1936 год. Сбежала от жениха в город, лишь бы не делить постель с мужем сестры. Война всё расставила по местам, и теперь мне придется жить с тем, кого я предала
1936 год. Воздух в деревне был густым и сладким, пахнущим спелыми яблоками с соседского сада и дымком от печей. Последние лучи солнца золотили скромные избы, вытягивая длинные тени от берез. На крыльце своего дома, опершись на косяк, стоял мужчина и звал свою младшую дочь.
— Марьяша, иди сюда!
Молодая девушка, склонившаяся над корытом с бельем, на мгновение замерла, выпрямив усталую спину. Плечи ее были напряжены от долгой работы, но она не прекращала выжимать постиранную отцовскую рубаху.
— Батя? Что случилось? Мне немного достирать осталось, подождать можешь?
— Дочка, дело важное, нам поговорить с тобой нужно. Пойдем в избу.
— Дай хоть умыться.
Она медленно подошла к умывальнику, повешенному на березе, и стала плескать на лицо прохладной колодезной водой. Капли, словно слезинки, скатывались по ее щекам, смешиваясь с каплями пота. Сердце ее забилось тревожно. Неужели дядя Тихон опять с предложением руки и сердца пожаловал? Вздохнув, она поправила выбившиеся из-под косынки пряди рыжих волос и, отряхнув руки, направилась в дом.
— Здравствуйте, дядя Тихон. Батя, зачем звал?
— Дочка, да ты присаживайся. — Лицо отца сияло таким светом, что сомнений не оставалось. — Мы хотим с Тихоном породниться, что скажешь?
— А что я скажу? Мы об этом говорили год назад — не готова я к замужеству, да и Мишку, сына его, не люблю.
— А чем тебе мой отпрыск не мил? — гость подался вперед, его пышные усы шевельнулись. — Али страшен он внешне, али глуп?
— Ни то и не другое. Всем хорош ваш сын, да вот незадача какая — я не люблю его, зато всем известно, как Верка на него заглядывается, того и гляди, глаза выкатит при встрече. Вот к ней и сватайтесь!
— Девка, ты ревнуешь, али как? — Тихон усмехнулся, поглаживая усы.
— Много чести ревновать… Не хочу замуж и точка. Отец, ты мне обещал, что я по любви замуж пойду, что же ты слово свое не держишь? — обернулась она к отцу, и в ее зеленых глазах вспыхнул огонек обиды и упрямства.
— Да что ты в любви понимать-то можешь, глупая ты голова. Парень-то хоть куда, на зависть многим, добрый, ладовый, работящий. Чего тебе еще надо? Дочка, ты не торопись с ответом, подумай лучше, не отказывай. Сохнет ведь он по тебе.
— Я не хочу пока об этом говорить.
Девушка резко встала и отвернулась к печи, вынув оттуда уже остывший картофельный пирог. Она чувствовала, как эти двое мужчин взглядами прожигают ее спину. Ох, кабы знали они об истинной причине ее нежелания выйти замуж, о той ране, что кровоточила у нее на сердце. Собрав волю в кулак, она поставила пирог на стол, разрезала его на ровные, аппетитные доли и подала отцу и его другу.
— Как всегда очень вкусно. — Тихон с удовольствием откусил большой кусок. — Как можно из ничего сделать такое лакомство?
— Вот, батенька, а вы меня замуж гоните. Ну кто вам по хозяйству хлопотать будет? Как матушка померла три года назад, так я все на себя и взяла. Вы же ни пуговицу пришить, ни суп сварить не сможете.
— Да, набаловали меня девчата. Ну уж проживу как-нибудь, с голоду не помру. А может, мне жениться? — Отец громко засмеялся, но в смехе этом слышалась грусть. — Нет, ну а что? Мне всего 45 лет, я еще молод. Как думаешь, дочка?
— Жениться дело хорошее. Только вот заменит ли другая женщина тебе нашу маму?
Отец сразу помрачнел, словно тучка закрыла солнце. Его покойную жену никто не заменит. Злая снежная зима забрала его любовь, мать его двух дочерей. И боль, острая и режущая, только-только начала отпускать, превращаясь в тихую, светлую печаль. Но он понимал — дочь не выйдет замуж, пока будет нужда о нем заботиться, так уж воспитала ее мать — что баба хозяйка в доме, а мужик добытчик.
Марьяша вышла из дома и подошла к корыту. Быстро закончив стирку, она развесила белье на веревке, и, вытерев о передник влажные руки, почти побежала к реке, на свое любимое место. Здесь, под раскидистой ивой, она всегда находила утешение. Окунув запыленные руки в прохладную воду, девушка собрала свои рассыпавшиеся рыжие волосы в тугую косу и присела на мягкую траву. Опять отец заводит разговор о замужестве, но не знает он, что есть у нее на сердце любовная рана, которая кровоточит и не дает покоя ни днем, ни ночью. Никто об этой ране не знает, кроме нее и милого. Но быть им вместе невозможно — он муж ее старшей сестры Кати.
Тихие, крадущиеся шаги вывели ее из тяжелых раздумий. Обернувшись, она почувствовала, как ее сердце затрепетало, словно пойманная птица, — это был он, Виктор…
— Здравствуй, опять одна сидишь? Можно и я к тебе присоединюсь?
— Ступай отсюда, нечего со мной сидеть, увидит кто, не дай Бог.
— А что такого? Ты же моя родственница.
— Ну не сестра же. Зачем пришел?
