Певице из подворотни разрешили спеть в ресторане в обмен на простую еду. А когда появился хозяин, её голос заставил замолчать даже его.
Лена встряхнула зонт, стряхивая капли дождя, и вошла в тепло ресторана, оставляя за спиной октябрьскую непогоду. Её тут же окружил уютный аромат свежей выпечки. Она машинально поправила мокрые волосы, пытаясь придать себе более-менее приличный вид. В одной руке она держала потёртый футляр с нотами — почти единственное напоминание о прошлой жизни. Последние три часа она пела в подземном переходе, но выручила лишь на чашку кофе.
«Раньше за билеты платили по пять тысяч», — промелькнуло в голове, но Лена отбросила эту мысль прочь.
Официант в белой рубашке заметил её и направился навстречу. Его лицо показалось ей смутно знакомым.
— Простите, все места заняты, — начал он, но замялся, глядя на неё внимательнее.
Лена кивнула и развернулась к выходу. Желудок предательски заурчал, и она прижала ладонь к животу, словно пытаясь заглушить звук.
— Подождите! — окликнул её Саша. — Вы ведь… Елена Воронцова? Я видел вас в «Травиате» весной.
Она замялась. Уже давно никто не узнавал её на улице.
— Было дело, — коротко ответила она, невольно принимая осанку, которой учили в консерватории. — Пела в театре.
— А сейчас?
— Сейчас — вокалистка в метро, — она пожала плечами, делая вид, что это не важно. — Хотя сегодня явно не день для выступлений.
Саша помедлил, огляделся по сторонам, затем бросил взгляд на кухню.
— Слушайте, у нас обычно спокойно. Может, споёте немного? — предложил он шёпотом. — Я угостю вас ужином. Сегодня отличное ризотто с грибами.
— Я не нуждаюсь в подачках, — Лена гордо вскинула подбородок, но в глазах мелькнуло сомнение.
— Это не милостыня, — мягко возразил Саша. — Это обмен: ваше искусство на мой ужин. Думаю, даже мы в проигшестве.
Она хотела отказаться. Гордость требовала уйти под дождь. Но голод был сильнее.
— Хорошо, пара песен, — согласилась Лена. — Но без объявлений.
Саша указал ей на угол зала и исчез на кухне.
Лена устроилась там, раскрыла футляр и достала папку с нотами. Руки слегка дрожали — впервые за долгое время она собиралась выступать перед настоящей публикой. После того случая с Виктором Ломовым, директором театра, она больше не пела на сцене.
Поводом стало его настойчивое внимание: рестораны, намёки, прикосновения. Когда Лена решительно отказалась играть по его правилам, он отомстил — прервал её арию посреди спектакля, заявив, что у неё испорчен голос. Через неделю её имя было вычеркнуто из репертуарных списков, а телефон перестал звонить. Все двери закрылись под предлогом «проблем с голосом».
Саша принёс чай с лимоном.
— Начинайте, когда будете готовы, — шепнул он. — Мы предупредили кухню.
Лена выбрала романс Рахманинова «Здесь хорошо». Пела она тихо, почти шёпотом, но голос был чистым, проникающим в самую душу. Первые столики обернулись. Разговоры затихли. Голос набирал силу, не громкостью, а эмоциональной глубиной. К концу композиции в зале повисла трепетная тишина.
Несколько человек осторожно захлопали. Лена сразу же начала вторую — итальянскую канцону. Саша принёс ей ризотто и воду, аккуратно поставил рядом. В его взгляде было восхищение, но ещё больше — уважение.
— Это потрясающе, — сказал он. — Вы…
Лена благодарно кивнула, сделала паузу, чтобы поесть. Ризотто было великолепным — нежным, ароматным, с трюфельным маслом. Она не помнила, когда в последний раз ела так вкусно.
Увлёкшись едой, Лена не сразу заметила, как в зале что-то изменилось. Подняв глаза, она увидела у входа Виктора Ломова. Он всё такой же ухоженный, с седыми волосами и высокомерной улыбкой. Администратор что-то быстро объяснял ему. Ломов снял пальто, передал его гардеробщику, окинул зал быстрым взглядом — но её, скрытую ширмой из растений, не заметил.
— Это ваш ресторан? — тихо спросила Лена у Саши.
— Его, — кивнул тот. — Я просто управляющий. Не ожидал его сегодня увидеть. Обычно он предупреждает. Это проблема?
Лена сглотнула.
— Он бывший директор моего театра. Из-за него я теперь пою в переходе. Мне лучше уйти.
— Нет, — решительно сказал Саша. — Вы ничего плохого не сделали. Мы договорились: вы поёте — я кормлю. И пусть он даже увидит вас — что он может сделать?
— Он может… — Лена запнулась.
— Что? — официант посмотрел прямо. — Уволить меня? Пусть попробует. Большинство клиентов здесь — мои друзья. И знаете, он не такой уж важный человек. Здесь работают вопреки ему, а не благодаря ему.
Он дружелюбно коснулся её плеча и ушёл обслуживать другой столик. Лена смотрела ему вслед, ощущая внутри какой-то странный подъём — чувство, которое она давно забыла. То ли это гнев? То ли отчаяние?
Нет. Это была решимость.
