— После того, как муж показал мне, что он прятал в чулане всё это время, я подхватила детей и ушла от него бесповоротно
— Аня, у меня есть кое-что важное, что я хочу тебе показать, — произнёс он тоном, который редко слышался из его уст: мягко, почти ласково. — Это доказательство того, как сильно я люблю вас всех.
Я помню, как в тот момент невольно улыбнулась. Максим нечасто делился чем-то сокровенным. Я всегда считала это чертой его характера, а не скрытностью. Молчаливый и основательный, он часто казался погружённым в свои мысли, словно обдумывая что-то важное на расстоянии.
За десять лет совместной жизни я научилась принимать эту особенность. Думала, что понимаю его без слов, умею читать между строк. Возможно, это была лишь моя иллюзия.
Дом в пригороде он построил собственноручно. «Крепость для моей маленькой семьи», — говорил он тогда, и от этих слов веяло теплом. Я действительно полюбила этот дом, хотя иногда ощущала себя немного изолированной от остального мира. Ближайшие соседи жили в полукилометре, до города нужно было ехать двадцать минут на машине. Но ведь ради детей стоило пожертвовать близостью городской суеты: здесь был чистый воздух, покой и безопасность.
Максим всегда подчеркивал важность безопасности. Сначала это казалось милым и даже трогательным. Однако со временем его забота начала носить настойчивый, порой даже одержимый характер.
— Никогда не открывай дверь незнакомцам, — повторял он снова и снова. — Даже если они представятся работниками газовой службы или почты. Всегда звони мне первым делом.
— В мире столько опасностей, Аня, — добавлял он. — Я просто хочу защитить нашу семью.
Наши дети, Маша и Егор, выросли замкнутыми и робкими. Я списывала это на их характер, переданный от отца. Маша в свои семь лет почти не водила дружбу с другими детьми, а Егор в пять цеплялся за мои ноги каждый раз, когда видел незнакомцев.
Однажды он разбил чашку и разразился рыданиями так, будто случилось что-то ужасное.
— Папа узнает, — всхлипывал он.
— Милый, но откуда? — пыталась успокоить я, вытирая его слёзы. — Папа же на работе.
Но вечером Максим задал вопрос, от которого у меня по спине пробежал холодок:
— Как прошёл день? Егор больше ничего не уронил?
Я старалась не придавать этому значения. Может, сын случайно позвонил ему? Или муж просто угадал.
Всё изменилось в тот вечер, когда Максим повёл меня в кладовую в подвале. Он отодвинул массивный металлический стеллаж, который, как оказалось, был оборудован скрытыми роликами. За ним обнаружилась дверь — небольшая, но явно прочная.
— Я давно хотел поделиться этим с тобой, — его глаза блестели странным возбуждением. — Ты должна понять, насколько важно контролировать всё вокруг.
В маленькой комнате стояли четыре монитора, на которых транслировались наши комнаты: гостиная, кухня, детская, коридор — всё в реальном времени.
— Камеры… у нас дома? — мой голос дрожал.
— Конечно, — ответил он, словно это было самым естественным решением. — Ведь это наша крепость, Аня. Я должен знать, что происходит каждую секунду.
Он щёлкнул мышкой, открыв папку с подписью «Архив». На экране высветились тысячи видеофайлов: «Кухня07.05», «Детскаяночь_12.06».
— Вот, смотри, здесь Егор разбил ту чашку.
На экране наш сын плакал, а я пыталась его успокоить. Хотя запись была без звука, я помнила каждую фразу того разговора.
— А вот ты разговаривала с матерью по телефону о моём дне рождения, — переключил он на другую запись. — Мне было приятно, что ты хотела устроить сюрприз.
Сюрприз. Горло пересохло.
— А вот здесь мои родители на кухне! Здорово, правда?
— Ты… установил камеры и у своих родителей? — спросила я, едва веря своим ушам.
— Конечно, — кивнул он с уверенностью человека, который считает своё решение единственно правильным. — Я же говорю, забочусь о нашей безопасности. Мир жесток, Аня. Я просто хочу всё контролировать.
Его улыбка казалась теперь жуткой, лихорадочной. Во рту появился кислый привкус. В его глазах не было ни тени сомнений — только какой-то фанатичный блеск.
— Это же… незаконно, — попыталась я сохранить спокойствие.
— Законы пишут люди, которые не умеют защищать свою семью, — нахмурился он. — Неужели ты не понимаешь? Я делаю это для нас. Чтобы никто не мог причинить вам вред.
Я механически кивала, чувствуя, как внутри всё оцепенело. Десять лет я жила с человеком, который следил за каждым моим шагом, за каждым словом, за каждым вздохом.
Это был не тот Максим, за которого я выходила замуж. Или, возможно, он был именно таким — просто я никогда не знала его настоящего лица.
— Тебе нравится? — спросил он, с надеждой заглядывая мне в глаза. — Теперь ты понимаешь, как сильно я вас люблю?
И я сделала единственное, что могла в тот момент. Улыбнулась и едва слышно прошептала:
— Да, теперь понимаю.
Внутри уже созревал тщательно продуманный план.
