— Что за чушь ты несёшь?! Как это меня нет в завещании?! Вы совсем там, что ли?! — Андрей чуть не подавился от гнева, осознавая, что его реально кинули.

За оконным проемом монотонно стучали дождевые капли, когда наш автомобиль подъехал к зданию нотариальной конторы. Унылое сооружение в сочетании с пасмурной атмосферой создавали ощущение, будто сама вселенная предчувствовала: сегодняшний день не принесет ничего хорошего.
Я обратила внимание, как Андрей машинально постукивает пальцами по рулевому колесу после того, как заглушил мотор.
— Ну что, отправимся? — произнес он, повернув ко мне голову. — Надо покончить с этим наследственным делом.
Я молча кивнула. Вроде бы все просто – обычная формальность. Отец ушел из жизни три месяца тому назад, и вот, наконец, бумаги подготовлены. Подмахнуть их – и можно двигаться дальше.
В приемной витал аромат канцелярских принадлежностей и парфюма секретарши – молоденькой особы с высоким хвостом и ярким гримом. Она приветливо улыбнулась:
— Нотариус ожидает вас. Прошу.
Кабинет оказался компактным, с высокими стеллажами, заставленными книгами. Нотариус Роман Игоревич, полноватый мужчина в очках с тонкой оправой, поднялся из-за своего рабочего места.
— Ирина Алексеевна, Андрей Петрович, рад встрече. Присаживайтесь. Документация готова.
Сердце внезапно начало биться чаще. Меня неожиданно потянуло схватить Андрея за руку и убежать прочь. Но я собралась с духом и опустилась в кресло. Андрей расположился рядом, слегка наклонившись вперед – так он всегда делал, когда был взволнован.
— Итак, — Роман Игоревич разложил перед нами бумаги, — завещание Алексея Ивановича Смирнова, согласно которому особняк по адресу… переходит во владение дочери, Ирины Алексеевны Смирновой, ныне Петровой. Все верно?
— Да, — кивнула я, ощущая сухость во рту.
Андрей взял документы и начал внимательно их изучать. Я наблюдала, как его взгляд скользит по строчкам, задерживается, возвращается к началу. Сначала его лицо оставалось безэмоциональным, затем я заметила легкую морщинку между бровями, которая становилась все глубже. Он перевернул страницу, затем еще одну, снова вернулся к первой.
— Что-то не так? — спросила я, хотя внутренне догадывалась о проблеме.
Андрей посмотрел на меня, и меня словно обдало ледяной водой. Я никогда не видела у него такого выражения – равнодушного и в то же время пронизывающего.
— Это недоразумение, — произнес он, обращаясь к нотариусу. Голос звучал приглушенно, словно чужой. — Где моя доля? Здесь все оформлено только на Ирину.
Внутри меня все сжалось. Вот он, момент истины.
Нотариус откашлялся и снял очки, начал протирать их платком – привычное движение человека, оказавшегося в затруднительном положении.
— В завещании четко указано, что дом полностью переходит к Ирине Алексеевне. Такова была воля Алексея Ивановича.
Пауза. Тишина в кабинете стала давящей. Я физически ощущала, как Андрей поворачивается ко мне – медленно, словно в замедленной съемке.
— Ты знала?
Всего два слова – а словно удар под дых. В них было столько всего: и упрек, и недоверие, и боль, и злость… Его глаза прожигали меня насквозь. Десять лет брака, а я никогда не видела в них такого выражения.
— Я… — начала я, но слова застряли в горле.
Конечно, знала. Папа сообщил мне об этом еще год назад, когда переписывал завещание. «Ира, этот дом – наш, родовой. Он должен принадлежать тебе и Ване, а не какому-то там мужу», – так он сказал. И я тогда промолчала, не стала спорить. Папа никогда особо не жаловал Андрея, хотя виду не показывал. Всегда держал дистанцию, всегда называл его «твой муж», а не по имени. И я… я позволяла этому продолжаться.
— Да, была в курсе, — наконец проговорила я. — Так решился папа.
— И тебе не пришло в голову, что я должен был об этом знать? — каждое его слово сочилось горечью, отчего у меня защипало глаза.
— Я… мне казалось, это не имеет большого значения, — солгала я. В действительности же просто боялась этого диалога. Боялась его отклика. Боялась всего происходящего на данный момент.
