Как колхозная кокетка и цыганская ворожея стали сёстрами навек, или Почему одна ложь на скамейке у станции подарила четырём людям целую жизнь
Холодный осенний ветер гнал по пыльной дороге клубы рыжей листвы, закручиял их в вихри и бросал под ноги редким прохожим. Воздух был густым и влажным, пахнущим прелыми листьями, дымом и приближающимися холодами. Молодая женщина, кутаясь в потертый платок, торопливо шла по направлению к станции, где ее должен был ждать попутный воз. Вокруг царила унылая, серая атмосфера, perfectly отражавшая ее внутреннее состояние — пустое и безрадостное.
— Девушка-красавица, дай копеечку на молочко для ребенка!
Она обернулась на этот настойчивый, мелодичный голос и увидела, что к ней почти бегом приближается цыганка, совсем еще молодая, с вьющимися черными волосами, выбивавшимися из-под яркой шали. Ее смуглое лицо с большими, темными, как спелые сливы, глазами было исполнено неподдельной мольбы, а тонкая, почти детская рука с растопыренными пальцами протягивалась вперед в немом ожидании.
— Как же вы надоели! — раздраженно, почти зло ответила она, инстинктивно отступая на шаг. — Откуда у меня, простой колхозницы, лишние копейки? Самой хоть стой здесь и проси на пропитание. Работать иди!
— Не злись, милая, — голос цыганки прозвучал тише, в нем зазвучали нотки горькой усталости. — Пошла бы я работать, да не шибко рады меня принимать, а люди видят и думают — раз цыганка, значит ухо востро держать надо. Муж у меня был русский, — прошептала она так тихо, что слова едва долетели до слушательницы, — да вот похоронка пришла на него три месяца назад.
— А пенсию что же не оформишь? Раз у тебя ребенок на попечении. Все, иди от меня! Мне своих детей кормить надо.
— Врешь ты все, — вдруг улыбнувшись, произнесла цыганка, качая своей прекрасной головой. — Нет у тебя детей, нет. По глазам вижу. Как, впрочем, и у меня.. — ее щеки, несмотря на смуглость, покрыл легкий румянец смущения. — Просто когда на ребенка просишь, то охотнее дают.
— Раз нет детей, то чего проще — работай и будет у тешь пропитание.
Валентина — ибо так звали нашу героиню — решительно сделала шаг в сторону, намереваясь прервать этот бесполезный разговор, и направилась к знакомому третьему столбу, где ее уже должен был поджидать возчик. Но незнакомка, будто не замечая ее холодности, легко засеменила следом, ее босые ноги бесшумно ступали по жесткой земле.
— Отстань, или я закричу! — обернулась Валентина, пытаясь придать своему голосу как можно больше угрозы.
— Не надо мне ничего от тебя. Просто руку дай. Не бойся. И не трону я твою сумку, кроме бумаг все равно в ней ничего нет..
И, сама не понимая почему, Валентина медленно, с неохотой, протянула ей свою ладонь. Худые, но удивительно теплые пальцы цыганки мягко обхватили ее руку, повернули ее и замерли. Девушка внимательно вглядывалась в линии, и вдруг ее брови сдвинулись, на лбу проступила легкая морщинка озадаченности.
— Что ты там увидела?
— Странно все это.. Странно.. А ну пошли к камню!
И Валентина, к собственному удивлению, послушно последовала за ней, будто подчиняясь какой-то невидимой силе. Время нужно было как-то скрасить, а возчика все не было видно.
Они уселись на большой, поросший мхом валун, загадочным образом оказавшийся на окраине станции. Цыганка, ловко двинувшись, достала из складок своей пышной юбки колоду старых, потрепанных карт с позолотой по краям, выцветшей от времени и прикосновений无数 рук.
— Это карты моей бабки, жизнь и судьбу предсказывать могут. Возьми их в руку… Вытяни три карты…
Валентина, чувствуя себя немного глупо, послушно взяла колоду. Карты были шершавыми на ощупь и пахли дымом и полевыми травами. Она вытянула три и положила их на колени цыганке.
— Муж у тебя будет, деток вижу трое, но что-то не то. Вроде как не все с тобой связаны. И мужа будут звать на букву «А».
