Тайна в пряничной коробке.
Летнее утро дышало медовой сладостью цветущих лугов и свежескошенной травы. Солнце, еще не набравшее полную силу, ласково золотило скромный деревенский дом Любови Борисовны. Воздух был прозрачен и звонок, как хрустальный колокольчик. Именно в эту идиллическую тишину, в те самые полчаса, пока хозяйка дома доила свою буренку Зорьку, и была подброшена тайна. Тайна, которая навсегда изменила жизнь этой семьи.
Выходя из дома с пустым ведром, Любовь Борисовна не заметила ничего необычного. Крыльцо, выметенное начисто старшим сыном, пустовало. А вернувшись с полным парного молока ведром, она замерла на пороге. Прямо на аккуратно сложенных вязанках дров лежала картонная коробка. Самая обычная коробка из-под пряников «Кухня русского севера», похоже, взятая у самого порога местного магазинчика. Что-то розовое и свернутое шевелилось внутри.
Сердце Любы екнуло. Поставив тяжелое, пышущее жаром ведро на землю, она, не веря своим глазам, медленно опустилась на ступеньку крыльца. Рука сама потянулась к коробке. Внутри, закутанный в розовый флисовый конверт, спал младенец. Пухлые щечки румянились во сне, а крошечные пальчики сжимали краешек пеленки. Люба машинально коснулась указательным пальцем нежной, бархатистой щечки. Теплота живого существа мгновенно пронзила ее до глубины души. Это не была кукла. Это был настоящий, живой ребеночек.
Мысли закружились вихрем. Чей? Долго гадать не пришлось. Деревня – место, где тайное всегда становится явным. Все знали, что ее муж, Василий, закрутил шашни с молодой продавщицей Марией. Все знали, что та вскоре «понесла», и шептались за спиной, что именно от Василия. Правда, сразу после скандала Мария куда-то исчезла – мать срочно отправила ее к тетке в город: кто-то говорил, на аборт, кто-то – что под венец под венец с первым встречным. Люба не успела ни выяснить отношения с соперницей, ни устроить разборки с мужем – тот укатил на вахту, на северные заработки, оставив на ее плечах все хозяйство и троих сыновей. Видимо, Мария все же родила и решила «подарок» отправить по адресу отца. А где этот отец? Дома его не было уже больше полугода.
— Господи, хорошенькая-то какая, — вырвался у Любы сдавленный, полный растерянности вздох.
Девочка во сне пошевелила губками, безмятежно посасывая пустышку. Ее личико было таким беззащитным и невинным, что даже тень гнева не могла задержаться в сердце женщины.
В боковой щели коробки Люба заметила уголок белого конверта. Дрожащими пальцами она извлекла его. Внутри лежала аккуратная пачка денег и сложенный в несколько раз листок из обычной школьной тетради в клетку. Несколько строк, написанных нервным, торопливым почерком. Он показался Любе до боли знакомым, но это и неудивительно – она больше двадцати лет проработала в сельской школе учительницей, скольких детей научила писать! В том числе и ту самую Марию.
«Ее зовут Надя. Пожалуйста, умоляю, позаботьтесь о ней и никому не говорите. Я обязательно вернусь за ней. Это самое главное – НИКОМУ».
Вот тут в душе Любович Борисовны закипела обида и злость. В кого это такая? Что значит «не говорите»? Они что, подружки закадычные, чтобы хранить такие секреты? И когда она, интересно, вернется? Через день? Год? Десять лет? Нет уж, на такие игры она не подписывалась! Утром же, не мешкая, отвезет найденыша участковому в райцентр, пусть там разбираются, ищут мамашу!
Она вновь посмотрела на спящую девочку. Надя… Имя будто обожгло ее. Так звали ее сестру. Они были близнецами, двумя половинками одного целого, похожими как две капли воды. У них был свой, никому не ведомый язык, свои тайные игры и мечты. А потом Надя заболела. Люба навсегда запомнила тот день, когда отец, закутав сестру в одеяло, повез ее в районную больницу. Вернулся он один. Для маленькой Любы сестра просто исчезла, растворилась в воздухе, словно дым. Позже она узнала, что Надя умерла от воспаления легких – поздно привезли, недоглядели. И вот теперь судьба, словно насмехаясь, подбросила ей другую Надю. И попробуй скажи после этого, что все в жизни случайно.
— Мам, а ты чего это на крыльце расселась? Молоко простудишь.
Из дома вышел старший сын Сергей. С тех пор как уехал отец, он, двадцатилетний богатырь, взвалил на свои плечи все мужские заботы по хозяйству и вставал затемно, чтобы успеть помочь матери до ее ухода на работу.