Андрей издал короткий смешок и покачал головой.
— Десять лет, Ирина. Целое десятилетие я проживаю в этом жилище. Вкладываю средства, реставрирую, содержу его. И теперь выясняется, что я там… кто? Просто квартирант? Временный обитатель?
Нотариус прочистил горло, явно испытывая дискомфорт.
— Возможно, вам лучше обсудить этот вопрос в домашней обстановке? — предложил он. — Документация никуда не исчезнет, вы можете завершить процедуру подписания в другой раз.
— Нет, — твердо произнес Андрей, — закончим сейчас.
Он поднялся и направился к окну. За стеклом продолжал нудить дождь, будто вторя атмосфере момента.
Пальцы тряслись, когда я взяла ручку. Вот они, листы, которые должны были принести успокоение и уверенность, но вместо этого причиняли только боль. С каждой поставленной подписью между нами возникал барьер. Высокий, непреодолимый барьер из недоверия и обид.
Закончив, Андрей молча покинул кабинет. Я поспешила следом, пытаясь найти слова для объяснений. В коридоре он остановился, по-прежнему не глядя на меня.
— Поехали обратно, — произнес он бесстрастно. — Нам необходимо поговорить.
И тогда я осознала: дальше будет только сложнее. Гораздо сложнее, чем я могла представить.
Осадки усилились к моменту нашего возвращения. Андрей припарковал автомобиль более резко, чем обычно. Весь путь он хранил молчание, плотно сжав челюсти, а я не осмеливалась начать разговор. Что тут скажешь? «Извини, что скрыла правду»? «Я полагала, это не так существенно»? Любое высказывание звучало бы фальшиво.
С крыльца повеяло теплом. Этот особняк помнил меня еще девочкой, видел, как я взрослела, выходила замуж — первый и второй раз, как появился на свет Ваня… И все эти годы Андрей вкладывал в него частичку своей души. Новый водонагреватель, когда старый сломался в сильные холода. Кровля, которую он заменил самостоятельно. Терраса, пристроенная три года тому назад…
Мы разулись в тишине. Из гостиной доносилась музыка – Ваня находился дома.
— Здравствуй, мамочка! — он показался из комнаты. Мой сын, почти точная копия своего родителя — те же серые очи, тот же решительный подбородок. — О, и тебе привет, Андрей! Как прошла встреча с нотариусом?
Андрей лишь усмехнулся и прошел мимо, сняв обувь.
Его поступь изменилась — обычно уверенная, сейчас она казалась нервной. Он вошел в гостиную, бросил верхнюю одежду на стул — он, всегда такой педантичный, сейчас будто специально нарушал установленные правила.
Я направилась на кухню. Руки автоматически потянулись к чайнику – давняя привычка заваривать чай в моменты душевных терзаний. Будто горячий напиток способен разрешить любые проблемы.
— Мам, что происходит? — Ваня последовал за мной. — Вы выглядите как-то странно.
Я качнула головой:
— Позже расскажу.
На кухню зашел Андрей. Остановился около холодильника, окинул взглядом стены, словно видел их впервые.
— Десять лет, Ирина, — он внезапно повернулся ко мне. — Десять долгих лет я проживаю здесь. Помнишь, когда мы только сочетались браком? Потолок протекал, ограда кренилась, нагреватель еле работал. Кто все это исправлял? Я. На собственные средства, своими руками. И что теперь? Я просто… квартирант?
Голос его дрожал от обиды.
— Андрей, это не так… — начала я.
— А как? — он шагнул ко мне. — Почему ты умолчала? Почему скрыла, что дом принадлежит только тебе?
Я открыла рот для ответа, но не успела.
— Это был дом моего дедушки, — раздался голос Вани.
Он стоял в дверном проеме, скрестив руки на груди. В свои двадцать пять он выглядел вполне зрелым мужчиной.
— Вань, не сейчас, пожалуйста, — взмолилась я.
— А когда? — пожал плечами сын. — Дед все правильно сделал. Это наш семейный дом, здесь жили еще его предки. Он должен остаться в роду.
— А я, по-твоему, не родня? — Андрей резко развернулся к пасынку. Голос стал ниже, угрожающий. — Я что, случайный человек? Десять лет живу с твоей матерью, содержу этот дом, ремонтирую его. Ты считаешь, что у меня нет никаких прав?
