— Если не выйду на сцену, значит, я не верю, что он выживет. А он должен увидеть, как его сестра играет главную роль!
— Я думаю не о спектакле. Я играю для него. Потому что если я сейчас сдамся… если не выйду на сцену… значит, я не верю, что он выживет. А он должен, слышишь? Должен увидеть, как его сестра играет главную роль! —— Лиза сжала кулон дрожащими пальцами, глядя в зрительный зал, где среди пустых кресел одиноко сидела бабушка.
Лиза стояла перед зеркалом в своей комнате, в сотый раз повторяя монолог главной героини. Старинное трюмо, доставшееся от прабабушки, словно подмигивало ей тусклым вечерним светом.
— «И пусть весь мир подождёт…» — голос слегка дрожал от волнения.
— Лизонька, — бабушка Вера Сергеевна ласково поправила сползающую шаль, — ты слишком торопишься. Помнишь, что я тебе говорила про паузы?
— Помню-помню! — Лиза улыбнулась, машинально теребя кулон на шее — подарок бабушки на 14-летие. — «Пауза — это как вдох перед прыжком в воду».
— Именно! — бабушка подошла ближе, любовно поправляя непослушную прядку светлых волос внучки. — Боже мой, до чего же ты похожа на свою маму в юности! Такие же голубые глаза — будто два неба в них отражаются…
За дверью послышался топот маленьких ног, и в комнату влетел озорной Никита:
— Лиза! Лиза! А можно я тоже буду актёром? — он подбежал к сестре, размахивая игрушечным мечом. — Буду играть рыцаря! Или пирата! Заколю кого-нибудь дракона или великана! Ух, получай!
— Ну конечно, будешь, мой маленький рыцарь! — рассмеялась Лиза, подхватывая брата на руки. — Только сначала вырасти немножко.
— А я уже вырос! — надулся Никита. — Вон, мама говорит, я уже совсем большой!
— Такой большой, что гуляешь без шапки? — в дверях появилась обеспокоенная мама, Елена Андреевна. В белом халате, видимо, только что вернулась с дежурства в больнице.
— Ма-а-ам, — протянул Никита, — ну какая шапка? Я же не маленький!
— Вот именно поэтому, — мама нахмурилась, — ты теперь чихаешь и температуришь. А ну-ка, марш в постель!
Лиза заметила тревогу в глазах матери. Что-то было не так.
— Мам, — она подошла ближе, — всё в порядке?
Елена Андреевна переглянулась с Верой Сергеевной:
— Никита, солнышко, иди пока к себе. Бабушка сейчас придёт сказку расскажет.
Когда за мальчиком закрылась дверь, мама тяжело опустилась на краешек Лизиной кровати:
— У Никиты, похоже, начинается воспаление лёгких. Нужно срочно в больницу.
— Что?! — у Лизы внутри всё оборвалось. — Но… но как же… Он же просто простудился!
— Нет. К сожалению, на этот раз всё, похоже, гораздо серьёзней, — мама устало потёрла переносицу. — Завтра с утра повезу его в стационар.
— А как же спектакль? — тихо спросила Лиза. — Вы же обещали все прийти…
— Папа постарается прийти, — мама через силу улыбнулась. — А я… прости, солнышко. Не получится, твоему брату нужна помощь.
Вера Сергеевна подошла к внучке, крепко обняла за плечи:
— Не переживай так, Лизонька. Я обязательно буду. И папа придёт. А Никитушка поправится, и мы ему потом устроим персональный показ!
Лиза кивнула, чувствуя, как предательски щиплет в глазах. Она так мечтала об этом дне! Впервые вся семья должна была увидеть её на сцене…
— Иди к нему, — тихо сказала она маме. — Он наверное ждёт сказку.
Оставшись одна, Лиза подошла к окну. За стеклом кружился февральский снег — такой же, как три дня назад, когда они с Никитой и друзьями играли во дворе в снежки. Кто же знал, что эти зимние забавы обернутся бедой?
— Господи, — прошептала она, сжимая кулон, — пусть братик поправится! Пусть всё будет хорошо…
А в соседней комнате бабушка рассказывала Никите сказку, и её тихий, спокойный голос, казалось, прогонял все тревоги. Но Лиза уже знала — завтра начнётся совсем другая история. И это будет совсем не сказка.