Я не кричала. Не рыдала. Не убежала сразу. Весь вечер я изображала благодарную жену, ту, что счастлива от такой «заботы» своего мужа. Улыбалась, готовила ужин, укладывала детей — словно ничего не случилось.
Максим явно расслабился, видя мою реакцию. Он даже стал разговорчивее, рассказывая о своих «системах безопасности» с гордостью инженера, воплотившего в жизнь свой шедевр.
— Я установил датчики на всех окнах, — говорил он, помешивая чай. — Если кто-то попытается проникнуть, сигнал поступит мне на телефон. Даже если я буду в командировке.
— Понимаешь, последние два года я этим занимаюсь. Однажды просто понял, что это необходимо.
Я кивала, задавала правильные вопросы, изображала интерес. Но внутри меня медленно разрасталась ледяная пустота. Два года. Два года я жила в аквариуме, считая его своим домом. Возможно, так продолжалось и все десять лет.
Когда Максим наконец заснул, я лежала рядом, считая его вдохи и выдохи. Два часа ночи. Глубоко ли он спит?
Я осторожно выскользнула из-под одеяла. Мысли метались. Наверняка в спальне тоже есть камеры. Может, их сотни. Может, он проснётся от звука моих шагов. А может, уже проснулся и просто притворяется.
Я оделась в темноте, прислушиваясь к его ровному дыханию. Затем бесшумно прошла в детскую. Маша спала, обняв плюшевого зайца. Егор раскинулся звёздочкой на своей кровати.
Мне пришлось зажать рот рукой, чтобы не разрыдаться.
— Машенька, — я осторожно коснулась её плеча. — Машенька, просыпайся.
Она открыла глаза, непонимающе моргая.
— Мы играем в игру, — прошептала я. — Нужно очень-очень тихо одеться и пойти со мной. Как шпионы, понимаешь?
Маша кивнула серьёзно. Умница, всегда схватывала на лету. Егора пришлось почти одевать в полусонном состоянии. К счастью, он не хныкал.
Паспорта, деньги, детские свидетельства о рождении — всё это я собрала в сумку ещё днём, под предлогом уборки.
Немного одежды, минимум вещей. Я знала — если мы уйдём, то навсегда.
Максим оставил машину в гараже. Ключи всегда висели на крючке у двери. Мы вышли через заднюю дверь, которая вела в сад.
Меня трясло от напряжения, страха, паники, которая накатывала волнами. Каждый шаг казался громким, каждый шорох — предательским.
Егор всхлипнул, когда я усаживала его в детское кресло.
— Папа будет искать нас? — прошептал он.
— Нет, солнышко. Мы едем… в гости. К тёте Вере.
Машина завелась с первого раза. Я выехала на дорогу, не включая фар до последнего момента. Только когда дом скрылся за поворотом, я позволила себе выдохнуть.
Включила свет, прибавила скорость.
Вера — моя подруга по университету. Мы редко виделись в последние годы, но иногда созванивались.
Она жила в соседнем городе, в трёх часах езды. Достаточно далеко, чтобы выиграть время. Но недостаточно, чтобы чувствовать себя в полной безопасности.
Первые двое суток мы провели в маленьком придорожном мотеле. Я зарегистрировалась под девичьей фамилией, заплатила наличными.
Не включала телефон, боясь, что Максим может отследить. Только на третий день решилась позвонить Вере с гостиничного телефона.
— Господи, Аня! — воскликнула она. — Я пыталась тебе дозвониться! Твой Максим всем звонит, спрашивает о тебе. Говорит, ты пропала с детьми.
— Я могу приехать к тебе? — мой голос дрожал. — Ненадолго. Нам нужно где-то переждать.
Вера помедлила лишь секунду.
— Конечно. Адрес тот же. Я жду.
Её квартира на пятом этаже обычной многоэтажки казалась мне раем. Дети, первые дни напуганные и растерянные, начали постепенно оживать.
Маша, моя чуткая Маша, кажется, всё понимала без слов. Она помогала с Егором, рисовала с ним, шептала сказки на ночь.
Однажды, когда мы стояли у окна, наблюдая за голубями на карнизе, Маша вдруг произнесла:
— Мам, тут как будто по-настоящему можно дышать.
Я обняла её, прижала к себе. Моя маленькая мудрая девочка.
Звонить родителям я не решалась. А вдруг он уже там? Что если Максим наблюдает за ними, ждёт моего звонка? Я не знала, насколько далеко простираются его «системы безопасности».
Вера уговаривала обратиться в полицию. Я качала головой. Что я скажу? «Мой муж установил камеры в нашем доме?» Технически, это его дом. Его имущество. Его право.
Я скинула родителям пару смс. Объяснила, что пока уехала от мужа.
— Он влиятельный, — объясняла я. — У него друзья везде. Он IT-специалист высшего класса. Он найдёт нас.
На самом деле мне было чертовски страшно.
Вера не спорила. Она приносила продукты, играла с детьми, не задавала лишних вопросов. Её квартира стала нашим убежищем.
Я вздрагивала от каждого звонка, от каждого стука в дверь. Просыпалась по ночам, прислушиваясь к шорохам.
