Коmенок пробрался в расположенuе десанmно-шmурмового полка u залез на плечо дневального. Реакцuя командuра роmы удuвuла суровых мужчuн
Утро в третьей роте второго батальона гвардейского десантно-штурмового полка N-ского гарнизона, началось с истошного кошачьего крика. В самом центре учебного плаца, перед казармой, сидело крошечное пятнистое создание и вопило, почище, сигнала боевой тревоги. Дежурный по роте, гвардии сержант Гринько, посмотрел на часы. До подъема оставался еще целый час. Тихонько ругнувшись, Гринько открыл окно и шикнул на нарушителя спокойствия:
— А ну, геть отсюдова!
Котенок на секунду поймал тишину, но потом продолжил выводить свою сирену с удвоенной силой.
— Да что ж это такое. Ты мне сейчас весь личный состав разбудишь, бестия чумная. Брысь, я тебе сказал!
Но котенок, только зажмурил глазки, не переставая, при этом, кричать.
Делать было нечего. Гринько, неслышно ступая, вышел из казармы и направился к нарушителю тишины. Котенок, завидев приближающегося человека, не испугался, не дал деру (именно на это рассчитывал гвардии сержант), а лишь прибавил громкости. От такого дерзкого поведения Гринько даже, слегка, растерялся. Секунду поколебавшись, он решительно подошел к крикуну и приподнял его за шкирку.
— Ну что, диверсант, ты знаешь, что тебя ждет за незаконное проникновение на территорию воинской части? – Нарочито строгим голосом обратился Гринько к малышу.
Котенок перестал кричать и с интересом уставился на человека. Однако, висеть в воздухе ему было не очень удобно и он, стараясь высвободиться, начал болтать лапками и изворачиваться.
— Ага, так ты еще и сопротивление оказываешь? Ну, тогда, голубчик, под арест, до выяснения личности.
Поместив малыша на большую ладонь, Гринько развернулся в сторону казармы. В каптерке он нашел раскупоренную банку концентрированного молока, налил его в, невесть откуда взявшееся здесь, блюдце, немного развел водичкой из чайника и поставил перед котенком.
— На, арестант, поешь. Потом разборки будут.
Котенок принялся жадно лакать молоко, брызгая во все стороны и отфыркиваясь.
— Да не жадничай ты, не отберу. – Добродушно бубнил Гринько. – Мало будет – еще добавлю.
Наевшись, котенок умылся и, забравшись на стопку одеял, уснул, свернувшись калачиком.
Пока Гринько возился с котенком, незаметно подошло время подъема сначала заместителей командиров взводов, а через десять минут и личного состава роты. А там завертелось: зарядка, заправка постелей, утренние процедуры, завтрак, развод. В этой суматохе Гринько совсем забыл о маленьком диверсанте, который отсыпался в каптерке.
Малыш о себе напомнил сам. Выспавшись, он потянулся, умылся, долакал оставшееся молоко. Посидев немного в раздумье, котенок встал и пошел знакомиться с обстановкой. Его хвостик был задиристо поднят вверх. Это говорило о том, что настроение у него отличное, а намерения самые боевые.
Выходя из каптерки, Гринько не обратил внимания, что неплотно прикрыл дверь. Маленькой щели оказалось достаточно, чтобы котенок выскользнул из комнаты. Оказавшись в спальном помещении, пушистый диверсант начал осмотр.
Он важно прошелся между рядами кроватей, обнюхивая каждую. На некоторые он запрыгивал, но не найдя, с чем можно было поиграть, возвращался на пол. Особое внимание уделил прикроватным тумбочкам.
Не найдя ничего интересного, котенок направился к двери. Дверь была открыта, и малыш спокойно вышел в длинный коридор. Здесь никого не оказалось, кроме одного человека, который стоял неподвижно.
Котенок важно подошел к этому человеку и начал его обнюхивать. Человек даже не пошевелился. Тогда маленький смельчак решил обратить на себя внимание. Он принялся осторожно стучать крохотной передней лапкой по ногам человека. Реакции никакой. Этого малыш понять не мог. Он помнил, что утром на его плач вышел такой же точно человек, взял его на руки, накормил, приютил. А этот, как будто, его не видит.