— Побыть с тобой хочу наедине, вдыхать запах твоих волос, любоваться тобой, смотреть в твои зеленые глаза и слышать твой голос. Ну почему не ты моя супруга?
— Потому что ты ее выбрал.
— Скажи, что с тобой сегодня? Почему ты такая неласковая?
— Потому что неправильно все это! — тут девушка подскочила и, отряхнув юбку, стремительно побежала к дому. Она не могла находиться сейчас рядом с ним, боялась, что случится неизбежное, случится то, от чего их не раз разделял лишь миг, случайный шорох или чей-то голос. Она не должна поддаваться соблазну, это неправильно, нечестно по отношению к сестре.
Сестра… Ее невольная соперница. Катя была старше на 8 лет, писаная красавица с русыми волосами, заплетенными в тяжелую корону, и тонкой, как у осы, талией. Девушка-хохотушка, душа любой компании. Пять лет назад Виктор посватался к ней, опьяненный ее веселым нравом и красотой, но семейная идиллия длилась недолго — страсть быстро угасла, и молодые поняли, что между ними любви нет и не было, лишь мимолетное влечение. С детьми, которые могли бы сохранить теплые чувства в их семье, у них не получалось. Однажды Марьяша пришла ночью в дом сестры, чтобы взять для отца сбор трав от головной боли, и увидела, что Виктор спит на печи, а Катя вышла из спальни.
— Вы что, отдельно спите? — шепотом спросила она сестру.
— Не твое дело.
А на следующий день Катя сама пришла к отцу и младшей сестре, отвела ее в сторонку и попросила никому не рассказывать о том, что видела.
— Не мое это дело, Катя, но почему? Ты говорила, что у вас ребеночек не получается, а как же он получится-то, коли спите врозь?
— Ссоримся мы часто, вот и в этот раз повздорили. — Старшая сестра грустно улыбнулась и посмотрела на младшую. — Марьяша, мой тебе совет — не поддавайся чувственным порывам, не спеши под венец, не узнав толком человека, иначе страсть пройдет, а нелюбимый муж будет рядом и никуда от него не денешься.
— Но ведь развестись можно, ведь разрешено это. И деток у вас нет.
— Чтобы я на всю деревню опозорилась? Ты что, не знаешь, как к разведенкам относятся? Если мужик от бабы ушел — плоха она, а не он.
А несколько месяцев назад младшая сестра стала чувствовать на себе заинтересованные взгляды Виктора. Он ей очень нравился, и она против своей воли влюбилась, не могла сердцу своему приказать. Они встречались тайно, но дальше поцелуев и нежных речей дело не доходило. И каждый раз она была готова провалиться сквозь землю, завидев сестру.
И сегодня, после того как ее опять пришли сватать, она не могла думать ни о ком другом, только Виктор был на душе. Греха страшилась совершить, оттого и была с ним строга. Зйдя в дом, она незаметно проскользнула в свою комнату. Она не хотела вести с отцом никаких разговоров. Достав из старого альбома пожелтевшую фотографию матери, девушка долго смотрела на снимок, и ей показалось, что на нее смотрит укоризненный, печальный взгляд. Так не может больше продолжаться, она мучает себя и его, дает ему ложную надежду. А если сестра прознает? При всем том, что она не любит своего мужа, все равно они станут врагами. Она не может этого допустить, она любила свою сестру и не сделает ей больно. Значит, надо действовать, надо что-то решать.
Тихий стук в оконное стекло прервал ее тяжелые мысли. Открыв дверь, она увидела на пороге Катю.
— Здравствуй, уж ночь близится, ты чего?
— Мне поговорить с тобой надо, выйди на крыльцо.
Она спустилась по скрипучим ступенькам и вдруг почувствовала жгучее прикосновение на щеке — сестра дала ей пощечину.
— За что? — девушка ухватилась за распалую щеку и посмотрела с испугом и недоумением на старшую сестру.
— Ты с мужем моим путаешься!
— С чего ты взяла?
— Деревенские мне сказали, видели, как он на реке к тебе подходил.
— И что же мы там делали? Скажи! Что деревенские тебе могли доложить — что мы просто разговаривали? Где это запрещено?
— Ты знаешь, я уже несколько месяцев замечаю ваши взгляды, но значения им не придавала — что он мог в тебе найти? Ничего! Разве можно тебя со мной сравнить? Худая как щепка, всего богатства что волосы рыжие, да глаза зеленые. И то сомнительная роскошь, на ведьму похожа. Только вот все чаще Виктор стал из дома по вечерам пропадать. Ах, Марьяша, смотри, глаза бесстыжие выцарапаю, не посмотрю, что сестра.
— А что ты так печешься о своем муже? Ты же его не любишь!
— Тебе что за печаль? Муж мой, на том разговор и закончим.
— Зря ты, Катя. Я, может, тоже замуж выхожу.
— За кого?
— За кого надо. — Из вредности, из чувства противоречия она не стала говорить сестре ничего, развернулась и поднялась на крыльцо. Зйдя в избу, она увидела отца в углу, читающего книгу, привезенную им в субботу из города. Он так увлекся, что не видел гостью.
— Папа, я решила — выхожу замуж за Мишку. На Покров играем свадьбу.
Отец отложил книгу и задумчиво на дочь посмотрел:
— А что так?
— Семью хочу. И ребенка. Должен же у тебя быть внук, коли Катька на это сподобиться не может. А ты давай учись харчи варить, а то с голоду помрешь.
Зайдя в свою комнату, Марьяша легла на кровать и заплакала. Все, дело сделано, слово, как говорится, не воробей. Обратной дороги нет.
