Роди ребёнка — и брось в роддоме. Я переезжаю к вам навсегда и займу детскую, — сказала свекровь. Я улыбнулась… и начала собирать её вещи в мусорный пакет
Анна сидела на мягком пушистом ковре в самой солнечной комнате их квартиры и перекладывала крошечные детские вещи из одной картонной коробки в другую. Восьмой месяц беременности давал о себе знать — спина ныла неприятной тяжестью, ноги отекали, но бросить начатое не было никаких сил. Крошечные бодики с зайчиками, мягкие пелёнки из нежнейшего байкового полотна, яркие погремушки — всё это лежало вокруг, образуя трогательные островки, ожидая своего часа, своего маленького хозяина.
Детская комната была небольшой, но невероятно уютной. Анна сама выбрала для стен светло-голубой цвет, напоминающий летнее небо, купила белую кроватку с резными спинками и повесила над ней музыкальный мобиль с плюшевыми медвежатами, которые тихо кружились под нежную мелодию. Пеленальный столик встал у самого окна, чтобы во время смены подгузников малыш мог видеть облака, рядом с ним располагался комод для детских вещей, в ящиках которого уже лежали аккуратные стопки распашонок. Всё было продумано до мелочей, каждая деталь была наполнена любовью и светлым ожиданием.
Муж Дмитрий зашёл в комнату, прислонился к дверному косяку и окинул взглядом обстановку, его лицо было невозмутимым.
— Неплохо получилось, — кивнул Дмитрий, засунув руки в карманы джинсов. — Столик удачно поставила, у окна светло.
Анна подняла голову и улыбнулась, её глаза сияли теплом:
— Правда? А то я думала, может, лучше к другой стене передвинуть, чтобы сквозняка не было…
— Нормально всё. Не парься по пустякам.
Дмитрий развернулся и ушёл в гостиную, даже не предложив помочь собрать разбросанные вещи, не спросив, не тяжело ли ей. Анна вздохнула и продолжила сортировать ползунки по размерам, аккуратно раскладывая их по полочкам комода. Привыкла уже — муж никогда особо не вникал в такие детали, одобрительно кивал, когда требовалось, и на том его участие обычно заканчивалось.
Телефон зазвонил, когда Анна разбирала чехлы для кроватки, сшитые из гипоаллергенной ткани. На экране высветилось имя свекрови — Виктория Сергеевна. Звонила каждый день, а то и по два раза, словно проверяя, чем занята невестка. Анна скривилась, но взяла трубку, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Алло, Виктория Сергеевна.
— Анна, здравствуй. Ну что, как дела? Опять в этой детской сидишь, наверное?
— Да, заканчиваю последние штрихи. Игрушки разложила, чехол на матрас надела, всё уже почти готово…
— Ой, да зачем тебе все эти глупости? — перебила свекровь своим привычным тоном. — Ребёнок растёт как на дрожжах, через полгода всё это выбросишь или раздаришь. Зачем деньги на ветер пускать, я не понимаю?
Анна сжала губы, чувствуя, как внутри всё сжимается. Это был далеко не первый разговор на эту тему, и каждый из них оставлял после себя неприятный осадок.
— Виктория Сергеевна, я просто хочу, чтобы у малыша было всё красиво и удобно. Чтобы ему здесь было хорошо.
— Удобно! — фыркнула свекровь. — Лучше бы деньги отложила на будущее. Вот я Дмитрия растила — никаких тебе игрушек по тысяче рублей, никаких дизайнерских кроваток. И ничего, вырос нормальным человеком, на ноги встал.
Анна закатила глаза и отошла от кроватки, устраиваясь на мягком стуле у окна. Спорить было бесполезно, как и всегда. Виктория Сергеевна всегда знала лучше всех, как надо жить, что покупать и как воспитывать детей, её мнение было единственно верным и не подлежащим обсуждению.
— Я вчера видела в магазине такие пелёнки, которые ты покупала, — продолжила свекровь, не умолкая. — Втридорога! А зачем? Бери обычные ситцевые, в них советские дети спали — и ничего, все здоровые выросли.
— Хорошо, Виктория Сергеевна, — устало ответила Анна, глядя в окно на пролетающих птиц. — Я подумаю над вашими словами.
— Вот и думай. А то потом жаловаться будешь, что денег не хватает, а сама на ерунду тратишься.
После разговора Анна положила телефон на подоконник и посмотрела в окно. Осенний ветер гонял по двору жёлтые листья, небо затянуло серыми тучами, предвещая дождь. Настроение испортилось моментально, словно кто-то выключил свет внутри. Свекровь умела одним звонком, одной фразой свести на нет весь энтузиазм, всё светлое ожидание, которое жило в сердце Анны.
На следующий день Анна снова возилась в детской, стараясь вернуть себе то самое чувство лёгкости и радости. Разложила по полкам распашонки, повесила на крючок махровое полотенце с капюшоном в виде утёнка, расставила на комоде банки с присыпкой и кремом. Всё выглядело мило и по-домашнему, всё дышало теплом и заботой. Анна представила, как будет купать малыша, нежно напевая песенку, менять ему подгузники, укачивать перед сном, чувствуя его тёплое дыхание у своей щеки — и на душе стало теплее, светлее.
