Муженёк насмехался надо мной перед гостями, а в итоге я так “пошутила”, что он лишился работы
Когда Артём в третий раз за вечер проверил идеальность расположения приборов, мое внутреннее терпение подошло к самой последней своей черте. Не его терпение, которое, казалось, было безграничным по отношению к моим мнимым промахам, а именно мое собственное. Он застыл над праздничным столом, словно опытный полководец, изучающий безупречный план предстоящего сражения, и его лоб покрыла лёгкая морщинка недовольства.
— София, милая, взгляни на эти бокалы. Они же находятся не на своей линии. Неужели ты не замечаешь этого очевидного перекоса?
Я перевела взгляд на хрустальные бокалы. Они стояли в безупречной геометрической последовательности, я проверяла их расположение с помощью строительного уровня. Но я не произнесла ни единого слова в ответ, лишь молча взяла два бокала и передвинула их ровно на сантиметр влево. Артём одобрительно кивнул, и на его лице появилось выражение глубокого удовлетворения от исправленной ошибки.
— Вот, совсем другое дело. Слушай, а ты уверена, что салат «Оливье» приготовлен в точном соответствии с рецептурой моей дорогой матушки? Ребята привыкли к определённому, проверенному вкусу, ты ведь понимаешь о чём я?
К определённому вкусу. Я готовила этот бесконечный праздничный ужин три долгих дня. Три дня я тщательно выбирала самые лучшие продукты на рынке, мариновала мясо по особому рецепту, делала многочисленные заготовки, пекла сложный пирог с несколькими начинками. Моя спина ныла от бесконечного стояния у плиты, а пальцы, несмотря на все старания, продолжали хранить едва уловимый аромат репчатого лука.
— В полном соответствии, — ответила я абсолютно ровным, спокойным голосом, в котором не дрогнула ни одна нота.
— Превосходно. — Артём бросил короткий, деловой взгляд на свои часы. — Гости будут здесь ровно через тридцать минут. Будь добра, переоденься во что-нибудь более нарядное, хорошо? Не в эти привычные домашние вещи.
Домашние вещи — это были мои самые удобные и мягкие джинсы и любимый объёмный свитер. Совершенно нормальная, адекватная одежда для вечера дома. Но я снова не стала ничего говорить и молча направилась в нашу просторную спальню. Я выбрала строгое чёрное платье, то самое, которое Артём когда-то, очень давно, назвал невероятно элегантным и притягательным. Это случилось почти пять лет назад, в самый рассвет нашего брачного союза, когда он ещё смотрел на меня с неподдельным интересом и теплотой, а не как на безмолвный элемент домашнего интерьера.
Я остановилась перед большим зеркалом в резной раме и внимательно посмотрела на своё отражение. Мне всего тридцать три года, но на моём лице лежала неизбывная печать усталости, свойственной человеку, перешагнувшему сорокалетний рубеж. Когда же это произошло? В какой именно момент я превратилась из Софии, перспективного дизайнера, посещавшей международные выставки и бьющейся над интересными проектами, просто в Софию, супругу успешного и амбициозного финансиста?
Всё началось шесть лет назад, когда Артём получил своё первое значительное повышение по карьерной лестнице. Его заработная плата выросла практически в два раза, и мы совместно приняли решение, что я могу позволить себе временно оставить профессиональную деятельность. «Совсем ненадолго, — говорил он тогда, обнимая меня. — Пока мы как следует не обустроим наш новый дом, пока ты немного не отдохнёшь от этой суеты». Я «отдыхала» уже шесть лет. Отдыхала настолько интенсивно, что у меня не оставалось ни одной свободной, принадлежащей только мне минуты в течение всех двадцати четырёх часов.
Поначалу всё было действительно прекрасно. Мы переехали в новую просторную квартиру в престижном районе, я с огромным энтузиазмом занималась вопросами ремонта, днями напролёт выбирала мебель, с любовью и тщательностью обустраивала наше семейное гнёздышко. Артём возвращался с работы невероятно уставшим, и я всегда встречала его горячим ужином, лёгким расслабляющим массажем, своей заботой и вниманием. Он был искренне благодарен, он называл меня своим личным ангелом-хранителем и лучшим другом.