— Понятно все с тобой, — усмехнулась Валентина. — Муж у меня есть, Гришкой зовут и он сейчас на фронте. Так что врут твои карты.
— Говорю что вижу. Слезы вижу, боль, страх, но потом вдруг солнце и радость.
— И никто тебя еще за волосы за твои гадания не оттаскал?
— У всех сбывались, — гордо подняла подбородок цыганка, и в ее глазах вспыхнул настоящий огонь.
— Как зовут-то тебя?
— Лялькой все кличут. Ежели захочешь найти меня, то я вон в том подвале обретаюсь, — она махнула рукой в сторону покосившегося двухэтажного дома, стоявшего поодаль.
— А чего у родни не живешь? Где твой табор? — не унималась Валентина, чувствуя, как в ее душе просыпается давно забытое любопытство.
— Сбежала я от них пять лет назад, когда Васеньку своего встретила. Знала, что счастье недолгим будет, но все равно поперек воли родителей пошла. А они меня не поняли…
— Попросись обратно…
— На Урал они уехали, я даже знать не знаю, где мои родные сейчас, — голос Ляли внезапно стал тихим и печальным, как осенний дождь. — А мать моего мужа сразу после похоронки за дверь меня выставила.
И тут сердце Валентины сжалось от внезапной, острой жалости. Она и сама знала, что такое быть одинокой на свете. Отец ее пал еще на финской, а мать сгорела от тифа год назад. Она вдруг почувствовала в этой босоногой гадалке родственную душу, одинокую и неприкаянную, словно перекати-поле. И слова вырвались у нее сами, прежде чем она успела обдумать их.
— Ляля… А может, со мной поедешь? Осень, скоро холодно будет, — язык говорил впереди разума. — Поживешь у меня, работу тебе найдем. Готовить умеешь?
— Так кто же примет меня на работу?
— Я у председателя работаю, помощником, договорюсь. Поехали. Переживешь зиму, а там потом сама посмотришь, как тебе быть..
В этот момент до них донесся оклик, и Валентина, схватив Лялю за руку, потащила ее к подъехавшей телеге. Она рисковала, привезя цыганку в село, но ее сердце, наполненное странной смесью жалости и надежды, подсказывало, что это правильно. И Ляля не сопротивлялась, словно и вправду ждала этого приглашения.
— А что за девка чумазая с тобой? — нахмурился возчик, мужчина лет двадцати шести с усталыми, но добрыми глазами.
— Макар, как не стыдно тебе? Это Ляля, у нее нет ни дома, ни родных, и мужа потеряла.
— Врет, поди. Где мужа потеряла? В таборе среди таких же чумазых, как и ты?
— Под Москвой, 4-ая танковая, — тихо, но очень четко произнесла Ляля.
— Фамилия!
— Кузьмина.
— Мужа фамилия, — вдруг потребовал Макар.
— Кузьмин, у нас же одинаковая фамилия.
— Толик Кузьмин твой супруг, что ли? Вот те раз! — воскликнул Макар, и его лицо выразило крайнее изумление.
— А вы его знали? — Ляля вдруг вся обратилась во внимание.
— Знал, знал.. Хороший парень был. Я же тоже в четвертой служил, да вот комиссовали меня, хромаю сильно, да боли головные мучают.
— На голове есть точки, их надо массировать.. — снова тихо, но уверенно сказала Ляля.
— Умная шибко. Ладно, поехали.
По дороге Валентина заметила, как Ляля украдкой, но с большим интересом поглядывала на Макара. А почему бы и нет? Он был молод, не женат, со своим домом. Правда, жил он бобылем — рано осиротел, сестра была далеко, в Казани. Вот только интересна ли ему будет Ляля, коли он ее сходу «чумазой» обозвал?
Добравшись до села, Валентина оставила их у сельсовета и пошла внутрь, чтобы сдать бумаги и решить самый главный вопрос.
— Что в городе? — спросил ее председатель, Савелий Иванович, человек суровый, но справедливый.
— Все хорошо. Товарищ председатель, тут такое дело… У нас же сейчас нет поварихи..
— Ты сама все знаешь — как Танька в город умотала, так и нет ее. Каждый день голову ломаю, кого на кухню поставить.
