Пусть берут те, кто в этом нуждается. Я не обеднею. Приговаривала старушка, раздавая свои пирожки
Бабу Валю в этой сельской местности знали практически все, хотя до недавнего времени она редко общалась с кем-либо, предпочитая уединённый образ жизни в своём скромном домишке на окраине. Жилище было небольшим, с покосившимся ограждением и полудиким сиреневым кустом под оконцем. Каждый год сирень разрасталась всё больше, её ветви тянулись к самому стеклу, закрывая обзор, но баба Валя не спешила их обрезать — пусть растёт, живое ведь.
Жизнь её протекала спокойно, почти незаметно для окружающих. Иногда соседи замечали, как она выходит рано утром с ведёрком и направляется к колодцу за водой, а затем возвращается неторопливым шагом, придерживая поясницу — спина уже не позволяла ей передвигаться так же энергично, как в прошлом. Но никто не помнил, чтобы баба Валя когда-либо жаловалась. Она лишь кивала встречным: «Здравствуйте…» — и продолжала свой путь привычными тропами.
И вот однажды весной, когда последние снежные островки только исчезли, деревня загудела: возле старой почты, которую давно собирались закрыть, каждую пятницу стала появляться пожилая женщина с корзинкой пирожков. Как выяснилось позже, это была именно баба Валя. Сначала многие отнеслись к этому с недоверием: зачем она их приносит? Наверное, торгует, подрабатывает. Но, приблизившись, селяне заметили, что у корзинки отсутствует ценник. Более того, стоило кому-то поинтересоваться, сколько нужно заплатить, баба Валя лишь качала головой и улыбалась: «Бери бесплатно, угощайся, если хочешь».
Некоторые из любопытных взяли пирожок, попробовали тесто и замерли: внутри теплая начинка, то сладкий творог, то джем, иногда картофель с луком, а тесто мягкое, нежное. Такая простая вещь — деревенский пирожок, а ведь сразу поднимает настроение. И главное, бесплатно. «Откуда это вдруг баба Валя решила людей кормить?» — интересовались друг у друга прохожие, пожимая плечами. Сама она отвечала в своём обычном стиле: «Просто захотелось мне. Скучно одной, а так хоть радость людям принесу».
Первые дни люди ходили мимо настороженно, поглядывая исподтишка: кто знает, мало ли, вдруг у неё какой-то хитрый план, может, перед выборами, а может, ещё что. Но неделя сменяла неделю, и баба Валя не меняла своего курса. Каждую пятницу она приходила к почте, вела себя одинаково доброжелательно, раздавала пирожки то одному, то другому. И не брала ни гроша. Редко кто совал ей мелочь, но она лишь отмахивалась: «Не надо, внучек, оставь себе».
Со временем люди привыкли, стали воспринимать её появление как маленькое чудо. Обычно по пятницам — день пенсий и пособий — у почты всегда собиралась толпа: одни ждали свои переводы, другие покупали конверты или отправляли посылки, кто-то просто заходил проведать почтальонку, которая постоянно жаловалась на сквозняки в коридорах. И теперь вся эта публика встречала бабу Валю, спокойно сидящую на лавочке у входа, поправляющую платок, чтобы не продувало уши, и бережно прикрывающую салфеткой корзинку, где лежали ещё тёплые, ароматные пирожки.
Пожилой мужчина Иван, который любил посетовать о своей нелегкой доле и первым хмуро поглядывал на бабу Валю, вскоре начал подходить и брать себе пирожок «для поднятия настроения». Съест — и пробурчит: «Эх, золотые руки у тебя…» — а сам глаза отводит. Баба Валя лишь улыбалась. А однажды к ней подкрался мальчишка лет десяти, видимо из семьи, где туго с деньгами: он стоял поодаль, косился на корзинку, теребил в руках рваную лямку своего рюкзака и никак не решался подойти ближе. Баба Валя приметила его и ласково помахала рукой: «Подходи, не бойся, бери пирожочек». Мальчишка сделал пару неуверенных шагов, протянул руку и взял пирожок. Принюхался, откусил край — и губы его расплылись в восторженной улыбке.