Ваня не опустил взгляд — упрямство, семейная черта Смирновых.
— Да, считаю, — твердо произнес он. — Ты здесь никто. Просто мамин супруг.
— Ваня! — я в ужасе уставилась на сына.
— А что такого? — он пожал плечами. — Дед постоянно говорил: наш дом — только наш. Не для чужаков.
— Чужаков?! — Андрей вздрогнул, словно получил удар. — Ну спасибо! Десять лет жизни насмарку.
Я в отчаянии развела руками:
— Прекратите! Андрей, я понимаю твои чувства…
— Нет, не понимаешь! — он повысил голос до крика. Никогда прежде он не кричал на меня. — Если бы понимала, то рассказала бы правду! А что сделала ты? Промолчала! Оставила меня выглядеть глупо!
Чайник на плите издал пронзительный свист, но никто даже не взглянул в его сторону.
— Я вовсе не желала тебя задеть, — произнесла я едва слышно. — Просто так вышло…
— Так вышло? — Андрей горько ухмыльнулся. — Ничего просто так не происходит, Ирина. Ты намеренно скрыла от меня правду. А знаешь почему? Потому что где-то глубоко внутри ты тоже считаешь меня чужаком. Временным гостем. Не своим человеком.
— Неправда! — мои глаза наполнились слезами.
— Правда, — он указал пальцем на стену с фотографиями. — Взгляни сама. Вот твои снимки с первым супругом — на самом видном месте. Вот Ваня в детстве. А где мы с тобой? В уголке, сбоку, как будто между делом. Все очень символично, Ирина!
— Не говори ерунды! — я попыталась дотронуться до его руки, но он отстранился.
— Это не ерунда. Десять лет я был на вторых ролях, а теперь это особенно очевидно. Тебе нужен был кто-то, кто будет оплачивать счета, чинить крышу и не задавать лишних вопросов.
Ваня встал между нами:
— Послушай, Андрей, у тебя же есть квартира в городе. Зачем тебе доля нашего дома?
— Заткнись, — процедил Андрей сквозь стиснутые зубы. — Просто заткнись, пока я не наговорил лишнего.
— Да пожалуйста, говори, — Ваня вызывающе поднял подбородок. — Что ты мне сделаешь?
— Ваня, прекрати! — я схватила сына за руку. — Уйди, пожалуйста. Нам нужно поговорить с Андреем.
— А тебе не кажется, что уже поздно для разговоров? — Андрей смотрел на меня с такой болью, что внутри все сжалось. — Десять лет ты молчала. Десять лет я считал нас семьей. А теперь выясняется, что я здесь чужой!
Ваня фыркнул:
— Наконец-то дошло.
— Сын! — мой голос стал строже.
Но было уже поздно. Андрей побледнел настолько, что даже губы потеряли цвет. Он сжал кулаки, и на мгновение я испугалась, что он ударит Ваню. Но вместо этого он просто развернулся и покинул кухню. Через секунду раздался громкий хлопок двери спальни.
— Зачем ты это сделал? — я повернулась к сыну. — Зачем ты его спровоцировал?
Ваня пожал плечами:
— Я сказал правду.
— Это жестокая правда, — мой голос дрожал. — Андрей десять лет был для нас прекрасным мужем и отчимом. Он не заслужил такого отношения.
— Дед был прав, — твердо заявил Ваня. — Этот дом принадлежит нам. Это наша семейная собственность.
— Андрей тоже часть семьи!
— Нет, — Ваня отрицательно качнул головой. — Он твой муж, но не член моей семьи. Моя семья — это ты и память об отце.
Я молча смотрела на сына и внезапно осознала, что во всем виновата сама. Все эти годы я позволяла отцу настраивать Ваню против Андрея. Все эти разговоры о «нашем, родовом», все эти намеки, что «чужакам тут не место»… И я молчала, избегая конфликтов. А теперь расплачиваюсь гораздо большей ценой.
За окном сгущались вечерние сумерки. Я наконец-то выключила свистящий чайник и бессильно опустилась на стул. Внутри образовалась пустота. Кажется, сегодня я разрушила свою семью.
