Тень пирамиды Хеопса
Зачем Вероника изменила мужу, она и сама не знала. Этот вопрос, словно назойливая муха, бился в стекле её сознания, но внятного ответа не находилось. Может, и правда в сердце её вспыхнул тот самый, запретный огонь к другому? А может, всё было прозаичнее и страшнее — её душа медленно угасала в тени собственного супруга. Артём был героем — не по должности, а по сути. Человеком, чьим подвигом когда-то восхищались газеты, чьё имя произносили с уважением. Он был солнцем, вокруг которого вращалась её жизнь, но она, подобно бледной луне, лишь отражала его свет, не имея своего. А может, корень зла крылся в простой, убийственной праздности. Когда муж пропадал на работе, часы растягивались в бесконечную, унылую резинку времени, и тишина в их роскошных апартаментах становилась такой оглушительной, что хотелось кричать.
— Веронь, ты бы нашла себе занятие по душе, а? — как-то утром произнёс Артём, густо намазывая на хлеб апельсиновый джем. — Ужинаем мы всё равно в ресторанах, дома убирает Галина Сергеевна. Сидишь без дела — рехнуться можно. Скучно тебе, я вижу.
— Не думала, что ты станешь попрекать меня своим «куском хлеба»! — мрачно, почти вульгарно бросила она, отодвигая чашку с кофе. Её глаза, цвета летней грозы, помутнели от обиды.
Артём вздохнул. Его взгляд, обычно твёрдый и собранный, смягчился. Он положил ладонь на её холодные пальцы.
— Ну что ты, котёнок, кто тебя попрекает? Я же о твоём душевном спокойствии. Просто вижу — ты чахнешь. Пошла бы, занялась чем-то для души. Хочешь, откроем салон красоты? Или займись изучением испанского — рванём зимой на Кубу, а? Будет жарко, страстно!
Вероника промолчала. Обида, густая и липкая, как смола, заполнила её изнутри. В ответ она завела породистого бенгальского котёнка, существо дикое и прекрасное. Но вскоре и он стал частью интерьера, ещё одним молчаливым напоминанием о её ненужности. И тогда она вновь задумалась над словами мужа.
Обычно она спала до одиннадцати, но в одно ничем не примечательное утро поднялась с первыми лучами солнца, чтобы застать Артёма за завтраком. Он собирался на работу, и его удивлению не было предела, когда она молча подала ему дымящуюся чашку свежесваренного кофе.
— Знаешь, Тёма, я тут подумала… — начала она, глядя куда-то мимо него, в солнечные блики на стене. — Ты, как всегда, прав. Мне нужно найти себе занятие. И я хочу…
Муж отложил газету, с интересом воззрившись на неё. В его глазах мелькнула надежда — может, жена наконец-то найдёт отдушину? Может, запишется на курсы керамики или начнёт рисовать акварелью?
— Карту «Спорт&Спа Платинум»! — выдохнула она, словно сбрасывая с груди камень. — Для тебя же это всё равно пустяки.
Платиновая карта в тот элитный, закрытый клуб стоила как небольшой автомобиль. Место, куда могли попасть лишь избранные: звёзды экрана, олигархи, потомки знатных фамилий. Мир, отгороженный от простых смертных барьером из золота и статуса. Артём, не моргнув глазом, кивнул. Для него это и вправду было пустяком. Он видел в жизни нечто большее, чем ценники.
Вероника была на седьмом небе. Но её счастье оказалось хрупким и недолгим. Оказалось, что купить билет в рай — ещё не значит в нём оказаться. Плавая в бассейне с подсветкой, занимаясь йогой с персональным инструктором, она ловила на себе взгляды. Не восхищённые, а оценивающие. Взгляды «своих» на «чужую». Ей казалось, что даже обслуга относится к ней с холодной, вежливой снисходительностью, какая бывает у горничных в пятизвёздочных отелях по отношению к нуворишам. Девушка за стойкой регистрации улыбалась ей так же ярко, как и всем, но в глазах у неё не было того подобострастного блеска, который Вероника видела, когда та общалась с известной телеведущей.