— Спасибо… — прошептал он.
— На здоровье, — ответила баба Валя и погладила его по голове. — Если захочется, приходи ещё, не стесняйся.
После этого случая ходили разговоры, что мальчишка не раз подходил к ней, иногда даже помогал донести корзинку, когда она возвращалась домой. Баба Валя угощала его то пирожками, то ватрушками, которые иногда пекла по наитию. И ребёнок явно оттаял: стал чаще улыбаться, перестал робеть перед людьми.
Так текло время. О деревенской «волшебной» корзинке знали все — кто-то относился благосклонно, кто-то считал это причудой. Но баба Валя делала своё дело, будто её что-то внутреннее подталкивало: хотела поделиться теплом, которое хранила в сердце, и не ждала ничего взамен. А ближе к лету произошёл неприятный случай, который потряс всю деревню: однажды, когда баба Валя отлучилась на минутку к почтовой сотруднице, чтобы перекинуться парой слов, кто-то стащил всю её корзинку. Просто взял и унёс, вместе с пирожками, салфеткой и даже клетчатым полотенцем, которым она прикрывала выпечку. По деревне прошёл слух: «Вор! Какой-то негодяй забрал всё!» Люди возмущались, качали головами: «Вот ведь, ей-богу, святая душа, а кто-то так подло поступил». В тот же вечер некоторые обошли дома, пытаясь выяснить, не видел ли кто подозрительную личность, но всё было безрезультатно — никто ничего не видел, а может, просто промолчал.
Баба Валя, узнав о том, что все бросились искать похитителя, лишь безмолвно пожала плечами: «Ну, возможно, человек был голодным… Не беда, испеку ещё». Затем она уселась дома, разожгла огонь в древней русской печи и принялась замешивать новую порцию теста. Жители деревни, узнав о её спокойной реакции, удивились ещё больше. Кто-то посчитал её чересчур добродушной, кто-то — наивной. Но саму бабу Валю, казалось, это мало волновало: «Мне нужно беречь свою душу, а не чужие прегрешения», — говорила она, формируя тесто в аккуратные комочки.
Спустя какое-то время люди осознали, что баба Валя не может бесконечно печь пирожки на свою скромную пенсию. Даже если она сама ест немного, всё равно мука, дрожжи, сахар и прочее стоят денег, которые нужно откуда-то брать. И тут произошло то, что можно назвать настоящим ответным жестом: односельчане, тронутые её действиями, начали по очереди приносить ей то мешочек муки, то пакетик сахара, а кто-то даже принёс ягоды с дачи, чтобы она могла делать начинку. Ещё принесли варенье — большие трёхлитровые банки, с клубникой и вишней, которые обычно берегли для себя. Приносили и оставляли у порога её дома или на лавочке рядом, а баба Валя потом, выйдя на улицу, обнаруживала эти дары и только разводила руками: «Вот ведь какие добрые люди… Такого никогда не забудешь…» И принимала всё с тихой благодарностью, обнимая принесённое, словно это было величайшим чудом.
Так незаметно сформировался своего рода круг добра: баба Валя пекла пирожки и раздавала их на почте, а люди помогали ей продуктами. В деревне начались разговоры, что, может, стоит стать примером и для других, но пока всё оставалось на уровне разговоров — народ у нас, сами знаете, не слишком быстро меняется. Зато в один из пятничных дней к почте подъехал потрёпанный временем мотоцикл, с которого слезли двое парней, явно проезжих. Они спросили дорогу, потом увидели бабу Валю и её корзину и с ироничной ухмылкой взяли по пирожку — «давай проверим, что тут раздают». Съев их, они разом замолчали. Пирожки явно пришлись им по вкусу. Один из них протянул бабушке деньги, но она покачала головой и сказала своё привычное: «Не надо». В ответ парень недоверчиво хмыкнул: «Странные вы тут…» — но горстку монет всё-таки оставил на скамейке и быстро ушёл. Баба Валя покачала головой и взяла эти деньги, припрятала у себя в кармане, а потом купила на них ещё муки, которую поделила с соседкой, когда у той закончились запасы.
