Пустила пожить коллегу с ребенком, а они устроили мне проверку на прочность. Когда я увидела, что вытворяет ее тихая дочка, у меня волосы встали дыбом. Ее оправдание стало точкой кипения
Вечер уже опустил свой бархатный полог над городом, а Виолетта, завершив свои нехитрые приготовления к ночи, уже собиралась погрузиться в объятия сна. В квартире царила умиротворяющая тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем напольных часов в гостиной. Именно в этот миг спокойствие было безжалостно разбито настойчивым, резким стуком в входную дверь. Визитеры в столь поздний час были явлением из ряда вон выходящим, и в душе женщины шевельнулось любопытство, смешанное с легкой тревогой. Кто мог искать ее общество в такой неурочный время?
— Кто там? — прозвучал ее вопрос, окрашенный неподдельным удивлением, в то время как она неслышно приближалась к двери.
— Это я, Лика! — донесся из-за дверного полотна сдавленный, знакомый голос.
Щелчок замка прозвучал оглушительно громко в ночной тиши. На пороге, залитая желтоватым светом коридорной лампы, стояла она — молодая женщина, чье лицо было искажено маской неподдельного ужаса. Она прижимала к себе маленькую, закутанную в тонкий плед дочку. Их связывали не узы давней дружбы, а скорее приятельские отношения, возникшие на почве совместной работы. Не так давно Виолетта, не желая оставаться в одиночестве в свой день рождения, пока ее спутник жизни был в отъезде, пригласила коллегу к себе. Тогда они мило провели время за парой бокалов искристого вина, неглубокими беседами и приятной музыкой. И вот теперь эта женщина вновь стояла на ее пороге, и было ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Привет, что-то стряслось? Ты в порядке? — с участием поинтересовалась хозяйка, пропуская их в прихожую.
Лика шагнула вперед, под свет домашней люстры, и Виолетта с содроганием увидела на ее щеке багровое, отвратительное пятно. Глаз уже начал отекать, предвещая появление в скором будущем некрасивого синяка. Зрелище было поистине пугающим.
— Пусти нас переночевать! Умоляю! — голос гостьи дрожал, в нем слышались отчаянные нотки. — Совсем ненадолго. Всего на несколько денёчков. Пожалуйста, я больше не знаю, к кому обратиться!
— Конечно, проходите! Не стоять же вам на холодной лестничной клетке в такой час, — без раздумий ответила Виолетта.
Мысль выставить их обратно в ночь даже не мелькнула в ее сознании. Маленькая Мила, прижимавшаяся к материнской ноге, смотрела на мир широко раскрытыми, испуганными глазами, в которых читался ужас пережитого кошмара. Детская психика — хрупкий сосуд, и такие потрясения могли оставить в нем глубокие трещины. Да и любой взрослый едва ли смог бы легко перенести подобное обращение.
— Может, расскажешь, что же все-таки произошло? — мягко спросила Виолетта, когда они переместились в уютную гостиную.
— Давай я сначала Милу уложу, а потом все расскажу? Хорошо?
— Конечно, не торопись, — согласилась хозяйка.
Она мысленно отметила про себя условность их «дружбы». Пока что они были скорее добрыми знакомыми, товарищами по работе, но, возможно, жизненные обстоятельства были готовы переплавить это знакомство во что-то большее, более теплое и доверительное.
Виолетта принесла из шкафа свежее, пахнущее летним ветром постельное белье и помогла гостье разложить широкий диван.
— Мила, а ты кушать хочешь? — обратилась она к девочке, но та лишь молча, испуганно потрясла головой. — Ладно, тогда пора отправляться в постель. Уже очень поздно, все добрые детки давно спят.
Лика прилегла рядом с дочерью, тихо напевая ей колыбельную, пока та не погрузилась в беспокойный сон. Затем она на цыпочках вышла на кухню, где радушная хозяйка как раз заваривала ароматный травяной чай.
— Может, сделаю тебе бутерброд? Ты наверняка не ужинала.
— Нет, спасибо, не хочется. Совести нет, — тихо ответила Лика, опускаясь на стул.
— Ну, тогда хотя бы чаю выпей. Согреешься. У меня еще есть отличное домашнее печенье с миндалем.
Гостья сделала несколько небольших глотков, затем подняла взгляд на Виолетту, и слова полились из нее сами, будто прорвав плотину.
