— Нагуляла ребёнка, а хочет повесить его на тебя, — талдычила грядущая свекровь
Алиса стояла у окна, глядя на медленно накрапывающий дождь. За стеклом мир расплывался в акварельных разводах, и это идеально соответствовало ее внутреннему состоянию — смутному, тревожному, лишенному четких контуров. Она предчувствовала этот звонок, всем нутром ощущая его приближение, как смену атмосферного давления перед грозой. В руках она бессознательно сжимала кружку, пытаясь отыскать в ее тепле хоть каплю утешения. Сейчас зазвонит телефон, и голос на том конце провода, ровный, вежливый и бездонно холодный, снова попросит о том, на что у Алисы не находилось сил. Она ждала, и это ожидание было тяжелее самого разговора.
И вот, тишину комнаты разрезала настойчивая вибрация мобильного устройства. Алиса медленно, будто совершая какое-то ритуальное действие, поднесла его к уху.
— Алиса, добрый день, — раздался знакомый голос. Виктория Сергеевна всегда начинала беседу именно так, с легким придыханием, будто оказывая несказанную честь своим вниманием. За годы общения Алиса научилась различать в этой безупречной интонации тончайшие нотки раздражения и высокомерия.
— Максим сообщил, что вы планируете посетить торжество по случаю бракосочетания ваших друзей. Это соответствует действительности? — потенциальная свекровь не спрашивала, а скорее констатировала факт, заранее зная ответ.
— Да, Виктория Сергеевна, это так. Мы действительно собираемся, — Алиса чувствовала, как по спине пробегает холодок. Она знала, что последует дальше, и мысленно готовила оборону.
— В таком случае, возможно, вы оставите у нас Полину? Мы так давно ее не видели, — голос женщины на другом конце провода искусственно смягчился, стал сладковатым. — Ксюша тоже будет. Сестры смогут провести время вместе, пообщаться, поиграть.
— Мы бы с огромной радостью, Виктория Сергеевна, но у Полины признаки простуды. Мы очень не хотим, чтобы она могла кого-то заразить, тем более, не дай бог, Ксению, — Алиса намеренно использовала полное имя младшей внучки, подчеркивая дистанцию. — Мы планируем оставить дочь с нашей помощницей. Они прекрасно нашли общий язык и отлично ладят.
— Ты хочешь сказать, что у нас с ней нет взаимопонимания? — в голосе вновь зазвучали стальные нотки, привычные для кабинетов и официальных приемов.
— Я не это имела в виду. Мы просто не хотим создавать для вас дополнительные сложности. Как-нибудь в другой раз, обязательно, — Алиса сохраняла спокойствие, хотя ее пальцы судорожно сжали край стола.
Она завершила разговор, мягко положив трубку, не дожидаясь новых аргументов или упреков. В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным стуком капель о стекло.
Это был далеко не первый случай, когда Алиса мягко, но непреклонно отклоняла просьбы родителей Максима о встрече с внучкой. В своем узком кругу те нередко делились недоумением: все молодые семьи, мол, только и мечтают переложить заботу о детях на плечи старшего поколения, а их сын и его избранница вечно находят какие-то причины. То у девочки развивающие занятия, которые никак нельзя пропустить, то в детском саду объявляют карантин, а вот соседские ребятишки зашли в гости, и Полина так увлеклась игрой, что расставаться с друзьями не захотела. И виделись бабушка и дедушка со старшей внучкой лишь в те редкие часы, когда ее привозили родители, под их неусыпным присмотром.
В комнату неслышно вошел Максим. Его лицо выражало легкую озабоченность.
— Это была мама?
— Да. Интересовалась, не можем ли мы оставить Полину у них на выходные.
— И что ты ответила?
— А что я могла ответить? Сказала, что оставим дочь с нашей помощницей, — Алиса говорила ровно, глядя в окно. — В конце концов, Анна Дмитриевна не станет отвечать на вопрос дочери «Где мама?» фразой про то, что родители ушли заниматься бессмысленными делами.