*****
Утро выдалось серым и промозглым. Лиза проснулась от приглушённых голосов в коридоре — мама собирала Никиту в больницу.
— Лизка! — в комнату просунулась взъерошенная голова брата. — Ты спишь что ли?
— Уже нет, — она села на кровати, пытаясь спросонья улыбнуться. — Иди сюда, маленький.
Никита забрался к ней под одеяло, прижался горячим лбом к плечу. От его пижамки пахло детским кремом и почему-то васильками — любимыми Лизиными цветами, которые они с бабушкой каждое лето собирали на даче.
— Я не хочу в больницу, — пробормотал он. — Там страшно. И противные уколы…
У Лизы защемило сердце. Её маленький храбрый рыцарь, который вчера ещё размахивал игрушечным мечом, сейчас казался таким беззащитным. Казалось, его бил озноб.
— Знаешь что? — она порылась в тумбочке и достала потрёпанную тетрадь. — Это мой дневник ролей. Я записываю сюда все свои выступления. Хочешь, возьми с собой? Будешь читать и представлять, как я играю на сцене.
Никитины глаза загорелись:
— Правда можно? А там есть про пиратов?
— Есть даже про космических пиратов! — Лиза потрепала его по макушке. — Только обещай беречь, ладно?
— Никита! Ты куда подевался? — раздался мамин голос. — Нам пора! Папа внизу ждет в машине.
Брат крепко обнял сестру:
— Ты только не плачь, — прошептал он ей на ухо. — Я быстро поправлюсь и приду на твой спектакль!
Когда за мамой и Никитой закрылась дверь, Лиза ещё долго сидела на кровати, прижимая к груди подушку, хранившую тепло братишки. На глаза наворачивались слёзы, но она сдерживалась — обещала же не плакать.
— Внученька, — бабушка присела рядом, — давай я тебе косу заплету, как в детстве? Помнишь, как мы с тобой по утрам…
Она не договорила — Лиза уткнулась ей в плечо и разрыдалась:
— Бабуль, мне так страшно! Вдруг с ним что-то случится? Я не переживу, если…
— Тш-ш-ш, — Вера Сергеевна гладила её по голове. — Всё будет хорошо, родная. Никитушка у нас сильный, он справится.
— Знаешь, — Лиза подняла заплаканное лицо, — я ведь специально для него готовила сюрприз. Там есть сцена, где моя героиня говорит о любви к младшему брату… Я так хотела, чтобы он услышал!
Бабушка достала из кармана халата старую фотографию:
— Посмотри, — она протянула снимок внучке. — Это твоя мама в больнице, когда ей было семь. У неё тоже было воспаление лёгких, и тоже перед самым школьным концертом.
На пожелтевшем снимке маленькая девочка с забинтованным горлом улыбалась из больничной кровати.
— И она тоже выздоровела? — Лиза вытерла слёзы.
— Конечно! — бабушка поцеловала её в макушку. — А через неделю спела на концерте лучше всех. Потому что знала — дома её ждут и в неё верят.
В школе Лиза не могла сосредоточиться. На репетиции всё валилось из рук, реплики путались. Даже любимая учительница литературы, Марина Александровна, заметила её состояние.
— Лиза, задержись на минутку, — попросила она после урока.
В пустом классе почему-то особенно остро чувствовалось одиночество.
— Я всё знаю, — учительница присела рядом. — Твоя бабушка позвонила, рассказала про Никиту.
— Простите, — Лиза опустила голову. — Я сегодня такая рассеянная…
— Знаешь, — Марина Александровна достала телефон, — я завтра сниму на телефон твоё выступление. От первой до последней минуты. И мы обязательно покажем его Никите, как только он пойдёт на поправку.
Лиза сжала кулон — единственную ниточку, связывающую её сейчас с братом:
— Спасибо… А можно я сегодня пропущу репетицию? Хочу съездить к нему в больницу.
— Конечно, — учительница улыбнулась. — Передай ему, что мы все ждём его возвращения.
