Ведьмин сын…
Марк стоял на пороге, стараясь не встречаться глазами с бабушкой. Он чувствовал, как по его щекам разливается горячая волна, и отчаянно надеялся, что она этого не заметит.
— Маркуша, ты только подумай туда сходить, в ту сторону! — проговорила она строгим, назидательным тоном, сложив на груди руки. — Уж если я что-то узнаю, тебе несдобровать, сразу говорю!
Он что-то невнятно пробормотал в ответ и буквально выпорхнул за калитку, захлопнув ее за собой с легким звенящим звуком. Сердце его колотилось где-то в горле. Как она могла догадаться? Откуда? Про себя он мысленно шептал: «Не зря все в деревне шепчутся, что у нее дар, что она видит сквозь стены и знает то, о чем еще только подумали».
Мысль о том, чтобы отправиться в тот старый дремучий лес, который все обходили стороной, никогда бы не пришла ему в голову самостоятельно. С самых ранних лет, с тех самых пор, как он только начал понимать слова, ему рассказывали леденящие душу истории о том месте и о том, кто в нем обитает. Но все переменилось в одно мгновение, когда к соседям на все лето приехала их внучка. Девочка, которую он помнил еще нескладным подростком, за год изменилась до неузнаваемости. Она будто вытянулась, а ее черты стали удивительно мягкими и приятными.
Лиза внимательно посмотрела на него своими огромными, бездонными, цвета летнего неба глазами и выпалила:
— Марк, а давай сходим туда, к тому самому! Покажешь мне, где он живет. Я потом всем своим городским подружкам расскажу, они просто лопнут от зависти, — она прищурилась от яркого солнечного света, и на ее лице расцвела такая теплая, такая открытая улыбка.
И в тот самый миг Марк с абсолютной, непоколебимой уверенностью решил, что эта улыбка предназначена лично для него. И, разумеется, у него просто не нашлось сил ей отказать. Как можно сказать «нет» такому лучезарному созданию?
Они договорились встретиться на самом краю их неброского, утопающего в зелени поселка. Марк примчался первым, его дыхание было чуть сбившимся от быстрого бега. Чтобы скоротать время и немного успокоиться, он вскарабкался на высокий, шершавый пень от могучего старого дуба, который спилили еще в прошлом году. Его бабушка как-то раз, качая головой, поведала ему, что в одну из страшных грозовых ночей тот самый лесной старик проходил мимо этого самого дерева. И тогда ослепительная, огненная молния, метя именно в него, угодила прямиком в дуб, расщепив его мощный ствол надвое.
Вскоре появилась и Лиза. Она подбежала, сияя от предвкушения и любопытства, но Марк не мог разделить ее беззаботного, почти праздничного настроения. На его лице лежала тень тяжелой тревоги.
— Ну, пойдем, — угрюмо и коротко бросил он, и они, не говоря больше ни слова, двинулись в путь по едва заметной тропинке, ведущей к мрачному, дремучему лесу.
Солнечный, полный жизни и щебета птиц лес окружал их родной поселок со всех сторон, словно заботливые объятия. Но постепенно, почти незаметно, светлая роща сменялась на совершенно иную, пугающую свою картину. Впереди, за изгибом тропы, начиналась непроглядная, темная чащоба.
Резко и как-то даже зловеще внезапно земля под ногами стала влажной и зыбкой, ноги начали вязнуть в толстом, упругом ковре мха, а глубокие, скрытые тенью овраги прятались под завалами векового бурелома. Деревья здесь росли необычайно плотно, тесно друг к другу, словно это был не лес, а гигантский, непреступный частокол, воздвигнутый самой природой. Яркого, жизнерадостного солнца здесь практически не было видно, его лучи бессильно скользили по верхушкам крон, не в силах пробиться сквозь густой полог листвы. Птицы здесь не селились, не вили своих гнезд. Изредка, совсем ненадолго, залетала какая-нибудь случайная, заблудшая пичужка, начинала свою веселую, беззаботную песню, но потом внезапно, на самой высокой ноте, резко обрывала ее и, громко, тревожно хлопая крыльями, уносилась прочь, обратно в светлую часть леса.
— Марк, а расскажи мне поподробнее, — тихо, почти шепотом, обратилась к нему Лиза, невольно понижая голос в этой гнетущей тишине. — Расскажи про того самого старика и про этот странный лес.
