Тишина после тебя
Марк медленно вышел из машины, и первое, что он ощутил, — это не холодный воздух, а плотную, почти осязаемую пелену забытья. Город за семь лет его отсутствия будто застыл в янтаре. Те же облупленные фасады, та же выцветшая от времени краска на ставнях, те же трещины на асфальте, поросшие упрямым подорожником. Лишь пара новых вывесок кричала неестественно яркими цветами, но и они, казалось, лишь подчеркивали всеобщую усталость этого места. А может, они всегда тут были, просто тогда его взгляд был обращен вовнутрь, на тот сгусток счастья, который он нашел здесь когда-то.
Этот город был последним пристанищем Лилии. Лилии, чей образ он пронес через долгие годы, заполненные бессмысленным шумом и тоской. Женщины, которую он любил всем своим естеством и не сумел удержать.
Он заселился в номер скромной гостиницы с выцветшими шторами и ощутимым запахом пыли. Решил отложить главную цель своей поездки на завтра. Завтра будет ровно семь лет. Семь лет с того дня, когда жизнь разделилась на «до» и «после». Его первое посещение за все это время. Он боялся этого момента, оттягивал его, как ребенок оттягивает неприятный разговор с родителями.
Чтобы заглушить тревогу, Марк вышел на улицу и отправился бродить по знакомым, заученным когда-то маршрутам. Когда-то они с Лилей исходили эти улочки вдоль и поперек. Ему было двадцать восемь, когда отец, владелец небольшой, но успешной фирмы, отправил его сюда с проверкой местного филиала. Марк тогда с блеском обнаружил серьезную финансовую нестыковку, доложил отцу, получил одобрение и, окрыленный, отправился гулять.
Он не знал здесь ни души, и до вечера было еще далеко, поэтому его шаги сами привели его в старый парк. У небольшого, покрытого ряской пруда, на той самой скамейке, сидела девушка. Плечи ее мелко вздрагивали, и тихие, сдавленные рыдания разрывали тишину. Марк замер в нерешительности. Пройти мимо? Но как можно пройти мимо чужого горя? Подойти? Но что он может сказать незнакомому человеку?
— Простите за беспокойство, — наконец, выдавил он, подходя ближе. — У вас все в порядке? Может, я могу чем-то помочь?
Девушка вздрогнула и резко обернулась. Ее лицо было мокрым от слез, а в глазах стояла смесь боли и гнева.
— Уходите, пожалуйста! Мне и так достаточно тяжело, — выпалила она, и в голосе ее слышался вызов.
Марк растерялся от такой реакции, а потом, сам не понимая, откуда берется эта злость, вдруг вспылил:
— Ну и прекрасно! Сидите здесь в своем одиночестве! Вы даже не пытаетесь что-то изменить, а просто наблюдаете, как лучшие годы утекают сквозь пальцы!
Девушка смотрела на него с широко раскрытыми глазами, и слезы на мгновение иссякли. А потом она снова разрыдалась, но уже громче, отчаяннее. И вот теперь Марк точно не мог просто развернуться и уйти. Он тяжело вздохнул, словно сбросив с плеч груз, и опустился на скамейку рядом с ней.
— Что же должно было случиться, чтобы вызвать такие искренние слезы? — спросил он мягче, внимательно глядя на ее профиль.
Она замерла, отвернулась к пруду и пробормотала:
— А вам какое дело? Вы же все равно уйдете.
Марк снова вздохнул, подбирая слова.
— У вас… потерялся кто-то близкий? — предположил он первое, что пришло в голову.
Девушка отрицательно покачала головой, все еще не глядя на него.
— Моя тетя… Она запретила мне уезжать учиться. Я закончила колледж, мне пришло приглашение из института в другом городе. А она сказала: «Хватит с тебя образования». Вы понимаете? Это конец всем мечтам. Я теперь до конца дней буду стоять у конвейера на местном заводе.
— Подожди немного, — предложил он, понимая, что его совет банален. — Тебе нужно всего лишь пару лет подождать. Станешь самостоятельнее, заработаешь немного денег и уедешь. Ты же не бросаешь тетю навсегда, ты сможешь ее навещать.
Он не мог уйти, глядя в ее синие, полные отчаяния глаза. Они были похожи на омуты.
Девушка слабо улыбнулась сквозь слезы. Она встала, смахнула ладонью влагу с щек. Марк тоже поднялся.
— Меня зовут Марк, — представился он.
— Лиля, — тихо ответила она.
— Может, составишь мне компанию? Я сегодня завершил важное дело и хочу немного отдохнуть, но в этом городе я совершенно не ориентируюсь.