— Есть тут девушка одна, — и Валентина рассказала о Ляле. — Работа ей нужна, поживет пока у меня.
— Ты совсем того? — покрутил Савелий Иванович у виска. — Цыганку ко мне на работу?
— А это что, клеймо? Какая разница, кто она? В конце концов, она вдова нашего бойца, ее муж голову положил под Москвой, а властям нашим до нее дела нет.
— Ну ты коней-то попридержи, и языком не мели.
— Я прошу вас, Савелий Иванович, — сменила она тактику, глядя на него умоляющими глазами. — Пущай зиму переживет, а коли не сладится у нас с ней, так отправим ее на все четыре стороны.
— Под твою ответственность. С завтрашнего дня пусть приступает! — буркнул председатель и отмахнулся, давая понять, что разговор окончен.
Валентина выскочила из сельсовета, сияя от счастья, и помахала рукой Ляле. Та легко спрыгнула с повозки и крикнула уже уезжавшему Макару:
— Голова заболит — приходи!
Лялю устроили на кухню. Местные женщины поначалу смотрели на нее с подозрением, сквозь густую завесу предрассудков. Но, попробовав ее стряпню, поняли, что заполучили настоящую волшебницу — из самых простых, почти скудных продуктов она умудрялась готовить настоящие лакомства!
— Вроде лепешка из отрубей, да щи из крапивы, а вкуснота какая! — причмокивая, говорила Галина, одна из работниц, сидя в поле под навесом во время обеда.
— Валентина, а как вы в доме уживаетесь? — спросила другая, Зина, когда та присоединилась к ним.
— Хорошо уживаемся. Лялька чистоплотная, веселая, да к тому же травы знает хорошие, от всего излечивают.
— То-то она по лугам да лесам ходит… — Галина многозначительно подмигнула. — А гадать она умеет?
— Говорит, что умеет, правда, чушь все это.. Нагадала, что будет у меня муж на букву «А». А Гришку я куда дену? — развеселилась Валентина…
Но вскоре ей стало не до смеха. На ее мужа пришла похоронка.
Именно Ляля стала ее опорой в те темные дни. Она молча сидела рядом, вытирала ей слезы, поила терпкими успокоительными отварами, которые сама же и собирала. Если бы не эта «чумазая цыганочка», как ее сначала называли, Валентина, возможно, не справилась бы с горем. Она сидела за столом, сжимая в похолодевших пальцах металлическую кружку, а Ляля, присев на корточки, растапливала печь.
— Ляля.. Скажи, а ты это все видела тогда?
— Видела, да говорить тебе не хотела. Валя, но ведь ты его не любила, верно? Позвал, и ты пошла за него..
— Верно. У нас в селе с мужиками не очень, а Гришка красиво ухаживал, нравился мне.. Оно ведь как в деревне — пусть хоть какой муж, любимый или нелюбимый, но мужик в семье, отец детям. А у меня теперь и такого не будет. Да и жалко Гришку, хорошим он был, — вновь залилась слезами Валентина.
— Хорошим, но это его судьба… От судьбы не уйдешь.
— Ляля, а вот скажи — ты свою судьбу видела?
— Видела..
— И все равно за Толика пошла?
— Пошла. Любила я его очень. И знаю, что буду еще счастлива, оттого слезы не лью… Ведь счастье дается через испытания, а я их прошла..
— Смешная ты, Лялька, — сквозь слезы слабо улыбнулась Валентина. — Мне бы твой сильный дух…
— Ты сильная, Валя, просто еще не знаешь, насколько.
В дверь постучали, и на пороге, прихрамывая, возник Макар. Все три месяца, что Ляля жила здесь, он продолжал называть ее с небрежной усмешкой «чумазой», но та никогда не обижалась. И Валентину он подначивал, в шутку советуя проверить вещи. И вот он сам пришел к ним.
— Макар? Ты чего здесь? — утирая слезы, спросила Валентина.
— Да башка болит невозможно, что уж не делал только. — Он повернулся к Ляле: — Правду говорят, что ты отвары хорошие делаешь?
— Ну, — нахмурилась Ляля, но в ее глазах мелькнула искорка.
