1939 год. Он попросил её родить ему много детей, ушел на войну и пропал, а она даже не подозревала, что его возвращение будет таким…
Лучезарное осеннее солнце заливало золотом деревенский двор, где молодая девушка, запыхавшись, прислонилась к теплому от дневного света деревянному забору. Ее грудь высоко вздымалась от быстрого бега, а в глазах плескалось такое счастье, что, казалось, вот-вот выплеснется наружу и осветит все вокруг. Сегодня произошло то, о чем она мечтала последние полгода — Дмитрий наконец-то попросил ее стать его женой. Сказал, что завтра пришлет сватов, чтобы обсудить день свадьбы. Полгода томительного ожидания, тревожных мыслей и сомнений — и вот сегодня, набрав целый охапок полевых цветов, он постучал в ее окно и влез на завалинку, утопая в багряно-золотых листьях винограда.
Прыгнув с подоконника в прохладную комнату, она тут же оказалась в крепких объятиях любимого. Его руки, пахнущие осенней листвой и чем-то неуловимо мужским, надежно обхватили ее, прижав к груди, где сильно стучало сердце.
— Сегодня буду ждать тебя на нашем месте после работы. Приходи обязательно, моя радость.
— Приду, Дима, обязательно приду, — прошептала она, уткнувшись лицом в его рабочую рубаху.
Он нежно поцеловал ее — сначала в лоб, потом в щеку, и наконец в губы — легкое, трепетное прикосновение, обещающее тысячи будущих поцелуев. Затем на цыпочках подкрался к калитке и юркнул на улицу, обернувшись на прощание. Девушка смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом, и только тогда, обернувшись, увидела мать, стоявшую на пороге дома с притворно-строгим выражением лица. Щеки девушки залил румянец.
— И как это называется, а? — спросила мать, скрестив руки на груди, но в уголках ее глаз играли лукавые искорки.
— Любовь, мама. Это называется любовью, — с достоинством ответила дочь, поднимая подбородок.
— Смотри, как бы плоды этой любви ты в подоле не принесла раньше времени…
— Ну мама… — протянула девушка, снова покраснев.
— Что? Неверно говорю, что ли? Какая наглость с его стороны — ни свет ни заря притащиться к тебе в дом, как вор какой-то. А ты чем лучше? В одной сорочке выскочила к нему и ну давай обжиматься. Тьфу, стыдобища.
— Мамочка, не ты ли мне на днях рассказывала, как папа в окна к тебе лазил, когда вы были молодыми? — хитрро улыбнулась девушка.
— Ну лазил… — мать поняла, что дочь ее поймала, и не смогла сдержать улыбку. — Но он ведь женился на мне, вот что важно.
— И Дмитрий на мне женится, вот увидишь. Сегодня предложение сделал.
Лицо матери сразу преобразилось, строгость сменилась радостью и волнением. Она подошла к дочери, обняла ее и поцеловала в макушку.
— Ну что же, поздравляю, доченька. Вижу, хороший парень, работящий. Только вот свадьбу бы побыстрее сыграть…
Вечером, прибежав на свидание к жениху на их любимое место — старый мостик через тихую речушку, — девушка смеясь рассказывала Дмитрию, как мать отчитывала ее за утреннее свидание.
— Увидела, значит, — улыбнулся он, перебирая ее пальцы своими шершавыми от работы руками.
— Увидела. Но потом обрадовалась, когда узнала о твоем предложении.
— Ну не беда. Я что сказать хотел тебе… — он замолчал, глядя на воду, в которой отражалось закатное небо. — Не умею я красиво говорить, простой я, деревенский… Но хочу, чтобы ты знала одно — ты та, с которой я хочу встретить свою старость. Ты та, с которой я хочу родить много детей, построить дом, посадить дерево…
— Ты замуж меня зовешь, что ли? — перебила его девушка, глаза ее сияли в сумерках.
— Пытаюсь, хоть и выходит коряво.
— Я согласна, — прошептала она. — Тысячу раз согласна.
Он поднял ее на руки и закружил, а она смеялась, запрокинув голову к звездам, которые только-только начали появляться на темнеющем небе. Когда он поставил ее на землю, она слегка пошатнулась, и он обнял ее за плечи.
— Завтра мама моя и тетя придут, я уже с ними обо всем говорил. Подготовь родителей, хорошо?
— Хорошо, — кивнула она, чувствуя, как счастье переполняет ее до краев.
Вернувшись домой, девушка загадочно улыбалась, расставляя на столе посуду к ужину.
— Чего рот до ушей растянула? Опять со своим Димой миловалась? — грозно спросил отец, но в его глазах светилась отеческая нежность.
— Папа, замуж он меня позвал, — сказала она, подходя к отцу и обнимая его за шею.
— Во дела, — присвистнул отец, откладывая в сторону нож, которым чистил картошку. — А мы уж с матерью думали, что так и будет тебе голову морочить.
— Завтра его мать и тетя придут свататься и обсуждать день свадьбы.