— А это что за посылка? — его взгляд упал на коробку, и он замер, переводя недоуменный взгляд с нее на мать.
— Не знаю, Сереж, — голос Любы дрогнул, и она почувствовала, как к горлу подступает предательский ком. — Подбросили вот. Ребенка.
Она протянула ему смятый листок. Сергей быстро пробежал глазами по строчкам, и Любе показалось, что он резко побледнел. Он же взрослый, не глухой, все эти деревенские сплетни и пересуды слышал. Догадался, откуда ветер дует.
— Вот и думаю теперь, что делать, — жалобно, по-бабьи, выдохнула она, ища у сына поддержки.
— А что тут думать, — хмуро, но твердо ответил Сергей. — Раз написали «поберегите» – значит, будем беречь. Не бросать же ее.
Такого ответа Люба не ожидала. Она всегда была уверена, что сын на ее стороне, что он так же, как и она, осуждает отца за его ветреность. Но с другой стороны… это же его сестра, кровная, пусть и от другой женщины. Однако здравый смысл брал верх. Ведь ребенок – это не котенок, которого можно приютить и забыть. Нужны документы, врачи, прививки, постоянные заботы и расходы. На одну ее учительскую зарплату и скудные заработки Сережи тянуть еще одного ребенка – непосильная ноша. Нет, она была твердо уверена – надо везти девочку в опеку.
Мысли ее были прерваны внезапным воспоминанием о вчерашней стычке у магазина. Она повздорила с матерью Марии – не специально, само вышло. Та устроила публичный разнос мальчишке Егорке, обвиняя его в краже шоколадки. Егорка – старший из многодетной семьи, где отец пил, а мать едва сводила концы с концами. Парнишка в свои двенадцать не только учился, но и подрабатывал, где мог. Люба знала – Егорка честный, зря на него напраслину возводят! Не стерпела, вступилась. А мать Марии лишь зло усмехнулась в ответ, мол, чему ж удивляться, раз твой-то муж по чужим юбкам шныряет. Хорошо, тогда какая-то девчонка, Аня, кажется, одноклассница Сережи, сунула продавщице деньги за шоколадку и велела оставить мальчика в покое.
Но Сергей стоял на своем.
— Мам, ну пожалуйста! — в его голосе впервые за долгое время послышались детские нотки. — Смотри, какая она ладная, хорошая! Я всегда о сестренке мечтал, а у нас одни пацаны. Обещаю, буду тебе во всем помогать! Всю ночную смену у коровы простоять готов!
В умении уговаривать мать Сергей был асом – младшие братья, считай, выросли у него на руках. И все же проблемы никуда не девались. Скрепя сердце, Люба отправилась к своей подруге Ларисе, местному фельдшеру. Рассказала все как на духу. Та пообещала тайно навещать девочку, следить за ее здоровьем, ставить прививки, но предупредила – если что пойдет не так и тайное станет явным, обеим не сносить головы.
В деревне Люба пустила слух, что это ее дальней племянница на время оставила свою дочку – мол, проблемы с мужем. Деревня отнеслась к этому с пониманием, такие истории были не редкость. А вот с мужем Люба окончательно рассорилась. Когда он в очередной раз позвонил и сообщил, что задержится еще на месяц, она взорвалась, высказала ему все, что накопилось, и крикнула, чтобы вообще не возвращался. Он обиделся и надолго пропал.
Надя оказалась удивительно светлым и спокойным ребенком. Полюбить ее было невозможно. Люба быстро забыла о ее происхождении и всей душой прикипела к малышке, воспринимая ее как родную внучку.
Но больше всех к девочке привязался Сергей. Он водился с ней, как самая заботливая нянька, а то и как молодой отец. Люба даже подтрунивала над ним, мол, не пора ли тебе свою семью заводить. Хотя на самом деле ей было горько – парень он able-bodied, работящий, а вынужден из-за отцовского побега и материных проблем киснуть в деревне, вместо того чтобы учиться или осваивать профессию. Средний сын уже во многом помогал, они бы справились и без Сережи, но он был ее любимчиком, и отпускать его от себя она не хотела.
Так и жили. Пока Люба была на работе, Сергей возился с Надей, готовил обед, а вечером, после ее возвращения, переделывал всю мужскую работу по дому и хозяйству, ненавязчиво приучая к труду младших братьев, поговаривая, что матери надо помогать, раз уж отец их бросил. Только старший сын осуждал отца, младшие же скучали по нему, но Люба ничего поделать с этим не могла.
Несколько месяцев пролетели как один день. Надя уже пыталась вставать на ножки, радостно агукая, когда в их размеренную жизнь ворвалась неожиданная гостья.
