Тень материнских крыльев
С тех самых пор, как себя помнила, Алиса слышала, что все мужчины — козлы. Эта аксиома впитывалась в её сознание с молоком матери, с каждым вздохом их маленькой, пропахшей одиночеством и дешёвыми духами квартиры. Звучало оно не только от мамы, Вероники. Тётки, соседки, подруги матери — все хором твердили эту мантру, словно отмахиваясь от целой половины человечества, как от назойливых мух.
Ей, маленькой, нравилась сказка про семерых козлят. Она замирала от ужаса и восторга, когда волк пробирался в дом, и чуть не плакала, когда он съедал почти всех. Но в мамином устае слово «козёл» звучало иначе — обжигающе, обидно, пропитанно ядовитой горечью и разочарованием.
— Мама, а папа? — как-то раз, лет в пять, осмелилась спросить Алиса, глядя на фотографию улыбающегося мужчины с ясными глазами. — Он тоже козёл?
Вероника резко оборвала вытирание пыли, её лицо исказила гримаса отвращения.
— Все! А он — в первую очередь, — прозвучал приговор, безапелляционный и окончательный.
Папу Алиса помнила смутно, обрывками, но он никак не походил на сказочное животное с рогами и копытами. Он был красивым, высоким, от него пахло ветром и дорогим табаком. Он приходил с работы и каждый раз, словно фокусник, извлекал из кармана пальто то золотистый фунтик с шоколадными монетками, то хрустальный леденец на палочке, то наливное яблочко, отполированное до зеркального блеска.
— Лучше бы деньги принёс, а не эти сласти, — фыркала Вероника, с силой швыряя в раковину пустую кастрюлю. — Балуешь её.
Она вечно была недовольна им. А потом он просто исчез. Однажды он не пришёл домой, и мама, сжав её руку так, что косточки затрещали, сказала сквозь стиснутые зубы: «Теперь он живёт в другом месте. Забудь его». Маленькая Алиса интуитивно поняла главное: теперь нужно быть тише воды, ниже травы. Теперь мамино вечное недовольство, вся её чёрная тоска, не на кого больше изливать, кроме как на неё.
Но папа ненадолго вернулся. Он стал появляться у забора детского сада во время прогулки. Алиса замирала, заслышав его тихий свист. Она подбегала к железным прутьям, сквозь которые просовывалась его большая, тёплая рука.
— Спрячь в карман, рыбка, — шептал он, суя ей заветную шоколадку и нежно гладя по голове, словно боясь сломать хрупкое создание. — Никому не показывай.
Воспитательница, заприметив эти тайные визиты, кричала, чтобы Алиса отошла от забора, а он тут же растворялся, как мираж. Однажды шоколадка, забытая в кармане весенней курточки, растаяла, превратившись в липкую коричневую лужу.
— Кто тебе дал это? Видишь, куртку испортила! Вещь дорогая! Что молчишь, я тебя спрашиваю? — кричала Вероника, с яростью пытаясь отстирать неподдающееся пятно.
Алиса, дрожа от страха, выпалила первую пришедшую в голову ложь: дал Костик, мальчик из группы.
— Костик? — мама остановилась и посмотрела на дочь тяжёлым, проницательным взглядом. — Вот так всё и начинается. С конфетки, с шоколадки. Потом — куча проблем на всю оставшуюся жизнь.
Когда Алиса пошла в школу, отец окончательно исчез с горизонта. А мама странным образом подобрела. Она стала куда-то уходить по вечерам, оставляя девочку одну в пустой квартире.
— Твой отец платит не алименты, а жалкие гроши. Чтобы мы не сдохли с голоду, мне приходится пахать, как лошади. Веди себя хорошо. Если задержусь — ложись спать сама, — бросала она на ходу, и в прихожей ещё долго витал её стойкий, терпкий и чересчур густой аромат духов «Красная Москва».
От страха и жуткой, грызущей тишины Алиса читала вслух книжки, пока голос не садился, а глаза не слипались. Засыпала, прижавшись к стенке, под тусклый свет ночника, который отбрасывал на стены пугающие, зыбкие тени. Потом вечера у мамы кончились. Она снова сидела дома, и Алиса часто заставала её плачущей в темноте, у окна, смотрящей в никуда пустыми глазами.
