, еще не получив ответа на прошлое. Очень нужна твоя помощь. Решила уйти от мужа, но он меня не отпустит. А жить так больше нет сил. К сестре возвращаться нельзя, да и не примет она меня с детьми. Ты недавно писала, что ищешь помощницу для своей больной мамы в деревне. Если я подойду, буду счастлива помогать в обмен на приют. Жду ответа как манны небесной. Твоя Вера».
Ответ пришел почти через месяц, когда она уже отчаялась. Татьяна писала, что будет только рада, все договорила с матерью. Ждала их.
Дождавшись, когда муж снова уедет, Вера отнесла свекрови ключи от квартиры.
– Мама, сестра прислала срочную телеграмму. Тетя наша померла, надо ехать.
– Поезжай, я за внуками присмотрю.
– Нет, нет, не стоит. Пусть ребята со мной. Заодно с двоюродным братом пообщаются, мою Родину увидят.
– Ну, если ты так решила… – свекровь недовольно поджала губы, но Вера, не дав ей опомниться, попрощалась и ушла.
Вещи были собраны заранее. Дети ждали.
– Мама, а мы надолго? – спросил старший, Влад. – Папа через неделю приедет, мы успеем?
– Успеем, сынок. Все успеем.
Закрыв дверь, она отдала запасной ключ соседке, как делали всегда перед отъездом. Свой комплект оставила свекрови. Он больше не понадобится.
Морозный воздух деревни ударил в лицо, закружилась голова. Как же ей не хватало этой тишины, этого бескрайнего простора, запаха снега и дыма из печных труб!
Баба Нина, мать Татьяны, встретила их ласково, напоила горячим компотом из сушеных яблок и груш. Выделила дальнюю комнату – бывшую спальню дочери.
– В тесноте, да не в обиде. Располагайтесь, тут тепло. Кровать соседу стребовала, ему она без надобности, внуки не приезжают.
Когда дети уснули, баба Нина достала домашней настойки.
– Ну что, девка, за новую жизнь?
– За новую, – Вера чокнулась граненым стаканом.
– Танька сказала, что ты от мужа сбежала. Подробностей не знаю, но рада гостям. Танька-то наездами только. А мне помощники нужны.
– А в город не думали переехать?
– Да ты что! Тут я родилась, тут и помру. Хозяйство свое, сад… Нет, ни за что. Сама-то, гляжу, надышаться не можешь. Хорошо, верно?
– Правда, хорошо. Банька у вас есть?
– А как же! Муж покойный строил.
– Натопим завтра? Ребята воду натаскают, я дров нарублю.
– Славно. А то одной мне и топить-то лень. Ты лучше скажи, что от мужа-то сбежала?
Вера рассказала все. Баба Нина слушала, качая головой.
– Знаешь, девонька… Приворот на тебе. Как пить дать, приворот. Я таких вещей на своем веку перевидала. Таньку свою в сорок два года родила, знаешь почему? Порча была, а как сняла – так все и получилось. А вот внуков, видно, не дождусь, не торопится она…
– Не верю я во все это.
– А зря. Люди бывают разные. Но раз ты здесь, раз все отпустило – значит, что-то было. Ну ладно, давай на покой, завтра дел полно. Потом разберемся.
Утром Вера встала рано, натаскала воды, приготовила завтрак. Потом пошла к председателю с документами. Долгие разговоры увенчались успехом: мальчиков взяли в местную школу, а ей, с ее образованием, предложили место учительницы русского языка и литературы. Директор был рад – недобор учеников был, учителей не хватало.
Жизнь налаживалась. Она помогала бабе Нине по хозяйству, Татьяна привозила из города необходимое. Дети, сначала возмущавшиеся переездом, вскоре освоились. Простая деревенская школа, добрые ребята – и из троечников они превратились в отличников, стали лидерами среди сверстников. Веру уважали в школе, она была спокойной, мудрой, умела ладить с детьми. И что самое удивительное – через год она перестала носить платок. И никто не смотрел на нее с брезгливостью, не отводил взгляд. С ней говорили на равных. Даже местный учитель математики, Сергей Ильич, стал оказывать ей знаки внимания. Она делала вид, что не замечает, ссылаясь на то, что еще замужем и не готова к новым отношениям. Но внутри удивлялась: муж и сестра твердили, что с ее лицом она никому не будет нужна, особенно с двумя детьми. А здесь… Нет, незачем чужому мужчине такой балласт.