Затем последовало ещё одно повышение. И ещё одно. Его доходы росли с невероятной скоростью, как и его личные амбиции. Он работал по двенадцать, а иногда и по четырнадцать часов в сутки, возвращался домой глубоко за полночь и подробно рассказывал мне о своих проектах, о недалёких, по его мнению, коллегах, о несправедливом и некомпетентном начальстве. Я всегда внимательно слушала, кивала, подогревала ему ужин в микроволновке. А потом, совершенно незаметно для нас обоих, он начал предъявлять ко мне первые претензии.
Сначала это были мелкие, почти незначительные замечания. Суп оказался чуть-чуть пересоленным. Рубашка была выглажена не с тем старанием. В холодильнике царил лёгкий творческий беспорядок. Я изо всех сил старалась исправиться, делать абсолютно всё ещё лучше, ещё качественнее, но поток замечаний не уменьшался. Напротив — их становилось всё больше с каждым днём, и формулировки становились всё более жёсткими и колкими.
А потом в нашу жизнь вошли его «шутки».
— Моя София, — говорил Артём своей матери во время вечернего телефонного разговора, — человек абсолютно творческий и не от мира сего. Вчера пыталась повесить новую картину в гостиной. Два часа провозилась с дрелью, насверлила в стене столько дырок, что она стала напоминать швейцарский сыр, а в итоге этот шедевр всё равно висит с заметным наклоном. Мне пришлось самому всё переделывать. Ну что поделать, руки-крюки, не всем же быть мастерами на все руки.
Или другая ситуация:
— Ты бы только посмотрел, как моя благоверная управляется с автомобилем на парковке! Вчера потратила почти сорок минут, чтобы припарковаться между двумя скромными хэтчбеками. Я уже собирался выйти и предложить свою помощь, честное слово. Женщина за рулём — это же отдельный вид искусства, иногда трагикомический.
Или вот такой пример:
— София опять попала в ловушку маркетологов в супермаркете. Принесла домой двенадцать пачек спагетти, потому что они были «по невероятно выгодной акции». А выгодными они были потому, что срок их годности истекает через три дня! Просроченный товар! Ну как можно быть такой наивной?
Каждый раз он громко и заразительно смеялся. Легко, совершенно беззаботно. Так, будто это на самом деле было смешно — тот факт, что его собственная супруга является немного глуповатой и крайне неловкой. А я в это время стояла рядом и тоже пыталась изобразить на своём лице лёгкую улыбку, потому что «это же просто шутка, София, ну нельзя же быть такой обидчивой».
Но самыми тяжёлыми были те вечера, когда Артём возвращался домой особенно вымотанным и издерганным. Он садился за стол, и начинался его длинный монолог. О том, какой полный невежда его непосредственный начальник Дмитрий Васильевич. О том, как его коллега Анна целую неделю готовила важную презентацию, а в итоге всё равно всё сделала криво и некачественно. О том, что Стас из смежного отдела — человек крайне ограниченный, но при этом почему-то зарабатывает больше его. О том, что генеральный директор Орлов вообще случайный человек в компании, получил свою должность только по блату, а реальных знаний и опыта у него ноль.
Я слушала и продолжала молчать. Потому что это была моя прямая обязанность — слушать. Готовить еду, поддерживать порядок, слушать. Вот и весь нехитрый перечень функций жены успешного и многообещающего мужа.
А потом в его жизни появился проект под кодовым названием «Феникс».
Артём работал над ним почти пять месяцев. Это был очень крупный и важный контракт, суммы с шестью нулями, влиятельные зарубежные клиенты. Он приходил домой далеко за полночь, вставал в пять утра, жил в состоянии перманентного стресса, на крепком кофе и сильных нервах. И вот, всего четыре дня назад проект был успешно закрыт. Блестяще, с значительным перевыполнением плана, со солидными премиями для всех ключевых участников команды.