Первыми забили тревогу собаки, заливаясь злобным лаем. Люба вышла на крыльцо. У калитки стояла молодая девушка, лицо которой показалось ей смутно знакомым. Аня? Та самая, что из магазина? Люба плохо ее помнила – та жила у бабушки всего год, в девятом классе, показывалась редко. В классе, кажется, ее недолюбливали, дразнили за строптивый и замкнутый характер. Да, точно, училась с Сережей. В тот год Любе было не до чужих детей – младший сын был совсем крохой, средний только пошел в школу, а Сережа постоянно дрался, и даже лояльный к ней директор вызывал ее «на ковер». И вот она здесь.
— Здравствуйте, Любовь Борисовна, — голос у девушки был тихий, испуганный.
— Здравствуй, — Люба не скрывала удивления. — Ты что тут делаешь? Дом бабушкин продавать приехала?
Тот дом уже пару лет как пустовал, зарастая крапивой и бурьяном.
— Нет, — девушка нервно мотнула головой. — Я… я за Надей приехала.
Слова прозвучали так неожиданно, что Люба сначала не поняла. Что? За кем? И лишь когда Аня, сжавшись от страха, повторила имя девочки, до Любы дошло. Так вот кто был автором той записки! Сомнений не оставалось – все выдавало ее бледное, осунувшееся лицо и полные тревоги глаза, которые беспокойно искали за спиной Любы кого-то.
— Ну… заходи, — с неохотой проговорила Люба, отступая в сени.
Внутри все кипело от возмущения. Да кто она такая? Бросила ребенка, навязала им свои проблемы, а теперь является с претензиями! Из-за этой истории Люба разругалась с мужем, Сережа жизнь свою заморозил, сидит в деревне, а он молодой, ему бы жить да радоваться! Деньги из конверта давно кончились, а содержать лишний рот на одну зарплату – каторжный труд!
Но сдерживаясь, она молча повела гостью в дом, ожидая, что же скажет эта нервная девчонка.
На их голоса из комнаты вышел Сергей. Он только что покормил Надю и держал ее столбиком, нежно похлопывая по спинке. Увидев гостя, он нахмурился. Аня, не обращая внимания ни на него, ни на Любу, порывисто бросилась к ребенку, буквально выхватила его из рук ошеломленного Сергея и прижала к себе с такой силой, что Любе стало страшно – сейчас передавит! Лицо Ани исказила гримаса безмерной боли и вины, по щекам ручьем текли слезы. Она что-то шептала на ухо ничего не понимающей девочке умоляющим, виноватым шепотом.
Люба надеялась, что Надя испугается чужой женщины и расплачется, давая ей моральное право вмешаться: «Отдайте, вы ее пугаете!». Но малышка спокойно и с любопытством разглядывала заплаканное лицо незнакомки. И тогда случилось неожиданное. Аня сама передала ребенка обратно Сергею, а потом, обернувшись к Любе, вдруг опустилась перед ней на колени и запричитала, ломая руки:
— Любовь Борисовна! Родная! Спасибо вам! Я вам всю жизнь обязана, всю жизнь в неоплатном долгу! Вы не представляете, что вы для нас сделали!
Этот эмоциональный взрыв смутил Любу до глубины души. Она растерянно молчала, подбирая слова. И тут вмешался Сергей. Он быстро передал Надю матери, а сам наклонился к Ане, бережно, но твердо поднял ее с колен.
— Хватит, — сказал он глухо, но не грубо. — Успокойся. Что ты? Думаешь, мы звери, ребенка в обиду дали бы?
От этих слов Аня разрыдалась еще сильнее, и тогда Сергей, не колеблясь, обнял ее, прижал к своей широкой груди, позволяя выплакаться, тихо гладя ее по вздрагивающим плечам.
И в этот миг Любе все стало ясно. Вспомнились внезапные драки Сергея в девятом классе, когда он заступался за какую-то «чудачку», его непонятная грусть, его фанатичная, нежная забота о Наде. Она-то думала, что ее Сережа – еще мальчишка, а он… он уже стал мужчиной, готовым защищать и оберегать.
Когда буря эмоций немного утихла и Надю уложили спать, Аня, сидя за кухонным столом и сжимая в пальцах стакан с чаем, ровным, бесцветным голосом, словно читая доклад, поведала свою историю. О том, как мать после развода нашла себе нового мужа. О том, как его друг, грубый и жестокий мужчина, положил на нее глаз. О том, как мать, жаждавшая любой ценой удержать нового мужа, фактически заставила дочь выйти за него замуж. О том, как начались побои, унижения, и как мать отказывалась верить дочери, называя ее лгуньей и истеричкой.
