– Ты подарил ей шубу, а мне соврал, что денег на лечение нет? – с злостью прошипела жена

Пронизывающий осенний ветер пробирал до костей. Я поправила шерстяной платок и с трудом поднялась с кресла — боль в коленях становилась всё невыносимее. На последнем приёме доктор Виноградов сказал, что без специального лечения станет только хуже.
Но где взять деньги? Пенсия маленькая, а все сбережения ушли на ремонт квартиры старшего сына после того злополучного потопа от соседей сверху.
Из прихожей донёсся звук открывающейся двери — Николай вернулся с работы.
— Коля, — позвала я мужа, когда он прошёл на кухню, разувшись, — можно тебя на минутку?
Он заглянул в комнату. На его лице читалась усталость после рабочего дня. Мой Николай Сергеевич всегда был трудолюбивым человеком. Даже в свои шестьдесят два он не хотел бросать работу инженера на заводе, хотя давно мог бы уйти на заслуженный отдых.
— Что случилось, Вера? — спросил он устало, опускаясь в кресло напротив.
— Я сегодня снова была у Виноградова, — начала я. — Он говорит, есть хороший курс лечения: современные препараты, физиотерапия. Говорит, боли уменьшатся, и ходить станет легче…
— И сколько это стоит? — Николай нахмурился, уже предчувствуя продолжение.
— Тридцать восемь тысяч, — тихо ответила я, машинально разглаживая складки на платье. — За полный курс.
Его лицо стало серьёзным.
— Вера, ты же знаешь, сейчас непростое время. На заводе зарплату задерживают второй месяц. Я понимаю, что тебе нужно лечение, но… Давай подождём немного? Вот получу премию к Новому году…
— Коля, но доктор сказал, что чем раньше начать, тем…
— Вера, — перебил он меня, — я всё понимаю. Но сейчас просто нет таких денег. Нужно потерпеть.
Спорить не имело смысла. Когда Николай принимал решение, переубедить его было почти невозможно. Я кивнула и отвернулась к окну, чтобы скрыть слёзы.
Через пару дней в небольшом овощном магазинчике на углу я встретила Татьяну — нашу давнюю соседку с пятого этажа. Она копалась у прилавка, выбирая яблоки, и, заметив меня, радостно замахала рукой.
— Верочка! Как давно не виделись! Как дела? Как здоровье?
Мы с Татьяной знакомы больше тридцати лет, с тех пор как обе семьи получили квартиры в этом доме. Наши дети вместе играли во дворе, а мы часто собирались на лавочке, обсуждая новости.
— Здравствуй, Таня, — улыбнулась я. — Да всё по-прежнему. Суставы болят, но что поделаешь — возраст.
— А Коля как? Всё работает? Я вчера его видела с Людмилой. Такие довольные шли…
Людмила — младшая сестра Николая. Мы особо не дружили, лишь поддерживали формальные отношения на праздники и дни рождения.
— Да, работает. А где ты их видела?
— В торговом центре «Меридиан». Я внучке платье покупала на утренник, а они выходили из мехового салона. Людмила такая счастливая была! Ещё бы — новая норковая шуба! Шикарная, тёмно-коричневая, с капюшоном. Сейчас такая стоит, наверное, сто тысяч, не меньше.
Я почувствовала, как земля уходит из-под ног. Шуба? Норковая? За сто тысяч? А на моё лечение денег нет?
— Таня, ты уверена, что это была новая шуба? Может, старая?
— Да что ты, Вера! — махнула рукой соседка. — Я видела, как они выходили из салона. И потом, Людмила мне сама рассказала. Говорит: «Брат подарил, чтобы зимой не мёрзла». Вот повезло ей с братом!
Перед глазами всё поплыло. Я пробормотала что-то невнятное, быстро попрощалась и вышла из магазина, забыв даже продукты, за которыми пришла.
Домой я шла, трясясь от обиды и гнева. Как он мог? Как мог сказать мне, своей жене, с которой прожил сорок лет, что денег нет, а потом купить сестре шубу за сто тысяч?
Когда Николай вернулся с работы, я сидела на кухне. Перед глазами всё ещё стояли слова Татьяны о новой шубе Людмилы.
— Вера, ты почему не переодеваешься? — спросил муж, проходя на кухню. — И ужин не готов?
— Коля, — голос дрожал, — нам нужно поговорить.
Он странно посмотрел на меня и, видимо почуяв неладное, молча сел за стол.
— Знаешь, я сегодня встретила Татьяну, — начала я, стараясь сдержать эмоции. — И она мне рассказала… про вас с Людмилой в меховом магазине.
Николай напрягся, но молчал.