Рано утром, на сенокосе, Виктор подбежал к ней и схватил за рукав.
— Это правда?
— Ты о чем?
— Ты замуж выходишь? За кого?
— Выхожу. За Михаила.
— Как за Михаила? А мы?
— Я выхожу замуж и точка. А ты останешься всего лишь мужем моей сестры. Отпусти, — прошептала она, и голос ее дрогнул. — И уходи. Не люблю я тебя, разум помутился, а сейчас все просветлело.
Весь вечер она провела в тяжелых раздумьях, тряслась как осиновый лист. Куда не кинь, везде клин. Что будет, когда Верка узнает? Что же она натворила?
Дождавшись глубокой ночи, она накинула на плечи теплую шаль и поспешила дворами к дому Михаила и Тихона Сергеевича. Постучав в оконное стекло спальни своего будущего мужа, она присела на завалинку, чувствуя, как колени подкашиваются от волнения.
— Ты чего здесь? — Парень, полусонный, подошел к девушке.
— Михаил, я поговорить пришла. Ты уже знаешь — я дала согласие на нашу свадьбу. Вот только выяснить бы все… Не можешь ты не догадываться, что Верка тебя любит. А ты? Кого любишь ты?
— Тебя, — целуя ее холодные руки и, поднимаясь, вдыхая терпкий запах ее волос, шептал он. — Тебя, моя бесценная. Ты сделала меня счастливейшим из людей. Ведь сколько времени я даже не решался заговорить с тобой об этом, ты меня всегда своим другом считала, а я боялся разрушить то хрупкое, что между нами было. Боялся совсем тебя потерять, лишиться даже твоей дружбы. Марьяша, я никогда тебя не обижу, любить буду, на руках носить буду.
— Собственно, все, что хотела, я узнала. Я пойду. — Поправив сбившиеся волосы, девушка побежала домой. Вот если бы Михаил любил Верку, все было бы по-другому. Осталось только с подругой поговорить, самое трудное объяснение было впереди.
Она пришла сама. На следующий день после того как отец Марьяши сказал Тихону о том, что свадьбе быть. Весть разлетелась по деревне моментально, подхваченная ветром. Вечером, вынося грязную воду из дома, она увидела худенькую фигурку своей подруги в калитке, и сердце ее сжалось от предчувствия беды. Надо поговорить, от этого не убежишь.
— Верка, пойдем в избу.
— Давай здесь, — подруга присела на крыльцо, не поднимая на нее глаз. — Значит, замуж выходишь? Меня на свадьбу позовешь?
— Верочка, я все должна тебе рассказать. Не по своей воле я иду за Михаила замуж, нужно так.
— Если не любишь, не иди за него, зачем?
— Мне мама когда-то сказала одну вещь — если мужик тебя любит, значит, счастлива будешь в браке. А коли нет, он превратит твою жизнь в ад, какой бы не была огромной твоя любовь.
— Ты о чем?
— Я о том, что Михаил меня любит. А тебя нет. Прости, как бы жестоко это не было с моей стороны. Мы не можем своим сердцам приказать, кого любить, а кого нет. Как тебе будет семейная жизнь казаться, если он жить будет с тобой, а за мной хвостом ходить? Как ты будешь жить, зная, что он меня любит?
— Лучше бы тебя не было. Ты всем несчастье приносишь, ведьма! — Резко вскочив, Верка закричала, и в ее голосе звучали боль и отчаяние. — Ты думаешь, я не знаю о ваших отношениях с Виктором? У сестры мужа уводишь, теперь и у лучшей подруги любимого из-под носа под венец ведешь?
— Ты что болтаешь? Ты не в себе! Хочешь Михаила? Забирай! Время тебе до Покрова. Поверь, огорчаться не буду. Но ежели он к тебе не уйдет, то не обессудь, замуж за него пойду. — Резко вскочив, она вошла в дом, хлопнув дверью.
Глядя на свое отражение в потрескавшемся зеркале, она не узнавала себя — кто она? В кого она превратилась? Разве это та девушка, которая любила свою сестру и подругу? Как так произошло, что с Веркой они стали врагами, а между ней и сестрой стена недоверия и обиды встала? Она понимала — она одна виновата во всех этих бедах, что обрушились на их когда-то дружную семью.
Сидел у печи отец, грея озябшие руки.
— Холодный нынче выдался конец сентября. В прошлом году, помню, на реку купаться ходил, а теперь зуб на зуб не попадает, только и успевай дровишки в печь кидать. Дожди льют не прекращая. А ведь скоро свадьба ваша. А тучи эти, ну никак не разойдутся. Решено, в сельсовете накрывать будем, Тихон так и сказал. Он же как председателем месяц назад стал, так деревенским в большой комнате столы разрешает накрывать. А что поделать — погода плохая, небо надолго затянуло, а людям свадьбы гулять где-то надо. Ох, богатый нынче год на свадьбы выдался, аж три в нашей деревне. Вы с Михаилом четвертые. Готова, дочка?
— Готова. Скажи, тетя Глаша из города писала? Платье готово?
— А что с ним? Обещали за неделю пошить в ателье, не переживай. Вот что скажу, дочка, раньше надо было заказывать, что тянула?
Она не могла сказать отцу, почему тянула. Уговор у них с Веркой был, да вот только вышло все так, что Михаил на девушку и взгляда не кинул. А посему свадьбе быть.