— Ну это дело хорошее. Слышь, мать, гостей встретить надо, ты опару поставь, пеки пироги. И наливочку ту, что на вишне, достань.
— Да это мне в радость только, — мать подскочила и бросилась в кладовую за мукой и сывороткой, напевая под нос какую-то веселую мелодию.
А девушка вышла на улицу, чтобы снять с веревки платье, которое еще утром постирала, и вдруг увидела, как под окном на лавочке сидит Андрей. Двоюродный брат Дмитрия.
— Андрей? А ты что здесь делаешь? — спросила она, внутренне напрягаясь.
— Я все слышал. Прости… Окно открыто было…
— Ну подслушивать, конечно, плохо. И что дальше?
— Ты и правда собираешься замуж за Дмитрия? — обреченно спросил он, не поднимая глаз.
— Собираюсь, а тебе что за печаль?
— А я? А как же я? Что со мной будет? — его голос дрогнул.
— Тоже, что со мной было год назад. Андрей, нас больше нет, неужели ты этого не понимаешь? Я Дмитрия люблю, а ты в прошлом.
— Врешь! — он подскочил, лицо его исказилось болью. — Ты меня любишь, я знаю.
— Любила, по крайней мере мне так казалось, пока ты с Глашкой по сеновалам кувыркаться не начал. А потом как отрезало.
— Но я ведь все осознал… Это была ошибка. Неужели так сложно простить?
— Ты полоумный? — девушка удивленно на него уставилась. — Такое и правда простить сложно. Предавший однажды, предаст еще раз. Уходи, Андрей. Все, что раньше было между нами, все быльем поросло. Дмитрия я люблю и за него замуж выйду. А ты ступай, нечего тебе здесь делать.
Девушка сняла платье с веревки и вошла в дом, хлопнув дверью. Родители смотрели на нее недоуменно.
— Что он хотел?
— Глупости наговорил. Прогнала я его. Мама, чем тебе помочь? Давай я тесто замешу…
Ложась спать, девушка ворочалась с боку на бок, не в силах уснуть. Как бы не сорвалось все, от Андрея чего угодно можно ждать. Угораздило же ее с ним связаться год назад… Они дружили с самого детства — Дмитрий был единственным сыном у своей матери, отец его умер, и мать, Зоя Михайловна, больше замуж не выходила. Зато у него были двоюродные братья, сыновья сестры Зои Михайловны, Анны. Александр был на два года старше Дмитрия. И Андрей, на год младше ее жениха. Они дружили, пока не повзрослели. Затем Александр женился и ушел в свой дом, доставшийся ему от матери покойного отца. А у девушки и у Андрея завязалась любовь, да такая, что все вокруг думали, что молодые поженятся. Но потом вдруг девушка застала его с Глафирой, дояркой. Андрей оправдывался — он молодой и горячий, ему женщина нужна, а ее честь он до свадьбы бережет. Для девушки его оправдания выглядели смешными и нелепыми. Он просил прощения, пытался ее вернуть, но она была непреклонна. Она не смогла его простить и назло Андрею закрутила любовь с его двоюродным братом Дмитрием. Тот тоже увлекся девушкой и поначалу все выглядело как месть, но она с удивлением стала понимать, что влюбилась в Дмитрия. Да так, что спать и есть не могла. Вот тогда она и поняла, что это и есть настоящая любовь. И Дмитрий потерял голову от любви. И вот сейчас он хочет на ней жениться. Одно только девушку смущало — после свадьбы она переедет к Дмитрию, а там живут Андрей и его мать Анна, которая уже полгода как проживает с сестрой из-за того, что дом ее сгорел. Вот так и жили в доме две вдовы и их сыновья.
На следующий день к обеду пришли Дмитрий, его мать и Александр с женой. Анны и Андрея не было.
— Где сестра твоя, Зоя?
— Захворала она, нездоровится ей что-то… — солгала Зоя Михайловна, но все поняли причину. Все дело в Андрее.
Свадьбу назначили на конец октября, оставался месяц для приготовлений. Мать девушки показывала, какое приданое она дает за младшей дочерью — два сундука тканей, подушки, одеяла и прочее.
— Конечно, сейчас не те времена, но в хозяйстве молодым это сгодится, — улыбалась мать.
— А то, ткани-то какие. Где брали?
— Часть еще с дореволюционных времен, а часть и тех, которые мы с собой привезли из города, когда в село переезжали… В общем, собирали понемногу.
— Смотри, Валя, — обратилась к будущей свахе Зоя Михайловна. — Вот с этой ткани можно и платье свадебное пошить. Хочешь, я возьмусь за дело?
— Так у нас же Маша рукодельница какая. Она сама хотела.
— Ой, какая славная невестка в дом войдет. А пироги какие вкусные, сама, Валентина, пекла?
— Тоже Маша помогала.
Будущая свекровь нахваливала девушку, и, когда гости ушли, Валентина и ее муж Семен обсуждали предстоящее событие.