Ночь выдалась беспокойной. Сердце ныло, а в голове бесконечно крутились фрагменты вчерашней перепалки. Как же все глупо получилось… Говорят, молчание может разрушить даже самые крепкие отношения. Я столько лет хранила молчание, и вот теперь пожинаю плоды этого решения.
Андрей впервые за десять лет совместной жизни предпочел провести ночь в гостевой комнате. Я не раз подходила к двери, но так и не решилась постучать. Что я могла сказать? Какими словами исправить ситуацию?
Утром, наливая себе кофе, я заметила, что руки дрожат, и часть напитка пролилась на стол. Но это уже не имело значения. Первый глоток оказался горьким, как и моя текущая жизнь.
Сверху донесся какой-то стук. Я поднялась по скрипучей лестнице — Андрей давно собирался починить третью ступеньку, но все никак не доходили руки…
Он находился в нашей спальне. С антресолей достал старый чемодан — тот самый, с которым мы когда-то путешествовали в Крым. Тогда мы шутили, что у чемодана есть царапина, как и у Андрея на колене. «Два бойца», — смеялся он тогда.
Сейчас на его лице не было и тени улыбки. Оно осунулось, под глазами залегли темные круги. Чемодан он бросил на кровать без особой осторожности и начал методично складывать рубашки из шкафа.
— Андрей, — только и смогла вымолвить я.
— Я ухожу, Ира, — произнес он, не оборачиваясь. — Так будет лучше для всех.
— Лучше? — мой голос предательски дрогнул. — Как это может быть лучше?
Он покачал головой, доставая носки из ящика.
— Знаешь, всю ночь размышлял. И пришел к выводу — я здесь чужой. Всегда был таким. Просто отказывался это признавать.
— Это неправда! — я сделала шаг в его сторону. — Ты часть моей семьи!
— Семья? — он наконец повернулся, и я вздрогнула от того, как сильно он постарел за одну ночь. — В настоящей семье не скрывают такие важные вещи, Ира. Семья строится на доверии.
Отвернувшись к комоду, он открыл ящик и начал перебирать документы и бумаги.
— Десять лет, — продолжил он тихо. — Десять лет я прожил в этом доме. Ремонтировал крышу, когда она протекала. Заменил проводку, когда старая чуть не стала причиной пожара. Построил веранду, сарай, баню… И все это время считал, что делаю это для нашей общей семьи, для нашего будущего. А оказалось, что был просто… бесплатным работником.
— Хватит! — не выдержала я. — Ты всегда значил для меня гораздо больше, чем просто муж! Ты был главной опорой в моей жизни!
— Документы говорят иначе, — он резко захлопнул ящик. — Твой отец позаботился о том, чтобы я не получил ничего. А ты… ты поддержала его решение. Скрыла правду.
— Я боялась, — прошептала я.
— Чего? Что я рассержусь? — горькая усмешка исказила его лицо. — А сейчас я, значит, не злюсь?
— Андрей, пожалуйста…
Я приблизилась и коснулась его плеча. Он не отстранился, но и не повернулся ко мне.
— Знаешь, что самое больное? — спросил он, глядя в окно. — Даже не этот дом. А то, что ты мне не доверяла. Все эти десять лет ты скрывала что-то важное, недоступное для меня. А теперь еще и Ваня… «Ты здесь никто». Он просто озвучил ваши общие мысли.
— Это не так, — тихо возразила я. — Ваня погорячился. А я… я просто запуталась, Андрей. Хотела никого не обидеть — ни папу, ни тебя, ни Ваню. И в результате все испортила.
Он молча закрыл чемодан и застегнул молнию. Этот звук показался мне оглушительным — как будто жизнь внезапно оборвалась.
— Ты действительно уходишь? — слезы потекли по моим щекам.
— А что мне остается? — он впервые встретился со мной взглядом. — Притворяться, что все хорошо? Играть роль члена семьи, которой на самом деле не принадлежу?
— Ты не чужой! — почти выкрикнула я.
— Нет? — он указал на стену с фотографиями. — Тогда почему наши снимки висят внизу и сбоку? А твои с Романом Игоревичем — на самом видном месте? Почему Ваня до сих пор называет меня «Андреем», а не папой, хотя я растил его с пятнадцати лет? Почему твой отец до конца своих дней называл меня «мужем Ирины», а не по имени?
Я молчала. Что можно было ответить на это?