— София, — сказал Артём, сияя как тысяча солнц, — у нас получилось! Нас лично похвалил сам генеральный директор! Слушай, давай устроим по-настоящему большой праздник? Пригласим всех ключевых ребят по проекту, отметим как полагается. Ты ведь не против?
Против я, конечно же, была. Потому что «праздник» на его языке означал, что я следующие три дня буду исключительно готовить, убирать, сервировать стол. Что я буду вынуждена улыбаться малознакомым мне людям и разносить им закуски и напитки. Что я буду выполнять роль профессиональной официантки и домработницы в своём собственном доме.
Но я тихо сказала:
— Конечно, дорогой. Сколько человек примерно ожидается?
— Человек девять-одиннадцать. Самых близких по проекту. Ты же прекрасно понимаешь, насколько это важно для моего дальнейшего карьерного роста?
Я понимала. Я всегда всё понимала.
И вот я стояла перед зеркалом в своём чёрном платье, наносила на губы помаду и думала о том, как же я сильно, до самой глубины души, устала всё понимать и молчать.
Первые гости начали появляться ровно в восемь вечера. Первым пришёл Стас — тот самый, которого Артём в частных беседах характеризовал как человека ограниченного. Оказалось, что это жизнерадостный мужчина лет тридцати пяти, с огромным букетом цветов для меня и бутылкой элитного выдержанного виски для хозяина дома.
— София, огромное вам спасибо за гостеприимство и согласие принять нашу шумную компанию! — Он пожал мне руку с такой искренней теплотой, что мне стало даже немного неловко. — Артём так много и с такой теплотой рассказывает о вас.
Интересно, что именно он рассказывает, промелькнуло у меня в голове, но на моём лице появилась лишь лёгкая, вежливая улыбка.
— Проходите, пожалуйста, чувствуйте себя как дома.
За Стасом постепенно подтянулись и остальные приглашённые. Анна — та самая, которая неделю делала «кривую» презентацию, — оказалась миловидной молодой женщиной с невероятно умными и живыми глазами. Кирилл, Денис, Олег — все они были невероятно вежливы, все благодарили за приглашение в наш дом. И, наконец, прибыл сам Дмитрий Васильевич, начальник отдела, которого Артём так любил обсуждать и критиковать за нашими семейными ужинами.
— Артём Викторович! — Дмитрий Васильевич крепко пожал руку моему мужу. — Блестящая работа была проделана. Очень рад, что вы организовали эту неформальную встречу.
Артём сиял от счастья и гордости. Он обожал, когда его хвалили, когда им искренне восхищались. Всё своё детство и юность он был серым, ничем не примечательным средним учеником, а теперь с лихвой навёрстывал упущенное внимание и признание.
Я разносила разнообразные закуски, разливала по бокалам напитки, постоянно улыбалась. Классическая, привычная роль гостеприимной хозяйки. Все гости были исключительно вежливы, благодарили за каждое новое блюдо, щедро хвалили салаты и закуски. Артём принимал все эти комплименты так, словно это он лично три дня не отходил от плиты.
— Да, мы с Софией старались изо всех сил, — говорил он с гордым видом, а я в это время молча ставила на стол очередное горячее блюдо.
Когда все гости наконец расселись за праздничным столом и начали ужинать, беседа плавно перетекла на рабочие темы, обсуждение недавно завершённого проекта, будущих планов компании. Я сидела в самом торце большого стола и старалась лишний раз не вмешиваться в разговор, не мешать. Артём был в своей стихии — он рассказывал забавные случаи из жизни офиса, остро шутил, с достоинством принимал многочисленные поздравления. А затем он плавно перешёл к своим коронным «историям из жизни».
— Знаете, друзья, а ведь это у нас уже второй праздник на этой неделе! — Он многозначительно посмотрел на меня с той самой, хорошо знакомой мне снисходительной улыбкой. — София тут на днях тоже совершила свой маленький личный подвиг.
Все присутствующие почти синхронно повернули головы в мою сторону. Я внутренне напряглась, почувствовав надвигающуюся опасность.