— Непорядок. – Решил маленький пострел. – А если я так попробую?
И котенок, зацепившись своими маленькими, но невероятно острыми, коготками за брюки, стал стремительно карабкаться вверх.
Этого дневальный Ковальский вынести уже не смог. Он видел, как из спальной комнаты вышел котенок. Не понимая, откуда тот взялся (когда Гринько заносил крикуна, на тумбочке стоял другой дневальный), Ковальский стал с интересом за ним наблюдать. Он едва сдерживал смех, наблюдая, как малыш пытается завязать с ним знакомство. Но когда тот полез по нему, как по дереву, Ковальский не выдержал. Он уже хотел было спустить пострела на пол, когда тот благополучно добрался до его плеча, но в этот момент входная дверь открылась, и в проеме появился командир роты, гвардии старший лейтенант Буран, в сопровождении дежурного по роте, гвардии сержанта Гринько. Ковальскому ничего не оставалось, как, с котенком на плече, застыть по стойке «смирно» и выполнить воинское приветствие вошедшему командиру.
При виде дневального с котенком на плече, у гвардии старшего лейтенанта Бурана даже дыхание заклинило. Он на секунду зажмурился и тряхнул головой, думая, что ему привидилось. Но открыв глаза, он увидел, что котенок преспокойно продолжает сидеть на плече солдата.
— Рядовой Ковальский, это что за цирк? Вы службу несете или клоуна Куклачева изображаете? Почему посторонние в казарме? – Голос Бурана был спокойным, но с такими ледяными нотками, что Ковальский про себя подумал: «Уж лучше бы наорал».
— Никак нет, товарищ гвардии старший лейтенант! – Тем не менее, четко ответил дневальный. Вспомнив наставление старшего брата, что юмор в армии спасает от всех бед, он невозмутимо продолжил:
– Гвардии котенок находился на территории казармы, вышел из спальной комнаты третьей роты и добровольно приступил к несению службы.
При этих словах дневального котенок, который тихонько полусидел – полулежал на плече рядового, в позе «булочки», осторожно приподнялся, неторопливо пересел на четыре лапки и, глядя на гвардии старшего лейтенанта, произнес: «Мяу».
Буран, по натуре человек добрый и к животным относившийся с любовью, по достоинству оценил юмор солдата и комичность ситуации. Но служба есть служба и он уже собирался объявить проштрафившемуся гвардии рядовому Ковальскому внеочередной наряд, как за его спиной раздалось:
— Разрешите обратиться, товарищ гвардии старший лейтенант! — Это гвардии сержант Гринько поспешил на помощь дневальному. – Разрешите прояснить ситуацию.
— Проясните, сделайте милость. – Немного не по Уставу ответил Буран.
Гринько подробно доложил командиру роты об утреннем происшествии, о том, как за служебными делами забыл о маленьком арестанте.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, но если уж диверсант оказался таким сознательным и добровольно начал нести службу, разрешите оставить его в расположении роты? – Закончил свой доклад Гринько.
— Гринько, вы как себе это представляете: котенок на территории дислокации воинского подразделения. Ну, мы же не филиал Шапито, у нас гвардейский десантно-штурмовой полк! Вы разницу чувствуете?
— Так точно, товарищ гвардии старший лейтенант, чувствую. Но были же, раньше, сыны полка! А у нас будет кот полка. Такой же ребенок, только кошачий. Все знают, что солдат никогда не обидит ребенка, и никто нас за это не осудит.
Гринько, у которого в школе любимым предметом была история, начал напирать на славные боевые традиции предков, среди которых назвал заботу военнослужащих о слабых и беззащитных.
— Вот куда мы его сейчас денем? Выкинем за территорию части? Так ведь погибнет малец и гибель его будет на нашей совести.
«Во Гринько дает! Поет, как по писаному, прям заслушаешься!» — С восхищением думал Ковальский, слушая, как виртуозно дежурный по роте обрабатывает командира. И ведь обработал-таки!
— Ладно, Гринько, убедил. Пусть остается, если личный состав не будет против его присутствия.
Личный состав принял необычного воспитанника, как родного. Вечером, после ужина, когда по расписанию у солдат третьей роты наступило свободное время, Гринько принес котенка и поведал историю его появления. Ковальский красочно рассказал о дежурстве мальца на тумбочке, в лицах передал разговор командира роты и Гринько.