— Этот сумасшедший совсем берега потерял! Я только переступила порог, а он набросился на меня с дикими криками, с кулаками… Я еле убежала, даже вещи собрать не успела…
— Но что его так разозлило? С чего это вдруг?
— Да я сама не очень поняла! Кричал что-то невнятное про дочку, оскорблял меня последними словами. Это было так ужасно и несправедливо!
— Я даже не могу такое представить, — честно призналась Виолетта.
Ей самой никогда не доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Ее собственный недавний развод прошел удивительно тихо и цивилизованно. Они с бывшим супругом не сохранили дружеских отношений, но и врагами тоже не стали. Страшно было даже вообразить, каково это — ощущать на себе тяжелую руку того, кто должен был быть защитой и опорой. В случае с Ликой, впрочем, речь шла о сожителе, они не были связаны узами брака, о чем Виолетта уже была осведомлена из их прошлых бесед.
— Ладно, не переживай сейчас так сильно. Все образуется. Главное, что вы в безопасности. Давай ложись спать, завтра же на работу.
Утро следующего дня встретило их суетой и спешкой. Лика робко попросила Виолетту подбросить их до детского сада, и после этого женщины вместе отправились на работу. Практически весь день Виолетте пришлось помогать своей подопечной разбирать завалы неотложных дел. Лика старательно маскировала следы побоев слоем тонального крема, но все равно боялась лишний раз показываться на глаза посетителям. Они трудились в одном из городских супермаркетов: Виолетта занимала должность управляющей, а ее новая знакомая работала кассиром. В тот день ей разрешили заниматься фасовкой товара в подсобном помещении, подальше от любопытных взглядов.
После окончания рабочего дня Лика ушла раньше, так как ей нужно было забирать дочь из садика. Виолетта вручила ей запасные ключи от квартиры, чтобы те могли попасть домой.
Возвращаясь с работы, Виолетта позвонила своей временной жилице, чтобы предупредить о своем скором приходе и попросить поставить чайник. На улице стоял промозглый холод, в горле першило, и так хотелось согреться кружкой обжигающего чая. Однако Лика не брала трубку. Запасные ключи оставались у нее, а вторую пару Виолетта в утренней спешке забыла забрать. Теперь же она с досадой вспоминала об этой оплошности.
Подойдя к подъезду, она набрала код своей квартиры на домофоне, но в ответ была лишь тишина. Еще одна попытка — тот же результат. Поняв, что ждать бесполезно, она позвонила соседке с нижнего этажа, тете Даше. Та, немного удивившись, впустила ее в подъезд.
Виолетта поднялась на свой этаж и нажала на кнопку звонка у своей же двери. Снова никакой реакции. Из-за двери доносились приглушенные звуки телевизора, но казалось, что за дверью никого нет. Она постучала сильнее, затем начала настойчиво барабанить в дверное полотно, и через несколько минут дверь распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся Лика, на которой было лишь банное полотенце.
— Прости, прости, тысячу раз прости! Я решила принять ванну. Вставила в уши наушники, слушала музыку и абсолютно ничего не слышала! Ты уж меня извини, пожалуйста!
Первой реакцией Виолетты была глубокая досада, но ссориться и выяснять отношения она не стала. Лика выглядела настолько виноватой и растерянной, что гнев быстро сменился легким раздражением. Что ж, видимо, это и вправду была досадная случайность. Горячий чай помог немного успокоиться и расслабиться. Лика весь вечер продолжала извиняться, а маленькая Мила, словно чувствуя напряженную атмосферу, забилась в угол и сидела там тихо, словно мышь, будто это она, а не ее мать, была виновата в случившемся.
Следующий день прошел в похожем ритме. Вечера в квартире были относительно спокойными, чего нельзя было сказать об утренних часах, которые превращались в настоящий хаос. Виолетта несколько раз пыталась осторожно выяснить, какие планы строит Лика на ближайшее будущее, не подыскивает ли она новое жилье, но та лишь уклонялась от прямых ответов, ловко переводя разговор на другие темы.
Но в пятницу ее новая знакомата сказала уже совершенно прямо и открыто:
— Ты же сама говорила, что вам нужно всего на пару дней!
— Мы тебе очень мешаем? — тут же последовал обиженный вопрос.