— Она умудрилась на парковке возле торгового комплекса потратить почти целый час на поиск места и саму парковку. Целый час, Стас! Я уже всерьёз подумывал о том, чтобы вызвать эвакуатор, который аккуратно поставил бы машину на нужное место.
Раздался сдержанный, вежливый смех. Не очень громкий, скорее протокольный. Я невольно сжала в руке свою вилку.
— Артём, ну зачем же так, — тихо попыталась я его остановить.
— Да брось ты, это же так забавно! — Он уже полностью вошёл в свою роль шутника. — А вы помните ту самую историю с картиной? Друзья, вы бы видели это своими глазами! Она провела с шуруповёртом в руках почти полтора часа, насверлила в стене столько отверстий, что она стала напоминать решето, а картина в итоге всё равно висит с заметным креном набок. Мне пришлось самому переделывать всю эту конструкцию. Золотые ручки, вот уж точно!
Стас засмеялся немного громче остальных. Анна переглянулась с Олегом, но предпочла промолчать. Дмитрий Васильевич сделал вид, что полностью поглощён процессом дегустации салата.
— И вот я до сих пор не могу понять, — продолжил Артём, набирая обороты, — как можно перепутать условия акции в обычном супермаркете? Там же всё написано большими и понятными буквами! Но нет, София умудрилась приобрести двенадцать пачек макаронных изделий с истекающим сроком годности. Я ей говорю: «София, всегда смотри на дату изготовления!» А она мне в ответ: «Но они же были по такой выгодной цене!» Наш личный финансовый гений.
На этот раз смех за столом прозвучал уже громче. Особенно старался Стас — видимо, он решил, что такова правильная модель поведения в этой ситуации. Артём был явно доволен производимым эффектом. Он рассказывал историю за историей, и с каждой новой «шуткой» я чувствовала, как внутри меня поднимается густая, тёмная волна давно копившегося раздражения и обиды.
Он рассказал собравшимся, как я однажды перепутала соль с сахаром, когда готовила его любитый пирог. Как я не смогла самостоятельно разобраться с настройками новой посудомоечной машины и вызвала мастера, хотя «достаточно было просто внимательно прочитать инструкцию». Как я купила ему рубашку неподходящего размера, хотя «я тебе сто раз говорил — у меня пятьдесят второй размер!».
— Но я свою жену люблю любою, — великодушно заключил он свою речь. — Даже такую немного рассеянную и непрактичную.
И он похлопал меня по плечу. По плечу, как верного, но не очень умного пса.
Я внимательно посмотрела на Артёма. На его сияющее от самодовольства лицо, на его довольную улыбку. На то, как он смакует аплодисменты за мои три дня изнурительной готовки. На то, как он смеётся над моими «неудачами» — которых, если разобраться объективно, либо не было вовсе, либо они были намеренно преувеличены в десятки раз. Парковка заняла у меня всего семь минут, а не час. Картина в гостиной висит идеально ровно, я проверяла. Макароны я вообще не покупала, это он их принёс из магазина и забыл про них.
Но ему нужна была яркая, запоминающаяся история для публики. Ему нужна была эта роль: успешный, терпеливый муж и его милая, но совершенно беспомощная в быту жена. Это работало на его имидж, это делало его центром всеобщего внимания. А то, что я при этом могу чувствовать себя униженной и оскорблённой — это было совершенно неважно, это было досадной мелочью.
— Знаете, — неожиданно для себя сказала я, и мой голос прозвучал на удивление ровно и спокойно, — Артём действительно обладает незаурядным талантом рассказчика. Особенно когда дело касается рабочих моментов и коллег.
Артём повернулся ко мне, его лицо всё ещё светилось от самодовольства.
— Да брось ты, София, какие там у меня таланты…
— Нет, нет, я совершенно серьёзно, — продолжила я, и на моём лице застыла всё та же вежливая, светская улыбка. — Вот, например, истории про Дмитрия Васильевича. Артём часто рассказывает, как вы засыпаете на планерках и совещаниях. И как вы три раза подряд забывали название проекта, который обсуждался. И что ваше высшее образование, якобы, было получено не совсем честным путём, а на свою должность вы попали исключительно благодаря родственным связям.