— Давным-давно, много-много лет назад, здесь, в самой глубине, жила одна женщина, — начал Марк, тоже переходя на шепот. — Говорили, что она обладала необычными знаниями. Все в округе боялись ее и шептались, что мужем ее был не кто иной, как сам властелин подземного мира. А сын ее, соответственно, унаследовал его сущность. Сейчас ему, наверное, уже очень много лет… Может, даже сто. Иногда он выходит из своей чащобы с большим, потрепанным мешком за спиной и бродит по ближайшим окрестностям. Может незаметно утащить курицу из курятника, а то и увести с собой ни в чем не повинную собаку. Моя бабушка всегда говорила, что он не использует свое знание для заклинаний. Но она также говорила, что он копит в себе огромную, древнюю обиду, которая вырвется на волю и обрушится на весь мир, когда его жизненный путь окончательно подойдет к концу.
— Ой, — Лиза непроизвольно поежилась и прижалась к его плечу. — Как жутко… А твоя бабушка, она правда обладает настоящим даром? Она действительно может многое?
— Конечно, правда, — с легкой гордостью в голосе ответил Марк, и на его лице на мгновение мелькнула улыбка. — Она помогает людям, лечит их от самых разных недугов. Она словно видит все насквозь и всегда знает, что и как нужно сделать. С любым недомоганием она может справиться, нужно только к ней обратиться.
Вскоре они вышли к небольшому, но очень стремительному лесному ручью. Вода в нем была на удивление чистой и прозрачной, а солнечные зайчики весело прыгали и перекатывались по его маленьким, поросшим мхом порожкам, сверкая на свету всеми цветами радуги.
— Это вроде как незримая граница, — серьезно сказал Марк, указывая рукой вперед. — Видишь, там, на том берегу, лес становится совсем темным, почти черным. У нас здесь, в поселке, существует негласное, но очень строгое правило: никто и никогда из местных не должен переступать через эту черту и заходить на ту сторону.
— Но мы-то с тобой пойдем дальше, правда? — Лиза снова широко распахнула свои бездонные голубые глаза, и в них читалась такая надежда и такая жажда приключений, что устоять было просто невозможно.
— Когда та женщина покинула этот мир, та часть леса, что за ручьем, — парень снова показал в сторону угрюмой чащи, — стала какой-то странной, одновременно и живой, и мертвой. Словно часть ее духа навсегда застряла среди этих деревьев. Говорят, если кто-то по незнанию или по глупости все-таки зайдет туда, он может плутать там часами, а то и целыми сутками. Будто невидимая сила водит его по кругу, запутывает и не дает найти дорогу обрату. Словно мать до сих пор охраняет своего взрослого сына от посторонних, чужеродных людей. Хотя, если подумать здраво, это нас следовало бы охранять от него самого…
— А может быть, она нарочно заводит людей прямо к своему сыну, чтобы он мог… — Лиза не договорила, но ее воображение уже нарисовало самые страшные картины.
Марк тяжело, с напряжением вздохнул. Мысль о том, что они могут попасть в лапы к тому самому старику, вызывала у него леденящий душу ужас. Лиза же, недолго думая, легко и грациозно, как балерина, перепрыгнула через узкий ручеек и оказалась на том берегу.
— Марк, иди же скорее! — позвала она, протягивая ему навстречу свою тонкую, изящную руку.
Войдя в чащу, они ощутили резкую перемену. Над их головами сомкнулись спутанные, темные кроны древних деревьев, образовав непробиваемый купол. Солнечный свет здесь был бессилен, он не мог пробиться сквозь этот плотный, живой заслон.
В лесу было необычайно сыро, воздух был насыщен влагой и пахлом прелых листьев и старой древесины. В лесу было по-осеннему холодно, и этот холод пробирал до самых костей. В лесу стояла звенящая, гнетущая тишина. Лишь изредка ее нарушал громкий, трескучий хруст сухой ветки под ногой.
Протискиваясь сквозь колючие, цепкие кусты, которые словно хотели удержать их, не пустить дальше, они медленно продвигались вперед. Марк то и дело оборачивался через плечо, стараясь не упустить из виду огромную, величественную ель, которая осталась стоять на границе, у самого ручейка, служа им единственным ориентиром.
И вдруг, абсолютно внезапно, все вокруг затихло окончательно. Словно у них внезапно заложило уши. Даже привычный хруст веток под их собственными ногами стал каким-то далеким, приглушенным и неестественно глухим. А потом, спустя несколько томительных секунд, лес вокруг них зашумел, завыл, застонал. Шелест листьев и хвои был настолько громким и мощным, словно настоящий ураган пытался вырвать деревья с корнями и породить на этом месте новый, еще более непроходимый бурелом.