И вот так вся деревня увидела, что баба Валя действительно не просто раздаёт пирожки, а дарит людям возможность почувствовать: в этом мире есть бескорыстное тепло. Пусть и небольшое, но важное. И многие стали смотреть на неё с уважением, давно не виданным даже к старожилам. А она ходила вокруг своего дома, высаживала немного цветов у забора, поправляла петли на старом калиточном створе и неизменно каждый четверг к вечеру квасила тесто, чтобы в пятницу успеть всё напечь.
Лето пролетело, обернувшись тёплыми ветрами и грозами, которые порой срывали листовки с почтовых стендов и гнали пыль по дороге. Наступила осень, а потом и зима, но баба Валя продолжала по пятницам приходить к почте, завернувшись в потёртый пуховый платок и вязаную шаль. Теперь корзинка была укрыта плотным полотном, чтобы пирожки не остывали на ветру. Говорили, что зимой ей особенно трудно: печь нужно было чаще, чтобы аромат свежего теста хоть как-то прогревал её дом, а дрова самой колоть она уже не могла — помогали соседи. Кто-то привозил тележку поленьев и оставлял у забора, чтобы старушка не тащила на себе. «Спасибо, милок», — произносила баба Валя, улыбалась, и в глазах её светилась признательность.
А однажды случилось новое, неожиданное событие. В тот день было особенно морозно, солнце слепило глаза, а снег скрипел под ногами так, что казалось, будто идёшь по стеклянным крошкам. Баба Валя стояла, кутаясь в свою шаль, рядом с почтой, поглядывала на людей, в основном спрятавшихся в тёплом помещении, и думала, что, может, и сама зайдёт погреться. Но тут к ней подошёл невысокий паренёк в форме. Сначала баба Валя решила, что это, может, почтальон или сотрудник военкомата — форма была непривычная, да и парень выглядел молодо. Однако, приглядевшись к его лицу, она вдруг ощутила странную дрожь: его глаза показались ей до боли знакомыми, хотя она точно не могла вспомнить, где их видела.
Парень неуверенно прислонил руку к виску, словно пытаясь поприветствовать её, потом опустил руку и сказал:
— Здравствуйте. Вы — это… та самая, что пятнадцать пирожков обычно приносит, да?
Баба Валя кивнула, с лёгкой улыбкой оглядывая его униформу.
— Бабушка Валя, да? — переспросил он, и в голосе послышалось волнение. — Я… Я хотел сказать вам спасибо.
Она удивлённо посмотрела на него, пытаясь понять, что же она сделала, чтобы заслужить эту благодарность. Парень переминался с ноги на ногу, не зная, как начать разговор, а потом глубоко вздохнул и тихо проговорил:
— Пять лет назад я… был здесь, в деревне, жил у дальних родственников. У меня тогда мама умерла, а отчим… сам знаете, какой иногда бывает народ. Я убежал от него, спрятался в сарае неподалёку. Денег не было вовсе. Бродил по улицам, голодный… И вдруг набрёл на почту. Помню, тогда вы стояли с корзинкой. Я был совсем пацаном, испуганным, измученным. Вы тогда сами подошли ко мне, сказали: «Возьми пирожок, милый». И ещё один дали, и ещё… «Ешь, не бойся, — говорили вы, — покуда аппетит есть».
Баба Валя всё это слушала и смутно припоминала. Казалось, столько людей за это время она покормила, что лица уже смешались в один добродушный узор. Но был у неё образ, когда мальчишка появлялся в пятницу у почты, взгляд у него был отчаянный, лицо бледное, худое. Как же давно это было.
