— Ты уже дряхлая для ресторанов! — объявил мне мой муженек. — Вали лучше на дачу, в грядках ройся
За почти три десятка лет совместной жизни Елизавета Петровна ни разу не задумывалась об измене мужу. Мысль об этом даже не посещала её светлую, преданную душу. Но в тот день всё изменилось.
Порхая по гостиной в своём привычном кокетстве, она остановилась перед огромным зеркалом, любуясь собой. Словно фея из старой сказки, она обратилась к мужу с игривым вопросом:
— Зеркальце, скажи, кто на свете всех милее?
Но вместо привычного комплимента Василий Андреевич внезапно произнёс что-то совершенно неожиданное:
— Жизнь подходит к середине. Дочь скоро выйдет замуж, а там и старость не за горами… Как в сказке про старика со старухой.
Елизавета Петровна замерла. Мрачное пророчество мужа не только не обрадовало её, но и вызвало внутренний протест. Она попыталась отшутиться:
— Как хочешь, а я предпочитаю оставаться вечно молодой и прекрасной.
Однако обычно мягкий и уступчивый Василий Андреевич на этот раз проявил удивительное упрямство. Раздражённо он заявил, что их время уже прошло:
— Пора уступить дорогу молодым. Тебе бы не по магазинам бегать, а к земле привыкать, как умные люди советуют.
Елизавета Петровна недоумённо оглядела себя в зеркале: стройная, загорелая, в белой майке и жёлтых джинсовых шортах.
— Какие ещё грядки? Что он выдумал?!
Но Василий Андреевич, словно тень, навис за её спиной в зеркале, продолжая ворчливо развивать свою мысль. Он сказал, что ей пора перестать бегать, «как студентке», иначе ему стыдно перед друзьями и соседями. Развернув её к себе, он стал внимательно осматривать её лицо, указывая на мнимые недостатки:
— Вот «гусиные лапки», вот синяки под глазами, вот складка на шее…
Елизавета Петровна резко высвободилась из его рук и уставилась на него своими ясными голубыми глазами:
— Что это? Зачем ты так говоришь?
Она снова повернулась к зеркалу, но то словно потеряло свою волшебную цельность и потускнело. Перед ней стояла женщина — высокая, пятидесятидвухлетняя, в белой майке и жёлтых шортах. Это была совсем не та Елизавета Петровна, какой она привыкла себя видеть. В этой женщине не было ни кокетства, ни искрящейся смешинки во взгляде, ни молодой беспечности в движениях.
— То есть я тебе больше не нравлюсь? — вызывающе спросила она.
— Почему сразу «не нравлюсь»? Я о другом: пора осознать свой возраст и успокоиться, — равнодушно заключил Василий Андреевич, словно разговаривая с ребёнком.
— А если я не хочу стареть и превращаться в старуху под твои пенсионные убеждения? Что тогда?
— Тогда ищи кого-нибудь помоложе, но только не у меня на глазах, чтобы я от стыда не умер! В моём возрасте, как я теперь понимаю, только начинается спокойная жизнь!
— Ах, вот как! Ну, знаешь! — вспыхнула обычно терпеливая Елизавета Петровна.
Она поднялась в спальню, присела на край огромной кровати и задумалась. Она вышла замуж девушкой, любила мужа восторженной, почти дочерней любовью, ведь он был старше на 15 лет. И теперь, когда их супружеское ложе стало «остывать», она не придавала этому значения, понимая, что это неизбежно. Разница в возрасте, которая когда-то была поводом для гордости и источником материального благополучия, должна была рано или поздно показать свою обратную сторону. Елизавете Петровне хватало собственной любви к себе. Она увлеклась фотографией, ездила на мастер-классы и даже публиковалась в журналах.
Но сегодняшняя ссора с мужем выбила её из привычной колеи. Как он посмел сосчитать каждую её морщинку!
Она распахнула шкаф, выбирая наряд. Лёгкое голубое шёлковое платье в лавандовый цветочек, белые кроссовки с кружевными вставками и жёлтая сумочка стали её выбором.
Елизавета Петровна собрала волосы в высокий пучок, сделала лёгкий макияж, нанесла на губы розовый перламутр, а на запястья — капельку духов с ароматом грозовой свежести, морского бриза и сахарной ваты. Решилась! Решение ещё только смутно бродило в её воображении. Но как бы то ни было, Елизавета Петровна вышла из дома и пошла по аллее к набережной.
Навстречу ей, хлопнув дверью, из другого конца города вышел Максим. Он только что поссорился со своей невестой. Обругал её, высмеял, представив ограниченной, инфантильной любительницей «розовых пони» и самовлюблённой особой.