Дмитрий заглянул в комнату ближе к вечеру, бросил беглый взгляд на полки и кивнул с тем же выражением лица:
— Порядок. Молодец, всё аккуратно.
— Как думаешь, может, ещё ночник купить? — спросила Анна, надеясь на хоть какое-то участие. — Чтобы не включать верхний свет, когда ночью вставать буду, чтобы малыша не будить.
— Давай, если хочешь. Ты лучше знаешь, что вам нужно, что будет удобнее.
Дмитрий снова ушёл, оставив её одну в комнате, наполненной тишиной и детскими вещами. Анна поморщилась. «Ты лучше знаешь» — стандартная фраза мужа на любые вопросы, связанные с ребёнком. Будто это касалось только её одной, будто он был лишь сторонним наблюдателем в этой истории.
Через неделю в дверь позвонили громко и настойчиво. Анна открыла и застыла на пороге, ощущая, как холодеют пальцы. На лестничной площадке стояла Виктория Сергеевна с огромной сумкой в одной руке и папкой документов в другой. Лицо свекрови сияло, глаза блестели от возбуждения, словно она собиралась сообщить самую радостную новость на свете.
— Аннушка, здравствуй! Ну что, рада меня видеть? Сюрприз!
— Здравствуйте, Виктория Сергеевна, — растерянно пробормотала Анна, не двигаясь с места. — Вы не предупреждали, что приедете… Я могла бы и не быть дома.
— А зачем предупреждать? Я теперь вообще постоянно здесь буду! Мы же семья!
Свекровь прошла в квартиру, не дожидаясь приглашения, сбросила сумку на пол в прихожей и расстегнула куртку с энергичными движениями.
— Где Дмитрий? На работе ещё?
— Да, вернётся через час, ближе к ужину.
— Отлично, тогда я тебе сразу всё расскажу. Садись, будут новости, самые настоящие!
Виктория Сергеевна прошла в гостиную, устроилась на диване и похлопала рукой по месту рядом с собой, словно приглашая на важное совещание. Анна медленно опустилась на край дивана, чувствуя, как внутри нарастает тревога, сердце начинает биться чаще.
— Так вот, слушай внимательно, — начала свекровь, открывая папку с важным видом. — Я квартиру свою продала! Вчера сделку закрыли, все деньги получила. Теперь переезжаю к вам насовсем! Вот это поворот, да?
Анна моргнула несколько раз, пытаясь переварить услышанное, слова словно застревали в сознании, не желая складываться в понятную картину.
— То есть как… насовсем? Но как? Почему?
— Ну вот так! — широко улыбнулась Виктория Сергеевна, словно говорила о самой обычной вещи. — Буду с вами жить, помогать с ребёнком. Ты же первый раз рожаешь, опыта никакого, ничего не умеешь. Я всё знаю, я научу, я покажу, как правильно.
Анна почувствовала, как сердце забилось быстрее, в висках застучало. Двухкомнатная квартира. Одна спальня у них с Дмитрием, вторая — детская, в которую она вложила столько души. Где жить свекрови? Это же невозможно.
— Виктория Сергеевна, но у нас… Квартира небольшая, всего две комнаты. Детскую мы уже полностью обустроили… Для малыша.
— Вот именно! — перебила свекровь, не теряя ни капли энтузиазма. — Я как раз в детской и буду жить. Всё равно малыш первое время с вами в комнате будет, в кроватке рядом, зачем ему отдельная комната в первые месяцы? Пустое место пропадает!
Анна открыла рот, но слова застряли в горле, комом подступили к самому сердцу. Свекровь продолжала, словно не замечая её шока, её огромных глаз, полных недоумения:
— Я уже всё продумала, до мелочей. Кроватку детскую пока можно в вашу спальню передвинуть, там места хватит, немного тесновато, но ничего. А в детской я свои вещи размещу. Удобно же! И мне хорошо, и вам помощь.
— Но я столько времени потратила… — начала было Анна, чувствуя, как подступают слёзы. — Я всё готовила для малыша…
— Да ладно, ничего страшного! — отмахнулась Виктория Сергеевна. — Переставим потом, когда ребёнок подрастёт. А сейчас главное — чтобы я рядом была. Ты ведь сама не справишься, это точно, тебе помощь нужна, моя помощь.
Виктория Сергеевна положила документы на журнальный столик и откинулась на спинку дивана, явно довольная собой и своими решениями.
— И вообще, знаешь, что я думаю? — добавила свекровь, понизив голос до доверительного тона, словно собираясь открыть великий секрет. — Может, тебе вообще не стоит так заморачиваться с ребёнком сразу. Роди, оставь в роддоме на пару недель, пусть там его понянчат, присмотрят. А я пока обустроюсь как следует, всё подготовлю, квартиру приберу. Ты же устанешь после родов, отдохнуть надо будет, силы восстановить.
Анна вскочила с дивана так резко, что у неё закружилась голова, потемнело в глазах. Схватилась за подлокотник, чтобы не упасть, пальцы впились в ткань.