Парень продолжал, будто боялся, что, если умолкнет хоть на секунду, его решимость исчезнет:
— Я питался тогда вашими пирожками неделю, пока от родственников вестей не дождался. А потом пришлось уехать в город, поступать в училище. Но я тогда запомнил… Как вы меня не спросили ни о чём, а просто дали еду. И ещё сказали что-то вроде: «Самое главное, чтобы ты не пропал. А всякое остальное приложится». Мне эти слова потом очень помогли, честное слово.
Он вдруг замолчал, отвернулся на мгновение, смахнул тыльной стороной ладони что-то с глаз — может, соринку, а может, слезу. Баба Валя почувствовала, как внутри у неё разливается тихое, тёплое чувство. Бывает такое, когда понимаешь, что сделал в жизни что-то важное и нужное, даже сам того не осознавая. Накопленные годы, боль в спине, тяжесть в руках — всё это отошло куда-то в сторону, словно не имело значения.
— И вот, — парень выровнял дыхание, снова повернулся к ней лицом. — Теперь я здесь по работе, но специально выбрал день, чтобы застать вас. Хотел сказать спасибо. Может, это и глупо звучит, ведь столько времени прошло, но я… Долго ждал случая. — И он неуклюже протянул ей свёрток. — Это немного муки, сахару. Не знаю, что ещё вам может пригодиться, но вы же пирожки печёте…
Баба Валя сжала губы, чтобы удержать улыбку и слёзы, приняла свёрток и тихо ответила:
— Спасибо тебе, милок. Я очень рада, что у тебя всё хорошо.
Они постояли немного в молчании, и вдруг парень предложил:
— Может… может, вам помочь дойти сегодня домой с корзинкой? Мороз ведь.
Она кивнула — не отказалась, и они вместе двинулись по скрипучему снегу вдоль старых заборов и домов, где из труб лениво поднимался дым. Ноги бабушки за это время успели задубеть, но она ощущала, что идти с этой неожиданной поддержкой гораздо легче. Словно забота, к которой она сама привыкла, наконец-то вернулась к ней.
По дороге они разговорились. Молодой человек поведал, что устроился в одну из государственных организаций — помогает отыскивать людей, которые исчезают или бегут из неблагополучных семей. «Порой, — делился он, — всё складывается непросто, множество подобных историй, как у меня некогда, и ребятишки просто растворяются… Но когда находишь кого-нибудь из них и осознаешь, что можешь оказать помощь, оно того стоит». Баба Валя внимательно вслушивалась, вставляя короткие фразы: «Да, да…» или «Так ведь и следует…» Ей представлялось, что этот юноша словно продолжает её миссию, только уже на более серьёзном уровне, спасая тех, кто нуждается в защите.
Когда они подошли к дому бабушки, парень помог ей отворить калитку, занести корзинку на крыльцо, а потом неуверенно осмотрелся. Жилище выглядело уютно — горшки с геранью на подоконниках, а под окнами лежали аккуратно сложенные поленья. Баба Валя пригласила его зайти, хоть на минутку, и парень, поколебавшись, вошёл. Внутри пахло печкой и выпечкой, а по углам прохаживалась старая кошка с серым ухом.
— Чаю-то попьёшь со мной? — спросила она, уже направляясь, чтобы поставить чайник на плиту.
Парень хотел отказаться, сославшись на нехватку времени, но в итоге всё же кивнул. Они сняли верхнюю одежду, и, пока вода закипала, он рассматривал стены, где висели старые фотографии — временами монохромные, временами выцветшие. Баба Валя не прятала их, напротив, вывешивала на видное место. Семейная история у неё была непростая, многое пришлось пережить, но она берегла память: «Это моя мама… А это брат, погибший на войне… А здесь я ещё молодая, с косой до пояса…» — рассказывала она, словно издалека.