По дороге в больницу Лиза думала о том, что завтра будет играть не просто роль. Она будет играть для Никиты. И пусть его не будет в зале — она всё равно почувствует его присутствие. Ведь настоящая любовь не знает расстояний. Вот только она и представить не могла, что в день спектакля с Никитой произойдёт беда.
— Леночка, ой, беда-то какая — Вера Сергеевна побледнела, слушая дочь. — Господи… Да-да, конечно… Сейчас приеду!
День спектакля начался со звонка из больницы. Лиза как раз застёгивала своё сценическое платье, когда у бабушки зазвонил телефон.
Лиза замерла с недозастёгнутой молнией:
— Бабуль? Что с Никитой?
— Солнышко, — бабушка присела на краешек кровати, — у Никиты ночью поднялась температура. Очень высокая. Врачи говорят…
Договорить она не успела — Лиза уже срывала с себя платье для выступления:
— Я еду с тобой! Я не хочу ни на какой спектакль! Никита важнее!
— Стой, — бабушка перехватила её руки. — Послушай меня. Сейчас ты ничем ему не поможешь. Там врачи, твоя мама… Тебя даже не пустят к нему. А здесь тебя ждёт целый класс, который готовился вместе с тобой. Где они в последнюю минуту найдут замену. Ты не можешь подвести своих ребят.
— Мне всё равно! — Лиза впервые в жизни повысила голос на бабушку. — Ты не понимаешь! Если с ним что-то случится, а я буду тут… тут… Я никогда себе этого не прощу!
Она разрыдалась, сползая по стене. Сценическое платье смялось, на щеках размазалась тушь.
— Внученька, — Вера Сергеевна обняла её, — помнишь, что ты говорила вчера? Что будешь играть для Никиты?
— Помню, — всхлипнула Лиза. — Но как я могу выступать, когда он там… один… и ему плохо?
— Он не один. С ним мама, папа уже едет в больницу. А я… — бабушка достала из кармана телефон, — я буду держать связь постоянно. Обещаю: если что-то изменится, сразу скажу.
Лиза вцепилась в кулон:
— Поклянись! Поклянись, что скажешь правду, что бы ни случилось!
— Клянусь, — бабушка поцеловала её в макушку. — А теперь давай приведём тебя в порядок. Нельзя, чтобы главная героиня вышла на сцену с размазанной тушью!
В школе царила предпремьерная суматоха. Марина Александровна, увидев заплаканные Лизины глаза, молча обняла её:
— Держись, девочка. Мы все с тобой. Спасибо тебе, что пришла.
За пятнадцать минут до начала пришло сообщение от мамы: «Температуру начали сбивать. Никита держится и просил передать, что ты самая лучшая актриса».
— Видишь? — бабушка показала телефон. — Он думает о тебе!
Лиза кивнула, не в силах говорить. В голове стучала одна мысль: «Только бы он выздоровел, только бы выздоровел…»
— Да, кстати, — Вера Сергеевна достала из сумки маленький букетик васильков, — смотри, что я нашла. Помнишь, как мы с тобой и Никитой в прошлом году собирали такие же?
Лиза прижала цветы к груди. Конечно, она помнила! Никита тогда сплёл ей венок, криво, по-детски, но с такой любовью…
— Три минуты до начала! — раздался голос режиссёра.
— Иди, — бабушка легонько подтолкнула её. — Я в первом ряду. И помни: ты играешь не просто роль. Ты играешь для тех, кто тебя любит.
Лиза встала за кулисами, сжимая васильки. В зале гасили свет. Телефон в кармане бабушкиной кофты молчал — значит, новостей нет. Значит, борьба всё ещё идёт.
«Господи, — прошептала она, — дай мне сил. Дай мне сыграть так, чтобы брат гордился. Чтобы он… чтобы он обязательно выздоровел и увидел меня на сцене…»
Занавес медленно поплыл вверх.
Где-то там, в темноте зрительного зала, сидела бабушка, держа наготове телефон. Где-то в больнице врачи боролись за жизнь её младшего брата. А здесь, на сцене, ей предстояло сыграть не просто спектакль — она должна была сыграть свою любовь. Свою веру. Свою надежду.
И она готова была это сделать. Ради Никиты. Ради всех, кто в неё верил.