— Алис, ну ты сама понимаешь, нужно было сразу объяснить маме, что у тебя запланирован визит к врачу. Сама же создала недопонимание: «Мне нужно ненадолго отлучиться…», — Максим попытался скопировать ее смущенный тон.
— А почему я вообще должна перед кем-то отчитываться? — в голосе Алисы впервые прозвучали нотки гнева. — Я всего один раз попросила твою мать провести с нашей дочерью несколько часов. И что я услышала в ответ? Набор фраз, которые могли ранить детское сердце.
— Но она же потом пояснила, что это была просто неудачная шутка, — попытался Максим найти оправдание.
— Да, конечно. А ты попробуй объясни это работникам детского сада, что это была просто безобидная шутка бабушки, — Алиса делала глубокие вдохи, стараясь сохранить самообладание. Ей не хотелось ссориться, но обида подступала к горлу.
— Ну зачем так волноваться? Хочешь оставить с Анной Дмитриевной — никто не возражает. Я полностью поддерживаю, — поспешил успокоить ее Максим. — Но я не могу понять, почему ты так резко настроена против моей матери? Мы и так у них давно не появлялись. Раньше, до рождения дочери, мы бывали там гораздо чаще.
Максим был первенцем в семье Виктории Сергеевны и Петра Ильича. Его сестра, Ольга, была младше на три года, но замуж успела выйти раньше брата. С Ольгой у Алисы сложились прекрасные, почти сестринские отношения. Они могли встретиться за чашкой чая, подолгу беседовать, делиться новостями и даже в шутку подтрунивать над своими мужьями.
Но с матерью Максима взаимопонимания не возникло с первой же встречи. И причина была не в том, что Алиса уже имела за плечами неудачный брак… Ведь у Ольги это был уже второй союз.
— Алиса, когда вы с Максимом планируете узаконить ваши отношения? Я считаю, осень — самое подходящее время! — еще при первом знакомстве с избранницей сына начала выяснять Виктория Сергеевна. — У нас даже платье со свадьбы Ольги сохранилось, прекрасное, почти новое.
— Простите, но я не задумывалась о замужестве и в принципе не планировала снова вступать в официальные отношения. Один опыт у меня уже был, и его оказалось достаточно. У меня нет желания снова ставить штамп в паспорте, — ответила Алиса, и ее прямота, видимо, была воспринята как вызов. — И уж тем более носить вещи, которые принадлежали кому-то другому в такой важный день.
— Так что же выходит, ваши отношения с моим сыном носят временный, несерьезный характер? — голос Виктории Сергеевны дрогнул от возмущения.
— Мама! — Максим не ожидал такой реакции. — У нас все очень серьезно и стабильно. А официальная регистрация — не более чем формальность. Сейчас многие пары живут в таком формате. И их все полностью устраивает.
Позже он еще не раз пытался говорить с матерью на эту тему, но неизменно стоял на своем.
«Счастливые отношения не нуждаются в печати на бумаге», — парировал он.
«Слабый человек, не умеющий отстаивать свою позицию. Что он в ней нашел? Наглая, много повидавшая, циничная особа!» — жаловалась Виктория Сергеевна мужу, выплескивая свое негодование.
— Ну, Ольга тоже не ангел во плоти, когда второй раз замуж выходила, — тихо напоминал жене Петр Ильич, и на какое-то время это возвращало в дом мир.
Однако ситуация достигла точки кипения, когда Виктория Сергеевна узнала, что Алиса ждет ребенка.
— Ты не задумывался, почему она не хочет официального брака? Я уверена, она ждет не твоего ребенка, а хочет возложить ответственность на тебя! А ты, как самый наивный простак, будешь растить и содержать чужого! — шипела мать, пытаясь «образумить» сына.
Максим был человеком мягким, не склонным к конфронтации, и такие серьезные обвинения посеяли в его душе зерно сомнения. Мать была взрослой, умудренной опытом женщиной, и он привык доверять ее мнению. Не найдя лучшего выхода, он пришел к Алисе с предложением пройти генетическую экспертизу.