— Бать, так может, я в город к тете Глаше поеду? Проведу у нее три-четыре дня, может, примерки дополнительные надо сделать. Да и отвезу тетке гостинцев, надо отблагодарить за такой подарок — видано ли, чтобы у деревенской девушки было платье, сшитое в ателье по заказу. У нас таких невест нет, право, даже неудобно.
— А что не поехать? Поезжай.
Покидав в старый чемодан все самое необходимое, она тепло попрощалась с отцом.
— Ну чего ты, как будто навсегда уезжаешь. На, держи документы, Тихон дал. И это, прикупи шаль своей сестрице, я ей в именины подарю.
— Хорошо, папа.
Идя по пыльной дороге, она обернулась и посмотрела на отца, стоявшего на крыльце. Увидит ли она его когда-нибудь снова? Едва прошептав губами: «Прости, папа», она вскинула голову и уверенной, твердой походкой продолжила свой путь. Так надо, так всем будет лучше. Виктор как с ума сошел, уже на Катю руку поднимать начал. А что будет, когда они с Михаилом поженятся? Всю злобу на ее сестру выплеснет. А Верка? Та вечно в слезах ходит. Нет уж — не будет ее, всем станет легче. А отец поймет, когда-нибудь поймет.
На следующий день после приезда в город она пошла на ткацкую фабрику, где попросила взять ее на работу, соврав, что является сиротой, что жить ей негде. Директор, добродушный мужчина с уставшими глазами, пообещал комнату в общежитии. На третий день Марьяша была принята на работу, и ей вручили ключ от небольшой, но отдельной комнатки. Собрав свои нехитрые пожитки, она поблагодарила тетку и отбыла на новое место жительства, не сказав ей ни слова о своих истинных намерениях.
Завернув в плотную бумагу ослепительно белое свадебное платье, обмотав сверток крепким жгутом, она отправилась в почтовое отделение и отправила посылку, вложив в нее короткое письмо.
«Верочка, я не хочу быть и дальше причиной твоих слез. Пусть тебе пригодится это платье, я верю, что когда-нибудь Михаил увидит, какой ты прекрасный человек. Прости меня за все, твоя подруга Марьяша.»
Затем она отправила в деревню еще одну посылку, в нее вложила красивую шелковую шаль и письмо. Весточку отцу.
«Папа, я надеюсь, что когда ты читаешь это письмо, твой гнев остыл. Должна тебе признаться — я люблю Виктора, и знаю, что любовь эта запретная. Я не хочу стать причиной позора своей сестры, не хочу боль ей причинять, и врагом быть для нее тоже не хочу. Что же до Михаила… Не люблю я его. Он достоин другой жены, он заслуживает счастья. Этого я ему дать не могу. В деревне остаться тоже не могу. Прости меня, свою неразумную и несчастную дочь. Мы свидимся еще с тобой, я буду слать тебе весточки, но позже… Люблю тебя, твоя Марьяша.»
Прошел год. Жизнь в городе текла по-новому, размеренно и однообразно. Работа, общежитие, редкие письма отцу без обратного адреса. Идя через проходную после тяжелого рабочего дня, она вдруг увидела знакомую, дорогую сердцу фигуру. Ее отец сидел на скамье у проходной и, увидев ее, медленно поднялся. Она замерла от испуга. Нет, не тем, что он мог обрушить на нее свой гнев, а тем, как он выглядел — осунувшийся, похудевший, небритый. Она до боли хотела обнять его и прижаться к его широкой груди, почувствовать родной, пахнущий табаком и домом запах и прошептать ему, как в детстве: «Папочка…». Но вместо этого она стояла, с волнением теребя в руках красивый платок.
— Здравствуй, дочка. Вот я и нашел тебя.
— Здравствуй, папа. Как ты меня нашел? Ведь я в своих письмах не писала, где работаю, отправляла их без обратного адреса…
— Долго рассказывать. Может, пригласишь меня к себе, поговорим..
Они дошли до общежития, и она провела отца в свою скромную комнату. Подогрев ему суп, она села напротив и молча смотрела на него, замечая новые морщинки у глаз и седину в волосах.
— Что же ты, дочка, натворила.. Я весь извелся, ища тебя. Спасибо, что хоть весточки посылала, знал, что жива-здорова.
— Папа, я все тебе рассказала в письмах. Давай поговорим о другом — как дела в деревне?
— Хуже некуда. Виктор ушел от Кати, развелись, и он подался в город. Она думает, что к тебе. Рвет и мечет, а люди над ней насмехаются. Это так?
— Впервые слышу. Как видишь, его здесь нет.
— Да уж вижу. Но скажи правду — вы с ним виделись?
— Я впервые от тебя слышу, что Виктор здесь. — Ее сердце затрепетало от этой новости.
— Да.
— А Михаил? Он сильно гневался?
— Сильно. И сгоряча женился на Верке. Как раз в тот день, когда была назначена ваша свадьба. Ну ничего, живут. Говорят бабы, что на сносях она.
Она невольно улыбнулась — коли ребеночка ждут, значит, все же чувства есть. И вдруг тут же помрачнела — Виктор в городе. Он ушел от сестры, сделав их навсегда врагами.
— Папа, ты останешься у меня?
— Нет, к Глаше пойду, где же я буду тут спать? Койка-то одна. Дочка.. Может, в деревню вернешься? Заживем как раньше. Ну простит тебя Катька, баба-то она отходчивая.
— Мне и тут нравится. Не хочу я назад, нет желания Верке и Михаилу глаза мозолить.
— И то верно.