После того, как наконец-то утих гомерический хохот, гвардейцы стали думать, какое имя дать своему подопечному. Ваську, Мурзика и Степашку отмели сразу.
— Не солидно коту гвардейского полка носить такие имена. – Решили бравые гвардейцы и, не мудрствуя лукаво, назвали прибившегося котенка коротко и веско: Де́сант.
Так началась армейская служба Десанта.
Вскоре о необычном воспитаннике третьей роты узнали в штабе. Гвардии старшего лейтенанта Бурана вызвали к командиру. Когда об этом стало известно личному составу, настроение у всех упало. К Десанту все успели привыкнуть, относились к нему, как к родному, оберегали, учили уму-разуму и баловали одновременно. Поэтому перспектива расстаться с уже подросшим котенком никого не радовала.
Как прошел визит гвардии старшего лейтенанта Бурана в штаб, какой разговор состоялся у него с командиром, какие доводы и аргументы приводил ротный, не знал никто. Но после возвращения в казарму, командир роты объявил, ожидавшему его личному составу, что котенка оставить в роте разрешили.
С этого дня Десант стал легальным котом полка и визитной карточкой своей, третьей роты.
Он вместе с бойцами выходил на плац, наблюдая со стороны, как те занимаются строевой и боевой подготовкой. Трижды в день важно вышагивал вместе с ними в столовую – спасибо командиру роты, побеспокоился, чтобы Десанта «поставили на довольствие».
Однажды, он появился на плацу, во время утреннего построения, важно заняв место во главе строя. Выгонять его не стали, да это было и бесполезно, поскольку характер у Десанта оказался нордический. Так и стал кот полка присутствовать на построениях. Причем ему было абсолютно все равно, внутреннее это построение или по какому-то особенному случаю. К его присутствию все давно привыкли и воспринимали, как должное.
Десанта можно было увидеть на тумбочке, в учебном классе и даже на полигоне. Долгое время полигон для Десанта был под запретом. Солдаты, не без оснований, опасались, что он потеряется или, чего доброго, пострадает. Но через год армейской службы, Десант проявил неповиновение. Никто не заметил, как он запрыгнул в командно-штабную машину. Обнаружили его только на полигоне – Десант спокойно появился в дверном проеме, обозревая территорию в зоне видимости.
— Ну, брат, да ты не Десант – та настоящий Диверсант! – Прокомментировали его появление на мобильном командном пункте.
Десант повел себя благоразумно. Оценив обстановку, он предпочел находиться поближе к командиру, всем своим видом показывая, что несет за него ответственность перед ротой. Он не отходил от ротного ни на шаг, следовал за ним по пятам. При этом соблюдал установленную им самим дистанцию, так что никто не мог сказать, что Десант путается под ногами, мешает и отвлекает. С тех пор так и повелось, что Десант обязательно присутствовал на учениях, находясь рядом с командиром.
Время службы протекало быстро, наступал срок демобилизации. Десант, вместе со всеми, провожал своих товарищей, возвращавшихся домой. После каждого такого убытия, он подолгу сидел на командно-пропускном пункте или на крыльце казармы. В эти минуты его глаза были наполнены непередаваемой грустью – было ясно, расставание с людьми, к которым он привык, давалось Десанту с большим трудом.
Но, постепенно привыкаешь ко всему. Привык к подобным расставаниям и Десант. Солдаты и командиры сменяли друг друга: одни убывали домой, другие — к новому месту службы. На их место прибывали новые бойцы – будущие штурмовые десантники. Давно уже живет гражданской жизнью гвардии рядовой Ковальский. Перешел на контрактную службу гвардии сержант Гринько. Гвардии старший лейтенант Буран, получил новое звание. Через два года рота проводила своего командира, гвардии капитана Бурана, для продолжения воинской службы, в другой гарнизон.
Но каждый из бойцов третьей роты, вспоминая армейскую службу в N- ском гарнизоне, с теплотой думал о своем Десанте, беспризорном котенке, который волею судьбы и, благодаря доброму сердцу суровых мужчин, стал бравым котом полка.