— Сделай мне. А то болит так, что хоть в петлю лезь…
Ляля молча поставила воду кипятиться, затем подошла к нему.
— Ворот расстегни, да расслабь плечи. Да не бойся ты меня! — сердито произнесла она. — Сиди спокойной.
Ее тонкие, но сильные пальцы погрузились в его волосы, нашли нужные точки на затылке и висках. Она что-то тихо напевала на своем языке, затем, когда вода закипела, заварила травы и продолжила свой таинственный ритуал. По лицу Макара было видно, как напряжение и боль постепенно отступают, сменяясь облегчением.
Через несколько минут она протянула ему глиняную кружку с дымящимся процеженным отваром и, глядя прямо в глаза, коротко бросила:
— Пей.
Он сделал глоток, и по его телу разлилось приятное, согревающее тепло.
— Ты кудесница… И правда, боль отступила. Как ты это делаешь? И что ты шептала?
— Заговор цыганский, бабка научила. А будешь и впредь меня чумазой обзывать, сделаю так, что язык отсохнет.
Он усмехнулся, но взгляд его стал серьезным и заинтересованным. Он смотрел на эту бойкую девушку, и в его душе что-то перевернулось. Было в ней что-то загадочное, магнетическое, то, что неудержимо влекло его. Он и цыганка! Да ведь засмеют же! Но с той поры он стал частым гостем в доме Валентины, находя все новые предлоги для визитов.
— Может, ты ко мне переедешь? — пошутил он как-то, смущенно потупив взгляд. — Твои целительные руки всегда рядом будут…
— Будешь много разговаривать, и правда перееду, — улыбнулась она, и тут их взгляды встретились и сцепились, не в силах оторваться друг от друга. Они смотрели так, как не смотрели никогда — глубоко, бездонно, понимая все без слов. По телу Макара пробежала дрожь… Он наконец-то признался себе в том, что давно уже влюблен в эту черноволосую красавицу. Растерявшись, он молча вышел.
— По весне ты за мной придешь, — тихо пробормотала ему вслед Ляля, а Валентина, наблюдавшая за этой сценой, счастливо рассмеялась.
— Ты влюбилась, Лялька?
— Он судьба моя, а я судьба его. Правда, он пока этого не понимает. Валя, а что за шум сегодня в деревне?
— Так Александр вернулся.
— Что за Александр? Кто он такой? — заинтересованно посмотрела на нее Ляля.
— А, Александр и есть Александр… Мы с ним в одном классе учились, но всегда враждовали друг с другом. По какой-то причине он меня терпеть не мог. Потом он женился на Ленке, у них в сороковом дочка Наденька родилась, но спустя время Ленка сбежала от него в город — вольной жизни ей захотелось, наряды менять. Сбежать-то сбежала, но дочку забыла.. А в сентябре 41-го его призвали. Дочка с родителями осталась. Говорят, в легкое ранение было, вот его и комиссовали..
— Жалко мужика..
— А чего его жалеть? Ну бросила жена, подумаешь, так ведь родители под боком, дочь под присмотром. Да и по Ленке он не шибко страдал, юбки каждой встречной задирал… Сейчас найдет себе новую жену, баб свободных пруд пруди…
— Ну да, ну да.. — многозначительно протянула Ляля. — Все равно жалко, помощь твоя понадобится, ты же не откажешь..
— На кой ляд ему помощь моя? — рассмеялась Валентина. — Без меня помощников хватает. Да и не дружны мы с ним..
— Кто знает, как жизнь повернется..
Ляля, как всегда, зрила в корень. И в очередной раз Валентина поразилась тому, что ее карты, возможно, и не врали. Тут уже было не до смеха.
Спустя месяц после возвращения Александра его родителям пришла весть от младшей дочери — та серьезно заболела, муж был на фронте, а с маленькими детками не могла управиться. Борис Николаевич и Валентина Григорьевна немедля сорвались в Казань.
— Сынок, мы там нужнее.. А ты можешь Наденьку с собой на работу брать, тем более ей нравится на тракторе кататься.