— Что?! — выдохнула Анна, не веря своим ушам. — Что вы сейчас сказали?
— Ну я же не со зла, — Виктория Сергеевна махнула рукой, как будто речь шла о чём-то пустяковом. — Просто думаю о твоём удобстве, о твоём состоянии. Первые дни самые тяжёлые, зачем тебе сразу с младенцем возиться, ночи не спать? Я помогу, я ж опытная. Ты вообще ничего не знаешь, как детей растить, как за ними ухаживать.
Анна стояла посреди комнаты и смотрела на свекровь, не веря своим ушам, своему сердцу, которое готово было выпрыгнуть из груди. Кровь прилила к лицу, пальцы сжались в кулаки сами собой. Неужели Виктория Сергеевна всерьёз предлагает оставить новорождённого в роддоме, чтобы беспрепятственно занять детскую комнату? Это звучало так нелепо и так жестоко одновременно.
— Виктория Сергеевна, это мой ребёнок, — глухо произнесла Анна, и каждый звук давался ей с трудом. — И я никуда его не брошу, ни на один день. Ни на один час.
— Да кто говорит про «бросить»? — возмутилась свекровь, поднимая брови. — Я про помощь говорю, про заботу! Ты молодая, неопытная, тебе ж тяжело будет, ты не справишься. А я знаю, как правильно. Вот Дмитрия я одна вырастила, без всяких этих новомодных штучек, без психологов и развивающих центров. И ничего, вырос хорошим человеком, умным.
Анна развернулась и вышла из комнаты, не в силах продолжать этот абсурдный разговор. Заперлась в ванной, включила холодную воду и подставила руки под ледяную струю, надеясь, что это поможет прийти в себя. Дышать было тяжело, мысли путались, наворачивались слёзы. Неужели это происходит на самом деле? Неужели это не дурной сон?
Свекровь продала квартиру. Собирается жить с ними. В детской. Которую Анна готовила два месяца, вкладывая в каждый сантиметр свою любовь. И ещё предлагает бросить ребёнка в роддоме, словно это какая-то обуза, от которой можно на время отказаться.
За дверью послышались нетерпеливые шаги.
— Анна, ты чего обиделась? — голос Виктории Сергеевны звучал недовольно, раздражённо. — Выходи, поговорим нормально, как взрослые люди.
— Мне нужно побыть одной, — ответила Анна, стараясь, чтобы голос не дрожал, не выдавал всей бури чувств, бушевавшей внутри.
— Ну вот, началось, — вздохнула свекровь за дверью. — Беременные всегда такие нервные, плаксивые. Ладно, я пока чай поставку, успокоишься — выйдешь.
Анна услышала, как Виктория Сергеевна пошла на кухню, и выдохнула, прислонившись лбом к прохладной кафельной стене. Надо дождаться Дмитрия. Он должен что-то решить, что-то сказать. Это же его мать, пусть объяснит ей, что такое невозможно, что это переходит все границы.
Когда Дмитрий вернулся с работы, Виктория Сергеевна уже вовсю хозяйничала на кухне. Заварила чай, нарезала хлеб, достала из холодильника колбасу и сыр, расставила всё на столе.
— Мам! — удивился Дмитрий, останавливаясь в дверях. — Ты откуда? Мы не ждали.
— Сюрприз, сынок! — Виктория Сергеевна обняла Дмитрия и чмокнула в щёку. — Я теперь с вами жить буду. Квартиру продала, переезжаю насовсем. Вот так дела!
Дмитрий нахмурился, снимая куртку:
— Как это насовсем? Мы же не обсуждали такое… Это как-то внезапно.
— А чего обсуждать? Я ж буду помогать с ребёнком. Анне одной не справиться, опыта нет, она же ничего не знает. Я всё знаю, научу, как правильно пелёнки менять, кормить, укладывать. Вам же легче будет, помощь рядом!
— Но где ты жить собираешься? — Дмитрий оглянулся, словно ища подвох, дополнительную комнату, которой не существовало.
— В детской, конечно. Всё равно малыш первое время у вас в спальне будет, в своей кроватке, зачем ему отдельная комната сразу? Место пустует, а я поживу.
Анна стояла в дверях кухни и молча наблюдала за разговором, чувствуя, как нарастает холодная пустота внутри. Дмитрий почесал затылок, посмотрел на мать, потом на Анну, его лицо выражало лёгкую растерянность.
— Ну… В принципе, мам права. Ребёнок и правда первые месяцы с нами спать будет, это удобно. Может, действительно так будет лучше… удобнее…
Анна не поверила своим ушам. Дмитрий соглашался. Просто так. Без возражений. Даже не спросил её мнения, не посмотрел на её потрясённое лицо.
— Дмитрий, — тихо позвала Анна, и её голос прозвучал как чужой. — Можно поговорить? Наедине.
— Сейчас, подожди. Мам, а деньги с квартиры ты куда дела? Всё в порядке с документами?
— На сберкнижке лежат, всё чисто. Не волнуйся, я не транжира, не растранжирю. Буду помогать вам финансово, на внука откладывать, на его будущее.
— Хорошо. Ну ладно, мам, тогда давай действительно обсудим, как всё организовать, как лучше разместиться.
Анна почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. Дмитрий даже не собирался возражать. Он просто принял решение матери как данность, как нечто само собой разумеющееся, не учитывая её чувств, её желаний.
— Дмитрий, нам надо поговорить. Срочно. Наедине, — повторила Анна, повышая голос, чтобы её наконец услышали.
— Да иди сюда, чего там секретничать, — махнула рукой Виктория Сергеевна. — Мы же семья, всё вместе решим, сообща.
— Я не хочу, чтобы кто-то жил в детской, — выпалила Анна, не в силах больше сдерживаться. — Я два месяца эту комнату готовила! Для нашего ребёнка!
— Аннушка, ну не упрямься, не будь эгоисткой, — примирительно сказала Виктория Сергеевна. — Я ж не навсегда туда въеду. Подрастёт малыш, я съеду, комнату освобожу. А пока помогу вам, поддержу.
— Но вы же продали квартиру! — воскликнула Анна, чувствуя, как земля уходит из-под ног. — Куда вы потом съедете? Где вы будете жить?
— Ну найду что-нибудь, не маленькая. Или снимать буду. Не волнуйся ты так, всё устроится.
Анна посмотрела на Дмитрия, ожидая поддержки, ожидая, что он наконец вступится за свою семью. Но муж просто пожал плечами, разводя руками:
— Анна, ну давай не будем сразу конфликтовать, ссориться. Мама хочет помочь, она желает нам только добра. Разве это плохо, когда есть помощь и поддержка?
— Плохо, что никто меня не спросил! — голос Анны дрогнул, несмотря на все усилия сохранить спокойствие. — Это наша квартира, наш ребёнок, а тут кто-то просто приезжает и заявляет, что займёт детскую, даже не поинтересовавшись моим мнением!
— Ой, какая ты нервная стала, — вздохнула Виктория Сергеевна, качая головой. — Беременным нельзя так переживать, расстраиваться, ребёночку вредно, на его здоровье это может отразиться.
Анна развернулась и ушла в спальню, громко хлопнув дверью, не в силах больше слушать эти упрёки и нравоучения. Села на кровать и уткнулась лицом в ладони. Слёзы душили, подступал ком к горлу, но она сдерживалась, сжимая кулаки. Ревёт последнее, что сейчас нужно, показывать свою слабость — последнее дело.
Через несколько минут в спальню зашёл Дмитрий. Присел рядом, положил руку на плечо, его прикосновение было тяжёлым и чужим.
— Анна, ну чего ты? Мама действительно хочет помочь, она не со зла.
— Дмитрий, она сказала, что мне надо оставить ребёнка в роддоме и не забирать сразу, — Анна подняла голову и посмотрела мужу прямо в глаза, стараясь донести всю серьёзность происходящего. — Ты это слышал? Ты понимаешь, что она сказала?
Дмитрий нахмурился, его лицо выразило лёгкое раздражение:
— Что? Не может быть, ты что-то перепутала или не так поняла.
— Может. Она так и сказала. Дословно. Чтобы я родила, оставила в роддоме на пару недель, а она пока обустроится в детской. Это звучало совершенно серьёзно.
— Ну мам иногда такое говорит, сгоряча… Она же не всерьёз, она просто так, образно выразилась.
— А вдруг всерьёз? — Анна схватила мужа за руку, стараясь достучаться до его сознания. — Дмитрий, это наш ребёнок. Наш с тобой. Я не хочу, чтобы твоя мать указывала, как мне его растить, когда его забирать из роддома. И я не хочу, чтобы она жила в детской, которую я готовила для нашего сына или дочери!
— Хорошо, хорошо, я с ней поговорю, ещё раз всё объясню, — Дмитрий вздохнул, как будто речь шла о какой-то мелкой бытовой проблеме. — Но давай без истерик, без сцен, договорились? Спокойно, по-взрослому.
Анна кивнула, хотя внутри всё кипело и бурлило от возмущения. «Без истерик». Будто это она устроила весь этот цирк, будто это она пришла в чужой дом с чемоданами и дикими предложениями.
Дмитрий вышел из спальни, а Анна осталась сидеть на кровати, слушая, как за стеной слышатся его приглушённые голоса и голос свекрови. Странное спокойствие накрыло её внезапно, как волна. Не гнев, не обида — именно спокойствие. Холодное, ясное и решительное. Анна посмотрела на свекровь через приоткрытую дверь. Виктория Сергеевна сидела за кухонным столом, пила чай и листала какой-то журнал, словно ничего не произошло, словно всё идёт exactly по её плану.
Женщина, которая всерьёз собиралась занять место её будущего ребёнка. Которая предложила бросить младенца в роддоме, чтобы самой удобно устроиться. И муж даже не возмутился по-настоящему, не встал на защиту своей семьи. Просто попросил не устраивать истерик.
Анна встала с кровати и подошла к шкафу. Открыла верхний ящик комода, достала плотную папку с документами. Свидетельство о собственности на квартиру. Оформлено на её имя. Куплено три года назад, ещё до знакомства с Дмитрием, на деньги, оставшиеся после продажи комнаты в коммуналке, которую Анна получила в наследство от бабушки, самой любимой и дорогой сердцу бабушки.
Квартира — её. Полностью. Её кров, её крепость. Никакого совместно нажитого имущества, никаких прав у мужа или его матери, никаких долей.
Анна провела пальцами по печатям на документе, ощущая шероховатость бумаги, и вдруг почувствовала, как напряжение отпускает, сменяясь твёрдой уверенностью. Всё стало проще. Намного проще, чем казалось минуту назад. У неё есть выбор. У неё есть сила. Сила защитить своё гнездо, своего будущего ребёнка.
Вечером Виктория Сергеевна объявила, что поедет домой собирать оставшиеся вещи для окончательного переезда.
— Завтра приеду с сумками, начну обустраиваться по-настоящему, — сказала свекровь, застёгивая куртку на все пуговицы. — Дмитрий, помоги мне завтра диван перевезти, ладно? У меня там хороший раскладной, компактный, как раз в детскую впишется, не будет мешать.
— Ага, хорошо, мам, — кивнул Дмитрий, провожая мать до двери. — Заеду после работы, посмотрим.
Анна стояла в коридоре и молча наблюдала за прощанием, её лицо было спокойным и невозмутимым. Виктория Сергеевна обернулась к ней, пытаясь поймать её взгляд:
— Анна, ты уж не обижайся, ладно? Я правда хочу помочь, искренне. Увидишь, как родишь, поймёшь, скажешь мне спасибо, что я рядом была.
Анна не ответила. Просто кивнула, коротко и холодно. Свекровь ушла, Дмитрий закрыл дверь и повернулся к жене, его лицо выражало надежду на примирение:
— Ну вот, видишь? Всё уладилось. Мама старается, хочет быть полезной, хочет участвовать в нашей жизни.
— Да, вижу, — тихо сказала Анна, глядя куда-то в пространство мимо него.
— Давай не будем ссориться из-за этого, ладно? Ребёнок скоро родится, нам нужна поддержка, а не конфликты.
— Конечно, — согласилась Анна, и её голос был ровным и спокойным.
Дмитрий обнял Анну за плечи и поцеловал в висок, словно ставя точку в этом вопросе. Ушёл в гостиную смотреть телевизор. Анна осталась стоять в коридоре и смотреть на закрытую дверь детской, за которой пока ещё царил уют и порядок, созданный её руками.
На следующее утро, пока Дмитрий был на работе, Анна спустилась вниз, к консьержке. Тётя Вера сидела за своим столиком у входа и разгадывала кроссворд в газете, нацепив очки на кончик носа.
— Вера Петровна, здравствуйте.
— О, Аннушка! — консьержка подняла голову и улыбнулась своей доброй улыбкой. — Как животик? Как самочувствие? Скоро уже, да?
— Через месяц, да. Вера Петровна, у меня к вам большая просьба.
— Слушаю тебя, родная. Что случилось?
— Никого без моего личного разрешения в квартиру не впускайте. Ни под каким предлогом. Даже если будут говорить, что я сама просила, что я их жду. Только если я лично позвоню вам и попрошу пропустить конкретного человека. Никого больше.
Вера Петровна нахмурилась, снимая очки, её взгляд стал серьёзным и внимательным:
— Что-то случилось, дочка? Проблемы какие?
— Не хочу лишних гостей и нежданных визитов, — ответила Анна, стараясь говорить максимально нейтрально. — Беременным покой нужен, тишина, а не суета и чужие люди.
— Понятно. Хорошо, Аннушка, не волнуйся. Никого не пропущу без твоего слова, будь спокойна. Отдыхай, береги себя и малыша.
Анна поднялась обратно в квартиру. Села в детской на стул у окна и посмотрела на кроватку, на медленно кружащийся мобиль с медвежатами, на аккуратно сложенные стопками пелёнки. Всё это должно остаться здесь. Для ребёнка. Только для ребёнка. Не для свекрови с её чемоданами и диваном.
Ближе к обеду в дверь позвонили громко и настойчиво, длинными сериями. Анна глянула в глазок. На площадке стояла Виктория Сергеевна с двумя огромными чемоданами на колёсиках и несколькими объёмными пакетами в руках. Лицо её было возбуждённым и решительным.
— Анна, открой! — крикнула свекровь, не прекращая звонить. — Я приехала! Быстро открывай дверь!
Анна не открыла. Не сделала ни единого движения towards двери. Просто стояла за дверью и слушала, как Виктория Сергеевна стучит кулаком в дерево и непрерывно давит на кнопку звонка.
— Анна! Ты что, глухая там? Открой дверь! Я же вчера говорила, что сегодня перееду окончательно! Чемоданы тяжёлые!
Молчание. Только собственное дыхание и бешеный стук сердца в ушах.
— Анна, прекрати эту ерунду немедленно! Открывай! Я не буду тут стоять целый день!
Анна взяла телефон и нажала кнопку домофона, подключившись к переговорному устройству на лестничной площадке. Её голос прозвучал чётко и спокойно, без единой нотки волнения:
— Виктория Сергеевна, детская комната предназначена для ребёнка. Только для ребёнка. Переезжать к нам вы не будете. Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё.
— Что?! — голос свекрови взлетел на пару октав, стал пронзительным и резким. — Это ещё что за выходки?! Ты что себе позволяешь?!
— Никаких выходок. Просто я не собираюсь отдавать детскую комнату моего сына или дочери кому-то ещё. Желаю вам удачи. В вашей собственной жизни. Не в моей.
— Да ты что себе позволяешь, молокососка?! Я сыну позвоню, сейчас же позвоню! Он тебя на место поставит, будешь знать, как со старшими разговаривать!
— Звоните, — коротко сказала Анна и отключила домофон.
Она прошла в спальню, прилегла на кровать и положила руку на живот, на тёплый, живой бугорок. Малыш толкнулся изнутри, словно поддерживая, словно говоря: «Я с тобой, мама». Анна улыбнулась, и на душе стало светло и спокойно.
Через десять минут зазвонил телефон. Дмитрий. Анна не торопясь взяла трубку, зная, что сейчас услышит.
— Анна, ты что творишь?! — закричал муж, его голос был хриплым от гнева. — Мама мне только что позвонила, сказала, что ты её не впустила, оставила на площадке с вещами!
— Верно. Не впустила. И не впущу.
— Как не впустила?! Ты же была дома! Я точно знаю, что ты была дома!
— Была. И осталась дома. А вот Виктория Сергеевна — нет.
— Анна, это моя мать! Ты не имеешь права так с ней обращаться! Это неуважение!
— Имею полное право, — её голос был стальным. — Это моя квартира. Оформлена на меня, куплена на мои деньги. Я решаю, кто здесь живёт, а кто — нет. Я решаю, кто переступает порог моего дома.
Дмитрий замолчал, затаив дыхание. Потом выдохнул, и в его голосе послышались нотки растерянности:
— Слушай, давай спокойно поговорим, когда я приеду. Без эмоций. Мама не хотела ничего плохого, она просто хотела помочь, просто…
— Просто предложила мне бросить нашего ребёнка в роддоме, чтобы занять детскую, — перебила Анна, и каждое слово звучало как приговор. — Да, я помню каждое слово. Дмитрий, я не хочу это обсуждать. Решение принято. Окончательно.
— Ты не можешь просто так выгнать мою мать на улицу! — снова взорвался он.
— Могу. И уже выгнала. До встречи вечером.
Анна положила трубку, не слушая возражений. Телефон тут же зазвонил снова. Дмитрий. Анна отключила звук и убрала телефон в ящик тумбочки, где его назойливый звонок не был бы слышен.
Следующие два дня муж пытался переубедить жену, давить на жалость, на чувство вины. Звонил по десять раз в день, приезжал с работы мрачный, хмурый, пытался разговаривать, уговаривать, объяснять, что мать не со зла всё это говорила, что Анна преувеличивает, что надо быть терпимее, добрее, понять пожилого человека.
— Мама не со зла, у неё просто такой характер, — повторял Дмитрий в третий раз за вечер, сидя напротив на диване. — Просто у неё свой, старомодный взгляд на воспитание детей.
— Который включает предложение бросить новорождённого младенца в роддоме? — спокойно спрашивала Анна, глядя на него прямо.
— Ну, может, она не совсем точно выразилась… Может, ты не так поняла…
— Дмитрий, посмотри мне в глаза, — говорила Анна, и её взгляд был твёрдым и ясным. — Ты правда думаешь, что твоя мать шутила? Правда веришь, что это была просто шутка?
Муж отвёл взгляд, уставившись в пол. Помолчал, тягостно и долго.
— Ладно, может, Виктория Сергеевна и серьёзно это имела в виду… Но мы ж можем просто не слушать её советы, пропускать мимо ушей. Пусть живёт в детской, а ты делай, как хочешь, как считаешь нужным. Игнорируй её.
— Нет. Детская — для ребёнка. Только для ребёнка. Не для твоей матери. Ни при каких условиях.
— Анна, ну ты же понимаешь, что мама теперь без жилья? — голос Дмитрия стал умоляющим. — Квартиру продала! У неё теперь нет своего угла!
— Это её осознанное решение. Я не просила её продавать квартиру и переезжать к нам. Я не давала своего согласия. Это было её личное решение, и последствия она должна нести сама.
— Ты невыносимая стала! — не выдержал Дмитрий, вскакивая с дивана. — Чёрствая, эгоистичная! Думаешь только о себе!
Анна молча встала с дивана и ушла в спальню. Заперла дверь на ключ, впервые за всё время совместной жизни. Дмитрий стучал в дверь, требовал открыть, кричал что-то, но Анна легла спать, включив на телефоне запись белого шума, чтобы не слышать этого гнева, этой бессмысленной брани.