Это её бесило. Унижало. Ранило в самое сердце. Но деньги-то были заплачены! И она продолжала свои визиты, занимаясь своего рода социальным мазохизмом, пока однажды её терпение не лопнуло.
Ей показалось — а может, и не показалось — что один из новых инструкторов, мускулистый и самоуверенный, криво усмехнулся ей вслед, когда она заказывала в баре сложный фитнес-коктейль с непроизносимым названием. Сомнения грызли её, но ярость оказалась сильнее. Она подошла к нему, и гневные слова вырвались наружу прежде, чем она успела их обдумать:
— Ты кого это сейчас передразнивал, бабуин? Нахал!
Молодой человек, черноволосый и горячий, вспыхнул мгновенно, будто фитиль дошел до пороха.
— Кто бабуин? Я? Ты что себе позволяешь, дерзкая?! — он сделал резкий шаг в её сторону, и его лицо исказила гримаса гнева.
Мгновенно, словно из-под земли, выросли двое охранников. Они аккуратно, но твердо взяли парня под руки и увели, несмотря на его протесты. Сердце Вероники бешено колотилось, в висках стучало.
К ней подошла менеджер клуба, вся — извинения и шелк.
— Мы невероятно сожалеем о произошедшем! Это непростительная ошибка нашего сотрудника. Прошу вас, пройдемте в мой кабинет. От имени руководства я хотела бы предложить вам компенсацию за моральный ущерб. Мы готовы повысить ваш статус до…
— Какой ещё статус? — взвизгнула Вероника, её голос дрожал от несправедливости. — У меня и так платиновая карта! Да я вас по всем инстанциям разнесу! Вы у меня ещё вспомните этот день!
— Успокойтесь, пожалуйста, мы всё уладим. Сотрудник будет строжайше наказан.
— Я думала, тут у вас элитный клуб! А вы — обычный гадюшник! — не унималась она, чувствуя, как по щекам ползут предательские горячие слезы.
Главной же её обидой, жгучим стыдом, который прожигал изнутри, было то, что свидетелем её унижения стал тот самый охранник. Тот, на которого она заглядывалась все эти недели. Юноша по имени Виктор. Он был не похож на других — в его взгляде читался не просто долг, а живой интерес. Он был красив той сдержанной, почти античной красотой, что заставляет сердце замирать. И он всегда, всегда ловил её взгляд и отвечал на него лёгкой, едва заметной улыбкой. Теперь, уходя из клуба навсегда, она жалела лишь об одном — о том, что не хватило смелости заговорить с ним первой. Теперь она потеряла его навсегда.
— Девушка, постойте! — окликнул её сзади знакомый, низкий голос, когда она уже почти подбежала к своей блестящей машине.
Она обернулась, и сердце её провалилось куда-то в бездну, а потом выпрыгнуло в горло. Это был он.
— Вот! Вы забыли… прекрасная незнакомка, — он бережно взял её руку, повернул ладонью вверх. Его пальцы были тёплыми и шершавыми. На её кожу он положил элегантные часики, оставшиеся в ящике в раздевалке.
— Спасибо, — прошептала она, чувствуя, как горит всё лицо. — Я Вероника. А ты?
— Виктор, — ответил он, и его глаза, серые и глубокие, как океан перед штормом, смотрели на неё с лёгкой, загадочной полуулыбкой. Внутри у неё всё сжалось в тугой, сладкий и мучительный комок.
«Боже мой! Мой муж мечтал назвать так нашего первенца», — пронеслось в голове ослепительной и страшной мыслью. Но вслух она сказала иное:
— Тебе удивительно идет это имя, Виктор! — она сделала шаг навстречу, сократив дистанцию до минимума. Адреналин ударил в голову, затуманивая разум. Она, почти не помня себя, подняла руку и кончиками пальцев провела по его щеке. Есть выражение «между ними пробежала искра». То, что пронеслось между Вероникой и Виктором в тот миг, было сродни мощнейшему электрическому разряду, который опаляет и ослепляет.