Так же резко, как и начался, ветер стих. Все снова замерло и погрузилось в безмолвие. И в этой звенящей тишине позади них, совсем рядом, громко и отчетливо захрустели ветки, будто под чьими-то тяжелыми, неспешными шагами.
Марк резко развернулся, прислушиваясь к собственному бешено колотящемуся сердцу, и уставился в непроглядную густоту кустов, пытаясь разглядеть в ней что-либо.
— Там… там кто-то есть? — прошептала Лиза, ее пальцы с такой силой вцепились в руку парня, что даже стало больно. — Марк, может, нам лучше вернуться? Пожалуйста, давай уже пойдем обратно!
Парень ждал этих слов с самого начала. Не говоря ни слова, он уверенно, почти решительно повернулся и, крепко сжимая ее холодную ладонь, потащил за собой. Они зашагали быстрее, почти бежали, продираясь сквозь колючие заросли, с каждым шагом приближаясь к спасительной границе. Но вдруг, совершенно неожиданно, все вокруг погрузилось в абсолютную, непроглядную тьму. Казалось, что кто-то гигантский и невидимый накинул сверху огромное, черное как смоль покрывало, полностью скрывшее солнце.
— Она нас не выпускает, эта женщина… — голос Лизы дрожал, она была на грани слез. — Куда же нам идти? Ты что-нибудь видишь? Хоть что-нибудь?
Их со всех сторон окружила сплошная, враждебная, живая темнота. Марк в панике вращал головой, его глаза отчаянно вглядывались в черноту, надеясь увидеть хоть малейший просвет, хоть один лучик света.
И в этот момент прямо перед ними, преграждая путь к отступлению, снова громко и угрожающе захрустели ветки. Кто-то невероятно грузный и тяжелый медленно и неумолимо приближался к ним, его шаги были гулкими и размеренными…
— Ах… — вырвался у Лизы короткий, перепуганный выдох.
Тот самый старик стоял перед ними, перекрывая своим телом единственный путь к спасению. Большой, набитый доверху бесформенный мешок, лежавший на его могучем плече, делал и без того высокую фигуру старика поистине гигантской, похожей на неприступную скалу.
Ребята в панике метались на маленьком пятачке, пытаясь найти лазейку, протиснуться между колючих, цепких ветвей. В какой-то миг, в суматохе, Марк на долю секунды выпустил руку Лизы из своей.
— Ааааааа! — пронзительный, полный ужаса крик девушки прорезал гнетущую тишину.
Марк увидел, как тот самый лесной житель схватил Лизу своими огромными, узловатыми ручищами. Он тряс ее, словно тростинку, и при этом издавал низкое, хриплое рычание, похожее на звук, который издает раненый дикий зверь. Парень, забыв обо всем на свете, о страхе, о предостережениях, о инстинкте самосохранения, бросился на этого гороподобного великана.
Все происходило словно в каком-то кошмарном, беспросветном сне. Марк отчаянно царапался, кусался, пинался, делал все возможное и невозможное, чтобы заставить старика отпустить его подругу. И вскоре, к его собственному удивлению, железная хватка чуть ослабла. Используя этот миг, ребята, еле живые от переполнявшего их страха, резко рванулись вперед, проскочили мимо старика и помчались что было сил к желанному ручью, к свету, к безопасности.
Они неслись по лесу, не останавливаясь, не переводя дух, не оглядываясь назад, подгоняемые животным ужасом. И только возле того самого старого пня от дуба, уже на безопасном открытом пространстве, Лиза вдруг остановилась, тяжело дыша, подошла к Марку и, поднявшись на цыпочки, нежно чмокнула его в горящую щеку.
— Марк, ты… ты настоящий герой, — проговорила она, и по ее лицу текли слезы, смесь пережитого ужаса и облегчения. — Ты спас меня, ты действительно спас.
И она снова крепко, по-детски доверчиво взяла его за руку, и они медленно пошли towards дому.
Бабушка Марка уже который день ходила по дому необычайно хмурой и молчаливой. Она часто выходила на старенькую, покосившуюся веранду и подолгу, с напряженным видом, смотрела в сторону того самого леса. Завидев кого-то из соседей, она лишь тяжело, с беспокойством вздыхала и возвращалась обратно в дом. Она старалась придумать для внука как можно больше дел, отправляла его то в огород, то за водой, то за дровами, лишь бы он не шатался без дела по поселку и не попадался ей на глаза.