Когда отец вышел, она долго сидела в раздумьях. Виктор с ее сестрой в разводе, он в городе, а значит, если он найдет ее, то будет добиваться своего. Нельзя того допустить.
Он и вправду ее нашел, через две недели после визита отца. Когда раздался настойчивый стук в дверь, она поспешила открыть — он стоял на пороге, сминая в руке потертую шапку. Первым ее порывом было броситься ему на шею, но она взяла себя в руки, заковав сердце в лед.
— Зачем пришел?
— Марьяша… Я искал тебя. Как полоумный спрашивал о девушке с рыжими волосами и зелеными глазами. По улицам бродил, к прохожим приставал. И вот нашел… Нет сил жить без тебя.
— Виктор.. Год прошел, я другого люблю.
— Врешь!
— Не вру. Свадьба у нас скоро, я ребеночка жду. — Сказав последние слова, она с силой захлопнула дверь и медленно сползла на пол. Хотелось выть в голос и кричать, хотелось открыть дверь и признаться, что это неправда, что она соврала. Но слыть разлучницей у своей родной сестры она не желала. Нет ничего важнее кровных уз. А он, постучав кулаками в дверь и не добившись от нее реакции, ушел.
1941 год. За столом в отчем доме собралась, казалось бы, вся семья — Катя с новым мужем, Алексеем, и их годовалый сын, крепкий кареглазый бутуз. На этот праздник приехала и Марьяша со своим мужем Захаром. Был повод собраться всей семьей — отец женился на Евдокии, соседке своей, что была вдовой уже пять лет. Два одиноких сердца, израненные жизнью, потянулись друг к другу.
Катя, увидев на пороге сестру с неизвестным ей мужчиной, нахмурилась. Но когда та его представила, лицо старшей сестры засияло искренней радостью. Она не с Виктором, значит, не предала она ее.
— Ну здравствуй, сестренка. Смотрю, и твоя жизнь поменялась. — Марьяша подошла к ней и поцеловала в щеку. — Отец сказал, что ты замужем, что ребенок у вас родился. И я вижу, ты счастлива, светишься вся.
— Что верно, то верно. Ну, а у тебя, Марьяша, как дела? Отец тоже про тебя рассказывал, что ты два года назад вышла замуж за мастера с вашей фабрики. Красавец, мужчина, ничего не скажешь. Счастлива с ним?
— У нас все хорошо. — Она уклонилась от прямого ответа. Что она могла сказать сестре? Что устала быть в одиночестве, что Виктор приходил к ней, да она его отшила ради того, чтобы сохранить с сестрой отношения и не позорить ее на всю деревню? Что от любви своей отказалась и сейчас временами жалеет об этом? Захар был хорошим мужем, ласковым, заботливым, не обижал ее. Она уважала его, но не любила. Может, так и лучше? Любовь страдания приносит.
Вечер подходил к концу, Катя с мужем ушли домой, а Марьяша и Захар остались с отцом и его супругой. Она душила в себе порывы пройтись по селу, по своим любимым местам у реки, боялась всколыхнуть в душе ненужные, болезненные воспоминания. Да и с Михаилом встретиться боялась. И вдруг настойчивый, тревожный стук в оконное стекло прервал их неспешную беседу.
— Кого там черт принес? — Недовольно ворча, поднялся с лавки отец.
Через несколько минут он вошел в избу белый как мел, его руки дрожали.
— Бабы, война, говорят, началась. Немцы напали на Советский Союз.
— Этого быть не может, как же так.. — Она растерянно смотрела то на отца, то на мужа.
— Родная, не переживай. Завтра вернемся в город и все точно выясним. Может, ошибка вышла и передали неверно информацию? — Захар приобнял жену, но она чувствовала, как через рубаху напряглось, как струна, его тело.
Они не спали всю ночь, а с рассветом вернулись в город. Информация оказалась страшной и верной, а уже через неделю Захара забирали на войну.
— Я ждать тебя буду. — Она провожала его на вокзале и едва сдерживала слезы. Только сейчас она поняла, как ей будет его не хватать. Опять одиночество…
Алексея, мужа сестры, на фронт не призвали, потому что у него было одно легкое, так же и по той причине, что он был агрономом, в селе его знания были на вес золота.
Отец Кати и Марьяши ушел на фронт воевать, но через полгода был комиссован по тяжелому ранению. Вся семья ждала теперь только Захара…
Она решила войну переждать в деревне, быть рядом со своими близкими. Забота о маленьком племяннике, которого она часто навещала, отвлекала ее от тяжелых, мрачных мыслей. Она думала о муже, который был лицом к лицу с врагом. Вернется ли он, жив ли останется? Вот закончится война проклятая, будет она для Захара хорошей женой, родит ему ребенка, научится его любить по-настоящему. Она постарается…
А как там он? Тот, который оставил в ее душе тяжелую, неизлечимую рану? Она гнала эти мысли от себя прочь, но они, коварные, вновь и вновь к ней возвращались.
Однажды вечером у нее кольнуло в груди, и вдруг тревожно, тоскливо стало на душе. Появилось щемящее чувство, будто что-то непоправимое произошло. Но что? Захар еще вчера письмо прислал, писал, что жив-здоров, что скоро враг будет побежден и он вернется к своей жене. Но..
Несколько дней она была в смятении, не находила себе места, а потом собралась и подалась в город. Зайдя в военкомат, она прорвалась к комиссару.
— Скажите, Фролов Виктор Федорович в какой части служит? Можно ли узнать его местонахождение?