Ждала, что в любой момент дверь распахнётся, и на пороге появится Максим с его фирменной улыбкой:
— Я просто хотел убедиться, что вы в безопасности.
Прошла неделя. Звонков на телефон Веры стало меньше. Может, он сдался? Может, понял? Я не верила. Такие, как Максим, не отпускают своё. Никогда.
На десятый день раздался звонок. Вера взяла трубку, а я замерла, вжавшись в кресло. По её лицу я поняла — это не он.
— Анна? — она протянула мне телефон. — Это твоя мама.
Я взяла трубку, чувствуя, как дрожат мои руки.
— Аня… милая, ты где? С тобой всё в порядке? — голос мамы звучал тревожно, но без паники.
— Да, мам. Мы… в безопасности.
— К вам сейчас приедут, — торопливо проговорила она, чуть сбиваясь. — Мы обратились в полицию. Твоего Максима… его арестовали вчера.
Комната закружилась перед глазами. Я медленно опустилась на пол, прижимая телефон к уху, словно он мог спасти меня от реальности.
— Арестовали? За что?
И тогда мама начала рассказывать. После нашего исчезновения Максим первым делом принялся обзванивать всех наших знакомых. Затем поехал к моим родителям. Он был странным образом спокоен, уверяя их, что я, возможно, просто решила навестить их без предупреждения.
Но мать заметила одну деталь: он постоянно поглядывал на свой телефон.
— У него была какая-то программа, — говорила мама. — Он то и дело сверялся с ней, а потом переводил взгляд на нашу кухню, будто точно знал, куда именно смотреть.
После его ухода отец внимательно осмотрел дом и обнаружил миниатюрную камеру за занавеской. Потом ещё одну — в вазе на столе. Все они были направлены так, чтобы охватить максимальный угол комнаты.
Родители сразу же обратились в полицию. Выяснилось, что Максим установил скрытые камеры не только в нашем доме и у моих родителей, но и у коллег, соседей, даже в детском саду, куда ходил Егор.
— Полиция провела обыск в вашем доме, — продолжала мама. — Они нашли целую комнату, битком набитую серверами. Там были тысячи записей. И знаешь… — её голос дрогнул, — это были не только наши дома. Он следил за многими людьми.
Я слушала, и меня охватило странное чувство. Как если бы огромная рука, которая все эти годы сжимала моё горло, наконец разжалась.
— Его посадят? — спросила я, стараясь сохранять спокойствие.
— Скорее всего, да. Это серьёзное преступление, Анечка. Вторжение в частную жизнь, незаконное видеонаблюдение… Там много статей.
Я закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Потом ещё один. И ещё.
— Аня? Ты там?
— Да, мам. Я здесь. Просто… просто дышу.
Мы переехали ближе к родителям. Нашли небольшую, но светлую квартиру. Егор начал ходить в новый детский сад, Маша — в школу.
Её учительница говорит, что девочка очень способная, но немного замкнутая. «Со временем это пройдёт», — заверила она. Я кивнула. Со временем действительно многое проходит.
Максим получил шесть лет. Его адвокат пытался представить всё как чрезмерную заботу о семье, но присяжных это не убедило. Особенно когда выяснилось, что он следил не только за нами.
Иногда я всё ещё просыпаюсь среди ночи, обливаясь холодным потом. Мне снится, что он стоит у моей кровати с телефоном в руках.
— Я просто хотел убедиться, что вы в безопасности, — говорит он в этих снах.
Но потом я включаю ночник, иду проверить детей, и кошмар отступает.
Егор стал улыбаться чаще. Больше не замирает от каждого резкого звука. Маша нашла подругу — девочку из соседнего подъезда.
Они часами болтают о чём-то своём, хихикают, рисуют, плетут фенечки из бисера. Обычные детские радости, которых она была лишена раньше.
Я устроилась на новую работу в издательство. Удалённо, но с еженедельными встречами в офисе. Коллеги приветливые, работа интересная. Жизнь постепенно налаживается.
Я больше не оглядываюсь по сторонам, проходя мимо камер видеонаблюдения. Не вздрагиваю от телефонных звонков с незнакомых номеров. Учусь доверять людям заново.
Однажды вечером, когда мы с Машей пекли печенье, она вдруг посмотрела на меня и сказала:
— Мама, ты такая весёлая стала.
Я замерла с тестом в руках. Действительно, когда я в последний раз искренне смеялась при Максиме? Когда шутила? Когда чувствовала себя… собой?
— Я просто снова стала собой, — ответила я, целуя её в макушку.
Маша кивнула со взрослой серьёзностью.
— Это хорошо. Мне нравится настоящая ты.
Я улыбнулась. Мне тоже. Мне тоже нравится быть настоящей. Свободной. Живой.
Конечно, иногда всё ещё бывает страшно. Иногда я думаю — а когда он выйдет? Что, если захочет нас найти? Что, если…
Но потом я вспоминаю ту ночь побега. Как я нашла в себе силы. Как преодолела страх. Как спасла детей — и себя.
И я знаю: что бы ни случилось, я справлюсь. Мы справимся.
Потому что самое страшное уже позади.