Как-то раз под вечер, когда солнце уже клонилось к горизонту, окрашивая небо в багряные тона, она наконец поделилась с Марком своими тревожными мыслями.
— Что-то наш лесной сосед стал слишком часто наведываться в наши края… — заговорила она, глядя куда-то вдаль через окно. — Уже третий день подряд я замечаю его возле того самого пня. Ходит вокруг, смотрит пристально… Вчера даже кулак в мою сторону погрозил. Не к добру это все, Маркуша, не к добру, чувствую я это своим нутром.
Она отхлебнула глоток горячего чая из старой граненой кружки и с безысходностью подперла голову рукой.
Марк молча опустил глаза, чувствуя, как по его спине пробегают противные мурашки. А что, если старик вернулся для того, чтобы закончить то, что начал тогда в лесу? Что, если он задумал причинить вред Лизе? Эта мысль не давала ему покоя.
Спустя несколько дней бабушка наконец сменила гнев на милость и отпустила его погулять.
— Ну, беги, беги, гуляй, — сказала она, размашисто махнув рукой. — Тот, из лесу, больше не появляется. Видно, успокоился.
Марк, не теряя ни секунды, помчался к дому соседей, чтобы повидать Лизу. Но его ждало горькое разочарование.
— Лиза приболела, сегодня не выйдет! — выглянув из открытого окошка, сообщила ее бабушка. — Такой кашель одолел, просто беда! И температура подскочила очень высоко. Лежит, бедняжка, не встает…
Эти слова подействовали на Марка как удар обухом по голове. Его словно окатили ледяной водой. Неужели эта внезапная болезнь как-то связана с тем самым стариком? Но ведь бабушка всегда говорила, что он не использует свое знание для темных дел? Или, может быть, это дух его матери, той самой женщины, наслал на Лизу свою темную силу? Разве такое возможно?
Вечером того же дня в их дом постучалась бабушка Лизы. Ей срочно требовалась помощь знахарки. Марк, притаившись за приоткрытой дверью в коридор, с замиранием сердца подслушал их тревожный разговор.
— Кашляет так, словно лает, — с болью в голосе рассказывала соседка. — Прямо задыхается от этих приступов. Вся горит, как в огне, мечется по кровати, бредит… И все это случилось так внезапно, буквально на пустом месте! Очень нужна твоя помощь, надо спасать мою внучку, иначе я ее просто потеряю!
В тот же вечер Лизу, закутанную в теплое одеяло, принесли в дом Марка. Она была очень бледной, почти прозрачной, дыхание ее было тяжелым и прерывистым, а глаза блестели лихорадочным блеском. Старая знахарка попросила всех выйти из комнаты и плотно закрыла за собой дверь, приступив к своей нелегкой работе.
Марк в это время ходил кругами вокруг дома, как загнанный зверь, и мысленно, беззвучно молился всем силам, какие только знал, чтобы его бабушка смогла помочь, смогла исцелить его подругу. И ему снова, уже во второй раз, удалось подслушать обрывок разговора, когда бабушка Лизы вышла на кухню попить воды.
— Покойник ее душит, — тихо, но очень четко говорила его бабушка. — Невидимой рукой крепко сжимает ей горло. Мне удалось эту хватку немного ослабить, на время. Но того, кто это делает, того самого покойника, нужно найти и успокоить. Иначе… иначе девочка не выживет, он заберет ее с собой, в свой мир.
Когда все наконец разошлись и в доме воцарилась ночная тишина, Марк продолжал ходить по двору, и в его голове роились самые разные, тяжелые мысли. Он должен был спасти Лизу, он просто обязан! Значит, нужно найти того самого покойника. А если ко всему этому причастен тот самый лесной старик? Нет, теперь он больше не может хранить их страшную тайну, он должен во всем признаться.
— Бабушка, — робко, почти неслышно заглянул он на кухню, где уставшая старушка готовила отвар из трав. — Я не знаю, поможет это тебе или нет, но… но мы с Лизой тогда ходили в тот лес. И мы видели того самого старика. Он на нас напал… но нам удалось вырваться и убежать.
Бабушка замерла на месте с глиняным горшочком в руках. Потом медленно, не говоря ни слова, подошла к внуку и дала ему несильный, но чувствительный подзатыльник.