Баба Нина души не чаяла в своей жиличке. Та взяла на себя домашние хлопоты, помогала в огороде, даже козу доить научилась. А дети – и воду носят, и дрова колют, и сено убирают.
Шесть лет Вера не показывалась в городе, боялась, что ее узнают. Татьяна время от времени отправляла ее родным телеграммы «все хорошо» без обратного адреса, чтобы те не волновались и не поднимали милицию.
Но избежать города не удалось – старший сын поступал в техникум. Первая поездка прошла удачно, Вера осмелела. Стала навещать Влада в общежитии, привозить деревенские гостинцы. И в один из таких дней на вокзале ее окликнул знакомый голос.
– Вера?
Она обернулась. Перед ней стоял Виктор, муж Лидии. Он хмуро смотрел на нее.
– Смотрю и думаю – ты или не ты. Походка, жесты… А как обернулась – онемел. Ты платок перестала носить?
– Перестала.
– Вот как! Ты сейчас же едешь с нами и остаешься до приезда мужа. Он с ног сбился, тебя ища. И мы искали! Кто это вообще делает – рассылает телеграммы «все хорошо» без адреса? Ты понимаешь, что мы пережили? – Он схватил ее за руку.
– Отпусти! Мне все равно, что вы пережили. Это вы все затеяли – повезли меня в Литву, братца своего подсунули. Если бы не эта поездка, не испортила бы я себе жизнь. Все, хватит! У меня теперь другая жизнь, в которой для вашей семьи нет места.
– А по сестре не скучаешь?
– По сестре? – Вера горько усмехнулась. – Знаешь, у меня было много времени подумать. И я пришла к выводу: все кончилось, когда я сожгла фотографию. Ту самую. Которой в альбоме не должно было быть. Как она туда попала? Только если Лидия дала.
– О чем ты?
– О привороте!
– Ты веришь в эту чушь?
– Я – нет. Вернее, не верила. А потом все сложилось в одну картину. Лидия еще тогда, в Литве, о всяких обрядах заговаривала. Я не придавала значения. А она… родная сестра! Я не хочу вас видеть!
Она развернулась и прыгнула в отъезжающий автобус. И только потом до нее дошло: Виктор видел, откуда она приехала. Ну и пусть. Ей уже все равно.
Вернувшись в деревню взвинченной, она поделилась с бабой Ниной.
– Беда, меня нашли.
– Ну и хорошо! Пора уже все решать. Да и Сергей Ильич все поглядывает… Может, обратишь на мужика внимание? Разве не мил?
– Мил, баба Нина, мил. Да вот нужна ли я ему? Молодому, неженатому… Уроде с двумя детьми.
– Деточка, с лица воду не пить. Красота – внутри. Да и шрам-то почти не видно уже, Авдотьины травки помогают. Все твои проблемы – в голове. Слишком много тебе внушили. Какая же ты уродка? Таких красавиц поискать! Выдумала.
Месяц прошел тихо. Но однажды на проселочной дороге она увидела худого, согбенного мужчину, который брел к их дому. Сердце упало. Это был Янис.
– Хозяева! – послышался хриплый оклик.
– Не кричи, я тут, – вышла Вера, открывая калитку.
– Какая встреча. Вот я и нашел тебя. Разрешишь войти?
– Поговорим здесь.
– Ступайте в дом, нечего на улице-то, – неожиданно появилась баба Нина. – А я сейчас вернусь.
– Зачем приехал? – Вера наливала чай в кухне. – Думала, ненавидишь меня и видеть не хочешь.
– Так и есть. Приехал, чтобы в глаза посмотреть. Ты украла у меня сыновей.
– Иначе ты бы не отпустил.
– Верно. Но теперь мне на тебя все равно, знаешь, как отрезало. Хочу только детей видеть.
Она рассказала, где учится Влад, что Степан скоро вернется из школы. В комнате повисло тягостное молчание.
– Ты похудел… Ты болен? – спросила она вдруг.
– Есть такое. Врачи не знают, что. Силы тают, хоть онкологию исключили. Как заболел, так и на пенсию спровадили.
