Она ползла ко мне после его побоев, а на рассвете сама возвращалась за новой порцией боли к нему.
Звонок в дверь разнёсся по квартире, как выстрел. Почти половина двенадцатого. Катя вздрогнула, отложила книгу и настороженно посмотрела на дверь. Кто может прийти в такую пору?
На пороге стояла Лена. Лицо отёчное, под глазом наливался тёмный синяк. В руках — помятая спортивная сумка, из которой торчал рукав домашнего халата.
— Можно переночевать? — прошептала она, и голос дрожал, как будто она с трудом сдерживала слёзы.
Катя молча кивнула и отступила, пропуская подругу. Лена проскользнула внутрь, прижимая сумку к груди, будто это могло защитить её.
— Чай будешь? — спросила Катя, хотя на самом деле хотела выкрикнуть: «Что он с тобой сделал?!»
— Да, можно.
На кухне при ярком свете стало видно всё — разбитая губа, красные следы на шее, скрытые под шарфом: то ли укусы, то ли отпечатки пальцев. Лена опустилась на стул, сгорбилась, будто пытаясь стать меньше, исчезнуть.
— У тебя лёд есть? — тихо попросила она.
Катя достала из морозилки пакет с замороженным горошком, обернула его в полотенце. Лена приложила к лицу, поморщилась от боли.
— Он не хотел, — вдруг сказала она. — Просто переживает за нас. Ты же знаешь, какой Дима — слишком ревнивый.
Катя знала. Полгода назад Лена вышла замуж, и с тех пор Дима постепенно превращался в тюрьмара. Сначала запретил общаться с подругами — «вредные». Потом стал ревновать к коллегам — «слишком много времени проводишь с ними». Потом обвинил родителей Лены в том, что они «подрывают его авторитет».
— Лен, это не ревность. Это контроль.
— Ты не понимаешь! — резко оборвала она. — Он так сильно меня любит, что теряет себя! Это же страсть! После он плачет, кается, просит прощения.
— А ты прощаешь.
— Конечно. Он мой муж. Я его люблю.
Катя налила чай. Ложка громко стукнула о чашку, как будто подчёркивая каждое слово.
— Расскажи, что было.
Лена не поднимала глаз, мешала чай, будто в нём была ответ на всё.
— Я задержалась на работе. Телефон сел, не смогла предупредить. Пришла в девять. А он уже ждал, злился. Сказал, что я была с другим.
— И?
— Начал орать. Я показывала документы, объясняла, что доделывала отчёт. Он не поверил. Назвал меня предательницей. Схватил за волосы, потащил…
Голос дрогнул, она закрыла лицо руками.
— Я упала, ударилась о тумбу. Он испугался, пытался помочь. Но потом снова взорвался — сказал, что я нарочно упала, чтобы он мучился. И ударил. Прямо в лицо. Я не помню, как выскочила.
— Нужно идти в полицию.
— Нет! — Лена вскочила, чашка опрокинулась, чай растёкся по столу. — Ни за что! Это между нами!
— Между вами? Он тебя избил!
— В первый раз! Он никогда раньше не поднимал руку!
Катя смотрела на неё — на синяк, на следы на шее, на дрожь в плечах при каждом шорохе.
— Точно в первый?
Лена опустила голову, сжалась.
— Ну… толкал пару раз. Тянул за волосы. Но не бил! Это другое.
— А это что? — Катя указала на фингал.
— Он не рассчитал. Не хотел. Просто нервы.
— Лен, ты слышишь, что говоришь?
— Я знаю, как это выглядит! Но вы не видите, как он меня любит! У нас сильные чувства, настоящие! Просто иногда он теряет себя от любви!
Катя вспомнила свадьбу. Лена в белом, Дима с трясущимися руками, обещающий перед всеми, что она — его жизнь. Может, и было так. Только теперь эта жизнь разбивалась о его кулаки.
— Оставайся. Сколько понадобится.
— Спасибо. Только на ночь. Утром вернусь.
— Лен…
— Не надо. Я сама всё решу.
Катя постелила ей на диване в гостиной. Лена легла, свернулась клубочком, будто прячась. Только от кого? От него — или от правды?
Утром Катя проснулась от тихого голоса. Лена говорила по телефону на кухне.
— Димочка, привет… Да, я сама виновата… Конечно, прощаю… Цветы? Белые розы? Прямо сейчас?.. Охапку? Спасибо, родной!
Катя вошла. Лена светилась. Синяк уже почернел, но она сияла, как будто получила подарок судьбы.
— Он уже извинился! Всё понял! Купил розы, забронировал ресторан на вечер!
— Лен, вчера он тебя ударил.
— Он страдает! Обещал — больше никогда! Говорит, пойдёт к психологу!
— Он это обещал уже?
Она замялась.