Свет софитов ударил в глаза…
*****
Монолог о любви к младшему брату стал для Лизы самым сложным в жизни. Каждое слово, написанное драматургом, вдруг обрело новый, пронзительно личный смысл.
— «Знаешь, братик,» — её голос дрожал, но это только добавляло искренности, — «иногда я смотрю, как ты спишь, и думаю: вот оно, моё самое большое сокровище…»
В первом ряду беззвучно плакала Вера Сергеевна. Её телефон лежал на коленях, экраном вверх — пока никаких вестей из больницы.
— «И пусть весь мир подождёт,» — Лиза сжала кулон, — «потому что нет ничего важнее твоей улыбки, смеха, твоих смешных историй, твоей веры в чудеса…»
По щекам покатились слёзы — не театральные, настоящие. Она уже не играла, она просто говорила с Никитой, словно он был здесь, в зале.
— «Ты только держись, родной братик» — эта реплика была в сценарии, но сейчас звучала как молитва, — «только не сдавайся. Я рядом. Я с тобой. Всегда…»
Марина Александровна, снимавшая спектакль на телефон, смахнула слезу. Такой пронзительной Лизиной игры она ещё не видела.
Вдруг в тишине зала раздался звук входящего сообщения. Вера Сергеевна вздрогнула, торопливо открывая телефон. Лиза на сцене замерла, забыв следующую реплику.
Бабушка подняла глаза — они сияли!
У Лизы перехватило дыхание. Спасён! Жив! Но нужно доиграть, обязательно доиграть…
— «И знаешь что?» — голос зазвенел от счастья, — «Я люблю тебя, братик. Больше жизни люблю!»
В этот момент в дверях зала появился запыханный папа. Он показал большой палец вверх.
Последние сцены спектакля Лиза играла словно на крыльях. Когда упал занавес, она, не дожидаясь аплодисментов, бросилась за кулисы.
— Бабуль! Пап! — она налетела на них ураганом. — Что там? Как он?
— Температура спала, — папа крепко обнял дочь. — Врачи говорят, самое страшное позади. Знаешь, что Никита сказал, когда пришёл в себя?
— Что? — Лиза вцепилась в отцовский пиджак.
— Он спросил: «А Лиза сейчас выступает?» — папа улыбнулся сквозь слёзы. — Представляешь? Весь в жару, а о тебе думает!
— Поехали к нему! — Лиза схватила сумку. — Прямо сейчас!
— Подожди, — к ним подошла учительница Марина Александровна и протянула ей телефон. — Я всё записала, как и обещала. От первого до последнего слова. Дай бог здоровья Никите.
В больничной палате было тихо. Никита спал, весь в испарине, разметавшись по подушке. Осунувшаяся мама дремала в кресле рядом. Видно было, что она не спит уже вторые сутки.
— Мам, — Лиза тихонько тронула её за плечо. — Мы приехали…
Елена Андреевна открыла глаза:
— Доченька! — она прижала к себе Лизу. — Ты знаешь, он всё время в бреду повторял: «Надо дождаться Лизиного спектакля…»
— А я привезла его с собой, — Лиза достала телефон. — Посмотрим вместе, когда он проснётся?
— Лизка? — вдруг раздался слабый голос с кровати. — Ты пришла?
— Никитушка! — она бросилась к брату, осторожно обнимая его. — Конечно, пришла! Я же обещала!
— А ты… — он закашлялся, — ты здорово выступила?
— Сейчас сам увидишь, — Лиза устроилась рядом с ним на кровати. — Давай выпей воды. И сядем посмотрим…
И пока на экране телефона разворачивалась история её героини, Никита прижимался горячей щекой к её плечу — совсем как утром перед больницей. Только теперь всё было по-другому. Теперь всё было хорошо.
— Лиза, — прошептал он, когда на экране появился тот самый монолог, — а ты правда так меня любишь? Как в спектакле?
— Глупый, — она поцеловала его в макушку, — я тебя в миллион раз больше люблю!
Бабушка Вера Сергеевна, наблюдавшая эту сцену, тихонько вытерла слезы:
— Вот он, настоящий спектакль жизни, — прошептала она. — Тот, что играется не на сцене, а в сердце…