В гостиной воцарилась абсолютная, оглушительная тишина. Тяжёлая, давящая, как свинцовая плита. Дмитрий Васильевич перестал пережёвывать пищу. Артём резко побледнел, как полотно.
— София, что ты несешь…
— А про Стаса Артём часто говорит, что его интеллектуальные способности оставляют желать лучшего, — я плавно повернулась к Стасу, который смотрел на меня с широко раскрытыми от изумления глазами. — И что он зарабатывает значительно больше, чем заслуживает, не принося компании реальной пользы. Просто так сложились обстоятельства.
— София, немедленно замолчи! — Артём резко вскочил из-за стола, его лицо исказила гримаса ярости.
— А Анна, — я перевела свой взгляд на неё, — Анна неделю делала ту самую «кривую» презентацию, да? Артём каждый вечер с упоением рассказывал, насколько она некомпетентна в своих вопросах. И что её держат в отделе только из-за приятной внешности и лёгкого характера.
Анна залилась ярким румянцем. Олег молча отодвинул от себя свою тарелку с десертом.
— Ещё есть очень занимательные истории про генерального директора Орлова. Что он, по мнению Артёма, полный профан в своих вопросах, случайно занял кресло руководителя, мозгов у него ноль, только нужные знакомства в верхах. Артём даже собирался инициировать коллективное письмо с требованием его отставки.
— Хватит! — Артём схватил меня за запястье с такой силой, что у меня перехватило дыхание. — Ты вообще понимаешь, что ты говоришь? Ты в своём уме?
Я высвободила свою руку и медленно поднялась со своего стула. Все гости смотрели на меня, как на внезапно обезумевшего человека. Возможно, в тот момент я и была безумной. Безумной от шести долгих лет постоянных унижений, едких насмешек, от осознания того, что меня планомерно превращали в бесплатную прислугу и удобное посмешище.
— Я просто развлекаю наших дорогих гостей весёлыми историями, — произнесла я абсолютно ровным, спокойным тоном. — Разве не так мы всегда развлекаем гостей в нашем доме? Рассказываем забавные случаи из жизни наших близких и знакомых?
— София, — Дмитрий Васильевич медленно, с достоинством поднялся из-за стола, — я полагаю, нам действительно пора прощаться. Благодарю за гостеприимство.
— Дмитрий Васильевич, я могу всё объяснить, — Артём засуетился между своим начальником и мной, его голос дрожал от паники. — Она просто пошутила, всё это полная ерунда, я никогда ничего подобного не говорил, она всё выдумала…
— Это шутка? — Анна тоже поднялась со своего места, её голос был холодным и острым, как лезвие ножа. — Значит, ты не говорил, что я держусь в отделе только благодаря своей внешности?
— Анна, ну что ты, я никогда…
— Человек ограниченных умственных способностей, — медленно, по слогам повторил Стас, и в его голосе не осталось и следа от прежнего веселья. — Очень интересно. А я-то искренне считал нас если не друзьями, то хорошими товарищами.
Гости начали поспешно собираться. Артём пытался остановить их, что-то объяснить, доказать, что это всего лишь огромное недоразумение, что его жена сегодня странно себя ведёт, что он никогда не произносил таких слов, что это всё её больная фантазия. Но его уже никто не слушал. Гости молча, избегая смотреть ему в глаза, собирали свои вещи, холодно и сухо прощались и выходили за дверь.
Последним уходил Дмитрий Васильевич. На пороге он на мгновение задержался и обернулся к Артёму:
— В понедельник, ровно в десять утра, будь в моём кабинете. Нам необходимо детально обсудить твоё дальнейшее будущее в стенах нашей компании.
Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком. Мы остались в большой гостиной одни.
Артём стоял посреди комнаты, его лицо было белым как мел, а руки заметно дрожали. Затем он очень медленно повернулся в мою сторону.
— Ты… Ты хотя бы осознаёшь, что ты сейчас натворила?
— Вполне.
— Ты только что уничтожила всю мою карьеру! Меня уволят! И всё из-за твоей дурацкой, никому не нужной мести!