— Вот именно, — он поднял чемодан. — Десяти лет притворства достаточно.
— Я люблю тебя, — сквозь слезы проговорила я.
— И я тебя люблю. Именно поэтому и ухожу, — он направился к двери. — Так будет лучше для всех.
— Для кого лучше, Андрей? — я схватила его за руку. — Для меня? Для тебя? Для Вани?
Он тяжело вздохнул:
— Просто хочу немного пожить ради себя, Ира. Без чувства вины за то, что я здесь «никто». Мне надоело быть вечным должником.
— Да кто тебя так называл? — я отказывалась верить происходящему.
— Никто. И это еще хуже, — он высвободил руку. — Все делали вид, что я член семьи, хотя сами в это не верили. Представляешь, каково это — жить в доме, где хозяева каждый день ждут, когда же ты уйдешь? Вот уже десять лет я живу с таким ощущением, только вчера до конца это осознал.
Андрей вышел из спальни с чемоданом. Я последовала за ним.
— Не уходи, Андрей! Мы все исправим!
— Как мы это исправим, Ира? — он обернулся на лестнице. — Новым завещанием? Другими бумагами? Проблема не в доме и не в документах. Проблема в том, что у вас с Ваней своя семья, а я в ней — чужой.
— Это не так! — я разрыдалась, не сдерживая эмоций. — Ты — моя семья. А то, что было с Романом Игоревичем… это прошлое, Андрей! Далекое прошлое!
— Правда? А почему тогда ты до сих пор созваниваешься с его родителями по праздникам? Почему хранишь все его вещи на чердаке, словно создала музей? Почему Ваня каждое воскресенье ездит на кладбище?
Я застыла от удивления. Я даже не подозревала, что Андрей замечает все это. Что это причиняет ему боль.
— Андрей…
— Знаешь, — тихо сказал он, спускаясь по лестнице, — нормально — любить своего первого мужа. Хранить фотографии, помнить. У тебя с Ваней есть право на эту память. Но и у меня есть право не быть призраком в вашей жизни.
В прихожей он надел куртку. Действовал медленно, словно давая мне шанс что-то сказать, что-то изменить. Но я не находила нужных слов.
На шум из своей комнаты вышел Ваня — заспанный и взъерошенный.
— Что… — он замер, увидев чемодан. — Андрей, ты уходишь?
Мужчина кивнул:
— Да, Вань. Пришло время признать очевидное — я здесь лишний. Ты сам вчера это сказал.
— Я… — Ваня замялся. — Вчера я перегнул палку, согласен. Наговорил лишнего.
— Но ведь ты сказал правду? — Андрей застегнул куртку. — Этот дом принадлежит твоему деду. И, по его мнению, я здесь чужой. Ты так думаешь. И твоя мама, хоть и молчит, тоже так считает.
— Это неправда! — я вцепилась в его рукав. — К черту дом, к черту завещание! Мы продадим его и приобретем другой!
— Дело не в доме, Ира, — утомленно произнес Андрей. — И продажа ничего не решит. Живите спокойно. Это ведь ваш родовой дом, как любил повторять твой отец.
— Андрей, — меня начало душить от рыданий, — не покидай меня. Умоляю.
— Все образуется, Ира, — он бережно освободил свой рукав от моих пальцев. — Я свяжусь с тобой, когда обоснуюсь. Просто мне необходимо время.
Он отворил дверь. Ваня внезапно шагнул вперед:
— Андрей, останься. Маме очень плохо.
Андрей печально усмехнулся:
— «Андрей»… Десять лет прошло, а все «Андрей». Даже дядей ни разу не назвал. Все нормально, Вань. Ты хороший сын, заботишься о матери. Но мне действительно нужно уйти.
Он перешагнул порог. Я бросилась за ним:
— Андрей!
Но дверь уже захлопнулась. Я застыла в прихожей, отказываясь верить в реальность происходящего. Он ушел. Я потеряла самое дорогое.
— Мамочка… — Ваня неуклюже дотронулся до моего плеча. — Прости меня.
Я промолчала. Накинула куртку и выбежала на улицу. Нужно догнать его, остановить, подобрать правильные слова!
Но за воротами его уже не было. Лишь вдалеке доносился звук отъезжающего автомобиля.