Александр был растерян. Он оставался с четырехлетней дочерью наедине. С ребенком, которого толком не знал. Он уезжал, когда Наде было всего годик, а вернулся — ей уже четыре. Она его не помнила, пришлось заново знакомиться. А уж как обращаться с маленькой девочкой, он и вовсе не смыслил… Но, взяв себя в руки, он переехал в свой дом и зажил вдвоем с дочерью.
Сначала он просил соседку приглядывать за Надей, но вскоре та намекнула, что пора бы и хозяйку в дом привести, своих забот хватает.
Однажды его срочно вызвали в город, а Надюша приболела. Приведя ее в сельсовет, Александр развел руками.
— И что мне делать? Тащить ее в город больную?
— А давай я с ней посижу, — неожиданно для себя предложила Валентина, но Александр нахмурился и обратился прямо к председателю: — Товарищ председатель, может, вы за ней присмотрите или жена ваша? Вечером уже дома буду.
— Оставляй. Своих пятерых вырастил, что, с твоей не управлюсь, что ли? — махнул тот рукой.
Александр вышел, не удостоив Валентину даже взглядом, а та с недоумением смотрела на девочку.
— Не пойму я твоего папку и понять не смогу…
И тем не менее, она просидела с Надей до самого вечера, и ей это даже понравилось. Девочка была ласковой и тихой. На миг сердце Валентины болезненно сжалось — если бы она успела родить, у нее мог бы быть такой же ребенок. И жизнь обрела бы смысл.
Вечером Александр, забрав дочь, поблагодарил председателя. Тот что-то буркнул в ответ, и отец с дочкой ушли.
На следующий день, заполнив бумаги, Валентина пришла в поле, чтобы Галина расписалась в ведомости, и вдруг увидела Александра на тракторе, в кабине которого сидела его дочь. Дождавшись, когда он приблизится, она замахала руками.
— Чего тебе? — Александр выглянул из кабины.
— Пусть Надька со мной побудет.. А ты пока работай.
Мужчина призадумался, а потом, спрыгнув, взял девочку на руки и поставил на землю. Затем, смущенно глядя в сторону, произнес:
— Надя сказала, что ты ей понравилась.. И если ты с ней побудешь, я не против. Ее и так уже начинает укачивать, вон, позеленела вся.
С тех пор Надя стала частой гостьей в доме Валентины и Ляли, когда Александр был на работе. Молодые женщины с радостью и какой-то жадностью открывали для себя мир материнства, проводя время с ребенком.
Но однажды Александр не вышел на работу и не привел дочь.
— Сходи, глянь, что произошло, — попросила Валентину Ляля.
Но та уже и сама собиралась к ним. Зайдя в дом, она увидела, что он сидит у кровати девочки и выжимает тряпки, прикладывая их к ее пылающему лбу.
— Заболела?
— Жар, — испуганно ответил он. — Не могу сбить. Фельдшер напился как свинья, не разбудить.
— Сейчас я за Лялькой сбегаю, — Валентина развернулась и помчалась за подругой.
Всю ночь они просидели у кровати девочки, сменяя друг друга, давая отцу хоть немного отдохнуть. К утру жар удалось сбить.
— С ней все хорошо будет, а я пойду, — уставшая Ляля поднялась и направилась к выходу. — Валя, ты им сейчас нужна..
Валентина не чувствовала усталости. Едва рассвело, она огляделась — повсюду пыль, беспорядок, грязная посуда… Ее руки сами принялись за работу, пока Надя и Александр крепко спали. Вскоре Ляля принесла молока, и Валентина сварила кашу. Растолкав их, она накормила завтраком и мужчину, и ребенка, и сама с ними поела.
— Не нужно было убираться.. — хмуро заметил Александр.
— Мог бы и спасибо сказать. Живете как в свинарнике. О ребенке бы подумал — дышит пылью! А вещи ты ее когда в последний раз стирал?
Александр буркнул «спасибо» и отвернулся к окну. Валентина лишь вздохнула.
— Хочешь ты того или нет, но я возьму над вами шефство до той поры, пока не приедут твои родители. О себе не хочешь подумать — так о ребенке думай!
— Я заплачу..
— С чего? — насмешливо вскинула брови Валентина. — Хотя.. Мужская помощь нам по дому не помешает. Три года без мужа, сам понимаешь, все разваливаться начало.
— Хорошо, — кратко ответил он.
В течение двух месяцев Валентина помогала Александру с дочерью, а он отремонтировал ей сарай, устранил течь в крыше, натаскал воды и накосил сена для ее скотины. Но вскоре ее услуги стали не нужны — вернулись его родители, и жизнь потекла своим чередом. Все вернулось на круги своя, за исключением того, что теперь Макар, как тень, ходил за Лялей. А она, будто мстя за прошлые обиды, нос от него воротила. Помогала, когда у него болела голова, но не более того… А Александр, оставив дочь на попечение матери, с головой ушел в разгул. Как он говорил — хозяйку в дом ищет. Ляля лишь многозначительно посмеивалась, а Валентина… Валентина вдруг почувствовала острую, жгучую ревность. Что это с ней? Кого она ревнует? Человека, который в грош ее не ставил с самого детства? Но сердцу не прикажешь. Тайком она наблюдала за ним, пыталась поймать его взгляд, но он будто не замечал ее, а если и замечал, то делал вид, что ее не существует.
Валентина тосковала, глядя, как Александр флиртует с другими девушками, а на нее не смотрит. Так продолжалось до весны 1945-го. Когда вся страна узнала радостную весть о Победе, в селе решили устроить большой праздник. По воле случая, место рядом с Валентиной занял Александр, а с другой стороны сидела Ляля, оживленно о чем-то шептавшаяся с Макаром. Валентина радовалась за подругу — наконец-то по весне вместе со снегом растаяло и ее сердце. И тут Макар внезапно встал и громко крикнул:
— Товарищи! Сегодня есть еще один радостный повод!
— И какой же? — спросил гармонист Петр.
— Я хочу, чтобы все слышали это..
— Говори, не тяни! — послышались голоса.
— Мы с Лялей решили пожениться!
Пока со всех сторон неслись поздравления и люди одобрительно кивали в сторону давно уже полюбившейся им цыганочки, Валентина смотрела на подругу широко раскрытыми глазами.
— Ляля!
— А чего? — изумилась та, а в ее черных, как ночь, глазах плескались счастье и веселье. — Сама еще в себя не приду. Сидит, охальник, шутит — выходи, мол, замуж за меня. Ну я в шутку и говорю — а чего не пойти? Так он встал и раскричал на всю округу об этом.
— И чего?
— А того. Пойду, куда деваться, — проворчала Ляля, но Валентина видела, что ее подруга безмерно счастлива.
— Тогда за ваше счастье! — она подняла стакан, и Ляля последовала ее примеру.
Весь оставшийся вечер Валентина чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Все поздравляли вернувшихся, ждали тех, кто должен был вот-вот прийти. А она никого не ждала. Ее подруга счастлива, у нее есть любящий человек, а она снова одна. Тихонько поднявшись, она пошла в сторону своего темного, пустого дома.
Зайдя внутрь, она увидела у печи корыто с чуть теплой водой. Любившая прохладу, она быстро ополоснулась и, завернувшись в большое махровое полотенце, стояла в центре комнаты, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам веселья. Вдруг дверь с скрипом распахнулась, и на пороге, озаренный лунным светом, появился Александр. От него пахло дымом и самогоном, но глаза горели трезвым, серьезным огнем.
— Пошел вон! — прикрывшись занавеской, висевшей в проеме, испуганно крикнула Валентина.
— Валя.. Я не трону тебя. Дай сказать..
— Что ты хочешь мне сказать? Давай завтра поговорим.