— Ну… раньше тоже говорил. Но сейчас серьёзно! Уже записался, даже номер взял!
— И ты веришь?
— А я должна сомневаться в муже? Катя, ты не замужем, ты не поймёшь. В семье бывают трудности. Нужно прощать.
— Трудности — это споры о быте. А не побои.
— Ты всё утрируешь! Это в первый раз! Каждый может сорваться!
— Я — не каждый. Нормальные люди — не бьют.
Лена вспыхнула, начала быстро собирать вещи.
— Зря я пришла. Ты всегда его недолюбливала. Наверное, завидуешь — у меня муж, а у тебя никого.
— Я не завидую. Я боюсь за тебя.
— Мне не нужен твой страх! Я сама за себя!
Она схватила сумку, направилась к двери. У выхода обернулась.
— Может, я и спровоцировала… Надо было позвонить. Он ждал, хотел приготовить ужин.
— Приготовить?
— Ну… купил продукты. Хотел.
— Даже если бы он испёк пирог — это не даёт права бить тебя!
— Он не бил! Это была вспышка! Ты не знаешь его — он добрый, заботливый! Каждое утро приносит мне кофе в постель!
— Когда не бьёт.
— Хватит! — Лена хлопнула дверью.
Катя осталась одна. На столе — растаявший пакет с горошком. Как символ их дружбы, истаивающей на глазах.
Месяц прошёл. Лена не звонила. На сообщения отвечала коротко: «всё нормально», «он изменился», «мы счастливы». В соцсетях — фото роз, ужинов, подарков. Идеальная пара. Идеальная любовь.
И снова — звонок в дверь. Три часа ночи.
Лена стояла на пороге, прижимая руку к животу, тяжело дыша. Глаза — полные страха.
— Кать… можно войти?
В свете лампы Катя сразу увидела всё: разорванную блузку на плече, ссадины на руках, запястье, странно вывернутое, будто сломанное.
— В больницу. Срочно.
— Нет! Прошу тебя… просто перевяжи.
— У тебя может быть перелом!
— Не перелом. Ушиб. Я упала.
— Упала.
— Да. Со ступенек. Споткнулась.
— И блузка сама порвалась?
— Зацепилась. За перила.
Катя молча открыла аптечку. Аккуратно обработала ссадины, наложила повязку на руку. Лена сидела, опустив глаза, будто стыдилась не столько боли, сколько правды.
— Что на этот раз? — спросила Катя тихо.
— Ничего.
— Лен.
— Я сама виновата. Залезла в его телефон.
— И?
— Увидела переписку с бывшей. Спросила. Он сказал — по работе, она в той же фирме. Я не поверила. Начала спорить. Он тоже повысил голос. Потом…
— Потом он тебя ударил.
— Толкнул. Я упала. Неудачно.
— А рука?
— Он… наступил. В темноте. Не видел.
— На руку наступил? Случайно?
— Да! Зачем ты меня допрашиваешь? Я же сказала — моя вина! Не надо было лезть в телефон!
— А ему не надо было писать бывшей после полуночи.
— Это был проект! Он показал переписку! Всё по делу!
— После того, как сломал тебе руку?
Лена замерла. Потом прошептала:
— Он извинился. Купит новую блузку. Обещал браслет.
— Браслет не залечит боль.
— Рука не сломана!
— Проверим в больнице.
— Нет. Если не поможешь — я уйду.
— Куда? К нему?
— Это мой дом!
— Это тюрьма, где тебя бьют!
— Хватит! — Лена резко встала, покачнулась. — Ты ничего не понимаешь! У нас сложные чувства! Огонь, страсть! Ты со своими спокойными отношениями не поймёшь!
— Мои спокойные отношения не оставляют синяков.
— Зато и не горят так, как у нас!
— Если это горение — значит, ты сгораешь. Лучше быть холодной, но живой.
— Легко тебе говорить! У тебя нет мужа! Нет семьи!
— Семья — это не муж, Лен. Это безопасность. Любовь, а не страх.
Лена заплакала. Села, обхватила колени, будто пыталась сложиться в маленький комок, невидимый для мира.
— Я не могу уйти.
— Почему?
— Куда? У меня ничего нет. Квартира — его. Машина — его. Работу бросила — он попросил. Сказал, будет заботиться обо мне.
— Ко мне. Я тебя приму. Помогу найти работу.
— А если он придёт?
— Вызовем полицию. Подадим заявление.
— Он меня убьёт!
— Лен, ты слышишь себя? Ты боишься, что он убьёт тебя, но всё равно идёшь к нему?
— Не убьёт. Просто… будет злиться. Он не любит, когда я к тебе хожу. Говорит, ты меня настраиваешь.
— Я настраиваю? Ты приходишь синяя, с переломом — и это я виновата?
— Я не синяя! Мы просто поспорили!