— Это не месть, — я начала спокойно собирать пустую посуду со стола, стараясь не смотреть на него. — Это просто озвученные вслух твои собственные слова и мысли. Ты годами за нашим семейным столом обсуждал и унижал своих коллег, смеялся над ними. Я лишь донесла эту информацию до непосредственных адресатов.
— Но это же были частные разговоры! В стенах нашего дома! Я просто выговаривался, снимал стресс, ты должна это понимать! Я имел на это полное право!
— А я разве не имела права? — я резко обернулась к нему, и в моём голосе впервые зазвучали давно копившиеся боль и гнев. — Я не имела права сказать тебе, что мне больно? Что мне обидно слышать такие вещи? Что я не хочу быть постоянным объектом для насмешек на твоих корпоративных мероприятиях?
— Я же просто шутил, София! Это были безобидные шутки!
— Нет, — я покачала головой, и в этом жесте была вся моя накопившаяся усталость. — Это были не шутки. Это было систематическое, планомерное унижение моего достоинства. Ты превратил меня сначала в обслуживающий персонал, а затем в шута для битья. А сегодня ты решил публично продемонстрировать этот свой успех.
— У меня был очень важный, знаковый вечер! Мне было необходимо…
— Тебе необходимо было самоутвердиться за мой счёт, — закончила я за него. — Показать всем собравшимся, какой ты замечательный и терпеливый муж на фоне твоей глупой и непутевой жены. Что ж, я лишь помогла тебе в этом. Показала всем, какой ты на самом деле «замечательный» коллега и подчинённый на фоне «тупых» сотрудников и «некомпетентного» руководства.
Артём тяжело рухнул на диван и схватился за голову руками.
— Что мне теперь делать? Меня уволят, София. Мы останемся без средств к существованию.
— Я найду себе работу, — сказала я удивительно спокойно. — Я не работала шесть лет, но я хороший, востребованный дизайнер. Я обязательно найду подходящую вакансию.
— Ты? — он попытался засмеяться, но получился лишь истеричный, сдавленный звук. — Ты, которая не может ровно повесить картину? Которая путается в простых ценниках в супермаркете?
— Я, которая на протяжении шести лет вела всё твоё домашнее хозяйство, — твёрдо ответила я. — Я планировала семейный бюджет, закупала продукты, организовывала и контролировала ремонты, решала все бытовые проблемы и вопросы. Пока ты приходил домой и жаловался на свою нелёгкую жизнь. Я со всем справлюсь.
Он смотрел на меня так, словно видел впервые в жизни.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно серьёзно. И я также подаю на официальный развод.
В комнате повисла долгая, напряжённая тишина. Артём сидел, не двигаясь, словно превратился в каменную статую. Затем он очень тихо, почти шёпотом спросил:
— Почему? За что?
Я внимательно посмотрела на него. На этого человека, с которым я прожила под одной крышей восемь лет жизни. Который когда-то был моей большой любовью, моей надёжной опорой, моим светлым будущим. Который постепенно, совершенно незаметно для самого себя, превратился в домашнего тирана.
— Потому что за все эти шесть лет ты ни разу не сказал мне простое человеческое «спасибо», — тихо, но очень чётко ответила я. — Ни разу не поблагодарил за вкусный ужин, за чистоту и порядок в доме, за выглаженные рубашки. Но при этом ты находил сотни поводов для придирок. Ты унижал меня тысячи раз. И сегодня, когда я три дня работала не разгибаясь, чтобы твой праздник получился безупречным, ты даже не подумал о том, чтобы сказать мне простое «спасибо». Ты думал только о том, как бы поостроумнее и позабавнее рассказать нашим гостям о том, какая я растяпа и неумеха.
— София…
— Я невероятно устала, Артём. Я устала быть твоей бесплатной служанкой и придворным шутом. Я хочу снова быть просто человеком. Личностью. Женой, которую уважают и ценят, а не терпят из милости.
— Но я же тебя уважаю.
— Нет. Ты уважаешь только свою карьеру. Свои проекты. Свои амбиции. А ко мне ты относишься как к удобному элементу интерьера. Привычному, удобному, но не заслуживающему особого внимания или уважения.