— Ну и хорошо, что Машке не Анна в свекрови попалась. Та еще баба… Склочная и ворчливая. А Зоя совсем другая. Повезло тебе со свекровью, дочь. Правда, не знаю, как ты будешь жить в их доме. Может, к нам с отцом придете после свадьбы? А что? Твои старшие сестры замуж вышли и упорхнули из родительского гнезда, брат твой, Василий, сам дом построил…
— Дмитрий не пойдет в примаки, — покачала головой девушка. — Я слышала, что вроде как весной Андрей возьмется за строительство дома и они с матерью съедут. Вроде как в лесхоз поедет на заработки.
— В лесхоз это хорошо… Хоть не будет тебе глаза мозолить.
В день свадьбы только одна Анна не улыбалась и не радовалась за молодых — еще со вчерашнего вечера ее сын уехал в лесхоз, чтобы не видеть счастья своей любимой с двоюродным братом. Анна винила девушку в том, что ее сын вынужден уехать, именно его любовь к ней заставляет сына страдать. Она, которая терпела измены своего покойного мужа, не понимала, как можно не простить человека, если любишь? Значит, не любила она Андрея, а лишь голову морочила. За это зла она была на невесту. Да и за то, что меж братьями раздор внесла… Волком смотрела Анна на молодую невестку сестры своей, а Зоя Михайловна цвела от счастья — девушка была хозяйственной, трудолюбивой и приветливой. Свекровь уже на следующий день после свадьбы мамой называть стала, а Анну пыталась тетей назвать, но та сразу поставила ее на место.
— Какая я тебе тетя? Анна Михайловна я…
Как ни пыталась молодая жена ей угодить, но все без толку. А уж когда в декабре весть от Андрея пришла, что он поехал сражаться, так и вовсе как с цепи сорвалась.
— Из-за тебя все. Из-за этой любви несчастной он пошел туда добровольно. Да чтоб тебе пусто было!
— Анна, опомнись! — Зоя пыталась урезонить сестру. — Как не стыдно тебе? При чем здесь девушка, коли твой Андрей сам Глашке подол задирал?
— Он мужик, это ведь совсем другое дело. Вот я своего Гришку…
— Да все мы знаем про твоего Гришку. Снимала его с баб, позорилась на всю деревню. А помер он как? В бане с девкой угорел!
Сестры поссорились, Анна ушла в дом старшего сына, но уже через неделю вернулась назад к сестре и попросила прощения у молодой жены. Мир в семье был недолгим — в феврале пришла страшная весть. Вот тогда Анну еле оттащили от молодой женщины. Досталось всем — ей, за то что немилосердна она была к ее сыну. Дмитрию, за то что на любимой своего брата женился, и Зое, за то, что не поддерживала сестру. Анна собрала вещи и ушла жить в дом старшего сына насовсем.
— Ты ни в чем не виновата, — утешала Зоя свою невестку. — Просто ее материнское сердце от боли кричит, вот и ищет вокруг виноватых. А Андрей… Ну не вышло у вас, что же теперь? Сам он виноват.
Дмитрий подошел к жене и обнял ее.
— Успокойся, душа моя. Тебе нельзя расстраиваться. Вредно для ребеночка.
— Ребеночка? — Зоя смотрела на них широко распахнутыми глазами.
— Да, мама, у нас ребеночек будет.
С тех пор Зоя Михайловна не отходила от невестки ни на шаг, ей было уже не до обиженной и вечно недовольной сестры. Та отойдет, ничего страшного. Самое главное сейчас — это ребенок, первый ее внук или внучка.
В августе 1940 года молодая женщина родила дочку Ольгу. Зоя ни на шаг не отходила от внучки, она радовалась новому члену семьи. Мария прислушивалась к ее советам и была счастлива. Именно такое будущее рисовал ей Дмитрий — мир и уют в доме, любящая ее свекровь и дети. У них будет много детей, как он ей и обещал. А своему любимому она подарит столько деток, сколько он попросит. Тем более с такой-то помощницей.
Но мечты о мире и счастье подкосила страшная новость, разбудившая страну 22 июня 1941 года. Мужиков с села забрали в сентябре, когда Оле едва только год исполнился. Прощаясь, муж сказал ей:
— Ты не плачь, не рви мне душу. Я вернусь, вот увидишь. Я же сказал тебе, что у нас будет много детей, и слово я свое сдержу. Я не могу погибнуть, ведь у меня нет сына, которого я мог бы оставить после себя.
— Ты береги себя, хорошо? Пиши каждый день, если получится.
— Ради тебя и нашей дочери, ради будущих наших детей я сберегу себя и буду защищать нашу землю от врагов. Только не думай плохого, верь в хорошее.
Его слова утешили Марию, а когда через месяц она поняла, что ждет ребенка, написала ему письмо, полное надежды и любви. Зоя Михайловна как-то сдала резко после ухода сына, ноги разболелись, и все домашние дела Мария взяла на себя. Достав ткани из сундука, она решила пошить новые занавески и покрывала на кровати, чем и занималась длинными одинокими вечерами, пока маленькая Оля крутилась возле бабушки. Только ради внучки та еще не слегла. