— Ты бы хотя бы чужие духи с себя смыл, — сказала жена. Но предательство оказалось глубже, чем она думала.
Света была уверена, что знает своего мужа до мелочей. Десять лет совместной жизни, общие цели, привычки, которые казались нерушимыми — всё это создавало ощущение стабильности. Но иногда правда прячется совсем не там, где мы её ищем. А самые болезненные откровения подстерегают нас в самых неожиданных местах.
— Владимир, чьи это духи? — Света остановилась на пороге кухни, держа в руках его рубашку. Женский аромат — явно чужой — глубоко въелся в ткань.
Муж, погружённый в работу за ноутбуком, вздрогнул.
— Какие духи? Не понимаю, о чём ты. Может, кто-то в лифте надушился. Или в офисе.
— В твоём офисе все сотрудники — мужчины. А запах явно женский. Очень явно.
Голос Светы дрожал, но она старалась говорить спокойно. Кризис в их отношениях был нарастает давно: месяцы холодности, частые отговорки, ночью — молчаливые спины, повернутые друг от друга. Теперь появилось нечто вещественное — доказательство.
— Хватит выдумывать! — раздражённо бросил Владимир, захлопывая крышку ноутбука. — Устал я от твоих подозрений. Просто какой-то запах. Может, тебе показалось?
— Показалось? — Света швырнула рубашку на стул. — А кто звонил тебе вчера поздно? Ты специально вышел на балкон, шептал что-то.
— Рабочий звонок! Клиент психовал! — он повысил голос, лицо покраснело. — Ты вообще слушаешь себя? Ты как сыщик, который всех подозревает! Надоело!
Он вскочил, схватил ключи и куртку.
— Ухожу. Остынь немного. И подумай, что ты делаешь с нашим браком.
Дверь хлопнула. Света опустилась на пол, обхватив колени руками. Горячие слёзы катились по щекам. Измена. Все складывалось воедино: его отстранённость, вечные задержки, нервозность при каждом вопросе. Мысли о разводе, раньше казавшиеся абстрактными, теперь жгли изнутри.
Не могла остаться в пустой квартире, наполненной чужими духами. Машинально собралась и поехала к родителям. К маме. Та всегда умела успокоить, поддержать, дать верный совет. Дом родителей для Светы был символом настоящей любви и стабильности. Они прожили вместе больше тридцати лет, словно образец семейного счастья.
— Мам? — Света вошла без звонка, у неё были свои ключи. В прихожей пахло свежей выпечкой.
— Светик? Ты что так рано? — голос матери донёсся из гостиной.
Света прошла в комнату и замерла. Мать сидела на диване, но не одна. Рядом с ней, обняв за плечи, восседал Аркадий Борисович — их давний сосед, близкий друг семьи, крестный отец Светы. При виде неожиданного гостя они резко отодвинулись, но слишком поздно: позы, взгляды, выражение лиц — всё выдало. Воздух будто исчез из комнаты.
— Света! Доченька! Мы тебя не ждали… — мать вскочила, поправляя одежду. Аркадий Борисович, обычно жизнерадостный и громкий человек, сжался в комок, избегая её взгляда.
— Где папа? — голос Светы еле держался.
— Он на даче. За саженцами уехал. Обещал вернуться вечером.
— А вы тут. Вдвоём. — Она смотрела на них, и картина, увиденная утром, вдруг обрела страшное, зеркальное значение. Предательство. Но уже не со стороны мужа — со стороны матери, сидящей в семейной гостиной с крестным в явно интимной близости.
— Светлана, это не то, что ты подумала! — начал было Аркадий, но Света резко прервала его:
— Молчите! Оба! Тридцать лет вы играли идеальную семью! А папа? Он знает?
Мать опустила глаза.
— Нет. Это… это было давно. Иногда. Ошибка…
— Ошибка? — Света рассмеялась, горько и истерично. — Как удобно! У всех «ошибки»! Может, и у Владимира тоже? А у меня? Что у меня осталось? Верить в семью? В верность? Или всё это фарс?