— Вот оно что! — выдохнула она. — Ну, собирайся, пойдем туда! Или, может, струсил? Боишься?
Марк решительно мотнул головой. Нет, он не боялся. Ради Лизы он был готов на все.
И вот они снова стоят у той самой незримой границы, у ручья. В лесу по-прежнему было темно и прохладно, но теперь эта темнота казалась спокойной, даже умиротворенной. Изредка, то тут, то там, слышалось робкое, но живое чириканье.
— Птицы вернулись, — тихо прошептала бабушка, прислушиваясь к этим звукам. — Не чувствую я больше здесь былого зла… Что-то очень важное здесь произошло. И вы с Лизой, похоже, стали тому причиной.
Под негромкий, убаюкивающий шум листвы и под эти обнадеживающие трели птиц они без особого труда дошли до старой, покосившейся набок и почти развалившейся избушки. Марк на мгновение заколебался, но, собрав всю свою волю в кулак, уверенно шагнул вперед и изо всех сил рванул на себя низкую, скрипучую входную дверь.
Из открывшегося проема на него пахнуло тяжелым, затхлым и отвратительным запахом тлена и запустения. Внутри, на единственной табуретке, неподвижно и бездыханно сидел тот самый огромный старик. Парень постоял на пороге пару секунд, заглядывая внутрь, а потом, не в силах сдержать приступ тошноты, выскочил обратно на свежий воздух. Но его бабушка, напротив, решительно вошла внутрь.
Пока Марк боролся с подкатывающей к горлу тошнотой, стараясь отдышаться, бабушка появилась на пороге. Лицо ее было суровым и сосредоточенным.
— Пойдем обратно, — коротко и жестко бросила она, сжимая что-то в своем кулаке.
Они молча двинулись в обратный путь. Бабушка все так же крепко, до белизны на костяшках, сжимала пальцы. Когда они дошли до ручейка, она наконец остановилась.
— Нательный крестик, — проговорила она и наконец разжала ладонь. — Лизин, не иначе. Видимо, тот старик сорвал его с нее, когда напал на вас в лесу. Вот этим самым крестиком он и душил бедную девочку. Ушел из жизни, а крестик этот так и продолжал сжимать в своей окостеневшей руке.
Марк стоял как вкопанный и только хлопал глазами, не в силах сразу осознать услышанное.
— Бабушка, — наконец выдавил он из себя, — а ты говорила, что зла в лесу больше нет. Выходит, что этот освященный крестик смог прогнать дух той женщины и ее сына? Это так работает?
— Может, и так, Маркуша, а может, и иначе, — задумчиво ответила бабушка. — Но факт остается фактом: сейчас в том лесу царит покой, и духи там больше не бушуют.
— А что будет с тем стариком? С его телом? — не унимался Марк.
— Как вернемся в поселок, соберем людей, вместе и решим, что делать, — сказала бабушка. — Но что-то мне подсказывает, что сама природа, сам лес уже все решил за нас. Раньше в той чащобе не было ни зверя, ни птицы, а теперь они туда вернулись. Понял, о чем я? Лес начинает жить новой, чистой жизнью.
Спустя несколько дней Лиза пошла на поправку. С каждым днем она чувствовала себя все лучше и лучше, щеки ее снова зарумянились, а в глазах появился живой блеск. Крестик, который так долго сжимала холодная рука покойника, она хотела выбросить, не в силах больше на него смотреть. Но бабушка Марка остановила ее.
— Ни в коем случае не вздумай этого делать! — строго сказала она. — Этот крестик не только тебя спас, но и очистил собой целый лес от скверны. Он прошел через тяжелое испытание и теперь будет оберегать тебя еще сильнее, чем любой другой.
Жители поселка все же собрались и отправились в лес, чтобы предать тело старика земле по-человечески. Но, как и предсказывала старая знахарка, дикие лесные звери и сама природа уже сделали всю работу за них.
А еще через несколько недель настал день, когда Лиза должна была уезжать обратно в город. Она стояла на пороге, а Марк провожал ее до калитки.
— А в следующем году, когда я снова приеду, мы еще раз сходим в тот лес? — вдруг спросила она, по-детски сощурившись от яркого летнего солнца, и на ее лице снова расцвела та самая, добрая и открытая улыбка.
Марк посмотрел на нее и решил, что эта улыбка, без сомнения, была предназначена именно для него. И, конечно же, он снова не смог бы ей отказать, даже если бы очень захотел.