Чай оказался обжигающим, особенно после холода, но очень приятным. Запах слегка травяной, а вкус — насыщенный, с горчинкой, но в то же время мягкий, успокаивающий. Они сидели за небольшим столиком, усыпанным крошками муки (видно, недавно баба Валя раскатывала тесто), и тихо беседовали. Парень рассказывал, как хотел бы вернуться в деревню, хотя бы иногда, чтобы помочь другим таким же подросткам, бегающим от суровых отчимов, матерей-алкоголичек и прочих бед. «Не знаю, справлюсь ли, — говорил он, — но хочется верить, что да. Ведь сам понимаю, каково это — не видеть выхода».
Баба Валя слушала его рассказ, иногда кивала, вытирала руки о фартук и временами пододвигала ему блюдце с сухариками. Пару раз к их ногам подходила кошка, требуя внимания, и парень гладил её, не отрываясь от слов. Баба Валя чувствовала, что ей хочется поделиться и своей историей, но считала, что ещё успеет. Для неё сейчас главное было — видеть, что прошлое этого юноши уже не терзает его, что он смог выбраться из того отчаяния, в котором когда-то был.
Спустя время он встал, поблагодарил за чай и стал прощаться. На улице уже начинался снежок, маленькие хлопья падали редкими искорками, а небо над деревней затягивалось серыми тучами. Парень взглянул на часы и сказал, что ему пора ехать, работа ждёт. Но перед самым выходом он вдруг замер, оглянулся и негромко добавил:
— Я никогда не забуду, как вы меня накормили тогда. Если что-то понадобится, обращайтесь. Всегда буду рад помочь.
Он вложил ей в руку какую-то визитку с номером телефона и поспешно вышел, опасаясь, что снова не сможет сдержать эмоции. Баба Валя осталась у дверей, глядя ему вслед. Потом прикрыла дверь, прижала визитку к груди и подумала: «Вон как вырастает семя добра, брошенное в нужный момент».
В ту пятницу, а затем и в следующие, она всё так же появлялась у старенькой почты. С тех пор, как увидела того мальчишку, повзрослевшего и теперь помогающего другим, её взгляд стал ещё светлее, а улыбка — мягче. Пирожки были всё такими же вкусными, теплыми, с разными начинками. Люди знали: если сегодня пятница, значит, у почты наверняка сидит баба Валя с корзинкой — в старом пальто, поношенных валенках, но с неизменным радушием. Никто больше не позволял себе воровать её угощения — а если даже и случится беда, то всем деревенским сообществом решат, кто и почему рискнул так поступить, и наверняка помогут ему тоже. Ведь баба Валя говорила, что, если человек крадёт еду, то он, скорее всего, в отчаянии. Лучше найти, чем и как ему помочь, чем клеймить воришку на всю деревню.
Люди не раз замечали, что иногда возле почты собирались не только местные — появлялись приезжие, прохожие, которые тоже слышали об этой небывалой щедрости и хотели взглянуть на бабу Валю своими глазами. Некоторые пробовали её пирожки и потом жали ей руку с признательностью, за что — и сами порой не понимали. Просто за то, что есть в жизни что-то бескорыстное, не зависящее ни от времени, ни от денег.
Со временем новости разнеслись дальше. Говорили, что и в соседних посёлках теперь стали появляться «доброжелатели», кто-то привозил выпечку в дом престарелых, кто-то просто угощал детвору на улице леденцами, искренне и безвозмездно. Все эти случаи связывали с примером бабы Вали, хотя она и не подозревала об этом. Она не считала себя примером — ей просто хотелось, чтобы в людях было чуть больше света.
Иногда по вечерам, когда за окном завывал ветер и на крыше её дома потрескивали сосульки, баба Валя садилась на старый скрипучий стул у плиты, любовалась огнём, бегущим по поленьям, и вспоминала того мальчишку, которого когда-то уберегли её пирожки, и который вернулся, чтобы сказать «спасибо». Она думала, что в жизни, видать, всё неслучайно: самые простые дела могут вернуть человека к надежде. Кому-то нужна тёплая одежда, кому-то — крыша над головой, а кому-то достаточно одного заботливого слова и кусочка хлеба, чтобы почувствовать, что он не один.