— Мамочка, почему ты плачешь? — робко спрашивала девочка.
— Потому что все мужчины — козлы, дочка. Все до одного. Запомни это, — звучал неизменный, заезженный до дыр ответ.
Потом буря отступала, Вероника снова начинала улыбаться, снова уходила по вечерам, пахнущая духами и надеждой. Однажды она объявила, сияя: «Скоро у тебя будет новый папа, Алиска! Без мужчины в доме — одна разруха. Всё теперь будет по-другому!». Другого папу Алиса не хотела, сердце её сжималось от протеста, но возражать матери она не смела.
Шло время, но никакой другой папа так и не пришёл. Они продолжали жить вдвоём. Алиса, уже подростком, стала замечать, как преображалась мать при виде любого мужского внимания. Стоило какому-нибудь незнакомцу в магазине или на улице к ней обратиться, улыбнуться, как она вся расправлялась, голос её становился томным и звонким, а в глазах зажигался тот самый, давно забытый огонёк.
Алиса понимала: мать отчаянно мечтает выйти замуж. И каждого мужчину, бросившего на неё взгляд, она примеряла на роль мужа, как примеряют платье в дорогом бутике — с надеждой, страхом и заранее обречённой готовностью к разочарованию.
А потом повзрослела сама Алиса. Мужские взгляды, скользившие мимо Вероники, стали задерживаться на её юном, цветущем лице, на длинных волосах, на стройной фигуре. И вот тогда мать взяла за правило твердить свою мантру с удвоенной, яростной силой. «Все они — козлы, Алиса! От них одни слезы, унижения и проблемы! Держись от них подальше, если тебе себя не жалко!».
Однажды Вероника увидела из окна, как от школы дочь провожает симпатичный темноволосый парень. Они смеялись, и он что-то живо рассказывал, жестикулируя.
Дома случился ураган.
— Я кому говорила держаться от них подальше?! — кричала Вероника, её лицо было бледным от ярости. — Сначала провожает, цветочки дарит, а потом в постель затащит! Кончит дело и смоется! А ты останешься одна с дитём в подоле! Будешь мыкаться, как я! Ты этого хочешь?!
— Мама, перестань! Он не такой! — пыталась огрызнуться Алиса, чувствуя, как горячая краска стыда заливает её щёки.
— Правда? А какой? У него в штанах не то же самое, что у всех остальных? Та же грязь, те же низменные инстинкты! Он тебя использует и выбросит, как использованную тряпку!
С тех пор Алиса никогда не шла прямой дорогой из школы. Она делала крюк в три квартала, обходила свой дом, даже когда знала, что матери нет дома. Ведь соседи могли увидеть, доложить, и тогда снова пришлось бы выслушивать этот бесконечный, удушающий поток гнева и нравоучений.
После школы Алиса не горела желанием идти в институт. Её манила работа, самостоятельность, возможность наконец-то вырваться из-под гиперопеки. На худой конец — техникум. Но Вероника думала иначе.
— Ты должна выучиться, получить диплом! — заявляла она, выставляя на стол скромный ужин. — С бумажкой — больше возможностей. Нагуляешься ещё успешно. Я-то в своё время совершила роковую ошибку: влюбилась в твоего отца, родила тебя, институт бросила. И что в итоге? Ни диплома, ни мужа. Без бумажки ты — никто. Пустое место. Не повторяй моих ошибок! Потом сама же спасибо скажешь.
Алиса не спорила. Она привыкла подчиняться, плыть по течению, лишь бы не будировать лишний раз материнский гнев. Ей было всё равно, куда поступать, и она подала документы в политехнический вместе со своим лучшим другом Артёмом.