— Ты купил ей шубу, а мне сказал, что денег на лечение нет? — с обидой произнесла я, чувствуя, как наворачиваются слёзы.
— Вера…
— Не надо, Коля! — перебила я его. — Не надо ничего объяснять. Я всё понимаю. Для тебя сестра важнее, чем я. Чем моё здоровье. Чем наша семья!
— Что ты такое говоришь? — Николай повысил голос. — При чём тут «важнее»? Люда всегда была одна, ей нелегко. Она даже из дома почти не выходит — замёрзнет ведь.
— А я, значит, не замёрзну? — горько усмехнулась я. — Мне, получается, можно терпеть? И жить с болью?
— У тебя ещё не всё так плохо, — отрезал он. — Ты ходишь. А Люда… Ты же знаешь, после развода с Сергеем её здоровье совсем подкосилось.
Сергей был мужем Людмилы, который бросил её пятнадцать лет назад. С тех пор она жила в одиночестве, постоянно сетуя на болезни и тоску.
— Знаю, — кивнула я. — Только почему-то на её здоровье у тебя находятся деньги, а на моё — нет. Понимаешь ли ты, что я скоро вообще не смогу ходить?
Николай резко поднялся из-за стола.
— Я не буду это обсуждать. Ты просто завидуешь своей золовке. Всегда завидовала.
Хлопнув дверью, он вышел. Я осталась сидеть, сдерживая слёзы обиды и унижения.
Следующие недели в доме царило напряжённое молчание. Мы почти не разговаривали. Я продолжала выполнять домашние обязанности — готовила, стирала, убирала, но делала это механически, без единого слова.
Боль в суставах усиливалась день ото дня. Однажды утром я еле поднялась с кровати — колени словно пронзили раскалённым железом. Николай уже ушёл на работу, и я приняла решение: если он не хочет помогать, придётся действовать самой.
Достав старую шкатулку с украшениями, я перебрала своё «наследство»: золотые серьги, подаренные мамой на совершеннолетие; рубиновое кольцо от Николая на двадцатилетие свадьбы; нитку жемчуга, оставшуюся от свекрови…
Каждая вещь хранила воспоминания, но здоровье было важнее. Я аккуратно завернула украшения и отправилась в ломбард.
За золото и жемчуг дали двенадцать тысяч — треть от нужной суммы. Это был лишь первый шаг. Потом я продала старый отрез дорогого шёлка соседке с первого этажа, которая шила на заказ, — пять тысяч. Каждый день я искала что-то, что можно было бы продать, не вызывая подозрений у мужа: книги, хрустальные вазы, даже бабушкин самовар, десятилетиями пылившийся на антресолях.
А Людмила между тем совсем распоясалась — звонила брату чуть ли не ежедневно: то кран сломался, то денег на квартиру не хватает, то новый телефон требует — старый, видите ли, разбился. И что ты думаешь? Николай, как послушный солдат, всё бросал и мчался к сестре, возвращаясь домой за полночь — красноглазый и измотанный.
Я видела, как ему тяжело разрываться между работой, мной и сестрой, но обида заглушала сочувствие. «Это твой выбор», — думала я, глядя, как он засыпает прямо за столом.
Тот день начался обычно. Николай уехал рано утром, а я чувствовала себя особенно плохо. Превозмогая боль, решила приготовить обед. Поднявшись со стула, пошла к холодильнику. В глазах потемнело, ноги подкосились, и я рухнула на пол. От боли в глазах поплыли звёзды, и я на несколько секунд потеряла сознание.
Очнувшись, попыталась подняться, но тело не слушалось. Я поползла к тумбочке с телефоном, но до неё было целых три метра — вечность в моём состоянии.
Не знаю, сколько я так пролежала. Время будто остановилось. Вдруг раздался звонок в дверь.
— Помогите! — еле выдавила я.
Звонки прекратились. «Ушёл», — подумала я. Но через минуту ключ повернулся в замке. На пороге стояла Зинаида Павловна, наша соседка снизу, у которой хранился запасной ключ.
— Верочка! Господи, что случилось? — воскликнула она, увидев меня на полу.
— Упала… Не могу встать… — прошептала я.
Зинаида Павловна вызвала скорую и позвонила Николаю.
В больнице мне сделали блокаду и направили на рентген. Когда результаты были готовы, врач — молодой мужчина с усталыми глазами — покачал головой:
— Дегенеративные изменения сильно прогрессируют. Почему раньше не обратились? Здесь давно нужно было начинать лечение.
Я молчала. Что я могла сказать? Что мой муж предпочёл купить сестре шубу вместо лечения для меня?
— Без интенсивной терапии будет только хуже, — добавил врач. — Возможно, понадобится операция, если процесс не остановить сейчас.