Девушка посмотрела на него с внезапным подозрением, и Марк понял, куда клонятся ее мысли. Он рассмеялся, и этот смех разрядил обстановку.
— Нет, нет, ты меня не так поняла! Я действительно не знаю, куда здесь можно сходить. Я тут проездом, честное слово.
Она все еще испытующе смотрела на него.
— Правда?
— Клянусь своей репутацией! — выпалил Марк с такой искренностью, что теперь уже засмеялись оба.
— Вы сейчас выглядели точно маленький мальчик, который дает честное-пречестное слово, — заметила она, и улыбка озарила ее лицо, сделав его прекрасным.
Марк не ответил, просто смотрел на нее. В тот миг даже солнце, выглянувшее из-за туч, не могло сравниться с ее сиянием.
Лиля согласилась провести его, и с каждой минутой, проведенной рядом, Марк все больше понимал, что такой, как она, он никогда не встречал. Она была живой, настоящей, и в ее словах сквозила та мудрость, которой не научишься по книгам.
Неделя пролетела как один миг. Настал день отъезда. Марк, собрав вещи, твердо заявил:
— Сегодня мы идем знакомиться с твоей тетей. А завтра я забираю тебя с собой.
Тетя оказалась суровой женщиной с нахмуренным лицом, но дорогие подарки, которые Марк привез, немного смягчили ее. Она как будто бы дала свое молчаливое согласие, но когда они уже выходили за дверь, не удержалась и бросила вслед язвительную фразу:
— Когда твой богатенький покровитель тебя кинет, не вздумай возвращаться ко мне с хвостом! Или мне твой диван сейчас продать, раз он тебе больше не понадобится?
Они не стали ничего отвечать, торопливо выходя на улицу, подальше от этого гнетущего воздуха.
Последнюю ночь перед отъездом Лиля провела с ним в гостинице. Это была их первая ночь, полная трепета, нежности и бесконечных откровений. Марк уже несколько раз звонил домой, сообщил родителям, что возвращается с невестой, с восторгом описывая ее. Мать его не разделяла энтузиазма и сухо ответила: «Ну что ж, посмотрим, что это за чудо-девушка».
Марк не мог и предположить, какая буря ждет его дома. Мать с первого взгляда прониклась к Лилие неприязнью. Девушка чувствовала себя скованной, испуганной, подавленной. Атмосфера в доме стала невыносимой. В итоге Марк снял для Лилии номер в хорошей гостинице, а сам вернулся домой, надеясь все уладить.
— Марк, опомнись! — сказала мать, едва он переступил порог. — Ты же умный мальчик, должен понимать, что эта провинциальная простушка не пара для тебя и для нашей семьи.
— Что бы вы ни говорили, мама, я женюсь на Лилии. Я люблю ее, и мне не пятнадцать лет, чтобы не понимать, что я делаю.
Но его уверенность пошатнулась две недели спустя, когда анонимной почтой он получил конверт. Внутри лежали фотографии. Его Лилии в объятиях незнакомого мужчины. Удар был настолько сильным и внезапным, что у него перехватило дыхание. Он никогда не забудет это ощущение — будто его, преданного щенка, ударили ногой без всякой причины. Боль и непонимание затуманили разум.
Он выскочил на улицу, пытаясь успокоиться, привести мысли в порядок, чтобы потом вернуться и спокойно во всем разобраться. Но когда он вернулся и бросил фотографии на стол перед Лилей, ожидая объяснений, в его голосе звучала лишь обида и гнев. В тот вечер он ушел один. А на следующее утро Лили в номере уже не было. На прикроватной тумбочке лежала записка, написанная ее твердым почерком: «Ты поверил каким-то клочкам бумаги, даже не спросив меня. Но теперь это уже не имеет значения. Ты оказался не тем человеком, за которого я тебя принимала».
Марк не стал ее искать. Гордость и боль говорили за него: такая, как она, не стоила его усилий. Он погрузился в пучину отчаяния, пытаясь заглушить боль алкоголем и мимолетными связями.
Шли годы. Однажды вечером ему позвонил незнакомый номер. Голос в трубке был хриплым и холодным.
— Лилию похоронили. Пусть ее смерть останется на твоей совести. — Это была тетя.
Семь лет прошло с того звонка. Марк стоял у входа на кладбище, думая, что этот визит принесет ему долгожданное умиротворение, закроет гештальт. Но облегчения не наступило. Лишь чувство вины, тяжелое и неумолимое, как каменная глыба.