Институт стал для неё глотком свободы. Парней там было множество, а девушек — раз-два и обчёлся. Стройная, миловидная Алиса instantly стала объектом всеобщего внимания. Но рядом всегда был Артём — её друг, её щит, её единственный доверенный человек. Зря мать боялась за неё. Слова Вероники прочно въелись в подкорку, создавая невидимый барьер. Она никого не подпускала близко. Кроме Артёма. Но он же друг. Мысли думать о нём как о мужчине у неё даже в голове не возникало.
Пока не возникло. Случилось то, что должно было случиться: Алиса по-настоящему, до головокружения, до мурашек по коже, влюбилась в Артёма.
Собираясь на свидания, она вынуждена была каждый раз выслушивать очередную порцию маминых проповедей про козлов и несчастных одиноких матерей.
Однажды чаша терпения переполнилась.
— Мама, прекрати! — взорвалась Алиса, впервые в жизни. — Хватит! Нельзя всех мерить по себе и по своему горькому опыту! Если тебе не повезло — это не значит, что у меня будет так же! Но даже если и так! Это моя жизнь! Мои ошибки! Я не могу больше этого слушать! Ты дождешься, что я уйду из этого дома, как отец! С тобой невозможно жить! Ты сама во всём виновата! — И она выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.
В клубе с Артёмом было весело, но её душила тревога. В самый разгар веселья она уговорила его уйти.
— Ась, ну ещё же рано! Позвони маме, скажи, что задержишься, — уговаривал он, неохотно покидая танцпол.
— Она мне устроит такой скандал, что мало не покажется. Оставайся, я сама дойду, — упёрлась она.
Артём вздохнул и пошёл провожать её.
— Строгая у тебя мама, — недовольно бросил он, шагая рядом по темным улицам.
— Нет. Она просто… боится за меня. До истерики.
— Но ты ведь когда-нибудь выйдешь замуж, уйдёшь. Она всё равно останется одна. Она же ещё не старуха. Почему сама не вышла замуж ещё раз?
— Не знаю. Мужчины у неё были, — тихо призналась Алиса. — Но не складывалось. Наверное, не те попадались.
Она и сама понимала, что мать перегибает палку. Стоило ей задержаться на полчаса, как Вероника встречала её убийственным, леденящим душу взглядом, подозревая во всех смертных грехах. Она боялась этого взгляда до сих пор, как в детстве.
— И что, мы так и будем прятаться, как провинившиеся школьники? — с досадой спросил Артём. — Хочешь, я с ней поговорю? Или давай сбежим! Снимем комнату и будем жить вместе!
— Не неси чушь, — отрезала Алиса. — Она тебя слушать не станет. Для неё все мужчины — носители вселенского зла. Она просто несчастная. У неё никого нет, кроме меня. Я не могу её бросить, как когда-то бросили её.
И тогда в голове у Алисы созрел отчаянный, безумный план. Осталось найти подходящего «исполнителя». Как-то раз Артём сбежал с лекции, и Алиса сидела одна в большой аудитории. От скуки она стала слушать. Читал лекцию декан их факультета, Марк Гаврилович. Приглядевшись, она вдруг обнаружила, что он довольно-таки симпатичен: высокий, спортивного сложения, в отлично сидящем костюме, с тронутыми благородной сединой висками. Портили его лишь очки в старческой, толстой роговой оправе. И возраст — идеально подходящий. Не юнец, но и не дряхлый старик. Мужчина в самом расцвете сил.
После лекции она подошла к нему под предлогом непонимания темы. Тот, вздохнув, пригласил её в свой кабинет. Вблизи он понравился ей даже больше — умный, спокойный взгляд, бархатный голос.
Каждый день теперь Алиса задерживалась в институте, ссылаясь на дополнительные занятия. На свидания с Артёмом не бегала, что уже было хорошо.
Однажды Вероника, поджидая дочь у окна, увидела, как та вышла из чужой иномарки и ласково помахала рукой водителю.
— Это что ещё такое? — набросилась она на Алису, едво та переступила порог. — Я думала, ты в библиотеке корпишь, а ты по городу на дорогих машинах разъезжаешь?!
— Успокойся, мама, — невозмутимо ответила Алиса. — С Артёмом мы расстались. Ты была права, он мне не пара. Это мой преподаватель. Декан, между прочим. Марк Гаврилович. Он ухаживает за мной.