Я рухнула на землю возле крыльца и разрыдалась. За что мне это? Зачем папа завещал этот проклятый дом только мне? Зачем Ваня наговорил Андрею таких жестоких слов? И главное — почему я молчала, когда следовало сказать правду?
Ваня вышел на крыльцо и сел рядом. Неумело обнял меня за плечи.
— Он обязательно вернется, мам. Я лично ему позвоню и извинюсь.
Я покачала головой:
— Нет, Ванюша, это моя вина. Я должна была раскрыть правду давным-давно, а не бояться. Мы сами отдалились от него.
Я посмотрела в небо, мрачное и затянутое облаками. Точно таким же казалось и мое будущее.
Три дня пролетели в каком-то тумане. Я безуспешно пыталась дозвониться до Андрея, но он игнорировал мои звонки. Мои сообщения оставались без ответа. Я, словно загнанный зверь, металась по дому.
— Мам, хотя бы немного поешь, — Ваня поставил передо мной тарелку с супом. Сын старался проявить заботу, чувствуя свою причастность к случившемуся.
— Не хочу, — ответила я, отодвигая тарелку.
— Он обязательно вернется, — попытался успокоить меня Ваня. — Успокоится и вернется.
— Ты не видел его глаз, сынок. Ты не видел, как сильно я его обидела.
По ночам я рыдала в подушку. Днем скиталась по комнатам, вспоминая, что в этом доме сделал Андрей. Вот эту стену он окрасил. Здесь он прибил полку. Тут он заменил проводку.
Я потеряла не просто мужа — я предала самого близкого человека.
На четвертый день я не выдержала. Накинула куртку и поехала в город, к его квартире. Поднялась на пятый этаж и долго стояла у двери. Что я скажу? Как объясню, почему я скрывала правду?
Наконец, я решилась и позвонила. Тишина. Может быть, его нет дома? Или он не хочет открывать дверь? Я позвонила снова и дольше. Опять тишина.
— Его нет, — услышала я голос за спиной.
Я обернулась. Соседка — пожилая женщина в цветастом халате.
— Он на работе, — пояснила она. — Приходит поздно. Сам не свой в последние дни.
— Спасибо, — я кивнула и поплелась вниз по лестнице.
У подъезда я замерла. Что теперь? Ехать домой? Ждать, пока он объявится сам? Нет, я уже достаточно подождала.
Я знала, где работает Андрей — в строительной фирме в промышленной зоне на окраине города. Через полчаса в автобусе я уже стояла у серого двухэтажного здания. Вокруг сновали рабочие и грузовики с материалами.
— Вам кого? — спросил охранник на проходной.
— Андрея Петрова. Я его жена.
Охранник утвердительно наклонил голову:
— Он на месте. Новый магазин на улице Добрынинской. Вы знаете, где это находится?
Я, конечно, знала. Ещё двадцать минут езды на автобусе – и я уже стояла возле строящегося здания.
Андрей стоял в стороне от рабочих, что-то записывая в планшете. На нём была надета каска и рабочая куртка. Он выглядел заметно похудевшим, с тёмными кругами под глазами. Увидев меня, он замер в замешательстве.
— Ирина? Что ты тут делаешь?
Внезапно я осознала, что не подготовила никаких слов. Просто подошла к нему:
— Прости меня. Я знаю, что всё испортила.
Он огляделся по сторонам, явно смущенный таким разговором на глазах у рабочих.
— Пойдём, — сказал он, указывая на вагончик прорабской.
Мы уселись за стол, заваленный чертежами. Наступила тишина, и мы не знали, с чего начать.
— Как ты? — спросил Андрей, не смотря на меня.
— Плохо, — искренне ответила я. — А ты?
— Работаю.
Снова воцарилось молчание. Я собралась с мыслями:
— Я звонила. Писала…
— Знаю, — он кивнул. — Мне нужно было время.
— Чтобы что?
— Чтобы понять, как жить дальше, — Андрей, наконец, посмотрел на меня. — Десять лет, Ирина. Я отдал вашей семье десять лет жизни, а оказалось, что я для тебя был… не знаю, кем.
— Ты всегда был самым важным человеком для меня, — мой голос дрогнул. — Я просто… испугалась.
— Чего?