– Понятно. Как живешь? – ей было все равно, но надо было заполнить паузу.
– С матерью. Бабам не верю, вы все лгуньи.
– А вы все честные? Тогда ответь: меня приворожили?
– Ты того? – он покрутил пальцем у виска, но смех его звучал фальшиво.
– Я все сопоставила. И баба Нина права: спрятанная фотография, внезапные чувства, перепады настроения. А как сожгла ее – так и любовь ушла. И твой взгляд тогда помню. Давай начистоту.
– Ну, было дело, – заерзал Янис на табурете. – Первая жена гуляла, развелся. Мать переживала – под сорок, а семьи нет. Виктор писал о тебе, мать сказала – хороший вариант. С таким изъяном другой мужик не посмотрит. А ты мне и правда понравилась, честно. Я на шрам даже внимания не обращал. А вот ты от меня бегала. Мать сговорилась с Лидкой. Та после вашего отъезда прислала твое фото без платка. Чудо, что оно было… В общем, сделали, что хотели. А как Лидка заметила, что ты томишься, прислала телеграмму. Дальше ты знаешь.
– Значит, все, как я думала…
– Да. Только вот болезнь моя – последствия. Расплата. Мать у той ворожеи узнавала. Я все знал и на это пошел.
– Янис, давай разведемся.
– Зачем тебе развод?
– Мне свою жизнь устраивать.
– Нет уж, дорогая. Либо ты со мной, либо я детей заберу. Личную жизнь… Да кому ты нужна, негожая?
– Мне.
Оба обернулись. На пороге стоял Сергей Ильич.
– Она мне нужна. И я готов хоть сейчас жениться. Часть разговора слышал. И скажу: если Вера согласна, я готов жить с ней и без штампа в паспорте. Но тебе я ее не отдам. Ты не мужчина. Ты – тряпка.
Янис хоте было броситься на него, но вспомнил свою слабость. Он посмотрел на Веру – и увидел в ее глазах огонек, которого не видел никогда. А Сергей смотрел на нее с такой нежностью и преданностью, что все стало ясно. Борьба бессмысленна.
– Хорошо, – после паузы сказал Янис. – Дам тебе развод. Но с условием: Степана будешь отпускать ко мне на каникулы. А пока я подожду его во дворе.
Он вышел. Вера молча смотрела на Сергея.
– Вера, я… бабу Нину встретил, она сказала…
– Тсс, – она подошла и обняла его. – Ничего не говори.
И в этом объятии не было ни колдовства, ни принуждения, ни страха. Была только тихая, настоящая правда, которая росла в ее сердце все эти годы, как подснежник под снегом.
Эпилог
Она получила развод. Степан съездил к отцу на одно лето. А вскоре Яниса не стало – он угас быстро, будто свеча на сквозняке, так и оставшись загадкой для врачей.
С Лидией Вера помирилась только через три года после свадьбы с Сергеем, когда у них родилась дочь, которую назвали Анфисой. Лидия, плача, просила прощения.
– Я прощаю тебя, – сказала Вера, держа сестру за руки. – Если бы не ты, я, возможно, никогда не нашла бы настоящего себя. И до сих пор ходила бы… негожая.
Она больше не носила платков. Шрам, конечно, никуда не делся, но он будто выцвел, стал частью ее лица, ее истории. Иногда, глядя в зеркало, она касалась его пальцами – не с отвращением, а с тихой благодарностью. Этот шрам привел ее сквозь тьму страхов и чужих манипуляций к простой, ясной правде: любовь не требует колдовства, красота не живет в идеальных чертах, а дом – это не стены, а место, где тебя видят и принимают целиком.
В саду у бабы Нины цвели яблони. Вера сидела на скамье, дочка спала у нее на руках. Сергей и сыновья возились с ульями неподалеку. Она смотрела на них, на этот мирный пейзаж своей жизни, и думала о том, как странно устроена судьба. Иногда нужно пройти через снежную метель, чтобы найти весну. Иногда нужно укрыться платком, чтобы однажды сбросить его и почувствовать, как ветер целует твое лицо – и шрам, и губы, и закрытые глаза – без разбора, щедро и по-настоящему.
И в этом ветре был весь мир. И он был ее.