Он так и не женился. Не мог даже представить рядом с собой другую женщину. Правда открылась ему спустя годы, за полгода до смерти матери. Она призналась, что эти фотографии были подделкой, которую организовала она сама через своего знакомого. Марк не захотел поверить своей любимой. Он не дал ей шанса на объяснение. Он был слеп и глуп.
Теперь он понимал всю глубину своей ошибки. Решив, что должен хоть как-то искупить вину, он приехал сюда, в город Лили, чтобы попросить прощения у холодного камня.
Он очнулся от тягостных раздумий, взглянув на часы. Время пролетело незаметно, и желудок напомнил о себе легким голодным спазмом. Найдя уютное кафе неподалеку, он сел за столик на летней веранде и заказал ужин. Но едва он принялся за еду, как его отвлек тонкий детский голосок.
— Дядя, а вы не будете доедать? — Прямо перед ним стоял мальчик лет шести-семи, указывая на лежавший на краю стола кусок хлеба.
Марк отрицательно покачал головой, и мальчишка тут же схватил хлеб и стремглав бросился к тому самому пруду в парке. Марк с улыбкой наблюдал, как тот крошит хлеб уткам. Было что-то трогательное и одновременно грустное в этом зрелище. Ребенок один, слишком мал для самостоятельных прогулок. Одет скромно, но опрятно. Может, ему нужна помощь? Марк уже собрался подняться, чтобы предложить купить мальчику нормальный обед, как вдруг резкая, пронзительная боль скрутила его живот.
— Да что же это такое!
Он и представить не мог, что окажется на операционном столе в маленькой районной больнице с диагнозом «острый аппендицит». Выбора не было.
Пять дней в больнице и еще один на восстановление в гостинице — и вот на седьмой день он наконец-то решился осуществить задуманное. Завтра можно будет уезжать, покончив с прошлым.
Купив большой, пышный букет белых роз — именно те, миниатюрные, с десятками бутонов на одном стебле, которые обожала Лиля — он припарковался у кладбища и пошел по знакомой, врезавшейся в память дорожке. Он был здесь лишь однажды, сразу после того злополучного звонка, но путь помнил отчетливо. Теперь на могиле стояла аккуратная оградка, а вместо временного деревянного креста был установлен гранитный памятник с фотографией. Лиля смотрела на него с улыбкой, какой он запомнил ее в первые дни знакомства.
Марк замер: у могилы кто-то стоял. Меньше всего ему хотелось встречи с тетей Лили. Присмотревшись, он с удивлением понял, что это не взрослый, а ребенок. В этой картине было что-то противоестественное, жутковатое.
Сделав шаг вперед, он узнал мальчика — того самого, что просил хлеб. Ситуация приобретала странный оборот. Лиля всегда говорила, что у нее никого, кроме тети, не было. Но мальчишке на вид было как раз лет шесть-семь… В голове у Марка все перепуталось.
Он подошел ближе и тихо, чтобы не испугать, произнес:
— Привет.
Мальчик обернулся и встал, вытирая руку о штаны.
— Здравствуйте.
— Что ты тут делаешь? — спросил Марк.
Мальчик пожал плечами.
— Я тут ухаживаю. Траву полю, цветы поливаю. Вот сегодня прополол.
— Я имею в виду… что ты делаешь именно на этой могиле? Ты ведь не мог знать эту женщину. Она умерла очень давно. Ты ее родственник?
Марк ждал ответа, а мальчик вдруг грустно улыбнулся, и в этой улыбке было что-то до боли знакомое.
— Да, я ее родня. Она умерла, чтобы я мог родиться. Бабушке Лиде сейчас совсем плохо, она почти не встает, поэтому я сам за могилой мамы слежу.
Марк почувствовал, как подкашиваются ноги. Он медленно опустился на небольшую скамейку напротив памятника.
— За могилой… мамы? Но у Лили… у этой женщины не могло быть детей…
Мальчик с живым любопытством посмотрел на него:
— Вы знали мою маму? Правда? А расскажете мне о ней? Бабушка почти ничего не рассказывает, говорит, больно вспоминать.
Марк поднял руку, пытаясь остановить кашу в своей голове.
— Подожди, давай по порядку. Лиля умерла семь лет назад. А тебе сколько лет?
Мальчик посмотрел на него с легким недоумением, как на человека, который задает очевидные вопросы.
— Мне семь. Недавно как раз день рождения был.
Марк лихорадочно пытался подсчитать в уме. Сколько прошло времени с момента ее отъезда до того звонка? Год? Чуть больше? Неужели она так быстро нашла утешение в другом? Сердце сжалось от ревности, горькой и бесполезной.