— Я боялась, что он однажды убьет меня. Его даже моя беременность не остановила. А когда родилась Надя, я поняла самый страшный свой страх – я знала, что даже если я сбегу, он найдет меня и заберет ее. Не из любви, а чтобы мучить, издеваться над ней, как издевался надо мной, чтобы я знала, что она в его руках.
Люба видела, как у сына играют желваки, как его пальцы сжимаются в тугые, белые кулаки, и ей стало по-настоящему страшно – лишь бы он ничего не натворил сгоряча!
— И я решила его обмануть, — продолжила Аня, не поднимая глаз. — Сказала, что ребенок родился мертвым. Это было невероятно сложно, но мне помогла подруга, ее мама работала в роддоме. А потом… потом я начала собирать доказательства, готовила иск в суд. Я нашла организацию, которая помогает таким, как я. Они предлагали спрятать нас с дочкой, но я боялась, что он будет искать ее вечно. И тогда я решила… я привезла ее сюда. Я знала, что такая женщина, как вы, не даст ей пропасть. Я видела, как вы в магазине заступились за того мальчишку, я помнила, какая вы добрая и справедливая. И ваш сын… он всегда меня защищал. Простите, что я ничего не объяснила тогда. Я боялась лишнего слова, боялась, что он что-то узнает, почует… Чем меньше людей знает, тем безопаснее.
— Надо было сразу ко мне прийти! — не выдержал Сергей, и в его голосе звучала боль за все те месяцы неизвестности. — Никакие суды не понадобились бы! Я бы…
Аня посмотрела на него с безмерной благодарностью, и Люба мысленно вздохнула: «Ну конечно, принесла тебя нелегкая…».
— Спасибо, Сережа, — тихо сказала Аня. — Но он… он того не стоит.
— А что суд? — не удержалась Люба, которой, хоть вся эта история и была ей неприятна, страшно хотелось, чтобы негодяй получил по заслугам.
— Вчера только приговор вступил в силу, — объяснила Аня. — Его осудили на долгий срок. И я сразу, в ту же минуту, поехала сюда.
— Так долго? — удивилась Люба. — В сериалах-то все куда быстрее…
Сын посмотрел на нее с легким укором.
— Ну а что? — оправдалась она. — Дело-то ясное!
Аня и Сергей переглянулись. И в этом мгновенном, полном глубокого понимания взгляде Люба прочитала все, что хотела знать. И это ей категорически не понравилось. Но тут ее осенило куда более страшное: Аня ведь приехала забрать Надю! Сердце Любы сжалось ледяным комом. Нет! Ни за что! Она не отдаст девочку! Они молодые, пусть сами жизнь строят, а она уж как-нибудь сама…
Сергей, словно прочитав ее мысли, мягко, но уверенно сказал:
— Может, ты у нас немного поживешь? Чтобы Наденька привыкла к тебе постепенно. А то подумает, что мы ее снова бросили.
А в его глазах Люба прочла совсем другое: «Пока ты здесь, я сделаю все, чтобы ты осталась навсегда».
И такой расклад Любовь Борисовну, в общем-то, вполне устраивал.
— И правда, — поддержала она, стараясь, чтобы голос звучал тепло. — Поживи, отдохни. Ты после всего этого, наверное, совсем без сил. Мы тебе все про Надю расскажем, покажем.
Аня с благодарностью кивнула. Она осталась у них на время. А там уж Сергей сделал все, чтобы у Ани не осталось ни малейших сомнений – здесь ее дом, здесь ее любят и ждут, здесь ее никто и никогда не обидит.
Казалось бы, на этом можно и закончить. Ведь и так все ясно: Аня и Сергей будут вместе, Люба, пусть и не сразу, но примет невестку ради обожаемой Нади. Однако история на этом не закончилась.
Ровно через месяц после приезда Ани на пороге дома появился Василий, муж Любы. Уставший, помятый и с виноватым видом. Теперь, когда Люба знала, что Надя – не его дочь, обида и злость поутихли, уступив место даже легкой жалости. Кто его знает, от кого та Мария понесла? Девка была ветреная.
Мальчишки, особенно младшие, обрадовались возвращению отца. Люба не стала его прогонять. Что было, то прошло.
— Только имей в виду, — строго сказала она, — если я хотя бы краем уха услышу, что ты за старое взялся…
Но Василий и не думал. Видно, время разлуки заставило его переоценить ценности. Он с искренним интересом и теплотой принял Аню, заявив, что лучшей пары для его старшего сына и не придумать. Даже суровый Сергей постепенно смягчился, видя искреннее раскаяние отца.
А в центре этого нового, большего и такого шумного семейства всегда была она – улыбчивая, счастливая Надя. Та самая тайна в пряничной коробке, что стала для всех них самым большим и бесценным сокровищем, самым главным испытанием на человечность, которое они с честью прошли.
