Как меня женили на физике
Если бы мне в тот вечер сказали, что отчаяние и коробка конфет приведут меня к самому большому побегу в моей жизни, я бы лишь горько рассмеялась и потянулась за очередной карамелькой.
Наталья терпеть не могла этого унизительного, назойливого сводничества. Стоило в их школу, словно метеору с непредсказуемой траекторией, врезаться новому учителю физики, как весь женский коллектив словно сошел с ума. Казалось, воздух в учительской стал густым от навязчивых вздохов и прозрачных намеков, которые всегда заканчивались одним и тем же — ее именем.
— Наточка, солнышко, — нараспев, с сиропной сладостью в голосе щебетала Инна Львовна, математичка с глазами-бусинками, — у меня в кабинете карниз вот-вот обрушится, прямо на голову бедным детям! Сбегай, родная, позови Игоря Альбертовича, мужские руки нужны. Пусть посмотрит.
«А своих ног, что ли, нет? Или язык отсох?» — пронеслось у Натальи в голове со скоростью звука. Но вслух она, собрав всю свою выдержку, лишь мило улыбнулась: «Конечно, Инна Львовна, сейчас!» Она добежала не до кабинета физики, а до мастерских, и вернулась с трудовиком Михалычем, пахнущим лаком и мужской уверенностью. Инна Львовна потом целый час краснела и бледнела, безуспешно пытаясь избавиться от его затяжного монолога о прелестях советского станкостроения.
Завуч Мария Ивановна, женщина с стальным стержнем внутри и вечной уставшей улыбкой, действовала тоньше и куда изворотливее. На то она и была завучем.
— Наталья Александровна, вы как наш самый ответственный молодой специалист, — начала она, заведя разговор в своем кабинете, пахнущем старыми журналами и властью. — Мы должны проявить заботу о новом коллеге. Игорь Альбертович вчера снова безнадежно испортил журнал 9 «Б» — черт знает какие формулы туда вписал. Проверка в этом году, переписывать все. Возьмите над ним шефство, покажите, как правильно. Он же технарь, в наших бюрократических дебрях совсем заблудился.
— А почему сразу я? — попыталась отгородиться Наталья, чувствуя, как по спине бегут мурашки от предчувствия неизбежного.
— Милая, да больше некому! — Мария Ивановна развела руками, и в ее жесте читалась вся вселенская безысходность. — Мы все загружены по уши. Ты одна справишься.
Лишь одна директриса, Софья Андреевна, женщина с взглядом опытного полководца, видящая на десять ходов вперед, была категорически против этой всеобщей истерии. Отозвав Наталью в свой кабинет, она сказала тихо, но так, что каждое слово вбивалось гвоздем:
— Наташ, ты у меня единственный адекватный историк. Вы только не вздумайте с этим физиком ничего серьезного! Ты же скоро в декрет собраться должна, а где я потом новую, толковую, буду искать? Нам этих романтических иллюзий не надо. Только работа.
Давили все. А самый виновник торжества, Игорь Альбертович, казалось, был единственным, кто разделял ее чувства. Он при встрече упорно смотрел куда-то мимо, чаще всего на собственное плечо, словно там сидел невидимый собеседник, инициативы не проявлял абсолютно и, по слухам, мрачнел при любом намеке на совместное с Натальей времяпрепровождение. «Вот еще, — злилась она про себя, — отчество у него какое-то вычурное — Альбертович. Не ровен час, захочет ребенка в честь отца назвать. Не хватало мне еще сыночка Альбертика!»
Когда приблизился новогодний корпоратив, Наталья приняла твердое решение: не идти. Настроение было на нуле, красивое платье висело в шкафу без всякого вдохновения, а мысль о том, что ее снова будут пытаться столкнуть с этим чудаком, вызывала тошноту. С наслаждением облачившись в растоптанные мягкие тапочки и самый потертый, но невероятно уютный свитер, она устроилась в кровати с горой подушек, включила «Дневник Бриджит Джонс» и вскрыла шикарную коробку конфет от благодарных родителей. Это был ее идеальный побег.
Но все испортил звонок в восемь вечера. Трубку будто прожевывали изнутри.
— Наташка! Срочно в школу! — истерично, с явными хриплыми нотками в голосе, прокричала Мария Ивановна. Судя по фону, там уже вовсю «отмечали».
— Мария Ивановна, я же сказала, что не приду, — Наталья сразу насторожилась, сердце учащенно застучало.
— А мы уже… почти все! — оборвала ее завуч. — Народу мало. Я тут, понимаешь, ключи проверяю. Я же на праздниках дежурная. И ключей-то от твоего кабинета нет! Совсем!
— Как это нет? — леденящий ужас пополз по коже. — Я не брала, у меня свои!
— Ничего не знаю! — строго, почти по-трезвому заявила Мария Ивановна и тут же громко икнула. — Вызывай такси и дуй сюда. Сию секунду!
С тяжелым сердцем, проклиная все на свете, Наталья натянула старые, потертые на коленях джинсы, тот самый растянутый свитер, заказала машину, на прощание сунула в рот последнюю конфету, словно заедая горечь предательства, и отправилась в школу.
Здание встретило ее зловещей, гробовой тишиной. Длинные темные коридоры, обычно наполненные гомоном детей, сейчас были пустынны и безжизненны. Ее шаги гулко отдавались от бетонных стен, а тень, плясавшая перед ней, казалось, жила своей собственной жизнью. Она медленно поднималась по лестнице на второй этаж, к учительской.