— Дело не в этом, но завтра пятница. У меня запланирована встреча. Обычно мы проводим их здесь…
— Ну, может, в этот раз вы встретитесь у него? — предложила Лика с подобострастной, виноватой улыбкой.
— Это совершенно исключено. Лик, скажи честно, ты вообще строишь какие-то планы? Ищешь вариант для съема?
— Конечно, ищу! Постоянно просматриваю объявления. Но пока ничего подходящего не попадалось. Мне же нужно что-то недорогое и без посредников…
Пятничную встречу пришлось отменить, и настроение у Виолетты было безнадежно испорчено. В субботу утром она надеялась наконец-то выспаться, но ровно в восемь утра ее разбудила маленькая Мила. Девочка терпеливо тянула ее за руку, пока тетя не открыла глаза, а затем уставилась на нее своими огромными, печальными глазами и прошептала:
— А можно мне покушать?
Виолетта была крайне удивлена. Выйдя в гостиную, она обнаружила, что Лики дома нет. На столе лежала записка, наспех начертанная ее рукой: «Вернусь через пару часов. Поехала смотреть один вариант. Мила еще спит».
Что ж, по крайней мере, причина ее отсутствия была уважительной. Может быть, сегодня этот кошмар наконец закончится, и она вновь обретет свой столь ценимый покой.
Виолетта накормила девочку завтраком, после чего та попросила включить ей мультфильмы. По телевизору ничего подходящего не было, и Мила стала упрашивать показать что-нибудь на ноутбуке, слезно уверяя, что папа всегда разрешал ей так делать.
С легкой опаской Виолетта принесла свой дорогой макбук, установила его на диване перед ребенком и нашла нужный мультсериал. Первое время все было прекрасно, но вскоре, во время одной из напряженных сцен, девочка вдруг начала яростно колотить маленькими ладонями по хрупкому экрану, пытаясь, видимо, защитить полюбившегося героя.
Услышав странные, резкие звуки, Виолетта выскочила из спальни и остолбенела от увиденного. Она мгновенно отобрала у ребенка свою технику и строго сказала, чтобы та больше никогда не смела прикасаться к ней.
Мила надула губки и обиженно уткнулась лицом в подушку, в которой и просидела до самого возвращения матери.
— А что это у вас тут произошло? — спросила Лика, с порога заметившую обиженную дочь.
— Да ничего особенного, не поделили мой ноутбук.
— Она мультики просила посмотреть?
— Да, а потом вдруг начала бить по экрану руками!
— Он не пострадал? — с легкой тревогой в голосе осведомилась мать.
— Нет, пронесло, — с облегчением выдохнула Виолетта.
— Ну, и прекрасно! — отозвалась Лика, и в ее тоне прозвучала странная легкость, словно речь шла о самой обычной пустяковой вещи.
Впрочем, так оно и было — ведь не ей пришлось бы оплачивать ремонт устройства, стоившего когда-то целое состояние.
— Ну что, квартиру нашла? — с надеждой спросила Виолетта.
— Нет, это оказалась настоящая развалюха! Тараканы свободно гуляют по стенам, повсюду грязь и запустение. Зато я купила твоих любимых заварных пирожных! Может, выпьем чаю?
Лика прекрасно знала о слабости Виолетты к этим кондитерским изделиям. Казалось, она пыталась задобрить ее, подсластив пилюлю очередного разочарования. Женщины ушли на кухню, а Мила от чая отказалась. Они провели за разговором минут двадцать, и когда вернулись в гостиную, их взорам предстала поистине шокирующая картина.
Маленькая гостья каким-то образом раздобыла перманентный маркер и с упоением разрисовывала им дорогие шелковые обои. Это были не наивные детские каракули, а яростные, хаотичные линии, будто бы девочка ставила перед собой задачу измазать поверхность как можно сильнее, сделать ее максимально неопрятной.
Увидев это, Виолетта замерла на месте, словно вкопанная. Воздух вылетел из ее легких, а сердце на мгновение замерло. Это был уже последний, переполнивший чашу предел! Собрав всю свою волю, она подскочила к ребенку и выхватила из его рук злополучный фломастер, с удивлением отметив про себя, что мать девочки даже не шелохнулась, чтобы пресечь это безобразие.
Лика стояла в дверном проеме и лишь беспомощно хлопала ресницами, словно фарфоровая кукла. Виолетта повернулась к ней, и ее взгляд был полон горького разочарования и гнева.