В этот момент в палату ворвался Николай. Лицо его было бледным, глаза — испуганными.
— Вера! Что случилось? Зина позвонила, сказала, ты упала…
Врач повернулся к нему:
— Вы муж?
— Да.
— Вашей жене срочно нужен курс лечения. Состояние суставов критическое. Я выпишу направление в отделение ревматологии.
Николай растерянно кивнул. Когда врач вышел, он сел рядом с моей кроватью и взял меня за руку:
— Вера, почему ты не сказала, что всё так серьёзно?
Я посмотрела на него с горечью.
— Я говорила, Коля. Но ты не слушал. Ты был слишком занят, покупая шубу своей сестре.
Он опустил глаза.
— Ты спасаешь сестру, но теряешь жену, — произнесла я холодно. — Решай, кто тебе дороже.
Николай смотрел на меня, и в его глазах постепенно вспыхивало осознание. Он словно впервые увидел меня — не просто женщину, которая всегда рядом, готовит и убирает, а человека, который страдает и нуждается в помощи.
— Прости меня, — прошептал он, и я увидела слёзы в его глазах. — Я… я всё исправлю. Обещаю.
Когда я вернулась из больницы, Николай был дома. Он помог мне лечь, заварил чай и разложил все лекарства по часам.
— Отдыхай, — сказал он. — Мне нужно съездить к Люде. Но я скоро вернусь.
Я кивнула, не задавая вопросов. Главное, что боль немного отступила, и я могла расслабиться.
Николай вернулся через три часа. Я услышала, как хлопнула входная дверь, и приготовилась к очередному разговору о трудностях его сестры. Но вместо этого он вошёл в спальню с большим пакетом в руках.
— Что это? — удивлённо спросила я.
— Шуба, — ответил он спокойно.
— Какая шуба? — не понимала я.
— Людмилина, — он положил пакет на кровать. — Я её забрал.
— Ты… что? — я не могла поверить своим ушам.
— Я объяснил Люде, что деньги нужны на твоё лечение. Что ты для меня важнее, чем её новая шуба.
— И как она отреагировала?
— Сначала кричала, — Николай устало опустился на край кровати. — Говорила, что я её предаю, что всегда знала: ты для меня на первом месте. Потом плакала. Но я не сдался. Впервые в жизни не поддался на её манипуляции.
— Коля…
— Подожди, — он поднял руку, останавливая меня. — Дай мне закончить. Я всё осознал, Вера. Все эти годы я старался помочь Люде справиться с одиночеством, но при этом забывал о главном — о тебе. О нас. О нашей семье.
Он достал из пакета тёмно-коричневую норковую шубу с капюшоном.
— Завтра верну её в магазин. А деньги… они пойдут на твоё лечение.
Я смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот упрямый человек, который всегда считал, что знает, как лучше?
— И ещё кое-что, — добавил он, доставая конверт. — Здесь двадцать тысяч. Моя премия за квартал. Я хотел сделать ремонт в ванной у Люды… Но теперь каждая копейка пойдёт на твоё здоровье.
Слёзы хлынули из моих глаз.
— Коля, мой дорогой…
Он сел рядом и обнял меня.
— Прости меня, Верочка. Прости за то, что я был таким слепым. Я чуть не потерял самое важное, что у меня есть.
Прошло полгода. Благодаря курсу лечения мои боли значительно уменьшились. Я снова могу ходить самостоятельно и даже начала выходить во двор, чтобы насладиться весенним воздухом.
Николай изменился. Он стал внимательней и заботливей. Теперь каждый вечер мы вместе пьём чай на кухне, разговаривая обо всём: о детях, внуках, воспоминаниях о молодости, книгах. Он рассказывает новости с работы, а я делюсь своими успехами в лечении.
Людмила звонит реже. После истории с шубой их отношения с Николаем стали более прохладными. Он по-прежнему помогает ей, но теперь ставит приоритеты по-другому.
А я… я впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему любимой и ценной. Этот трудный период научил нас важному уроку: никакие родственные связи не должны быть важнее семьи, которую мы создали и берегли годами.
Иногда, наблюдая, как Николай старается помочь мне по дому, я думаю: «Странно, что потребовался такой болезненный момент, чтобы он это понял». Но потом вспоминаю, как он держал меня за руку в больнице, и прощаю ему всё.
Ведь настоящая любовь — это не только радость, но и способность простить, начать заново. Это понимание того, что каждый может ошибаться, но важно вовремя осознать свою ошибку.
Тот день, когда я сказала: «Ты спасаешь сестру, но теряешь жену», стал переломным моментом в нашей жизни. Да, он принёс боль и обиду, но главное — он пришёл не слишком поздно. Мы смогли всё исправить.