А с первыми лучами солнца, когда утренняя заря окрашивает небосвод в нежно-розовые тона, она пробуждалась, разрабатывала затекшие за ночь суставы и принималась за своё привычное занятие: в отдельной плошке замешивала тесто, накрывала его полотенцем, чтобы поднялось, а затем формировала пирожки — с картофелем, капустой, джемом, творогом… Всего понемногу, чтобы каждому, кто возьмёт, нашлось что-то по вкусу. А ближе к полудню в пятничный день направлялась к почтовой станции.
Так продолжалось месяц за месяцем, год за годом. Сельская почта, которую некогда собирались закрыть, по-прежнему функционировала, став тихим центром этого маленького мирка, где люди получали послания, пенсионные выплаты, посылки и… частичку надежды. Баба Валя становилась старше, но её решимость лишь крепла. Ей уже помогали местные жители, принося продукты, дрова, угощая её саму чем-нибудь вкусным, чтобы она не растрачивала последние силы. А она продолжала приходить на то же место, где некогда стояла, глядя на прохожих и улыбаясь им, словно встречала близких.
Иногда, когда деревня замирала, и морозные звёзды рассыпались по небосводу, ей снилось, что она стоит не у почты, а у каких-то широких врат, и к ней подходили самые разные люди: молодые, пожилые, женщины с корзинами, босоногие дети, и все они тянулись к её пирожкам, благодарили, а потом растворялись в свете утренней зари. В этих грёзах было тихо и безмятежно, как будто сама судьба говорила ей: «Продолжай в том же духе, ты на верном пути».
Вскоре пришла весть: тот самый парень, что давно ел её пирожки, стал значимой фигурой в городе. Он не оставил свою деятельность, организовал центр помощи подросткам, сбежавшим из дома. Говорили, что там, у входа в этот центр, висит старое фото — монохромное, отсканированное с какой-то местной газеты, где запечатлена пожилая женщина у сельской почты, протягивающая кому-то пирожок. Подпись под фото была лаконичной: «С доброй руки начинается спасение». Ходили слухи, что это он сам настоял на том, чтобы фото повесить, мол, пусть люди знают, что иногда один маленький поступок может повлиять на целую жизнь.
Когда об этом узнала баба Валя, она целый день потом ходила по дому растроганная, говорила кошке: «Вот ведь как оно бывает, Мурка. Пусть только живёт хорошо, и ребятишек спасает…»
Но вечером она, как всегда, закончила день по привычному распорядку: проверила, достаточно ли муки и сахара, приготовила всё для завтрашней выпечки. Часы на стене пробили девять раз, в доме стало тихо, лишь печка потрескивала, выпуская последние язычки пламени. Она присела на скамью, глянула на старые фотографии на стене и улыбнулась: теперь и она где-то там, далеко в городе, висит на стене, пусть и в виде маленького снимка, но всё равно словно продолжая глядеть на проходящих мимо ребят и протягивая им тёплый пирожок.
На следующий день в деревне был снегопад, да такой, что дороги завалило, и вряд ли кто-то собрался бы у почты. Но ближе к обеду, когда метель немного стихла, из-за занесённого туманом забора вышла баба Валя. Завернулась в платок, взяла корзинку с парой десятков пирожков — для тех, кто всё же доберётся за письмами или посылками, а может, просто выйдет из дома проветриться. По пути к почте она прижимала корзинку к боку, чтобы не занесло снегом, и смотрела на переметённые улицы: всё белым-бело, как новый чистый лист. А в душе у неё было так спокойно, словно она точно знала, что туда, куда надо, она идёт. И пусть встречный ветер продувает старенький пальто, а ноги скользят по насту — не беда. У неё есть главное — желание сделать что-то хорошее для другого человека. А значит, всё не зря. И кто знает, вдруг именно сегодня к почте подойдёт ещё кто-то, кому так нужен тёплый пирожок и доброе слово. Ведь этого, порой, бывает достаточно, чтобы не пропасть в холодном мире.