— А вы, простите, кто ему будете? Дайте ваши документы.
— Я… Я сестра его жены. — Она чуть было не сказала «бывшей», но вовремя опомнилась.
— А что же она сама не прибыла? И что же, за год ни одной весточки. Жена не знает, где муж служит? — он подозрительно на нее посмотрел.
— Захворала она, а я в город поехала, вот она меня и попросила разузнать. Ссора у них вышла, как ушел на фронт год назад, так и не пишет ничего. Хоть бы знать, жив али нет. — Она играла с огнем, ведь Виктор мог и не попасть на фронт, кто знает, может, у него причины на то случились. Но тучный комиссар, повозившись среди стопок бумаг, начеркал ей на листке номер части, в которую он был призван.
— На Северном Кавказе сейчас их часть. Попробуйте, напишите.
Поблагодарив комиссара, она вышла. Что делать с этой бумажкой, может быть, и впрямь написать ему письмо? И что она в нем изложит? Свою любовь? Кабы кто из его родни был жив, можно было бы о нем узнать…
Присев на скамью в парке, она задумалась, а потом быстрым, решительным шагом пошла в почтовое отделение. Взяв листок у работника почты, девушка написала дрожащей рукой:
«Если ты жив-здоров, напиши мне ответ. Пришли по адресу…» Оставив адрес своей коллеги по цеху, она пошла к ней.
— Даша, здравствуй!
Подруги обнялись. Они почти год не виделись и очень скучали в разлуке.
— Что привело тебя сюда?
Робко, не зная, с чего начать, она рассказала все Марии.
— Даша, ты не думай… Я просто хочу убедиться, что он жив. Дай мне знать, если от него весть придет.
— Конечно, оставь свой адрес в деревне.
Дни тянулись за днями в томительном, изматывающем ожидании, и вдруг, стирая белье в корыте, она услышала, как ее окликнул почтальон.
— Марьяша, тут тебе сразу два письма пришло. От Захара и из города. Подруга, что ль?
— Да, подруга. Спасибо.
Взяв в руки заветный, истертый по краям треугольник, она хотела было его раскрыть, но прежде решила прочитать письмо от Даши.
Сев на крыльцо, она побежала глазами по строчкам.
«Здравствуй, милая. Жду нашей встречи и очень скучаю. Приезжай в город почаще, без тебя очень скучно. Помнишь, друга моего? Я тебе за него рассказывала… Он на Северном Кавказе служит. В бою под Армавиром получил ранение, тяжелое, но не смертельное. После госпиталя будет комиссован и скоро прибудет домой, приблизительно через месяц. Приезжай в город, когда он вернется, посидим, отпразднуем. Целую, твоя подруга Даша».
Он жив… Ранен, но жив, и это было главное.
Через месяц она собирала вещи в дорогу.
— Дочка, а ты куда?
— Папа, домой возвращаюсь, в город. Хочу устроиться в больницу санитаркой, рук не хватает среди младшего медицинского персонала.
— Это дело хорошее.
Она шла по пыльной дороге с чемоданом в руке. Правильно ли она делает? Нет, конечно, но она не могла сидеть на месте, зная, что он не так уж и далеко от нее. И, возможно, нуждается в ее помощи и поддержке.
Уже полгода она жила с Виктором в его маленькой комнате в общежитии и работала санитаркой в местной больнице. Его ранение постепенно заживало, но оставались обожженными кисти рук. Хоть он ими как и прежде управлял, но очень стеснялся своего увечья и прятал их от посторонних глаз. Война его изменила до неузнаваемости. Он стал раздражительным, часто проявлял вспышки немотивированного гнева, по ночам просыпался от собственного крика или со слезами на глазах.
Она хотела бы ему помочь, но не знала как. Врач, который наблюдал Виктора, только лишь качал головой и говорил, что война оставила глубокий отпечаток на его психике, что нужно время и много положительных эмоций.
— Рождение ребенка, например, могло бы ему помочь. Вы ведь супруга его, как я понимаю? Самое время.. Ребенок поможет ему обрести радость и утешение.
Она покраснела, как маков цвет. Не говорить же милому доктору, что не жена она ему. И что муж ее не он, а Захар, человек, который регулярно присылает ей письма с фронта.
Однажды поздним вечером Виктор пришел домой пьяный.
— Где ты был?
— С бывшими фронтовиками, такими как и я, встречался, выпили мы понемногу, в карты поиграли.
Он был в хорошем, приподнятом расположении духа, и она не стала ему говорить о том, как волновалась и переживала, пока его не было.
После того вечера он стал все чаще и чаще приходить домой навеселе, а однажды взял свой портсигар и ушел, вернулся без него.
— Проиграл, — с виноватым, глупым лицом развел руками парень, — с кем не бывает.
Дальше в ход пошли другие личные вещи. Когда дело дошло до зимнего пальто, которое ей подарил муж перед тем, как уйти на войну, она накричала на Виктора и, собрав более-менее ценные вещи, отнесла их к тетке Глаше, которая жила неподалеку.
— Виктор, хватит! Ты много пьешь, ты проигрываешь в карты уже наши вещи. Оглянись вокруг — идет война, всем сейчас тяжело. И трудности материальные, в чем ты собираешься зимой ходить?
— Фу, какая ты скучная. Вот чего ты сидишь как клуша дома? Пойдем со мной завтра вечером.
— Нет. И ты никуда не пойдешь. Если ты забыл — я работаю и мне надо высыпаться!