— Мне надо возвращаться, я на смене, — голос его звучал хрипло. — Но я тебя найду, Вероника. Обещаю.
Он сдержал слово. Через два дня раздался звонок. Артёма не было дома, и она могла свободно говорить, умолчав о самом главном — о кольце на безымянном пальце, о муже, о своей двойной жизни. От вечернего свидания пришлось отказаться — у них с Артёмом был заказан столик в их любимом, уютном китайском ресторанчике «У заходящего солнца». На вопрос «Когда же?» она ответила уклончиво, потому что знала — совсем скоро муж уедет в свою очередную, внеплановую командировку.
В предвкушении встречи, Вероника, движимая иррациональным желанием быть идеальной, даже прошла за полторы тысячи рублей онлайн-курс некой Дины Божоле «Как стать для него единственной». За эти деньги peroxide-blond гуру в пайетках учила домохозяек искательниц счастья, как удержать миллионера.
Наконец, Артём уехал. Вероника отпустила домработницу, лихорадочно прошлась по дому, отключая многочисленные камеры видеонаблюдения, и наполнила огромную ванну пеной с афродизиаками с далёкого Мадагаскара. Приняв ванну, она оделась и накрасилась не по последней моде, а так, как подсказывало ей внезапно проснувшееся женское чутьё — чтобы нравиться себе и ему. Ей страстно хотелось произвести на Виктора впечатление, и, судя по его взгляду, когда он переступил порог, это ей удалось.
В его сильных, уверенных объятиях она забыла все советы пергидрольной рыбы-губана. Она просто была. Была счастлива, желанна, жива. Казалось, они разговаривали на древнем, универсальном языке — языке поцелуев, трепетных прикосновений, безмолвных вздохов и страстных проникновений.
— А где твой муж? — спросил он позже, обвивая её руками и прижимая к себе. — Так не хочется от тебя уходить.
— Какой муж? — она машинально потрогала палец, проверяя, не забыла ли снять кольцо. Нет, не забыла. Она снимала его даже перед походом в ненавистный клуб.
— С чего ты взял, что я замужем? — полушутя, полусерьёзно спросила она, целуя его в шею.
— След от кольца на пальце. А потом… я навёл кое-какие справки, — он улыбнулся, и в его улыбке было что-то новое, незнакомое. — Скоро узнаю, кто он, этот счастливец. И надо ли его бояться.
— Вить, ну давай не будем сейчас о нём… здесь только ты и я… — она прильнула к нему, рисуя загадочные узоры на его мощной груди. Он закрыл глаза, наслаждаясь моментом.
— Давай, — легко согласился он.
Спустя время они проголодались, и к счастью, она заранее заказала изысканные закуски и бутылку дорогого шампанского.
— Верк, я выйду на балкон, покурить, а? — спросил он, поднимаясь с постели.
— Да кури здесь. Муж курит, ничего страшного. Он вернётся только послезавтра.
Он натянул джинсы, достал из crumpled пачки табак, бумагу и с ловкостью, говорящей о большом опыте, скрутил аккуратную папиросу.
— Будь со мной? — улыбнулся он.
— Конечно, давай! — ответила она, любуясь его гибким, точеным торсом при тусклом свете ночника.
Он скрутил и ей. Похлопал себя по карманам в поисках зажигалки.
— Чёрт. Кажется, в машине оставил. Есть чем прикурить?
— В соседней комнате, на письменном столе, стоит зажигалка. Такая, массивная, в виде пирамиды. Только сюда не неси, она тяжеленная. Прикури там и возвращайся ко мне скорее, — прошептала она, кутаясь в шелковое покрывало.