— Что если я расскажу про завещание, ты обидишься. Что отношения между тобой и Ваней станут ещё хуже. Что мне придётся выбирать, — я сглотнула подступивший к горлу ком. — Я запуталась, Андрей. Пыталась усидеть на двух стульях: быть хорошей дочерью для папы, хорошей матерью для Вани и хорошей женой для тебя. И всё испортила.
Андрей молча постукивал пальцами по столу. Я продолжила:
— Знаешь, эти три дня я только и думала о нашей жизни. О том, как мы познакомились. Как ты сразу же стал помогать с домом. Как поддержал меня, когда умер Алексей Иванович. Как возился с Ваней, хотя он тебя отталкивал.
— Он хороший парень, — тихо сказал Андрей. — Просто запутался. Как и ты.
— Нет, — я покачала головой. — Я не запуталась. Я просто испугалась. И мне очень стыдно за это.
Андрей поднял на меня взгляд – измученный, но все такой же родной.
— Что ты хочешь, Ирина?
— Тебя, — просто ответила я. — Мне не нужен этот особняк. Не важно наследство. Мне нужен ты.
Он горько усмехнулся:
— А как же фамильное гнездо, о котором твой отец, Роман Игоревич, постоянно твердил?
— Проклятье! — внезапно вспыхнула я. — Дом – это всего лишь стены. А семья – это люди. Ты моя семья, Андрей. И если для этого потребуется продать дом и приобрести новый, общий – я сделаю это прямо сейчас.
Андрей смотрел на меня с удивлением. Я достала из сумки папку.
— Вот.
— Что это? — недоуменно спросил он, беря документы.
— Брачный контракт, — пояснила я. — Я была у юриста. Если ты его подпишешь, половина дома станет твоей. Официально. По закону.
Андрей открыл папку и быстро просмотрел строки. Затем посмотрел на меня с недоверием:
— Ты серьезно?
— Совершенно, — подтвердила я. — Этот дом принадлежит тебе так же, как и мне. Ты вложил в него душу, силы, деньги. А главное – ты моя семья, Андрей. И я хочу, чтобы мы были вместе без всяких «но» и недоговоренностей.
Он долго молчал, изучая бумаги. Потом закрыл папку.
— А Ваня? Он согласен?
Я вздохнула:
— Он знает, что я приехала к тебе. Знает о договоре. Сказал… сказал, что ему стыдно за свои слова. И что если ты вернешься, он больше никогда так себя вести не будет.
Андрей горько усмехнулся:
— Вот так просто?
— Нет, — я покачала головой. — Ничего не будет просто. Но я готова бороться – за тебя, за нас. И Ваня тоже.
Вновь воцарилась тишина. Я не торопила его, давая время подумать. Наконец он спросил:
— Ты действительно хочешь, чтобы я вернулся?
— Больше всего на свете, — прошептала я. — За эти три дня я поняла: дом без тебя – просто стены. И что я без тебя – уже не я.
Андрей протянул руку и осторожно коснулся моего лица, словно опасаясь, что я исчезну.
— Глупенькая, — тихо произнес он. — Я любил тебя не ради дома. Меня ранила мысль, что ты мне не доверяешь.
— Теперь буду доверять, — пообещала я. — Всегда. Поехали домой?
Андрей взглянул на часы:
— Мне нужно завершить дела на стройке. К вечеру освобожусь.
— Точно? — я все еще опасалась, что он передумает.
— Точно, — он улыбнулся – впервые за долгое время искренне. — Я все это время думал только о тебе.
Он поднялся, обошел стол и крепко обнял меня. Я прижалась лицом к его куртке, вдыхая знакомый запах. И поняла, что наконец-то могу свободно дышать.
— Я люблю тебя, — прошептала я. — И никогда больше не позволю тебе чувствовать себя чужим.
— Знаю, — тихо ответил он. — Я тоже тебя люблю.
Мы вышли из бытовки. Рабочие делали вид, что заняты, но я замечала их любопытные взгляды.
— До вечера, — сказал Андрей, слегка коснувшись моей щеки. — И, Ирина… брачный контракт подпишем. На всякий случай.
Он подмигнул, и я рассмеялась. В этой шутке была доля правды, но главное – мы снова были вместе.
Я направилась к остановке, ощущая себя словно заново родившейся. Дома меня ждал сын. Вечером вернется муж. И мы начнем все заново – теперь по-настоящему. Как одна семья.