— Что? — Алисе показалось, что она ослышалась.
— Тест на установление отцовства, — по своей недальновидности повторил Максим.
Алиса замерла, медленно считая про себя до десяти, чтобы не сказать и не сделать чего-то непоправимого. Гнев пылал в ней, как пожар.
— Тест? На отцовство? — ее голос был обманчиво спокоен, и Максим, знавший ее характер, тут же пожалел о сказанном. В глубине души он не сомневался, что ребенок его. Но ему так хотелось доказать это матери, закрыть этот вопрос раз и навсегда.
— Хорошо, — Алиса говорила медленно, словно взвешивая каждое слово. — Мы сделаем этот тест. Но сразу после этого ты официально откажешься от родительских прав и навсегда забудешь о существовании этого ребенка. И ни ты, ни твоя мать не будете иметь к нему никакого отношения!
— Алиса, прости! Я поступил как полный невежда! Я не должен был слушать мамины домыслы! Я ни на секунду не сомневаюсь в тебе, просто хотел ее переубедить, предоставить ей неопровержимые доказательства! Это мой ребенок, наш ребенок! — Максим наконец осознал всю глубину своей ошибки.
Алиса долго не могла простить Максима, несколько раз собирала вещи, грозясь уйти. Но он каждый день умолял о прощении, клялся, что больше никогда не позволит матери вмешиваться в их жизнь и обижать ее.
Полина родилась точной копией отца. Используя свое служебное положение, Виктория Сергеевна явилась в палату роддома, где находились Алиса с дочерью, и пристально, оценивающе разглядывала малышку.
— Вылитый Максим! — прошептала она с подобострастием.
— Правда? Неужели могущественные гены вашей семьи не оставили места для сомнений? — не удержалась Алиса, выпуская давно копившуюся обиду.
Женщина покраснела, но сделала вид, что не заметила колкости. В общем, необходимость в тесте отпала сама собой.
Пока Полина была младенцем, Максим и Алиса изредка навещали его родителей, брали с собой дочку, но никогда не оставляли ее там одну. Вскоре Ольга тоже родила девочку, и все внимание, вся любовь бабушки переключились на младшую внучку.
«Вот это моя настоящая внучка. Моя кровь, мое продолжение!» — как-то обмолвилась Виктория Сергеевна, умиленно глядя на Ксюшу, которую Ольга оставляла у бабушки практически ежедневно.
Для «родной» внучки у нее не было ничего запретного. Алисе было невыносимо больно наблюдать, как Виктория Сергеевна дарит маленькой Ксюше великолепную куклу с фарфоровым личиком, а Полине вручает дешевую пластмассовую безделушку, купленную наспех, в последнюю секунду.
Ей было обидно за дочь не из-за стоимости подарка — она могла купить Полине целый магазин игрушек, — а из-за того, что бабушка даже не пыталась услышать старшую внучку, когда та робко рассказывала о своей мечте. Ее уши были настроены только на лепет Ксении, ее глаза светились нежностью лишь для младшей внучки.
После таких визитов Алиса перестала отпускать Полину к бабушке даже с Максимом, а сама и вовсе переступила порог того дома в последний раз.
— Алиса, это неправильно, когда внучка не общается с бабушкой и дедушкой! Мы у них не были целую вечность. Раньше, до рождения дочери, мы посещали их гораздо чаще.
— Неправильно — это проводить черту между внучками, деля их на «свою» и «чужую»! — наконец выплеснула Алиса все, что годами копилось в ее сердце. — Мне безразлично, как твоя мать ко мне относится. Я взрослый человек и справлюсь с этим. Но если ты не видишь, как своими поступками и словами она ранит нашу дочь, пусть та еще мала и не до конца все осознает, если ты не замечаешь взгляд своего ребенка, когда твоя мать обнимает и осыпает поцелуями Ксюшу и лишь на мгновение, из вежливости, касается плеча Полины, то ты просто не хочешь видеть правду! Ты когда-то обещал защищать меня, так теперь защити свою дочь. А если не можешь, то хотя бы не мешай мне делать это.