— Завтра я буду трезвым и не осмелюсь. Валя, я видел, как ты смотришь на меня. Поверь, я чувствую то же самое.. — Валентина замерла, не в силах прервать его. — Я ведь с детства тебя люблю. Но в школе боялся признаться в этом самому себе, злился на тебя за эту слабость. Будто ты была в этом виновата.. А когда ты окончила школу и вышла замуж за Гришку, возненавидел тебя за это. Да, сам виноват, мне следовало признаться в своих чувствах тебе, но я себе-то не мог об этом сказать.. Робел как мальчишка.. Да я и был мальчишкой… Женился назло тебе на Ленке, только потом понял, что сам себе жизнь сломал, что тебе и дела до этого нет, ты живешь с мужем и о чувствах моих не знаешь. Вернувшись, я узнал, что ты овдовела, но снова струсил, что, придя к тебе, получу отпор. Кому нужен одинокий мужик с ребенком? Вот и злился. Но не на тебя, а на себя… А за те несколько месяцев, что ты была рядом, я привык к тебе и понял, что не могу без тебя… Пытался выкинуть твой образ из головы, но не мог. Вел себя как кобель, сорвавшийся с цепи! А тут заметил, что ты тоже с интересом на меня смотришь. Сегодня я увидел твои глаза — в них читался страх стать одинокой после того, как твоя подруга выйдет замуж. Ты сидела, нахохлившись как котенок, которого бросили на улице за ненадобностью…
— Ты ошибаешься.. — сглотнув подступивший к горлу ком, прошептала Валентина. — Я счастлива за Лялю.
— Это так, — согласился он. — Но ты боишься остаться одна. Валечка.. Позволь мне быть рядом.
Он сделал шаг вперед. Валентина смотрела в его глаза, и в них она читала ту самую правду, которую ждала всю свою жизнь. Не нужно было больше слов. Он подошел к ней и коснулся ее губ своими в легком, вопрошающем поцелуе. Полотенце соскользнуло на пол, но она даже не сделала попытки его поднять… Даже если это лишь одна ночь, пусть будет так.
Но ее опасения были напрасны. Уже наутро, когда первые лучи солнца заглянули в окно, Александр, глядя ей прямо в глаза, тихо спросил:
— Выйдешь за меня?
И она, сияя от счастья, как это самое весеннее солнце, радостно кивнула.
Эпилог
Свадьбы двух пар — Макара и Ляли, Александра и Валентины — сыграли в один день, и все село гуляло на этом двойном празднике, таком же ярком и неожиданном, как радуга после долгого дождя.
Перед тем как выйти к гостям, Ляля, поправляя фату на голове подруги, тихо прошептала:
— Говорила я, что имя твоего мужа будет на букву «А».
— А ведь и правда. Александр… — прошептала Валентина. — Значит, ты и вправду все видела… Но буду ли я с ним счастлива?
Ляля в ответ лишь лукаво подмигнула, и в этом подмигивании была вся мудрость земли, все знание ее кочевого народа. И Валентина поняла — да, она будет счастлива. И дети у нее будут. Трое.. Значит, она родит еще двоих, и вместе с Надюшей они будут одной большой, дружной семьей.
Так оно и вышло. Жизнь, подобно реке, потекла своим чередом, неся и радости, и печали. В течение пяти лет Валентина родила двоих сыновей — крепких, голубоглазых сорванцов. Мать Надежды так ни разу и не объявилась, будто канула в лету. Надя же всей душой прикипела к Валентине, называла ее мамой и получила от нее всю ту ласку и заботу, которых была лишена.
Ляля подарила Макару четверых детей — трех мальчишек и одну девочку, такую же черноглазую и огненную, как она сама. Он души в них не чаял и до последних дней носил на руках свою цыганочку, шутя, что взял в жены само пламя, и ни одна другая ему никогда не была нужна.
Две подруги, Ляля и Валентина, прошли рука об руку через всю жизнь, деля и хлеб, и радость, и горе. Они вместе похоронили своих мужей, которых война забрала слишком рано — сначала Макара, не дожившего и до пятидесяти, а затем и Александра. Овдовев, они снова, как в далекой молодости, стали жить в одном доме, поддерживая друг друга в скорби и находя утешение в воспоминаниях. Их дети росли, женились, выходили замуж, рожали внуков, и старый дом всегда был полон звонких голосов.
Ляля пережила свою Валю всего на один год. Она ушла тихо, во сне, в возрасте семидесяти шести лет, будто догоняя свою единственную, верную подругу в их последний, вечный путь. А их история — о милосердии, о судьбе, о двух одиноких сердцах, нашедших друг друга в вихре осеннего ветра, — навсегда осталась в том селе, ставшей красивой, почти сказочной легендой о том, как одна встреча может переплести нити многих судеб в один прочный и прекрасный узор.