— Ааа.. — пьяным голосом протянул он. — Вот Светка не такая, она другая, с ней хорошо.. А ты зануда.
— Что? Какая Светка? — ее кольнула острая, жгучая ревность, но ответ на свой вопрос она не получила — Виктор уже храпел пьяным сном. Она принялась его тормошить, но это было бесполезно.
Утром она ждала на кухне, когда он проснется. Он вышел к ней с опухшим, одутловатым лицом и начал пить воду жадными, большими глотками.
— Виктор, кто такая Светка?
— Светка? Какая Светка?
— Ты вчера о ней говорил.
— А, девчонка одна с нами играет. Не обращай внимания.
— Что у тебя с ней?
— Ничего. — Он встал и вышел из кухни, не глядя на нее.
Вечером, проследив, куда пошел парень, она спустя полчаса зашла в подъезд и, услышав, из какой квартиры доносится шум и пьяные голоса, громко, настойчиво постучала. Ей открыл парень в тельняшке.
— О, какую барышню к нам занесло.
— Виктор Фролов здесь?
— Не знаю, поищи, — провел рукой молодой человек и пропустил ее в квартиру. Она зашла в комнату как раз в тот момент, когда черноволосая, ярко накрашенная девица садилась к Виктору на колени, а тот нежно обнял ее за талию и что-то зашептал на ухо. Затем, взяв ее за руку, он вывел ее из-за стола и направился к выходу. Но тут он столкнулся с ней лицом к лицу.
— Ты… Ты что здесь делаешь?
— Я пришла посмотреть, где ты время проводишь. А что, ты меня вчера с собой звал!
— Виктор, милый, кто это? — девушка смотрела то на него, то на нее с нескрываемым любопытством.
— Это… Это..
— Уже его бывшая. Не трудись, Виктор, подбирать слова. Я так понимаю, вы — Светлана, верно?
— Да, — кивнула девушка.
— Совет вам да любовь.
Она прибежала домой и стала стремительно собирать свои вещи. Через полчаса явился Виктор. Он стоял у двери, слегка покачиваясь.
— И куда ты?
— Тебя это уже не касается.
— Вот как.. Беги, беги домой, муженька жди с войны. Если честно, мне уже невмоготу с тобой жить. Твоя жалость, твоя правильность мне в тягость. Устал я. Ты же как бабка старая, нет в тебе азарта, нет в тебе веселья.
— Виктор, может быть, потому что жизнь сейчас такая, что не до веселья.. И если тебе так было скучно со мной, то почему ты не сказал об этом раньше?
— Обидеть боялся. Да и удобно мне было с тобой. Но раз теперь ты знаешь…
— Скажи, ты ее любишь?
Он опустил глаза, ничего не сказав, и этот молчаливый ответ был красноречивее любых слов.
Вернувшись в квартиру, в которой они жили до войны с Захаром, она упала на кровать и зарыдала, давясь горькими слезами. Какой же она была дурой, это надо же было сделать такую непоправимую ошибку! Она ведь любила его, но другого, не того, в которого он сейчас превратился. А куда делась его любовь? Они ведь думали о том, что когда муж вернется с фронта, она попросит у него развод и они будут вместе. Вопреки всему, главное — любовь.
А оказалось, что он такой человек — быстро загорается и быстро гаснет. Как когда-то в браке с ее сестрой. Почему эта горькая история ничему ее не научила? И что теперь делать? Захар не простит ей этого, да и она с ним жить не сможет, обремененная таким грузом вины.
Июнь 1945 года. После их тяжелого расставания прошло уже почти три года. Все это время она жила как во сне, как на автомате — работа, дом, раз в месяц на выходные поездка в деревню проведать родных, и молчала, молчала о том, что творилось в ее израненной душе.
А по возвращению опять шла на работу, беря дополнительные смены, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями. И отвечала на письма Захара. Он слал ей заверения в своей любви, писал, как скучает по ней, гордился медалями и орденами, которые заслужил. Она в ответ так же ему писала о том, что ждет и скучает. Бумага все стерпит, думала она с горькой иронией. Она не могла признаться мужу в своем падении, нельзя в такое тяжелое время подрывать его боевой дух. И вот в начале июня ей приходит долгожданное письмо о том, что уже к концу месяца он будет дома.
Получив эту весть, она немедленно уволилась с работы и забрала свои нехитрые вещи. Покидая квартиру Захара, она оставила на столе, под хрустальной вазой, аккуратно сложенное послание:
«Захар, мой отважный герой и мой муж. Я пишу тебе это письмо, а сама краснею от стыда и горя. Но я не могу от тебя это скрывать — я была тебе неверна. Еще до замужества мое сердце было отдано другому, но обстоятельства сложились так, что мы не могли быть в то время вместе. Когда я выходила за тебя замуж, то надеялась, что смогу найти в тебе утешение, что полюблю тебя всем сердцем. Может быть, я и люблю тебя, но не той страстной и всепоглощающей любовью, которую познала, когда мы с ним снова встретились. Прости… К сожалению, эта любовь принесла мне только боль и разочарование. Да и нет ее сейчас к тому человеку. Он меня предал, и все мои чувства рассеялись как дым. Уже почти три года как нас с ним ничего не связывает. Остаться с тобой я не могу, обманывать тебя больше нет сил, да ты этого и не заслуживаешь. Позднее мы оформим с тобой развод, а пока я уезжаю, буду жить в деревне. Возможно, когда-нибудь судьба повернется ко мне лицом и я стану кому-то хорошей женой. Я не жду от тебя прощения, такое простить сложно, да, наверное, и невозможно. Прощай.»