— И что мы будем теперь с этим делать?
— Виолетта, ну это же просто какие-то обои! Их же можно переклеить! — прозвучал наивный, почти детский ответ.
— Ты хоть объяснишь своей дочери, что подобное поведение абсолютно недопустимо? — с возмущением спросила Виолетта, с ужасом вспоминая, какую огромную сумму она когда-то вложила в этот ремонт.
— Объясню, обязательно объясню, но не сейчас. Она же сейчас такая ранимая, напуганная!
Однако маленькая Мила стояла у разукрашенной стены и довольно хихикала, явно гордясь своим «художественным» подвигом. Налицо был явный диссонанс между словами матери и действиями ребенка. Или же Лика просто считала свою подругу полной простушкой? Если так, то она жестоко ошибалась.
Разбитая накануне чашка — это сущая ерунда. Пролитое на чистый пол молоко — досадная мелочь. Побитый экран ноутбука — неприятно, но можно пережить, стиснув зубы. Но эти стены, безжалостно изуродованные яркими черными линиями, стали той самой последней каплей, что переполнила чашу ее терпения.
— Знаешь, прости, но я больше не могу быть радушной хозяйкой! — твердо и холодно заявила Виолетта, глядя Лике прямо в глаза.
— Ты что, выгоняешь нас? На улицу? — в голосе женщины прозвучали неподдельные удивление и страх.
— Ты сама попросилась на два дня. Я предоставила тебе и твоей дочери кров. Эти два дня давно истекли. И я не намерена дожидаться, пока твой ребенок превратит всю мою квартиру в руины!
— Но она же еще совсем маленькая! Как ты можешь так говорить о ребенке?
— Она — твоя дочь, а не моя! И если ты не считаешь нужным прививать ей элементарные правила приличия, то это твои проблемы, а не мои. У тебя есть час, чтобы собрать вещи и покинуть мой дом.
Еще в течение получаса Лика пыталась умолять Виолетту передумать, сыпля обещаниями и оправданиями, но все было тщетно. Хозяйка оставалась непреклонной. Не найдя иного выхода, гостья с позором позвонила своему сожителю и, униженно прося прощения, попросилась обратно.
Виолетта, случайно подслушав обрывок разговора, наконец-то поняла суть произошедшего. Оказалось, что тот застал ее за откровенной перепиской с другим мужчиной, за что и ударил, и выгнал из дома. Но теперь, видимо, гнев его утих, и он был готов «простить» и принять ее назад.
— А я-то думала, что мы настоящие подруги! — с горьким упреком бросила Лика, надевая туфли. — Я от тебя такого никак не ожидала!
Виолетта молча закрыла за ними дверь. Щелчок замка прозвучал как финальный аккорд в этой неприятной истории. Она глубоко выдохнула, и с этим выдохом из нее будто вышла вся накопившаяся за эти дни тяжесть. В душе воцарились долгожданные покой и тишина. Она подошла к окну и увидела, как две фигуры — одна высокая, другая маленькая — садятся в подъехавшее такси. Грусть шевельнулась в ее сердце, но она была светлой. Она поняла простую и ясную истину: границы своего мира и душевного спокойствия нужно уметь защищать. С такими «друзьями», приносящими в дом хаос и разрушение, и враги становятся не нужны. Иногда самое мудрое решение — это вовремя захлопнуть дверь, освобождая пространство для новой, светлой и спокойной жизни, в которой уважают не только твое гостеприимство, но и твой личный мир, твое сердце и стены твоего дома.
И вот какова была красивая концовка этой истории: тишина, опустившаяся на квартиру, была уже не пугающей, а целительной. Она была наполнена не одиночеством, а чувством легкого освобождения. За окном медленно сгущались сумерки, зажигая в небе первые, самые смелые звезды. Виолетта подошла к испорченным обоям и с удивлением обнаружила, что гнев ее ушел, сменившись легкой грустью. Эти черные штрихи стали не символом разрушения, а напоминанием о важном уроке — уроке бережного отношения к себе и своему пространству. Она налила себе чашку горячего чая, укуталась в мягкий плед и устроилась у окна, глядя на огни города. Она знала, что завтра начнется новый день, чистый, как первый снег, и она будет единственной хозяйкой в своем мире, полном гармонии и света. А это — бесценно.