Она развернулась и выбежала из дома. Её мир перевернулся. Подозрения в адрес мужа вдруг потускнели перед этим страшным открытием. Её опора, её идеал — родительский брак — оказался ложью. Глубокой, многолетней, хорошо скрытой. Предательство самых близких людей ранило больнее, чем измена любимого человека.
Поздно вечером раздался звонок. Отец.
— Света? Ты заезжала? Мама в истерике, ничего не объясняет. Что случилось?
Света закрыла глаза. Голос отца — такой родной, доверчивый, наполненный заботой. Он не знал. Он верил. Как когда-то верила и она.
— Пап… нужно серьёзно поговорить с мамой.
— О чём? Ты меня пугаешь, дочка!
— О соседях. О старых друзьях. О том, что может быть просто совпадение… но вряд ли. Просто поговори с ней. И… пап, прости, что втянула тебя в это.
Света положила трубку и почувствовала себя предательницей. Но молчать — это было бы ещё большим предательством.
Ночь прошла в тревожных раздумьях. Утро принесло опухшие глаза, тяжесть в груди и ощущение, будто душа превратилась в камень.
Раздался звонок в дверь. Владимир. Он стоял на пороге — бледный, помятый, в той же одежде, что и вчера. В руках были огромный букет её любимых ирисов и… его рубашка.
— Света. Я был полным идиотом, — сказал он, не делая попытки зайти внутрь.
— После вчерашнего я поехал к Сашке. Мы выпили немного. У него дома беспорядок, как у сапожника. Он полез за очередной бутылкой и снёс целую полку с женскими духами. Вот откуда этот запах. — Он протянул рубашку. — Понюхай. Даже сейчас не выветрился.
Света машинально взяла вещь. История действительно могла быть правдой. Сашкин дом давно стал легендой среди друзей из-за вечного хаоса.
— А тот звонок… — Владимир вздохнул. — Это была Аня. Его жена. Она у родителей с детьми, а он совсем расклеился. Молила, чтобы я приехал, пока он до конца не сгорел. Я не хотел говорить тебе, куда еду — знал, ты всё неправильно поймёшь. Глупо получилось.
Он смотрел на неё, и в его глазах читалось раскаяние и усталость. Облегчение от того, что измены, возможно, не было, смешалось с холодной болью от другого открытия — того, которое она видела собственными глазами.
— Ты бы простил? — внезапно спросила она, не глядя на мужа, а куда-то вдаль.
— Что именно? — он нахмурился.
— Если бы это была настоящая измена. Не просто подозрения, а глубокое предательство. От человека, которому доверял безгранично. Много лет. Смог бы простить?
Он замялся, внимательно рассматривая её лицо.
— Не знаю, честно. Возможно, нет. Но я точно знаю одно: то, что случилось вчера, — это dead end. Я не хочу этого. Хочу попытаться вернуть нас… реально?
Света посмотрела на цветы, на его измученное, но искреннее лицо. Подозрения нашли объяснение — глупое, обидное, но не страшное. А вот настоящее предательство… она видела его своими глазами. Оно исходило не от мужа, а от женщины, которая учила её верить в любовь и семью.
— Заходи, — тихо сказала она, отступая в сторону.
— Цветы пока поставь в прихожей. Мне нужно время… чтобы разобраться во всём.
Он переступил порог. Дверь закрылась. Но другая пропасть, разверзшаяся в её жизни, казалась намного глубже и страшнее — та, что связана с её родителями. Теперь вопрос был в том, хватит ли сил у каждого заглянуть в эту бездну и найти путь — если не назад, то хотя бы вперёд.
Может, путь к прощению существует? Или это всего лишь иллюзия? Казалось ли ей сегодня утром, что мир рухнул, или он просто дал трещину, сквозь которую начал просачиваться свет нового понимания?
Восстановление отношений с Владимиром теперь выглядело сложным, но реальным. А вот что делать с ледяной глыбой материнского предательства — Света не знала совершенно.