Впервые за всю свою жизнь она получила от отца суровый, праведный нагоняй. Когда она приехала к нему с вещами и, каясь в слезах, обо всем рассказала, он молча, с каменным лицом, выволок ее во двор и несколько раз, с силой, отходил ее старым, навощенным кнутом. Затем, бросив свое грозное орудие в сторону, он присел на крыльцо и затянулся крепкой папиросой, его руки дрожали.
— Что, девка, мы с матерью этому тебя учили? Мы учили тебя быть блудницей, изменницей? Что, скажи, тебе не хватало? Такого мужа как Захар поискать надо.
— Любви мне не хватало, понимаешь? Ты ведь должен меня понять, ты маму любил очень сильно. Разве ты бы не пошел ради нее на все?
— Даже ради нее я бы не пошел на предательство и подлость. А вот теперь скажи — где она, твоя любовь? Ты молодая, ты даже не знаешь, что это за чувство такое, настоящее. Ты не можешь отличить мимолетную страсть от истинной, прочной любви. Скажи — с чем ты осталась и какой прок от твоих безрассудных поступков?
Она, пошатываясь, еле добрела до старой лавки.
— Отец, я натворила, я сама все и расхлебаю. Только вот поясни, кому я, в конце концов, плохо сделала? Разве счастлива Катя с ним была? Нет! Еще до меня у них все было плохо, спали по разным койкам. А Михаил? Да ты посмотри — он же с Верки глаз не сводит, третьего ребятенка родили сразу, как он вернулся с фронта в прошлом году. Они счастливы. И Катя с ее Алексеем. Они же все теперь счастливы. А что было бы, верни все назад? Моя сестра и Виктор так бы и жили меж собой как кошка с собакой, и ребенка она от него рожать не хотела, гулял бы он от нее. А если бы вышло, как ты и хотел — поженились бы мы с Михаилом? Я его не любила, зато подруга была бы злейшим врагом.
— А Захар? Что же ты о нем не вспоминаешь? Он-то чем провинился?
— Захар? Найдет себе другую. Верную и любящую, ту, которая его по-настоящему достойна. Увидишь, все разрешится в самую лучшую сторону.
Через месяц, когда она была на сенокосе, за ней прибежала жена отца, Евдокия.
— Марьяша, там муж твой приехал, послали меня за тобой.
— Захар? Зачем приехал?
— Я почем знаю? — поправляя сбившуюся косынку на голове, она забрала у нее вилы. — Пошли, я уже тебя отпросила.
Она зашла в дом и увидела мужа и отца, сидевших за столом. Папа сразу же вышел, едва ее завидев, но перед этим обменялся с Захаром каким-то странным, понимающим взглядом. Что бы это могло означать?
— Здравствуй, Захар. Я рада тебя видеть, я рада, что ты вернулся домой живой и невредимый.
— А что же ты меня дома не дождалась?
— Я… Ты же знаешь. Ты письмо читал?
— Вот это? — он вытащил из кармана гимнастерки сложенный вчетверо листок. Затем швырнул его в жестяную пепельницу и поджег спичкой. — Нет никакого письма, и ничего не было. Поехали домой.
— Но.. Захар, я думаю, нам лучше развестись.
— Ты очень этого хочешь?
— Нет. — она опустила голову, не в силах смотреть ему в глаза. — Но ведь я все написала.
— А почему ты за меня все решила? Почему ты вообще берешь на себя такую ответственность — решать судьбы других людей? Поверь, милая, я такого на этой войне насмотрелся, знаю цену и предательству, и дружбе, знаю цену любви и ненависти. И то, что с нами случилось… Ты молода, ты эмоциональна, ты совершила ошибку. Я сейчас задам тебе один-единственный вопрос, а ты мне ответишь честно, обещаешь? — после того как она кивнула, с трудом сдерживая слезы, он спросил тихо и очень серьезно: — Ты его до сих пор любишь?
— Нет, — она покачала головой, и это была чистая правда. — Нет. То, что было со мной, иначе как наваждением, дурным сном не назовешь. Когда я увидела его в той квартире с чужой девушкой, то отвращение, которое нарастало во мне с каждой его пьянкой, с каждой новой выходкой, убило всю былую любовь. Осталось только чувство вины, которое я перед тобой испытываю.
— Я получил исчерпывающий ответ на свой вопрос, и мне этого вполне достаточно. А теперь собирай свои вещи, мы уезжаем.
— Куда?
— Домой. Ты разве забыла? Ты моя жена, я твой муж, и у нас есть свое собственное, нажитое вместе семейное гнездо. Пора в него возвращаться.
Они ехали обратно в город на старой, видавшей виды полуторке. Захар сидел за рулем, а она смотрела в окно на проплывающие мимо поля и перелески, на возрождающуюся к жизни землю. И впервые за долгие годы в ее душе наступил покой. Она смотрела на сильный профиль мужа, на его спокойные, уверенные руки на руле, и понимала, что настоящее счастье — не в буре страстей, а в тихой гавани доверия и прощения. Оно — в возможности начать все с чистого листа, несмотря на прошлые ошибки и раны. И пусть их любовь родилась не в пламени страсти, а из пепла испытаний и прощения, но теперь она была настоящей, прочной, как скала, и тихой, как спокойная гладь озера на закате. И в этом мире, пережившем столько боли, именно такая любовь и была самой ценной и самой долгожданной наградой. Дорога впереди была длинной, но они ехали по ней вместе, и это было главным.
