В подвале родительского особняка девушка нашла папку с документами, которые перевернули всю ее жизнь

Завтрак в семье Скориковых — это был особый ритуал. Один из членов семьи мог отсутствовать во время завтрака, если он умер. В остальных случаях, нужно было выйти из комнаты к столу ровно в 7:15.
Еде здесь уделяли мало внимания. Чаще всего это был чай и бутерброды. Да и не для того собирались, чтобы набить желудки. Это была своеобразная планерка: говорили о планах, днях прошедших и будущих. Чаще всего разговоры крутились вокруг единственной дочери архитектора Константина Георгиевича Скорикова и директора областного краеведческого музея Марины Викторовны Скориковой.
Оленьке было двадцать и она училась на третьем курсе университета на факультете Реконструкция и реставрация архитектурного наследия. Все в жизни Оленьки было предопределено: она конечно же будет работать в строительной фирме отца. Будет хорошо зарабатывать, выйдет замуж за “хорошего мальчика”. В общем, по мнению Ольги, скука да и все.
— Я завтра выхожу на работу, – широко улыбаясь, сообщила Ольга родителям за завтраком.
Мама моментально застыла на месте и посмотрела на отца, а тот кивнул и продолжил читать новости в газете. Да, именно в газете. Несмотря на то, что в век информационных технологий подавляющее число людей читали новости, используя гаджеты, Константин Георгиевич был до мозга костей консерватором и предпочитал печатные издания.
— Костя, ты слышить? — возмутилась Марина Викторовна, — Оленька собралась работать. Позволь спросить, о какой работе ты говоришь? — снова обратилась к дочери женщина.
— Я буду работать официанткой в том же кафе, что и Тома, – пожала плечами девушка.
— Да ты что, с ума сошла? — рассердилась мать и поставила чашку на стол с такой силой, что выплеснулся кофе, — никуда ты не пойдешь, Оля, Дочь Скориковых не может прислуживать толпе. Она рождена, чтобы весь мир служил ей.
— Мама, ну, ты палку-то не перегибай, — улыбнулась Ольга, — папа, скажи ей. Между прочим, во всем мире студенты подрабатывают официантами, посудомойщиками. Народ расклеивает объявления, надевает костюмы гамбургеров и сосисок. Много студентов работают аниматорами и прочее. Даже наследники обеспеченных семей. И только я не могу работать, – возмутилась Ольга.
— Почему же, дорогая, ты можешь подрабатывать, – вздохнул отец, — приходи в компанию, тебе подберут практику. Заодно, заработаешь и ознакомишься со своим будущим местом работы.
В глазах девушки появились слезы:
— Я не хочу сидеть в твоем душном офисе и перекладывать бумаги с места на место. Я хочу общаться с друзьями, работать с ними и проводить время, – повысила голос дочь.
— Почему же в душном? – не отрываясь от газеты, спокойно ответил отец, — все офисы моей компании оснащены системой кондиционирования.
Ольга в недоумении застыла на месте, а затем вскочила и бросила родителям в лицо:
Мне двадцать один год. Скоро двадцать один. Я совершеннолетняя и могу поступать так, как считаю нужным.
Количество лет не говорит о взрослении, — тут же ответила Марина Викторовна, — взрослой, девочка моя, ты станешь только тогда, когда начнешь сама обеспечивать себя и отвечать за принятые решения.
— В таком случае, мамочка, я уж точно пойду работать официанткой, — прищурившись сообщила наследница Скориковых. Девушка вышла из-за стола и направилась к выходу из дома. Возле порога девушка повернулась и выкрикнула:
— Вы скучные, нудные люди, родители. Не умеете получать радость от жизни.
Оленька послала маме и папе воздушный поцелуй, улыбнулась и выбежала из дома.
— Да, — повторила слова дочери мама, – не умеем получать радость от жизни. Одни такие, как ты, доченька, слишком уж много радости получали от жизни, так много, что чуть тебя не погубили, — глядя куда-то в угол комнаты задумчиво говорила Марина Викторовна.
— Ладно тебе, Марина, — рассердился Константин Георгиевич, — нашла о чем вспомнить с утра. У меня собрание акционеров, трудный очень вопрос нужно решить, а ты, – мужчина махнул рукой, поднялся из-за стола и начал ходить из угла в угол.
— Чего ты, Костя? Я же так, просто, — развела руками Марина, — ты думаешь я не переживаю о ней? Да я каждый вечер думаю, что нас ждет завтра. Теперь вот придумала с этой работой в баре. Там пьянки, разврат, неприличные компании. Ну, как мне молчать?
— Ты же не можешь, Марина, всю жизнь дочь на привязи держать, – рассердился еще больше отец, – пусть попробует. Пусть узнает, что такое жизнь. Пусть знает, что есть за нашим высоким забором соблазны, неприятности, боль, тревоги. Как другие живут? Окружила тут, понимаешь ли, ее полным вакуумом. А мир не такой, как в этой твоей шкатулке.
— Прекрати, Костя, — закричала Марина Викторовна, – я буду защищать свою дочь столько, сколько понадобится и пока есть силы. Она — моя дочь. Моя! Другой у меня нет и ты не смей, – женщина не выдержала и заплакала.
Супруг моментально испугался. Он знал, чем оканчиваются истерики Марины и старался всячески избежать их повторений. Мужчина подошел к жене и погладил ее по голове:
— Ладно, ладно, солнышко. Ну, не нужно. Сейчас будут глазки красные, а тебе на работу. Времени уже много. Макияж не успеешь поправить. Я узнаю все о том заведении, где собирается работать Оля и буду держать руку на пульсе. Пусть работает. Я приставлю к ней охрану.
— Она не согласится, — покачала головой Марина, которая уже не плакала, а промокнула слезы кухонным полотенцем.
— А она и знать не будет, – улыбнулся муж, — есть у меня один очень хороший парень в службе безопасности. Рома будет каждый день сидеть за столиком в кафе, пока Оленька работает. Пусть пьет чай, кофе, кушает мороженое. Что угодно. Заодно будет наблюдать за нашей дочерью.
Марина Викторовна задумалась, затем улыбнулась, поднялась и поцеловала мужа в губы:
— Костик, ты гений. Обожаю тебя, любимый.
Константин Георгиевич гордо вздернул подбородок, улыбнулся в ответ и подхватил портфель с комода:
— Тебя подвезти, милая?
— Нет, я поеду на своей машине. Хочу заехать в салон.
Константин Георгиевич поспешил на работу, а Марина снова присела на стул, оперлась локтями об стол и посмотрела в окно. Муж открыл дверцы шикарной белоснежной иномарки, сел в машину, которая завелась с полуоборота и, сыто урча, двинулась к выезду из двора. Ворота медленно и плавно разъехались в стороны и машина выехала на улицу.
Марина задумалась. Сейчас у них с мужем было все, о чем только могут мечтать современные семьи — дом, бизнес, несколько квартир в городе, но самое главное — красавица дочь. Оля — это главное богатство, которое есть в жизни Скориковых. Ради дочери Марина готова на все. Она долгожданная, выстраданная, любимая, незаменимая.
Марина боготворит дочь и если с ней что-то случится, мама не переживет. Она это точно знает.
Богаты Скориковы были не всегда. Марина и Костя выросли в самых обыкновенных семьях. Жили в заводском районе. В квартирах, которые получили все рабочие, переехавшие из заводских бараков.
Марина и Костя учились в одной школе, только парень был старше на два года. Начали встречаться в старшей школе, а когда Марина была в десятом классе, Костю забрали в армию. И не куда-нибудь, а “за речку”. Это был 1988 год. Девушка чуть рассудка не лишилась, молилась и днем и ночью, чтобы ее жених вернулся живым.
Она до сих пор считает, что помогли именно ее молитвы. В феврале 1989 года Константин вернулся на Родину, вместе со всеми своими сослуживцами. Парень поступил в архитектурный институт, а его невеста — в институт экономики и финансов.
Ничего просто так Скориковым не давалось и сразу после свадьбы они жили очень бедно. Всего в этой жизни добивались сами. Зарабатывать деньги получалось легко, а вот родить наследника — никак не получалось.
У Марины начались срывы. Несколько раз супруга начинающего бизнесмена Скорикова “лечила нервы” в лучших санатория страны. Все испробовали Скориковы — лечились, ездили в намоленные места, некоторое время Марина жила в монастыре. И вот, когда женщина исполнилось тридцать четыре, а ее мужу — тридцать шесть, появилась дочь.
Жизнь совершенно изменилась с этой минуты, а счастье стало абсолютным. Марина уверена — молитвы помогли.
Скорикова вышла из кухни, поправила прическу возле зеркала, облегченно вздохнула и отправилась на работу — в директорское кресло краеведческого музея, коим экономист, финансист и женщина с идеальным вкусом руководила уже пять лет.
Марина Викторовна была спокойна. Пусть Оленька работает в этом своем кафе. Костя присмотрит за дочерью и сделает все, чтобы Ольга была под присмотром. Женщина понимала, что гиперопека — это не слишком хорошо, но ничего не могла с собой поделать. Ольга Скорикова должна быть в абсолютной безопасности.
****
Между тем, Ольга, абсолютно не подозревая о договоренностях родителей, отправилась после учебы на собеседование в кафе “Калинка”. Вместе с ней поехала лучшая подруга и сокурсница — Тамара Буянова.
Девушки познакомились на первом курсе университета и стали не разлей вода. Несмотря на то, что девицы были из разных социальных слоев, между ними было много общего и главное — любовь к искусству, музыке и громким вечеринкам.
Родители Буяновой жили в райцентре, поэтому сейчас девушка жила в общежитии. Но если Скориковы уезжали на отдых, в командировку или по делам, она ночевала у своей подруги — Ольги. Оля завидовала Тамара. У подруги было столько свободы, что Оленьке и не снилось.
Тамара подрабатывала официанткой, самостоятельно принимала решения, штопала колготки и носки и подкрашивала носки сбитых туфель. Оленьке мама запрещала все. Ну, а новые колготки появлялись откуда-то в шкафу сами по себе. Пока Ольга не познакомилась с Буяновой, она вообще не знала, что эластичные колготки возможно ремонтировать.
Скорикова с самого первого курса всему училась у Тамары. Даже — чистить картошку. Этим девушки неоднократно занимались в общежитии, куда Оля нередко приходила в гости. Вот и работать официанткой в кафе девушке захотелось тогда, когда туда устроилась Тома. Оленька с нетерпением ждала, когда появится место и вот, дождалась — ее приняли на работу.
— Приняли, приняли, приняли, — повторяла Оля, не переставая. Девушка долго дома разглядывала рабочую форму, которую ей отдали домой, чтобы примерить и привести в порядок. Наследница Скориковых разложила униформу на своей кровати и долго любовалась, пока не расплакалась.
Внезапно раздался звонок телефона. Оленька схватила трубку и с улыбкой произнесла:
— Алле, слушаю.
— Скорикова, привет. Это Шура Грибкова. Тебя на работу, что ли, приняли? Тома сказала.
— Да, представь себе, Шурочка. А ты говорила, что меня не возьмут, — засмеялась Ольга.