Виктор кивнул и вышел. Комната была погружена в полумрак. Это был кабинет Артёма. Воздух здесь пахл дорогим деревом, кожей и едва уловимым ароматом его одеколона — сандала и дыма. Посреди огромного дубового стола, как древний артефакт, стояла та самая зажигалка — точная копия пирамиды Хеопса, отлитая из темной, полированной латуни.
Виктор нажал на barely заметный рычажок. С треском вспыхнуло ровное, высокое пламя. Ослепив на мгновение, оно осветило пространство вокруг. И краем глаза он заметил фотографию в простой, но изящной рамке. Это был свадебный снимок. На нём Артём, молодой, счастливый, с орденской планкой на лацкане смокинга, держал на руках свою невесту. Веронику. Её глаза на фотографии сияли такой безграничной любовью и доверием, что стало физически больно.
Папироска в пальцах Виктора задрожала. Он затушил пламя и стоял несколько секунд в полной темноте, пытаясь перевести дыхание. Потом, машинально, вернулся в спальню. Отдал ей одну папиросу. Вторую судорожно затянулся сам. Они курили молча. Она сразу почувствовала ледяную перемену в нём, холодную стену, выросшую между ними за эти три минуты.
— Так и будем молчать? — наконец, не выдержала она, её голос прозвучал испуганно и надтреснуто. — Иди ко мне…
— Я ухожу. Прямо сейчас, — его голос был плоским, металлическим. Он быстро, с какой-то военной выправкой, натянул рубашку, застегнул её на все пуговицы, надел пиджак. В его движениях не было и намёка на недавнюю страсть, только холодная решимость.
— Что случилось, Вить? Что? — она вскочила с кровати, сердце бешено колотясь в предчувствии беды. — Объясни! Не уходи!
Она бросилась к нему, ухватилась за рукав его пиджака.
— Я… я люблю тебя! Слышишь? Если хочешь, я уйду от него! Право слово, уйду!
У двери он обернулся. Его лицо было похоже на каменную маску, но в глазах бушевал ураган из боли, гнева и глубочайшего разочарования.
— А я тебя презираю, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Дрянь.
Дверь захлопнулась. Вероника осталась стоять посреди роскошной спальни, чувствуя себя абсолютно голой, потерянной и опозоренной.
Он сел в свою неказистую машину, завёл мотор и рванул с места. Первым порывом было ехать в бар и напиться в стельку, но, резко свернув, он заглушил двигатель в ближайшем тёмном дворе. Минут двадцать он просто сидел, облокотившись лбом на руль. Казалось, он спит. Но нет — его мозг лихорадочно работал, перемалывая случившееся. Наконец, он выпрямился. Его лицо в свете уличного фонаря было суровым. Он принял решение. Набрал номер, который знал наизусть.
— Здорово, командир. Это Витя. Тут такая ситуация, в общем, долго рассказывать… — он сделал глубокий вдох. — Я… я нечаянно… с Вероникой вашей. Не знал, клянусь, не знал, кто она. Узнал только сейчас.
Артём на том конце провода выслушал короткий, сбивчивый рассказ. Он не стал ничего говорить, не стал ругаться. Он просто положил трубку. Ему не хотелось, чтобы его секретарша, разомлевшая от недавней близости и дремавшая у него на груди в номере заштальной гостиницы, слышала оправдания человека, наставившего ему рога. Пусть и абсолютно случайно.
«Надо же, — промелькнула в его голове единственная, горько-ироничная мысль. — А я ведь действительно хотел назвать нашего первенца Виктором».
А Виктор всё ещё сидел в машине, оправдываясь уже не перед командиром, а перед самим собой, перед своей совестью, которая вдруг проснулась и заговорила громким, незнакомым голосом. И самым страшным в этой ситуации был даже не гнев Артёма, а та фотография. Её счастливые, любящие глаза, которые теперь смотрели на него из темноты, обвиняя и судя. Он предал не просто мужа. Он предал того, кому был обязан слишком многим. И этого уже нельзя было исправить. Тень пирамиды Хеопса легла на его жизнь навсегда.