И вот она увидела их. Посреди главного холла стояла тощая, наряженная наспех остатками былой роскоши елка. Буквой «П» стоял стол, ломившийся от всевозможных яств, салатов и малиновых графинов. И за этим столом, словно на трибуне, восседал весь коллектив школы №36. Они неестественно оживленно переговаривались и с преувеличенным аппетитом ели оливье.
Когда Наталья замерла в дверях, Инна Львовна, сидевшая лицом к выходу, вдруг вскочила и пронзительно завопила:
— Приехала! Наконец-то! Все, Людочка, вручай музыку!
Учительница рисования Людмила Ивановна, облаченная в длинное черное платье с огромными алыми розами по подолу, с театральной медлительностью отложила вилку с нацепленным на нее огурцом и протянула руку к старенькому магнитофону. Зал огласили страстные, трагические аккорды «Черных глаз», и женщины, словно по мановению волшебной палочки, парами пошли в пляс.
Мария Ивановна, подрумяненная и хитро улыбающаяся, схватила Наталью за руку и усадила на стул.
— Это мы так маскировались, — прошептала она конспираторски, пахну настойкой боярышника. — Вахтерша нам знак подала, что ты поднимаешься. Молодец, старушка!
Все стало ясно до ужаса. Ее подло, по-детски наивно заманили. Наталья сгорбилась на стуле, смотря на свои старые джинсы и бесформенный свитер, и с горьким, ядовитым злорадством подумала: «Ну вот и отлично. Пусть ваш заморский физик полюбуется на ту принцессу, которую вы ему так настойчиво сватаете».
Тот, как и полагалось главному действующему лицу этого фарса, сидел напротив, уткнувшись на этот раз не в плечо, а в тарелку с селедкой под шубой, словно пытаясь разгадать ее молекулярное строение. Впрочем, и он сам был далек от идеала — в простом темно-синем свитере, не чета Михалычу, который щеголял в пиджаке и ярко-красной, праздничной рубашке.
Вскоре стол вокруг них намеренно опустел — коллеги с преувеличенной небрежностью стали расходиться, оставляя «молодых» наедине, с надеждой, что наконец-то проскочит та самая искра. Когда последняя парочка скрылась за поворотом коридора, Наталья вздохнула и, отчаянно глядя прямо на физика, выпалила:
— Слушай, а давай их обманем? Как в плохом кино.
Он медленно поднял на нее глаза. И впервые она их really увидела. Они были не просто серыми. Они были цвета молодого ореха — серо-зеленые, с золотистыми искорками вокруг зрачков, глубокие и на удивление живые.
— Это… как? — удивился он, и в его голосе не было ни капли высокомерия или скуки, лишь искреннее любопытство.
— Да притворимся, что у нас роман. Будем вместе чай пить, на переменах болтать. Они успокоятся, поведутся. А через месяц скажем, что не сошлись характерами, и все. Может, тогда отстанут. Только я тебя предупреждаю, — она понизила голос до конспиративного шепота, — есть еще Люся из начальных классов, вот та, что с длинной косой. Она тоже не замужем. Так что ты так просто не отделаешься.
Игорь Альбертович смотрел на нее несколько секунд, а потом рассмеялся. Это был тихий, теплый, очень приятный смех.
— Знаешь, это гениально. А что? Может, и правда сработает. Смотришь, к тому времени и твоя Люся какого-нибудь жениха найдет.
Так и порешили. Начался самый странный «роман» на свете. После уроков они «для вида» пили чай в лаборантской, вместе ходили в столовую, изображая оживленную беседу. Сводницы были на седьмом небе от счастья! Они уже мысленно расписывали молодых и прикидывали, кто будет вязать пинетки. Лишь одна директриса качала головой и строго предупреждала: «Только там без глупостей! У меня и так дефицит с учителями! Помните о своем профессиональном долге!»
Сначала им действительно было говорить не о чем. Разговоры сводились к обсуждению самых отпетых учеников и вечному дождю за окном. Они разыгрывали свой спектакль, тщательно выверяя каждую реплику для невидимой аудитории.
Но потом произошло нечто непредвиденное. Как-то раз, обсуждая предстоящий метеоритный дождь, они вдруг обнаружили, что разговор течет сам собой, легко и непринужденно. Он оказался фанатом старого научной фантастики, а она обожала книги того же периода. Он увлекался астрофотографией, а она, оказывается, всегда мечтала разобраться в звездном небе. Они спорили о истории великих открытий и смеялись над абсурдностью школьных будней.
Лаборантская из бутафорской декорации их лжи вдруг стала самым настоящим местом силы. Чаепитие из обязанности превратилось в долгожданную паузу в течение дня. Они уже не следили за реакцией коллег — им было интересно друг с другом. Их взгляды, прежде избегающие друг друга, теперь встречались и удерживались дольше, чем это было необходимо для спектакля. Их смех стал настоящим.
Их обман сработал слишком хорошо. Он сработал так, что перестал быть обманом.
А потом однажды, сидя над чашками с остывшим чаем и глядя на звездную карту на стене, Игорь перестал говорить о квантовых теориях, взял ее руку и очень тихо спросил: «А давай… не будем с тобой расставаться? Как характерами не сошлись».
И Наталья, глядя в его ореховые глаза, в которых теперь отражалась не выдуманная, а самая что ни на есть реальная она, просто кивнула.
В общем, наш Альбертик, названный, к счастью, совсем по-другому, в этом году уже вовсю собирается в первый класс. И иногда, проходя мимо нашей школы, я ловлю себя на мысли, что тот самый побег в растянутом свитере стал самым удачным решением в моей жизни. А коллектив до сих пор с гордостью говорит, что это все их заслуга. Ну, пусть думают. Мы-то с Игорем знаем нашу настоящую историю.