Телефон Лены задрожал. Звонок. Она вздрогнула. Экран светился — Дима. Три раза. Четыре.
— Ответь, — сказала Катя. — Иначе он сюда приедет.
Лена взяла трубку дрожащими пальцами.
— Алло?.. Да, у Кати… Нет, просто зашла поговорить… Понимаю, поздно… Сейчас приеду… Не надо приезжать… Ладно, буду ждать внизу.
Она положила телефон, посмотрела на Катю.
— Он едет.
— Не уходи.
— Он и так взбешён.
— Лен, прошу тебя, останься!
— Всё будет нормально. Он сказал, что любит меня.
— Он это говорит после каждого удара.
— Не каждый раз! Иногда он просто любит меня по-настоящему!
Лена встала, медленно пошла к двери. У порога обернулась.
— Спасибо. И… если что — можно прийти?
— Лен, ты можешь прийти всегда. Но лучше — не уходить.
— Я подумаю.
Она вышла. Катя подошла к окну. Внизу — машина. Дима выскочил, размахивал руками. Лена стояла, опустив голову. Он обнял её. Или сжал. Слишком темно, чтобы понять — ласка это или угроза.
Две недели — тишина. Ни звонков, ни сообщений. Потом — смс:
«Уезжаем. Дима получил работу в другом городе. Новая жизнь! Я счастлива!»
Катя набрала номер. Гудки. Много. Никто не берёт.
— Привет, — голос Лены — приглушённый, будто из-под воды.
— Это правда? Вы уезжаете?
— Да! В Краснодар! Там тепло, море, солнце!
— А работа?
— Я же не работаю. Ты забыла?
— Думала, найдёшь новую.
— Зачем? Дима обеспечивает. Я буду заниматься домом. Может, и детей заведём.
— Лен, ты этого хочешь?
— А что мне ещё хотеть? Я замужем. У мужа хорошая работа. Будем жить у моря. Разве это не мечта?
— Чья мечта?
— Моя! Наша! Что за разница?
— А рука? Как рука?
— Какая рука?
— Та, которую он сломал.
— А… Это был ушиб. Уже прошло.
— Ты к врачу ходила?
— Нет. Зачем? Сама знаю.
— Лен, не уезжай. Особенно сейчас.
— Почему?
— Ты сказала — дети. Не заводи их. Пока ты в этом доме — это опасно.
— Он изменился. Правда. Уже почти месяц… почти две недели… ничего. Это же прогресс!
— Прогресс — это не два дня без насилия.
— Но это начало! Он может измениться!
— Лен…
— Мне надо собирать вещи. Завтра уезжаем.
— Подожди!
— Что?
— Если будет плохо… если понадобится помощь… звони. В любое время. Даже ночью.
— Хорошо. Но не понадобится. У нас всё будет хорошо. Новый город, новая жизнь.
— Запиши мой новый номер. На всякий случай.
— Зачем? У тебя же старый.
— Рабочий. Он у него не в телефоне. Может, не удалит.
Катя медленно продиктовала цифры. Знала — Дима проверяет каждое сообщение, стирает контакты, следит. Но рабочий номер — шанс. Маленький, но шанс.
— Записала?
— Да. Но он мне не нужен.
— Надеюсь.
— Кать… спасибо. За всё.
— Береги себя, Лен.
— Буду.
Тишина. Гудки. Катя осталась с телефоном в руке. На экране — фото: они с Леной на выпускном. Молодые, счастливые, с мечтами в глазах. Тогда казалось — ничто не разлучит их.
Теперь Катя смотрела на эти улыбки и чувствовала, как рушится что-то внутри. Белые розы, которые Дима дарил после каждого скандала, больше не казались цветами любви. Они напоминали о похоронах — о похоронах дружбы, свободы, женщины, какой Лена была раньше.
Прошло полгода. Катя заходила в соцсети — только чтобы убедиться, что Лена жива. Фото с пляжа, улыбка, бокал вина. Идеальная жизнь. По крайней мере, на картинках.
Потом — тишина. Страница исчезла. Удалена. Номер — не существует. Письма возвращаются.
Лена исчезла. Как будто её и не было.
Катя пыталась убедить себя: взрослый человек, сама выбрала. Но по ночам она лежала без сна, представляя худшее.
Что если он её убил?
Что если она в коме?
Что если она сидит в квартире у моря, с ребёнком на руках, и боится открыть дверь даже на звонок?
И тогда Катя сжимала телефон, глядя на старое фото, и шептала в пустоту:
— Я была не права. Я должна была удержать тебя.
Я должна была вызвать полицию.
Я должна была не отпускать.
Но было поздно.
Или нет?
Где-то там, за морем, в тишине новой квартиры, может быть, женщина смотрит на рабочий номер, записанный мелким почерком на обрывке бумаги.
И думает:
Может, ещё не всё потеряно?