Доехав до последней ложки ризотто, Лена аккуратно промокнула губы салфеткой и задумчиво перелистала ноты. Затем вытащила партитуру «Травиаты» — ту самую арию Виолетты, которую пела на своём последнем спектакле. Именно после неё Виктор Ломов объявил перед всем театром, что её голос «утратил силу и блеск» и что она больше не годится для главных партий.
Лена глубоко вздохнула и запела.
Первые ноты полились над залом почти шёпотом — тихие, как признание. Ария Виолетты, прощающейся с прошлым, теперь звучала по-новому: каждая строка будто рассказывала о её собственной борьбе и боли.
Среди зрителей заметно напрягся Виктор — он резко обернулся, разглядев наконец певицу. Его лицо изменилось: глаза сузились, на щеках заиграли мышцы. Их взгляды встретились — и Лена, не отводя глаз, начала усиливать голос.
Он набирал мощь, становясь всё увереннее, раскатываясь по залу, заполняя каждый угол. Женщина за соседним столиком закрыла рот ладонью, мужчина постарше сидел с закрытыми глазами, слушая каждую ноту. Молодая пара крепко держалась за руки, будто боясь пропустить хоть секунду.
Из кухни выглянули повара. Официантка замерла с подносом. Саша стоял у барной стойки, и в его глазах стояли слёзы.
Виктор что-то сердито сказал своему спутнику, но тот даже не реагировал — полностью поглощённый происходящим. Затем Ломов резко встал и направился к Саше.
Лена переходила к финалу. Её голос парил, чистый и сильный. В каждой ноте — вся её боль, её унижение и, главное, её освобождение.
Последний звук растаял в воздухе.
На мгновение повисла полная тишина, а затем зал взорвался аплодисментами. Люди вставали со своих мест. Кто-то не скрывал слёз. Из дальнего угла раздался женский крик: «Браво!»
— Что здесь происходит?! — прошипел Виктор, подбегая к Саше. — Я не давал разрешения!
— Это было моё решение, — спокойно ответил Саша. — Гостям понравилось.
— Я эту женщину знаю, — процедил Ломов. — Она уже давно не профессионал…
— …и лучшая певица, которую я когда-либо слышал, — громко перебил его Саша.
Кто-то начал снимать происходящее на телефон.
— Ты уволен, — бросил Виктор.
— Уволен? За то, что ресторан полон? За то, что люди заказывают десерты и вино? — Саша усмехнулся. — Посмотрите вокруг. Сегодня выручка выше обычного.
— Это мой ресторан…
— Да, но не только ваш. У вас есть партнёры, которым я могу рассказать, как вы прогоняете клиентов из-за личных ссор.
Из кухни вышли повара — трое мужчин, готовых поддержать Сашу. К ним присоединились официантки.
Виктор огляделся: телефоны, лица сотрудников, реакция посетителей. Он был явно не готов к такому повороту.
— Пусть она уходит. Иначе вызову охрану, — процедил он.
— Нет! — раздались возгласы с нескольких столиков. — Пусть поёт!
Тем временем Лена собрала ноты. В ней будто проснулась новая энергия — плечи расправлены, взгляд твёрд, движения уверенны.
— Не нужно скандала, — сказала она Саше. — Я поела. Спасибо за ужин.
— Останьтесь, — попросил он, беря её за руку. — Вы ничего плохого не сделали.
— Знаете, — Лена улыбнулась, глядя прямо в глаза Виктору, — я получила, что хотела. Он услышал меня. По-настоящему услышал. И теперь это знают все.
Она перевела взгляд на десятки восхищённых лиц, на телефоны, записывающие её голос.
— А насчёт «профнепригодности»… Похоже, публика считает иначе. Прощайте, Виктор Николаевич. Провожать не надо — я найду выход сама. Как всегда.
Через несколько дней видео с того вечера стало вирусным. Заголовки гласили: «Женщина из метро сразила ресторан одной арией», «Уличная певица, которую нельзя игнорировать». Комментаторы требовали: «Дайте ей контракт!», «Почему она не на большой сцене?»
Предложений пока не было. Но через неделю раздался звонок — Саша.
Они встретились в кафе на набережной. Мимо катились кораблики, ветер играл с салфетками.
— После того вечера Виктор понял, что дешевле договориться с вами, чем воевать со мной, — усмехнулся Саша. — Он предлагает выступления по пятницам и субботам. С оплатой.
— Он же меня ненавидит. Зачем ему это?
— Партнёры поговорили. Все видят, как музыка влияет на посещаемость. — Саша помедлил. — И ещё… Я намекнул, что если он продолжит игры, обратимся в инспекцию.
Лена смотрела на воду. Внутри боролись гордость и здравый смысл.
— Я не могу работать с ним. Не смогу каждый вечер…
— Я так и думал. Поэтому у меня есть план Б, — Саша достал папку. — Помните Григорича, нашего метрдотеля? У его брата джаз-клуб на Фонтанке. Им нужна вокалистка. Репертуар свободный, две трети сборов — ваши.
— Почему вы мне помогаете?
— Потому что талант должен быть услышан, — просто ответил Саша. — Я сам хотел петь. Не сложилось. Теперь могу хотя бы помочь тем, у кого получится.
Прошло три месяца. Лена стала частью маленького, но уютного клуба «Синяя птица». Четыре вечера в неделю она пела там — джаз, романсы, арии. Денег хватало, чтобы жить скромно, но главное — она снова чувствовала себя настоящей певицей.