— Ладно, беру свои слова обратно, — улыбнулась одногруппница, — ты молодец, Олька. Так, когда отметим? Надо обмыть это дело, а то еще уволят.
С лица Ольги сразу же сползла улыбка:
— Эй, Грибкова, не каркай. Не уволят. Отметим через две недели, когда предки в Москву улетят на несколько дней. Да и, все равно, я пока, на стажировке.
Сказано — сделано. Ровно через две недели, когда Оленьку Скорикову приняли в штат, а родители собрали чемоданы, чтобы улететь в столицу, девушка пригласила всех своих друзей на вечеринку.
Вечеринки в доме Скориковых проходили каждый раз, когда отсутствовали родители. Впрочем, Скориковы не запрещали дочери. Если Оленька дома мама спокойна.
В пятницу утром Марина Викторовна и Константин Георгиевич уехали в аэропорт, а уже вечером, Ольга и ее подруга Тамара вернулись после работы в кафе и решили всю ночь не спать, а приводить дом в порядок.
Горничная Скориковых еще утром уехала домой на выходные и теперь в доме была абсолютная свобода. Девушки решили передвинуть кресла и диваны, перетащить столики и украсить пространство.
— Нужно подумать над освещением. Торшеров мало, – деловито сказала Тамара, – если выключить свет совсем, то будет слишком тускло. Скорикова, у тебя гирлянды новогодние есть?
— В кладовке на цокольном этаже — сколько угодно, – с улыбкой сказала Ольга, – а зачем?
— Множество мигающих гирлянд — это и дополнительное освещение, и красота. Украсим ими гостиную и двор. Пошли. Показывай где они, – подруга деловито поставила руки в бок.
Девушки спустились по ступенькам. В полуподвальном помещение мгновенно вспыхнул яркий свет. Некоторое время, подруги молча искали коробки с новогодними украшениями. Их нигде не было.
— Оля, ну, как это ты не знаешь, где у вас елочные игрушки, гирлянды? – возмутилась подруга.
— Этим занимается в доме мама и Муся, я не знаю….
— Господи, – закатила глаза подруга, — Оля, нельзя быть такой оторванной от дома, от жизни. Чем, вообще, ты занимаешься, если даже этого не знаешь? — рассердилась подруга, а Оля мысленно выругалась. Девушка густо покраснела. Буянова права. Во всем права.
Ольгу мама отгораживает от всего, что может хоть немного напрягать. Девушка не знает где у них в доме хранится всякая утварь, посуда, елочные игрушки, домашние припасы. Она никогда не онтересовалась этим. Все, что нужно для жизни, как будто, появляется “по-щучьему велению”.
Оленьке хотелось расплакаться. Как вдруг Тамара позвала близкую подругу:
— Ура! Нашлись. Оля, помоги достать коробку.
Хозяйка дома поспешила на помощь своей подруги и вместе они вытащили из встроенного шкафа две больших коробки с гирляндами, новогодними фонариками и украшениями. Осталась самая большая коробка в шкафу — там хранилась елка. Оля попыталась сдвинуть коробку с елкой к стене, как вдруг по задней стенке что-то поехало, зашуршало и упало на пол.
Девушка увидела какую-то папку. Она подняла с пола и прочла надпись на ней. Жирным шрифтом на папке было написано только одно слово: “Нельзя”.
— Что это? — удивилась Тамара, которая подошла к подруге. Глаза Оленьки забегали, а пальца задрожали. Девушка не знала, что в этой папке, но была уверена — подруге лучше об этом не знать. Для начала нужно самой посмотреть что там.
— Не знаю, Томочка. Видишь, написано: нельзя. Нельзя, значит, нельзя. Пойдем. Я положу ее на место, не будем трогать.
— Ты шутишь, что ли? – выпучила глаза подруга — давай посмотрим.
Буянова, как бы шутя, схватила за край папки и потянула на себя. Оля еще крепче вцепилась в свою находку:
— Буянова, отдай, не смей, – закричала девушка, но подруга не уступала. Началась потасовка, девушки сцепились в неравной битве…
Девушки сцепились не на шутку. Никто из них не хотел уступать, но против высокой, крепкой Ольги, щуплая Буянова не устояла и резко отпустила папку. Оля отлетела в угол и упала, больно ударившись головой.
— Значит, у тебя от меня секреты есть, подруга? – рассердилась Тамара, — ну, хорошо. Ладно. Сама мне под кожу залезла — все про меня выпытала, а секреты своей семьи скрываешь?
— Томочка, я не скрываю. Здесь же написано: “нельзя”. Это мамин почерк, я не могу, Тома, — Ольга затряслась всем телом и горько заплакала.
— Эх, Оля — Оля, мать тебя совершенно безвольной сделала. Боишься ослушаться, – покачала головой подруга, — разве тебе самой не интересно что там?
Ольга смотрела на сокурсницу, выпучив глаза. Девушка двумя руками прижала папку крупко к себе и одними губами прошептала:
— Тамара, лучше не подходи.
— Да ты что, Оля? Я же пошутила, – испуганно посмотрела Буянова, — ты и впрямь разума лишилась со своей мамочкой, которая тебе и шагу не дает ступить, – скривилась подруга, — ладно, Оля, я, пожалуй, пойду. Лучше переночую сегодня в общаге.
Тамара начала подниматься по ступенькам, но Ольга тут же побежала за ней. Девушка громко плакала и просила подругу остаться, но Тамара осталась непреклонной:
— Олька, тебе, и правда, нужно успокоиться. Давай завтра в кафе встретимся. Ну, а вечеринка…. А, ладно посмотрим.
Не смотря на уговоры подруги, Буянова собралась, вызвала такси и уехала, а Оленька осталась в доме совершенно одна. Девушка разожгла камин, села на пол на медвежью шкуру, сложила ноги по — турецки и открыла папку.
Туго завязанные веревочки, никак не хотели поддаваться, но девушка не сдавалась. Наконец-то удалось открыть папку с надписью: “нельзя”. В голове десятки голосов шептали и шипели одно и то же слово: нельзя, нельзя, нельзя, но девушка не прислушалась. Она уже достала письма и фотографии.
На фотографиях были изображены родители Оли в молодости, какие-то люди, которых она не знала. Письма оказались перепиской между отцом и его младшим братом, между папой и бабушкой, дедушкой. Чужие люди держали на руках младенца, а вот бабушка и дедушка держат малышку на руках.
Оля внимательно рассмотрела фотографии и поняла, что это она сама. Хотя, у них в альбоме таких фотографий не было. Мама рассказывала, что когда они переезжали в этот дом, альбомы с детскими фотографиями новорожденной Оленьки потерялись. И вот теперь, Ольга впервые видит себя совсем малышкой — месяцев шесть.
Девушка смутилась. Зачем мама прячет эти фотографии. На дне папки в пакете лежали какие-то документы. Ольга открыла их и замерла. Из этих бумаг она поняла, что мама и папа ей не родные. Марина Викторовна и Константин Георгиевич удочерили ее.
Ольга стало очень жарко. Она легла на шкуру медведя, а затем скатилась на холодный пол:
— Этого не может быть, — произнесла девушка шепотом, а затем закричала на весь дом, — не может быть. Не может быть!
Оленька тут же вскочила и открыла первое попавшееся лицо. Тетрадный листок был в нескольких местах прожжен сигаретой, а некоторые из букв расплылись. Вероятно, тот кто писал, плакал и курил, курил и плакал. А, вернее, плакала. Почерк был, скорее, женский.
“ Никогда вам не прощу то, что вы сделали. За то что отобрали дочку, за то, что заставили нас страдать, будьте вы прокляты, Скориковы. Не прощу вам, что Оленьку отобрали. Отольются вам мои слезы. Вы еще попомните мои слова”, – прочла наследница архитектора Скорикова и руки девушки снова задрожали.
Ольга долго плакала, вспоминала о своем детстве, о жизни со строгими, все запрещающими родителями. Девушка думала о том, что наверное, с родной матерью ей было бы лучше. Она размышляла о том, что письмо, омытое слезами, было написано в то время, когда ей едва исполнилось три года. А это значит, что Скориковы у кого -то отняли дочь именно тогда.
Ольга так и заснула на медвежьей шкуре возле камина, а утром открыла глаза и почувствовала дикую головную боль. Девушка еле поднялась. Громко и настойчиво звонил телефон. На экране определился номер матери. Оля нехотя взяла трубку.
— Доброе утро, Оленька. Почему ты не берешь трубку? – раздраженно спросила мать.
— Привет. Я спала, мама, Сегодня суббота — выходной день. Я могу выспаться? Господи, как же мне это все надоело, – закричала в трубку Ольга.
— Доченька, что с тобой? — растерялась Марина Викторовна.
— Ничего. Просто оставь меня в покое, ладно? — четко выговаривая каждую букву, произнесла дочь.
— Ладно, – растерялась Марина, – у тебя все нормально?
— Да, – крикнула в трубку Ольга и отключила телефон.
— Костя! — тут же позвала мужа Марина и побежала в ванную комнату, где мужчина брился, – этот твой парень — Роман, что он говорит? Он присматривает за Оленькой?
— Да, милая, все нормально. Работает, после смены не задерживается — сразу домой, а что случилось?
— Ничего, ничего, – задумчиво произнесла супруга и вышла из ванной комнаты, — мне кажется, что дочь чем-то расстроена. Нужно поскорее возвращаться домой.
— Марина, успокойся. Ничего с ней не случится. Мы не можем сейчас уехать, – рассердился супруг, — ну, нет у нее настроения и что? Это бывает с каждый человеком. Оставь ее в покое.
Марина Викторовна кивнула, но сердце ее все равно было не на месте. Ни о ком она не переживала так сильно, как о своей любимой доченьке — об Ольге. Женщина то и дело заглядывала в социальные сети на страницу дочери и если видела, что Ольга онлайн, недавно была на странице, то маме становилось легче.
Между тем, Ольга решила, что как только родители вернутся из Москвы, она очень серьезно поговорит с ними. Пусть откроют тайну. Она имеет право знать правду и сделать выбор. Такой, какой она считает лучшим для себя. Девушка намерена познакомиться со своими биологическими родителями и общаться с ними, а может быть, даже, жить вместе с ними.
О том, кем является ее родная мать отец, девушка думала весь день, вечер и, даже, ночью. Она никак не могла найти покоя и это заметил Роман — парень, который был приставлен к Ольге, чтобы защитить ее, в случае надобности. Он видел, что с девушкой что-то происходит, поэтому как только она подошла к его столику, решил поговорить:
— Добрый вечер, – Оля выдавила из себя улыбку, — что будешь заказывать?
— Как обычно, – пожал плечами Роман, – кофе, мороженое.
— Послушай, — не выдержала официантка. Свое дело сделала и раздражительность последних дней, — чего ты сюда таскаешься? Каждый вечер сидишь, выпиваешь ведро кофе, съедаешь тонну мороженого? Ты следишь за кем-то или тебе делать нечего?
— Дел у меня полно, – улыбнулся парень, — но мороженое люблю настолько, что жить без него не могу. Кстати, меня Роман зовут, а тебя — Ольга, правильно?
— Купил бы себе ведро мороженого и ел перед телевизором дома, разве это не лучший вариант? – проигнорировав слова парня, рассерженно сказала девушка.
— Нет, – вздохнул Рома, — у меня нет дома телевизора.
Девушка внезапно стало очень смешно. Молодые люди еще немного поговорили, перекинувшись несколькими фразами и Ольга пошла работать дальше. Весь вечер, она невольно наблюдала за парнем, который ел мороженое, пил кофе и отказывал в знакомстве всем девушкам, которые пытались с ним познакомиться.
— Вот чудак, – подумала Скорикова. Парень нравился ей все больше. Такой веселый, простой, непосредственный, он одновременно излучал силу и спокойствие. Именно поэтому, когда Оля поспешила домой после смены, а Роман предложил ее проводить, она согласилась. Во — первых, Роман был ей симпатичен, а во-вторых, Ольге хотелось с кем-то поговорить.
С Тамарой она весь вечер не разговаривала. Подруга обиделась и не желала общаться со Скориковой. Вечеринку Ольга отменила. В свете последних событий, не хотелось празднования и веселья.
Поговорить по душам, поделиться своей болью, очень хотелось, но с кем? Роман показался идеальной кандидатурой. Он был симпатичным, не глупым и приятным во всех отношениях молодым человеком. Некоторое время молодые люди шли молча:
— Позавчера я узнала, что мои родители мне не родные, – вдруг сказала Оля.
— Да? А как это? – пожал плечами парень.
— Ты что, с неба упал? – растерялась девушка, — они удочерили меня.
— Но разве от этого они перестали быть родными? Тот, кто тебя вырастил, вложил душу, не спал ночами, когда ты болела, тот и есть родной, – грустно улыбнулся парень.
— Да что ты можешь про это знать? Разве ты испытывал что-то подобное? – рассердилась девушка, — знал бы ты, как больно узнать, что тебе всю жизнь врали.
— Почему врали? Просто недоговаривали то, что тебе не следует знать. Только глупцы всегда говорят правду, как говорится, режут правду матку. Умные люди — дозируют.
— Два, пошел ты. Я думала ты меня поймешь, выслушаешь, а ты? Умник нашелся. Не ходи за мной, — наследница архитектора Скорикова вырвалась вперед и быстро пошла по направлению к своему коттеджному поселку.
Спустя несколько минут к девушке подъехал мотоцикл, за рулем которого сидел Роман. Парень медленно ехал за Ольгой, а она даже смотреть на него не хотела:
— Оль, ну, ладно, извини меня. Садись, покатаемся. Потом домой отвезу.
— А кто ты такой? Я тебя знаю, что ли? Может быть ты — опасный тип. Никуда я с тобой не поеду, – не оглядываясь крикнула девушка, а парень улыбнулся:
— Оля, прости меня, я, наверное, был не прав, но я не знаю как правильно. Я в детском доме вырос. Меня никто не усыновил.
Девушка мгновенно замерла, затем подошла к мотоциклу и взяла шлем из рук парня. Сначала поехали на набережную, затем долго колесили по городу. Рома рассказал, что хотя и воспитывался в детском доме, мать у него была и есть. Только она вела такой образ жизни, что ребенка у нее отобрали.
— Мать лишили родительских прав, а меня отдали под опеку в семью. Только я так себя вел, что меня вернули обратно. Несколько раз возвращали. Я очень хотел к ней вернуться — к матери. А когда приехал после детского дома, она меня не узнала.
Ольга ошарашенно смотрела на парня. Она не знала что сказать. Просто взяла и обняла, прижалась покрепче:
— А я хочу попробовать. Познакомиться с ними хочу. Мне кажется, что мои мама и папа очень хорошие люди.
— Оля, твои мама и папа — Скориковы. Они — настоящие, – взволнованно произнес Роман, – знала бы ты, как они о тебе переживают.
— А ты откуда знаешь? – дерзко спросила наследница архитектора, – ты что же, знаком с ними? Может быть это они послали тебя следить за мной? – девушка глянула исподлобья.
— Нет, ты что? – растерялся сотрудник службы безопасности, – просто…. просто твоя мама уже трижды за вечер звонила. Понятное дело, переживает. Моя вообще мне не звонит. Общаемся только тогда, когда сам позвоню. Это говорит о равнодушии, понимаешь?
— Я хочу увидеть своих родителей, – тихо сказала девушка.
— Ну, что же, поговори дома, пусть тебе все объяснят, — развел руками Роман.
На следующий день домой вернулись Марина Викторовна и Константин Георгиевич:
— Оля, привет, –громко произнесла мать, — что творится на кухне, ты посуду пробовала хоть раз помыть.
Дочь выглянула из своей комнаты на втором этаже и начала медленно спускаться.
— Оленька, ты слышишь меня или нет? Боже мой, неужели нельзя было суп поесть. Одни коробки из доставки, – бурчала на кухне мать.
— Мама, это правда, что вы с отцом удочерили меня? – громко произнесла девушка, а Марина Викторовна в то же мгновение уронила на пол чашку, которая разлетелась на осколки:
— Что ты такое говоришь? – глаза женщины бегали из стороны в сторону.
— Только не ври мне, мама, я все знаю, – спокойно произнесла девушка, — я нашла вот это, – она открыла верхний ящик стола и достала папке с надписью: “нельзя”.
— Здесь же написано “нельзя”, – рассердилась мать, – зачем ты туда полезла, Оля? Здесь же написано — “нельзя”. Зачем, Оля, – Марина Викторовна закрыла ладонями лицо и горько заплакала, а Ольга, глядя исподлобья, продолжала спрашивать:
— Это ведь правда, мама?
—- Да, Ольга, это правда, — громко сказал Константин Георгиевич, который зашел в это время в дом, – что тебя интересует, спрашивай. Расскажу все без утайки.
— Костик, не вздумай, – испугалась Марина, — Оленьке не следует этого знать.
— Оленьке следует знать, – настойчиво ответил отец, — Оленька уже взрослая и стремится быть самостоятельной, на работу вот устроилась в харчевню, – ухмыльнулся отец, — ей офис семейной компании скучен, работа не важна, а помощь отцу — без надобности. Оленька решила убирать тарелки с объедками. Самостоятельно принятое решение. Молодец, дочь, — с сарказмом произнес отец.
— Костя, не надо, – еле слышно произнесла Марина Викторовна.
— Надо, Марина, надо, – закричал, что есть силы, отец, — хватит с ней нянчиться. Она взрослая. Пусть теперь сама отвечает за свои решения. Хочешь узнать? Пожалуйста, спрашивай, – развел руками отец.
— Кто мои родители? Мои родные мама и папа — кто они? Почему в этом письме моя мать проклинает вас, что вы сделали? – гордо подняв голову спросила Ольга.
— Хочешь это знать, ну, так слушай, — Константин Георгиевич уселся поудобнее в кресло и начал свой рассказ…
— Между мною и моим братом Семеном одиннадцать лет разницы. Он младше меня, И матери у нас разные, — начал свой рассказ Константин Георгиевич, —- мой отец Георгий и мама — Нина Петровна развелись, когда мне было десять лет. Отец влюбился в шуструю, молодую — Наталью, которая и стала причиной развода.
Через год Наталья родила сына — Семена, который уже через пару лет больше времени проводил у нас дома, чем со своими родителями. Моя мать — твоя бабушка, Оля, и ее новый муж — дедушка Павел, жалели малыша.
Дело в том, что Наталья часто выпивала и Георгий начал прикладываться к стакану. До того допились, что устроили дома пожар, в котором и погиб мой отец, а Наталья с той поры завязала. Женщина сильно пострадала в огне — все ее лицо было обезображено.
Мама моя — Нина Петровна работала в бухгалтерии на заводе, пристроила туда и Наталью бумаги перебирать, так чтобы несчастную бабу поменьше люди видели. Стеснялась она очень. Семен рос, предоставленный сам себе. Рано начал прогуливать школу, хулиганить, а потом и вовсе на учет в милицию поставили.
Справиться с парнем никто не мог, а свою мать — Наталью, он вообще ни во что не ставил. После школы отправился в армию. Думали там ему мозги вправят, да где уж там. Пришел из армии и снова начались гулянки, пьянки, работать не хотел. Я пытался ему помочь, но он только смеялся мне в лицо.
В конце-концов одна из девиц легкого поведения, с которой он шлялся, забеременела. Пришлось им быстро расписаться, поскольку девица была несовершеннолетней. Через некоторое время Юлия родила тебя, — Константин Георгиевич глянул на дочь и опустил голову.
— А дальше что было, – растерялась девушка.
— Оленька, доченька, – заплакала Марина Викторовна, — эта женщина — Юлия, которая написала письмо, она писала его, будучи под алкоголем. На самом деле, им был не нужен ребенок, а нам с папой очень нужен, — Марина закусила нижнюю губу и начала тихонько подвывать.
— Мама немного не верно рассказывает, – откашлялся Константин, — она просто очень волнуется. Понимаешь, Оля, твои родители не были готовы к тому, что у них появится ребенок. Ты часами кричала в кроватке, а они занимались своими делами. Могли оставить ребенка надолго одного и уйти к друзьям. Однажды мне пришлось взломать дверь квартиры, потому что ты кричала, не переставая.
— Оля, Юлия не выполняла материнские обязанности, – снова начала сбивчиво рассказывать Марина, — пока мать Семена — Наталья была жива, она присматривала за тобой, но потом Наташи не стало и жизнь маленького ребенка стала совсем печальной. В ясли ты не ходила, дома никогда не было еды, зато, спиртное было всегда, понимаешь?
— Нет, не понимаю, – покачала головой Ольга, — не все дети ходят в детский сад и что же? Из-за этого вы решили отобрать меня у родителей или все-таки потому, что сами не могли родить ребенка долгое время? Я всегда думала, почему мама родила меня в тридцать четыре года, если вы женаты целую вечность? А оказалось, что вы все это время вынашивали план как украсть ребенка у молодоженов, которые не в состоянии были защитить себя. Вы — воры, – крикнула Ольга и тут же получила пощечину от матери.
Девушка опешила. Марина никогда и пальцем не трогала дочку. Такое было впервые. Девушка схватилась за щеку и растерянно смотрела на мать, а Марина выглядела очень испуганной:
— ОЙ, доченька, прости меня, – женщина протянула руки к дочке, но та отвернулась и побежала на второй этаж в свою комнату, — Оля, Оленька, прости меня.
— Марина, солнышко, успокойся, тебе нельзя волноваться, ты же знаешь, – ласково сказал супруг.
— Костя, что же теперь будет? – отстраненно, глядя в одну точку, спросила жена и вдруг скривилась, схватилась за сердце, – больно кольнуло, Костик.
— Ничего, ничего, – заботливо произнес муж, — пойдем в спальню, приляжешь, а я с тобой побуду. Таблетки принесу и поговорим. Пусть поедет к Семену и Юлии, — шепотом, на ухо жене сказал мужчина.
— Нельзя ее отпускать. Ты скажи Оленьке, что ее родители — опасные люди. Нельзя с ними коммуницировать, это опасно, — тихо, тяжело дыша, ответила жена.
— Не волнуйся, милая, Рома поедет за ней. Я сейчас же с ним поговорю. Все будет хорошо, но увидеть их она должна. Мы разбаловали дочь. Нужно было построже с ней, – мужчина сжал кулак.