— Я… я совсем запутался. Слушай, давай сходим к твоей бабушке? К тете Лиде?
— Вы и ее знаете? — глаза мальчика расширились от удивления. — Ну, давайте, только она не очень любит гости, предупреждаю.
Марк горько усмехнулся про себя. Это он помнил прекрасно. Но было странно, что мальчик живет с ней. Он бы скорее предположил, что та сдала ребенка в детский дом.
Когда они дошли до знакомого подъезда и поднялись на этаж, Марк увидел, что тетя Лида изменилась до неузнаваемости. Она постарела на двадцать лет, ее лицо было изможденным и серым. Но взгляд остался прежним — колючим и недобрым.
— Ты чего тут появился? — прохрипела она, узнав его.
Марк уверенно вошел в квартиру, пропуская вперед мальчика.
— Нам нужно поговорить. Серьезно поговорить.
— Еще не наговорился? Девчонку угробил, теперь пришел за нами? — она кашлянула, и кашель был тяжелым, болезненным.
Марк вспыхнул, но старался сдерживаться, глядя на ребенка.
— Что вы такое говорите, особенно при нем? Как я мог погубить Лилию, если я не видел ее перед… перед тем, как все случилось?
— Какая разница! Из-за тебя она умерла! — выкрикнула старуха, и в ее глазах блеснули слезы бессильной ярости.
Марк почувствовал, как пол уходит из-под ног. Но в голове вдруг что-то щелкнуло. Все пазлы, все обрывки фраз, даты, случайные слова сложились в одну ужасающую, четкую картину. Он понял. Понял все. Он был не просто глупцом, допустившим ошибку. Он был чудовищем. Монстром, поступок которого не имел прощения.
Он медленно, как старик, опустился на старый продавленный диван.
— Как… Этого не может быть… Это правда?
— Может, не может… Хоть бы помереть спокойно дали: сначала об одной думай, теперь этого расти. Мне оно надо, на старости лет? Всю жизнь на других положила. Чтоб вы все…
Марк, сам не зная зачем, спросил тихо:
— Но почему… почему вы мне ничего не сказали тогда? Когда все случилось?
— А на кой ты такой мне сдался? — она с ненавистью посмотрела на него. — Лучше с голоду помереть, чем к тебе обращаться.
Марк перевел взгляд на мальчика, который не отрываясь смотрел на него. И вдруг ребенок тихо, но четко прошептал:
— Почему ты нас бросил? Мама бы тогда осталась жива…
Не выдержав, мальчик выбежал из комнаты и бросился вон из квартиры. Марк, опомнившись, ринулся за ним. Он догнал его уже во дворе, когда тот пытался скрыться за углом.
— Стой! Подожди! Мы должны поговорить. Мы с твоей мамой когда-то не поговорили, и все пошло прахом. Давай я все тебе расскажу. Ты уже большой, ты многое поймешь.
Мальчик остановился, тяжело дыша. Он на секунду задумался, потом кивнул:
— Ладно. Но только если ты не будешь врать.
— Я расскажу тебе всю правду, — твердо пообещал Марк. — Какую бы горькую она ни была.
Они вернулись и сели на скамейку у подъезда. И Марк начал говорить. Он рассказывал о своей встрече с Лилей, о их счастье, о разлуке, о своей гордости и глупости. Он старался подбирать слова, понятные ребенку, опуская самые жестокие подробности. Он говорил о своей вине. Когда он закончил, мальчик по имени Артем сидел молча, глядя куда-то вдаль. Потом он обернулся к Марку и сказал:
— Выходит, никто специально не хотел делать плохо, но все получилось именно так.
— Да, — горько кивнул Марк. — Так и вышло. Но я хочу, чтобы ты знал главное: я никогда не забывал твою маму. Ни на один день.
Артем внимательно посмотрел на него своими ясными глазами, так похожими на лилины.
— А ты… ты снова уедешь? Надолго?
Марк посмотрел на него, и в его сердце что-то перевернулось. Он улыбнулся, и эта улыбка была полной и светлой, какой не было много-много лет.
— Уеду. Но только если ты поедешь со мной. Если захочешь. А если ты захочешь остаться, мы найдем здесь хороший, уютный дом. Я обещаю.
Мальчик молча смотрел на него, а потом медленно, почти нерешительно, протянул свою маленькую руку. Марк взял ее в свою, крепко, по-мужски, сжимая ладонь. И в этом рукопожатии было начало нового пути, долгого и трудного, но такого необходимого для них обоих. Пути, на котором кончается тишина после ушедшей любви и начинается жизнь, полная смысла и ответственности.