Теперь, шагая по двору, он не мог понять: окончательный ли это разрыв или есть шанс всё исправить? Больше всего его мучило то, что завтра должна была состояться долгожданная встреча их родителей. Теперь неясно, отменять встречу или попытаться помириться с невестой.
Мучимый угрызениями совести, Максим пришёл на парковку, сел в машину и начал бесцельно колесить по городу. Ему хотелось разрубить узел, а не распутывать его, но решения всё не было.
Покатавшись по центру и застряв в пробках, он почувствовал, что раздражение только нарастает. Телефон звонил не переставая, но Максим упорно игнорировал звонки обиженной невесты.
Он оставил машину у набережной и сел за столик небольшого кафе. Ни еда, ни напитки его не привлекали. Рассеянно оглядываясь, он пытался представить свою жизнь через 20–30 лет. Каким станет он сам? А как изменится его невеста?
Его взгляд блуждал по дамам за соседними столиками. Полные тела, скрытые широкими нарядами, надутые губы, холодные глаза и нарочито поднятые брови — всё это вызывало у него лёгкое отвращение.
Максим решил: всё, что ни случается — к лучшему! Если телефон зазвонит ещё раз, он ответит и положит конец этим отношениям.
Но тут за его столик неожиданно села высокая, стройная незнакомка. В ней было что-то особенное — легкость, свежесть, словно она принадлежала другому миру. Только в её светлых голубых глазах дрожала едва заметная грусть.
— Вот такую, — подумал Максим, — я бы хотел видеть рядом и через 30 лет.
Она, будто извиняясь за своё вторжение, мягко улыбнулась ему. Максим заказал бутылку вина, налил ей полный бокал и залюбовался, как она делает осторожный глоток. Потом, отодвинув бокал, она тихо рассмеялась.
Неожиданно для себя Максим начал говорить о том, что его тревожило: страх семейной жизни, страх связать себя с человеком, который через годы может показаться чужим. Он боялся осознать тщетность такого родства.
Незнакомка слушала его молча, лишь кивая головой. Стемнело, улица стала оживлённой, а затем снова опустела. Максим вдруг увидел себя со стороны: молодой мужчина рядом с красивой, зрелой женщиной. Но в её взгляде читалась осенняя тоска. Ему захотелось обнять её, вдохнуть аромат её волос, прикоснуться губами к мочке уха, украшенной серебряными кольцами, ощутить её тепло.
— А давайте прокатимся по ночному городу? Может, поедем к «пьяной церкви»?
— Почему «пьяной»? — переспросила она с лёгкой улыбкой.
— Не знаю, она стоит на холме, и её крест покосился.
— Да вы романтик, юноша! Давайте, только жаль, что я не взяла фотоаппарат для ночной съёмки.
По дороге он увлечённо слушал её рассказ о страсти к фотографии. Она демонстрировала снимки с выставок и журнальных страниц на экране своего телефона.
Когда они достигли вершины холма, их охватил прохладный ночной ветер. Анна сделала несколько фотографий, а затем начала спускаться, спотыкаясь в темноте. Константин догнал её, обнял за плечи и крепко прижал к себе.
Они молча вернулись в город, потрясённые и наполненные грустной нежностью. На прощание обменялись благодарными и смущёнными взглядами, после чего их пути разошлись навсегда.
По пути домой Константин остановился у ярко освещённого киоска и долго выбирал букет. Ему казалось, что цветы предназначены для той беззащитной и нежной незнакомки, чьё имя он так и не узнал. Но в итоге он подарил их своей невесте, помирившись с ней.
Когда она, выплакав обиду и приняв его извинения, заснула тревожным сном, Константин вышел на балкон. Он жадно вдыхал прохладный августовский воздух, в котором угадывался горьковато-свежий аромат той случайной встречи.
Утром они завтракали на кухне, обсуждая предстоящую встречу с родителями. Костя рассказывал о своих родителях, их вкусах и взглядах. Невеста, в свою очередь, описывала своих: доброго и надёжного отца и ветреную, увлекающуюся мать.
— Тебе, вероятно, понравится общаться с будущей тёщей, — сказала она с улыбкой. — Вы очень похожи в своих странностях.
К полудню они собрались в уютном полуподвальном помещении загородного ресторана. Родители, словно вспомнив голливудские фильмы с «хэппи-эндом», приветствовали друг друга сияющими улыбками. Мужчины церемонно целовали дамам руки, долго здороваясь и глядя друг другу в глаза.
Константин, покраснев, молчал. Он не мог отвести взгляд от своей вчерашней незнакомки — будущей тёщи Елизаветы Петровны. Она сидела напротив, с растерянным и одновременно лукавым выражением лица, сияя своими небесно-голубыми глазами и виновато прикусывая нижнюю губу.