— Не смей, даже, думать, – испуганно произнесла жена, — Оля — моя дочь, я ее в обиду не дам, а парень этот пусть поедет, да. Я, и правда, прилягу, что-то колет.
Константин Георгиевич помог жене лечь в постель, дал лекарства и отправился в комнату дочери. Девушка слушала музыку и рыдала. Ей было жаль своей загубленной жизни и того, что она так долго не знала о своей мамочке, папочке. Эти люди — Скориковы, лишили Оленьку детства и всего, чего она недополучила рядом с родными людьми.
Разве может быть что — либо лучше, чем просто обнять маму, видеть улыбку отца. Константин Георгиевич зашел в комнату в тот момент, когда Ольга рыдала под песню о материнской любви. Мужчина скривился, словно от изжоги:
— Оля, ты просила адрес своих родителей. Вот, возьми, — отец протянул конверт с адресом.
— Деревня Лютики, – прочла девушка, — это где же, далеко?
— Часа три на электричке, – равнодушно ответил отец, — поезжай, к родне. Посмотришь, может быть понравится, так оставайся, а нет — возвращайся домой. Мама просила передать, что будет ждать тебя.
— Что же она сама не пришла? – фыркнула дочь.
Отец помолчал, было понятно, что он еле сдерживается, но все таки, ничего не сказал. Константин тяжело вздохнул и вышел из комнаты. Спустившись вниз, Скориков набрал номер:
— Алле, Роман, ты не нужен. Да, прямо сейчас. Хорошо. Жду.
*****
На следующее утро Ольга вышла из комнаты с рюкзаком и в одежде, которая была бы удобна в поездке — джинсы, удобные фирменные кроссовки, итальянская непромокаемая куртка и бейсболка от известного модельера.
— В деревню собралась? В таком случае, возьми резиновые сапоги в гараже, – усмехнулся отец, который завтракал на кухне в одиночестве. Марина к завтраку не вышла. Она по-прежнему плохо себя чувствовала.
— Обойдусь, — язвительно улыбнулась Ольга, – не стоит думать, что в деревне до сих пор месят глину по бездорожью. В большинстве своем, в селах новые качественные дороги.
— Ну-ну, особенно в Лютиках, — засмеялся отец.
Ольга обиделась и покатила чемодан к выходу, но вдруг остановилась и осторожно спросила:
— Можно взять машину?
— Бери, – ухмыльнулся отец, – машина то твоя.
— Ну, я думала теперь, когда я знаю кто мои родители, машина теперь больше не моя, – смутилась студентка.
— Ох, Ольга, пороть тебя, все таки, нужно было, хоть мама и против, — кивнул отец.
— Папа, скажи, а как получилось что меня забрали у мамы Юлии и папы Семена? – девушка присела на минутку за стол.
— Мы с Мариной написали обращение в службу по правам детей и пожаловались. Государственные служащие приехали, посмотрели, ужаснулись и изъяли ребенка из семьи. Ну, а мы с Мариной сразу же забрали под опеку, как родственники, а затем удочерили.
— Что? Вы разлучили меня с родной матерью? Это сделали именно вы? – в глазах девушки появились слезы.
— Да, это сделали мы. И еще долго потом лечили тебя от истощения, — повысил голос отец, но тут же успокоился, вспомнив, что Марина плохо себя чувствует, – впрочем, дорогая моя, ты сейчас можешь воссоединиться со своей “мамой Юлей”, как ты ее называешь, – ухмыльнулся мужчина.
Ольга резко встала из-за стола, затем остановилась на полпути и, не оглядываясь сказала:
— Спасибо за машину. Верну при первой возможности.
Спустя десять минут, Константин Георгиевич услышал, как машина Ольги выехала из двора. Скориков набрал номер Романа:
— Рома, она выехала, ты готов? Что? Как не можешь, а что случилось? Мать нужно положить в больницу? Понятно. Когда будешь в деревне? Хорошо. Надеюсь, до завтрашнего утра ничего не случился. Приедешь в Лютиково, сообщи.
****
В дороге Ольга очень устала. Она никогда не ездила за рулем на длительные расстояния. Только по городу. Если предстоял долгий путь, то за рулем находился водитель отца. Оля думала только об одном: скорее добраться, покупаться и отдохнуть. Предстояло еще поговорить с родителями, но это можно сделать за ужином.
Извилистая проселочная дорога то поднималась вверх, то опускалась глубоко вниз, а номера дома 48 все никак не было видно. Оказалось, что это последний дом в переулке, практически, на окраине села. Подъехав поближе, девушка растерялась. А где же дом?
Посреди огромного, поросшего прошлогодней травой, двора, стояла покосившаяся то ли летняя кухня, то ли сарай. Рядом — будка в которой спал очень худой, грязный кот. Повсюду валялись поломанный велосипед, тачка, ржавая детская коляска, треснувший таз и дубовая бочка. На заборе висели стеклянные банки, многие из которых были разбиты. Ольга поняла, что здесь давно никто не живет и собралась вернуться в машину.
Вдруг скрипнула дверь и из сарая вышел мужчина неопределенного возраста, запутанная борода, седые волосы не позволяли определить возраст маргинала. Мужик, пошатываясь, начал собирать по двору пустые бутылки. Оля презрительно поморщилась:
— Добрый день, скажите, а где живут Юлия и Семен Скориковы? – крикнула погромче Ольга.
— Здесь и живут, – не разгибая спины грубо ответил бомж.