Артём молчал. Что он мог сказать в ответ? Всё это была чистая правда, и он прекрасно это понимал. Возможно, именно в этот момент, впервые за много лет, он это осознал в полной мере.
Я развернулась и вышла из гостиной, закрыв за собой дверь в спальню. Я села на край кровати и тихо заплакала. Но это были не слёзы жалости к себе или злости. Это были слёзы долгожданного облегчения. Потому что я наконец-то сказала вслух всё то, что годами копилось и молчало внутри меня. Потому что я совершила тот поступок, которого боялась все эти долгие годы.
За дверью царила полная тишина. Артём, вероятно, всё ещё сидел в гостиной среди горы грязной посуды и остатков своего рухнувшего праздника, который должен был стать его звёздным часом, а стал часом его полного краха.
В понедельник его действительно уволили. Дмитрий Васильевич сказал, что токсичная атмосфера и подрыв корпоративного духа в коллективе являются абсолютно недопустимыми явлениями, и что компания не нуждается в сотрудниках, которые систематически нарушают правила этики и субординации. Артём пытался оправдываться, говорил о большом недоразумении, о стечении обстоятельств, но время было безвозвратно упущено. Слишком поздно.
Я нашла себе новую работу спустя три недели. Это была небольшая, но перспективная дизайн-студия, молодой и дружный коллектив, пока ещё скромная заработная плата. Но я снова почувствовала, что я живу. Я снова стала Софией, а не просто «женой Артёма». Я снова обрела свою собственную ценность не как обслуживающий персонал, а как грамотный и талантливый профессионал.
Развод мы оформили относительно спокойно, без громких скандалов и взаимных оскорблений. Артём в итоге также нашёл себе новую работу, правда, с меньшим уровнем дохода, и это обстоятельство, я надеюсь, научило его ценить то, что у него есть, а не постоянно стремиться к призрачным идеалам. Или, по крайней мере, я очень хочу в это верить.
Иногда, в тишине вечера, я вспоминаю тот самый злополучный вечер. О том, как я «пошутила» так, что мой муж потерял свою престижную работу. Некоторые из наших общих знакомых до сих пор осуждают мой поступок, говорят, что я поступила низко и подло, что нельзя мстить человеку таким жестоким образом. Другие, напротив, меня понимают и поддерживают, утверждая, что он сам виноват в случившемся.
А я считаю, что вина лежала на нас обоих. Он — в том, что забыл простую истину: я живой человек, со своими чувствами и достоинством, а не бездушная функция. Я — в том, что слишком долго молчала и терпела, боялась разрушить хрупкое благополучие. Надо было начинать говорить гораздо раньше, мягче, спокойнее, но твёрдо.
Но, к сожалению, иногда люди не слышат даже самых разумных и спокойных слов. Они начинают слышать и понимать только тогда, когда сталкиваются с последствиями своих же поступков. И мой поступок в тот вечер был отчаянным, последним криком души человека, который слишком долго молчал и терпел.
И я ни о чём не жалею. Потому что после того самого вечера я вернула себе свою собственную жизнь. Я вернула себе саму себя. И это оказалось дороже любой карьеры, любого социального статуса, любого внешне благополучного, но давно мёртвого и пустого внутри брака.
Муж годами позволял себе насмехаться надо мной в кругу друзей и коллег, а в итоге я так «пошутила» в ответ, что он лишился своей работы. Но я обрела нечто гораздо более важное — я обрела себя. И для меня это была единственно возможная и справедливая цена за обретённую свободу и самоуважение.
И вот теперь, когда я смотрю на свое отражение в витрине цветочного магазина, я вижу не уставшие глаза жены успешного финансиста, а горящий взгляд человека, который заново учится видеть краски мира. Я покупаю себе цветы — просто так, без повода. И в их аромате, в хрупкости их лепестков я чувствую что-то очень важное, то, что долгие годы было недоступно: легкое, как дуновение ветра, чувство собственного достоинства, которое, подобно распустившемуся бутону, больше не скрыть от мира.