Максим хотел возразить, сказать, что она все драматизирует, но вдруг с пугающей ясностью вспомнил растерянный взгляд Полины, когда бабушка мягко, но настойчиво отодвинула ее, чтобы усадить к себе на колени смеющуюся Ксюшу. Он вспомнил, как светились глаза его дочери, когда она смотрела на новую куклу, подаренную бабушкой младшей сестре, в то время как ей самой досталась простая погремушка, больше подходящая для младенца.
Время словно остановилось. Максим смотрел на Алису и видел перед собой не обиженную женщину, а мать, инстинктивно выстроившую вокруг своего ребенка высокую, прочную стену, чтобы укрыть его от боли и несправедливости. И ему предстояло сделать самый важный выбор в жизни: остаться по ту сторону, в привычном, удобном мире, или перейти на эту, чтобы защищать свою маленькую семью.
Решение далось ему нелегко. Оно требовало пересмотреть все, во что он верил, бросить вызов человеку, чье мнение было для него законом долгие годы. Но, заглянув в детскую и увидев спящую Полину, ее безмятежное личико, щеки, порозовевшие во сне, он почувствовал, как что-то щелкает внутри. В его душе воцарилась непривычная, хрустальная ясность. Он был готов.
И когда телефон зазвонил снова, он взял трубку уверенной рукой.
— Надеюсь, недомогание вашей Полины уже прошло? Моя знакомая уже поинтересовалась, не возникло ли между нами недопонимания! Очень неловко ощущать, когда одна внучка бывает постоянно, а вторая пропала из виду! В общем, в субботу жду вас всех к обеду! Без всяких возражений! — голос Виктории Сергеевны не допускал противоречий.
— Мама, послушай… Мы не придем в субботу. Мы не придем вообще, пока ты не осознаешь одну простую, но важную вещь: у тебя две внучки. И твое отношение, твоя любовь и забота не должны быть привилегией для одной и формальной обязанностью для другой. Моя дочь больше не будет чувствовать себя гостем, которому рады меньше, в твоем доме. Этот период закончен.
— Это Алиса тебя надоумила? Ну и жестокий у тебя наставник! — Виктория Сергеевна была ошеломлена.
— Не повышай голос, мама. И не звони, пока не научишься дарить свое тепло обеим. Без условий и разделения, — Максим мягко, но твердо положил трубку. Он обернулся и встретился с взглядом Алисы, в котором читалось изумление, надежда и давно забытое доверие.
— Прости, что мне потребовалось так много времени, чтобы увидеть очевидное. Иногда я бываю очень непонятливым. И, знаешь, хватит уже отнекиваться от штампа в паспорте. Стань моей женой. Не для галочки и не для того, чтобы что-то кому-то доказать. А для нас. Для нашей маленькой, но самой главной в мире семьи, — Максим подошел к Алисе, взял ее руки в свои и посмотрел ей прямо в глаза.
Алиса смотрела на него и видела в его взгляде не прежнюю нерешительность, а твердую, взрослую уверенность. Она видела того человека, за которым была готова идти куда угодно.
— Хорошо, Максим. Я согласна. Давай создадим нашу официальную, маленькую вселенную.
Их семья и правда стала крепче после этой истории, обрела свой, ни на кого не похожий, внутренний стержень. Что касается Виктории Сергеевны, то ее сердце, закованное в лед условностей и предрассудков, оттаивало медленно и трудно. Но это, как говорится, уже совсем другая история, история о том, что даже самая прочная стеклянная стена иногда может стать чуть более прозрачной, пропуская внутрь лучик надежды.
И под мелодичный аккомпанемент дождя, за окном их общего дома, начиналась новая глава — глава о семье, которая научилась быть островом в бушующем океане, о любви, что нашла свой тихий, неприкосновенный берег, и о маленькой девочке, которая наконец-то смогла просто быть собой, зная, что самые главные люди в ее мире — рядом, и их любовь — это не привилегия, а самая прочная и надежная стена в мире.