Вероника опешила.
— Вот как? Надеюсь, у тебя хватает ума не прыгать в постель к первому встречному? Все мужчины…
— Знаю, знаю! — Алиса резко оборвала её. — Не надо, мам, не повторяй. Разве ты не хочешь, чтобы я удачно вышла замуж? Хочешь, чтобы я навечно при тебе осталась? Но когда тебя не станет, я останусь одна. И тогда точно повторю твою судьбу. Ты этого хочешь?
— Нет, конечно, — опешила Вероника. — Я просто боюсь, что ты наделаешь глупостей… Молодёжь сейчас ветреная…
— Он не такой! — спокойно, но твёрдо сказала Алиса. — Он серьёзный, умный. Без пяти минут профессор. У него своя квартира, машина. И намерения у него самые серьёзные.
Мать почувствовала, что почва уходит из-под ног. Дочь перестала её бояться. Вероника растерялась.
— Если намерения такие серьёзные, то познакомь меня с ним. Я должна знать, кому доверяю самое дорогое, что у меня есть.
В ближайший выходной Алиса привела домой своего «жениха».
— Мама, это Марк Гаврилович, — представила она его. — А это моя мама, Вероника…
— Просто Вероника, — перебила дочь мать, натянуто улыбаясь. — Очень приятно.
— Теперь я понимаю, в кого Алиса такая красавица, — галантно произнёс Марк, протягивая огромный букет роз. — Для вас — просто Марк. Это вам.
Вероника, ошеломлённая, взяла цветы.
— Спасибо. Проходите… — и засуетилась в поисках тапочек.
— Проходите так, у нас не музей, — криво усмехнулась она, но в голосе уже не было прежней агрессии.
«Ну и женишок, — пронеслось у неё в голове, пока он проходил в гостиную. — Мне ровесник. И костюм ужасного цвета, терпеть не могу коричневый. И сидит мешком. И эти уродские очки… Неужели профессор не может позволить себе стильные? И что Алиска в нём нашла? Он же ей в отцы годится! Нет, костьми лягу, но за этого урода замуж не позволю!». Алиса без труда прочитала все эти мысли в её недоуменном, критическом взгляде и внутренне ликовала. Всё шло по плану.
За чаем Вероника начала допрос с пристрастием.
— Извините, Марк, за нескромный вопрос, но сколько вам лет?
Алиса решила не вмешиваться.
— Разве возраст имеет значение, когда речь идёт о настоящих чувствах? — парировал Марк, его очки блеснули на свету. — Я искренне люблю вашу дочь. Мои намерения крайне серьёзны.
— И где вы собираетесь жить? В общежитии?
— У меня своя квартира. Однокомнатная, правда. Мы с женой после размена… Ей с детьми досталась двушка, а мне… Но пока нет ребёнка, нам с Алисой хватит.
— Так вы разведены? И дети есть? — голос Вероники зазвенел, как натянутая струна.
— Да, двое. Сыну восемь, дочери семнадцать.
— Вы не находите, что вы Алисе в отцы годитесь? Ей всего двадцать! Она чуть старше вашей дочери! — возмутилась Вероника, уже не скрывая отношения к жениху. — И алименты, ясное дело, платите?
— Конечно, — кивнул Марк. Он нервно поправил очки, неловко двинул локтем и опрокинул полную чашку чая прямо себе на брюки. — Ой, простите, бога ради! Я такой неловкий! — вскочил он, морщась от горячей жидкости.
Вероника, ругаясь про себя, схватила полотенце и начала вытирать ему колени.
— Не надо, не стоит… — бормотал Марк, пятясь к выходу. — Мне пора… Извините за беспокойство…
Едва дверь закрылась, Вероника взорвалась.
— Нет! Только через мой труп! Этот старый, несуразный очкарик с однушкой и алиментами! Ты с ума сошла?!