Утром Дмитрий ушёл на работу, хлопнув входной дверью так, что задребезжали стёкла в серванте. Анна выпила чай, позавтракала, а потом зашла в детскую. Поправила одеяльце в кроватке, покрутила мобиль, запустив тихую мелодию. Всё было на своих местах. Всё дышало миром и покоем. Никаких чемоданов. Никаких раскладных диванов. Никаких следов чужого присутствия.
Телефон зазвонил. Свекровь. Анна нажала кнопку отбоя. Позвонила снова. Снова отбой. Третий раз подряд. Анна взяла телефон и заблокировала номер, навсегда прекратив эти назойливые попытки связи.
Через неделю Дмитрий стал приезжать домой всё позже и позже. Говорил, что задерживается на работе, что проектов много, дедлайны. Анна не спрашивала, не упрекала. Просто продолжала готовить детскую, докупала последние мелочи, читала книги о развитии младенцев, о грудном вскармливании, наслаждаясь тишиной и собственным миром.
Однажды вечером Дмитрий пришёл и молча, без лишних слов, начал собирать сумку. Анна стояла в дверях спальни и смотрела, как муж складывает вещи, его движения были резкими и злыми.
— Уезжаешь?
— К маме. Пока. На время. Виктория Сергеевна сняла квартиру, однушку. Одной ей тяжело, поддержка нужна, помощь.
— Понятно.
— Может, ты одумаешься. Пока не поздно. Пока я не сделал окончательных выводов.
— Дмитрий, детская остаётся детской, — сказала Анна твёрдо. — Если ты хочешь жить с матерью — живи. Я не держу. Ты свободен в своём выборе.
Муж застегнул сумку на молнию, резко дёрнул её с пола и вышел в коридор. Задержался у входной двери, повернувшись к ней лицом, в его глазах читалась смесь гнева и недоумения.
— Ты правда так просто меня отпускаешь? Без борьбы? Без слёз?
— Ты сам уходишь. Делаешь свой выбор.
— Из-за мамы! Из-за того, что ты не хочешь пойти на компромисс!
— Из-за того, что ты выбрал её. Не меня. Не нашего ребёнка. Ты выбрал сторону той, кто предложила оставить нашего новорождённого сына или дочь в роддоме.
Дмитрий мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху, и вышел, сильно хлопнув дверью. Дверь закрылась с тихим, но окончательным щелчком. Анна постояла в коридоре, прислушиваясь к тишине, потом медленно вернулась в спальню. Легла на кровать и посмотрела в потолок. Странно. Совсем не хотелось плакать. Не хотелось звонить и умолять вернуться. Было просто тихо. И спокойно. И пусто, но такая пустота была целительной, она наполняла пространство для чего-то нового, светлого.
Через две недели Анна легла в роддом. Рожала одна. Дмитрий не приехал, хотя Анна отправила ему короткое сообщение, просто из вежливости. Прочитал и не ответил. Ни слова поддержки, ни вопроса.
Роды прошли нормально, хотя и были нелёгкими. Мальчик. Три килограмма двести граммов. Здоровый, крепкий, с громким, требовательным криком и сжатыми в крошечные кулачки пальчиками. Анна смотрела на сына, которого приложили к её груди, и не могла оторвать взгляда, не могла наглядеться. Крошечный. Совершенный. Беззащитный. Её. Только её.
На третий день после родов пришла короткая смска от Дмитрия: «Как ребёнок?»
Анна ответила так же коротко и без эмоций: «Всё хорошо. Здоров.»
«Имя придумала?»
«Да. Максим.»
«Хорошее имя. Сильное.»
Больше сообщений не было. Анна не писала первой. Не звонила. Выписалась из роддома на пятый день. Вызвала такси, приехала домой с сыном на руках, завёрнутым в мягкий голубой конверт. Поднялась в квартиру, разделась, переодела Максима в чистый бодик с зайчиком, накормила и уложила спать.
Детская встретила их свежим запахом постиранных пелёнок и тишиной, нарушаемой только тиканьем часов в коридоре. Анна осторожно, как самое дорогое сокровище, положила сына в кроватку, завела мобиль. Плюшевые медвежата закружились под тихую, нежную мелодию, отбрасывая на стены танцующие тени. Максим зевнул, пошевелил губками и закрыл глаза, погружаясь в спокойный сон.
Анна села на свой любимый стул у окна и посмотрела на спящего ребёнка. Никаких чемоданов. Никаких посторонних людей, советов, упрёков. Просто детская комната, уютная и светлая, где живёт её ребёнок. Где всё создано для него, наполнено любовью к нему.
Дмитрий приехал через неделю. Позвонил в дверь, Анна открыла. Муж выглядел усталым, осунувшимся, под глазами были тёмные круги. Стоял на пороге с большим пакетом, из которого выглядывали яркие упаковки игрушек.
— Привёз малышу подарки, — тихо сказал Дмитрий, переступая порог. — Развивающий коврик, погремушки.
— Проходи.
Дмитрий разулся, прошёл в детскую, двигаясь на цыпочках. Подошёл к кроватке, заглянул внутрь, посмотрел на спящего Максима, его лицо смягчилось, стало каким-то беззащитным.