— А можно их позвать на минутку? – снова крикнула девушка и отошла подальше от грязного забора. Мужик скривился, подошел поближе и, распространяя стойкий запах перегара, раздраженно спросил:
— Тебе чего надо? Иди-ка ты отсюда, пока я не разозлился. Давай, пошла вон, – бомж замахнулся в сторону Ольги пустой бутылкой и девушка невольно втянула голову в плечи:
— Мне очень нужно с ними встретиться, я их дочь — Оля, – торопливо, пока мужик на швырнул бутылку, произнесла студентка. Мужик моментально улыбнулся:
– Да ты что… Доча? Так это же я — твой папка, — мужчина засмеялся беззубым ртом, а Ольга от испуга икнула, – деньги есть, Олька? Встречу бы обмыть. А, Юлька, то есть, мамка, спит еще. Похмелье ее замучило. Вот она обрадуется. Ну, так, деньги есть, – нетерпеливо перетаптывался мужчина и с надеждой заглядывал девушке в глаза.
Ничего не соображая, Оля кивнула и достала кошелек. Трясущимися руками, она достала пятитысячную купюру, – этого хватит?
— Ух, ты, ешки-матрешки, – почесал затылок Семен, схватил деньги, отшвырнул пустую бутылку и выбежал со двора. Позабыв про Ольгу, мужчина куда-то убежал, а девушка вернулась в машину. Через полчаса маргинал вернулся. Пьяница тащил за собой несколько пакетов, которые непрерывно звенели, – пойдем в дом, доча. Милости просим в наши хоромы.
Мужик заметно ожил, видимо похмелился в магазине. А вот Юлия представляла собой ужасное зрелище. Как только Семен и Ольга зашли в небольшое помещение с низкими потолками, девушка увидела, что за столом сидит баба с синяком под глазом Лицо Юлии было отекшим, а дыхание громким, прерывистым. Зубов у бабы не было, зато на голове был завязан бант, а губы накрашены помадой.
— Юля, доча наша приехала, – сказал Семен и зачем-то поднял пакеты и затарахтел ими на всю комнату.
— Принес? — обрадовалась баба, – наливай скорее.
Рассмотреть гостью Юлия смогла только через десять минут, когда перестали дрожать руки. После нескольких стаканов “родные люди” студентки архитектурного университета уснули крепким сном прямо за столом. Скорикова поняла, что нужно быстрее бежать отсюда. Девушка подошла к двери, дернула ее, но та оказалась заперта на ключ. Липкий страх покрыл спину, шею и схватил за горло.
Ольга начала искать ключ, но найти его так и не смогла. Окна в сарае были настолько маленькими, что даже если их разбить, она не выберется отсюда. Оля металась, словно птица в клетке, как вдруг проснулся Семен.
— Откройте дверь, мне нужно уехать, — взволнованно произнесла Оля.
– Шиш тебе, доча, Сиди. Не насмотрелись еще на тебя, – засмеялся Семен, – завтра люди приедут машину смотреть. Продадим машину и иди куда хочешь. А как же ты думала, а компенсацию нам с мамой кто заплатит?
— Какую еще компенсацию? – растерялась девушка.
— Такую. Думаешь нам легко было? Кровиночку забрали, увезли. Сколько бессонных ночей мы с Юленькой провели. Все слезы выплакали. Юлька, вставай, Юлька…. – пьяница начал пинать бабу, которая никак не могла проснуться, а Ольга с ужасом наблюдала эту картину. Все происходящее казалось страшным сном.
“Папа Семен” приложился к горлышку и долго пил спиртное, а затем снова уснул. Ольга набрала номер Романа. Отойдя в сторону, девушка тихо прошептала:
— Рома, спаси меня, – студентка завыла тихонько и тут же зажала рот рукой. Она боялась, что может проснуться Юлия.
—Я еду, еду, Оля, – раздраженно произнес парень.
— Куда едешь? – выпучила глаза наследница архитектора.
— В Лютиково, туда, куда отец твой велел.
— Ты знаешь моего папу? – удивилась девица.
— Естественно. Жди и не отвлекай меня.
Пока Роман приехал в деревню и нашел адрес, Ольга непрестанно молилась. Такого ужаса она не испытывала никогда в жизни. Особенно она испугалась, когда лохмотья на диване зашевелились и оттуда поднялся крепкий, но очень спитый мужик. Оля взяла в руки кочергу, но мужик видел только спиртное на столе, незнакомая девица была ему без надобности.
Впрочем, похмелившись, он обратил внимание на девушку — отобрал у нее серьги и снова свалился на диван. Вдруг прозвучал удар в дверь, а после второго удара, она вылетела вместе с замком. В комнате вспыхнул яркий свет и Ольга увидела Романа. Девушка накинулась на парня, обняла и горько заплакала.
— Рома, я хочу домой. Я хочу к маме и папе.
Целые сутки Ольга не выходила из своей комнаты. Только через день она спустилась на кухню. Здесь все было по-прежнему: мама и папа завтракали. Отец читал газету, а мама намазывала масло на свежий хлеб.
— Оленька, – улыбнулась мама, – доброе утро, тебе кофе или чай?
Оля снова не сдержалась и заплакала. Девушка быстро побежала по ступенькам вниз и обняла Марину Викторовну:
—Мама, папа, простите меня. Простите. Я ненавижу себя, я глупая, тупая, неблагодарна. Мама, я так тебя люблю. Простите.
— Доченька, ну, не надо. Все будет хорошо, не плач. Мы с папой не сердимся, мы так переживали, так, — Марина обняла дочь в ответ и теперь они уже обе плакали. Константин Георгиевич положил на стол газету:
— А лупить ее все таки надо было. Марина, завтрак, Оля — кофе без сахара.
Супруга и дочь начали суетиться. Жизнь снова вернулась в свое русло. В семье больше никогда не говорили о произошедшем, но Оля получила урок на всю жизнь.