— Но тебе же не нравился Артём! — парировала Алиса, едва сдерживая смех. Игра шла блестяще, Марк Гаврилович был гениальным актёром. — А Марк — взрослый, умный, внимательный. Он вот-вот станет профессором. Представляешь, ты — профессорская тёща!
— Да Артём по сравнению с этим уродом — Аполлон! Я пойду к ректору! Расскажу про аморальный облик его преподавателей! Надо же, одной ногой в могиле, а за студентками молодыми бегает! Я не позволю! — Вероника схватилась за сердце и повалилась на диван.
Алиса принесла валокордин.
— Выпей, мамочка.
— Пообещай мне, что ты не выйдешь за него! Пообещай! — хрипло потребовала Вероника, залпом глотая лекарство.
Прошла неделя. Вечером в квартире раздался звонок. Вероника, нахмурившись, открыла дверь. На пороге стоял он. Марк Гаврилович. Но это был совершенно другой человек.
На нём был идеально сидящий серый костюм отличной шерсти, подчёркивающий спортивную фигуру и благородную седину у висков. На носу — стильные очки с тонкой титановой оправой. В руках — изящный букет из белых орхидей.
Вероника, собравшись было прогнать его, опешила и растерянно пробормотала:
— А… Алисы нет дома…
— Я пришёл к вам, Вероника, — сказал он, ослепительно улыбаясь и протягивая цветы. — Можно войти?
Она, не находя слов, молливо приняла букет и впустила его.
— Может, чаю? Я как раз блинов напекла, — неожиданно для себя предложила она, забыв о недавнем фиаско.
— Не откажусь, — галантно поклонился он.
Пока он ел — и делал это удивительно аккуратно, изящно, — и хвалил её кулинарный талант, Вероника украдкой его разглядывала. Он был обаятелен, интеллигентен, уверен в себе.
— Вы же пришли не просто так? — наконец спросила она. — О чём хотели поговорить? Скрывать не буду, я не в восторге от ваших отношений с моей дочерью. Она вам в дочери годится…
— Я с вами абсолютно согласен, — неожиданно сказал Марк. Он достал из нагрудного кармана идеально отутюженный носовой платок и промокнул губы. — Вероника, когда я увидел вас в прошлый раз, я понял, что совершил страшную ошибку. Я искал не девочку, а женщину. Равную себе. Такую, как вы. Алиса — прекрасный ребёнок, ей нужен ровесник. Я хочу пригласить вас в театр. На премьеру «Трёх сестер».
Когда Алиса вернулась домой, мать стояла перед распахнутым настежь шкафом, и на её лице играла счастливая, почти девичья улыбка.
— Представляешь, Марк пригласил меня в театр! — воскликнула она вместо привычных упрёков. — Никак не могу решить, что надеть! У меня совсем ничего нет подходящего! Я сто лет никуда не ходила! Он такой интеллигентный, такой воспитанный! Я, кажется, была не права на его счёт…
— Слушай, Гаврик запал на мою маму по-настоящему, — на следующий день смеясь рассказывала Алиса Артёму. Они так звали декана между собой, от фамилии Гаврилов. — Я её такой счастливой давно не видела.
— Как тебе удалось его уговорить на всё это? — удивлялся Артём.
— Я просто честно всё рассказала и попросила о помощи. Он сам придумал этот whole спектакль — и про жену, и про детей, и про квартиру. Даже чашку специально опрокинул, чтобы сбежать. А теперь… Теперь, похоже, они и правда нашли друг друга.
Так оно и случилось. Вероника обрела своё долгожданное счастье с будущим профессором, а Алиса — наконец-то получила долгожданную свободу и возможность быть с тем, кого любила.
Вот так и бывает. Порой самые благие намерения — уберечь, защитить, предостеречь — оборачиваются токсичной тюрьмой, из которой можно вырваться лишь хитростью и любовью. Страх, рождённый горьким опытом, становится тенью, которая закрывает от ребёнка весь свет. И лишь отчаянный, рискованный шаг может развеять эту тьму. Одиночество — страшный недуг, калечащий душу. Но, как говорится, не было бы счастья… А любовь, даже самая неожиданная, — это ведь всегда счастье. Не так ли?