— Похож на меня, — улыбнулся Дмитрий уголками губ. — Носик, форма лба… Мой ребёнок.
— Да, — согласилась Анна. — Есть сходство.
Дмитрий постоял ещё несколько минут, просто глядя на сына, потом повернулся к Анне, его взгляд стал умоляющим:
— Мама хочет увидеть внука. Очень просит. Передаёт привет.
— Нет.
— Анна…
— Нет, Дмитрий. Не сейчас. Не в ближайшее время. Может, когда-нибудь потом, через много месяцев. Но не сейчас. И не здесь.
— Но Виктория Сергеевна всё-таки его бабушка, — попытался он возразить, но без прежней уверенности.
— Которая предлагала оставить его в роддоме и не забирать, — напомнила Анна, и её голос не дрогнул. — Бабушка, которая хотела занять его комнату, пока он будет лежать один в больнице. Нет, Дмитрий. Никаких встреч.
Дмитрий сжал губы, кивнул, поняв, что спорить бесполезно, что все мосты сожжены, и сожгла их отнюдь не она.
— Ладно. Понял. Принял к сведению.
Муж посидел ещё полчаса, они поговорили о сыне, о первых прививках, о том, как Анна справляется одна, хватает ли ей сил. Дмитрий предложил финансовую помощь, Анна вежливо, но твёрдо отказалась. Когда муж уходил, он снова остановился у двери, в его глазах читалась неуверенность и надежда:
— Может, я могу вернуться? Попробуем ещё раз? Начнём всё с чистого листа?
Анна посмотрела на Дмитрия долгим, спокойным взглядом, взглядом человека, который принял самое важное решение в своей жизни и не собирается от него отступать.
— Ты выбрал мать вместо своей семьи. Я не обижаюсь на тебя. У каждого свой путь. Но и возвращаться тебе не надо. Нам с Максимом хорошо вдвоём. Нам спокойно. Нам безопасно.
— Анна, ну это же глупость какая-то, упрямство… — начал он, но сам запнулся, увидев её взгляд.
— Нет. Это честность. Ты не был готов защищать свою семью, своего новорождённого сына от собственной матери. Значит, нам не по пути. Желаю тебе всего хорошего, Дмитрий.
Дмитрий хотел что-то сказать ещё, но слова застряли у него в горле. Он развернулся и ушёл, на этот раз закрыв дверь тихо, почти бесшумно. Анна закрыла дверь на цепочку и прислонилась к ней спиной. Выдохнула. Глубоко и осознанно. Всё было кончено. И это было к лучшему.
Месяц спустя Анна сидела в детской в своём кресле-качалке и кормила Максима грудью. Малыш посасывал, тихо посапывая и изредка открывая свои тёмные, ясные глаза, чтобы посмотреть на маму. За окном шёл мелкий, унылый дождь, по стеклу текли струйки, за которыми был виден размытый мир. В комнате было уютно. Тихо. Спокойно. Пахло молоком и детским кремом.
Телефон на тумбочке тихо завибрировал. Сообщение от незнакомого номера: «Это Виктория Сергеевна. Дмитрий сказал, что у вас родился мальчик. Поздравляю. Хочу увидеть внука. Можно я приду?»
Анна прочитала сообщение, и на её лице не дрогнула ни одна мышца. Она положила телефон экраном вниз на тумбочку. Не ответила. Не удалила сообщение. Не стала блокировать номер. Она просто проигнорировала его. Полностью. Словно его никогда и не было.
Максим доел, отпустил грудь и уткнулся своим тёплым, влажным носиком в материнскую руку. Сопел тихонько, засыпая, его дыхание было ровным и безмятежным. Анна нежно погладила сына по бархатистой головке, по тёмным волосикам, и посмотрела на кроватку. Белая, сияющая чистотой, с мягкими бортиками и тёплым пледом в голубую клетку. Над ней медленно вращался мобиль с плюшевыми медвежатами. На комоде ровными рядами стояли банки с кремами, присыпкой, упаковки влажных салфеток. На полках лежали аккуратные стопки распашонок, ползунков, крошечных носочков.
Детская. Настоящая. Живая. Для ребёнка. Только для ребёнка. Не для свекрови с чемоданами и претензиями, не для чужих советов и поучений.
Анна встала, осторожно, чтобы не разбудить, положила спящего Максима в кроватку, укрыла лёгким одеяльцем. Постояла ещё несколько мгновений, глядя на сына, на его розовые щёчки, на длинные ресницы, лежащие на щеках. Максим посапывал во сне, подёргивал ручками, морщил свой крошечный носик, видя свои младенческие сны.
Дом был тихим. Спокойным. Полным света и тепла. Её дом. Её крепость. Её мир.
И никто, никогда, не посмеет сказать ей, что делать с собственным ребёнком. Никто не переступит порог её sanctuary без её разрешения. Тишина была её союзником, а материнская любовь — самым прочным щитом. И в этой тишине, в свете ночника, отражавшегося в счастливых глазах матери, начиналась новая история — история, где главными были только двое: она и её сын. И этого было достаточно. Более чем достаточно для счастья.
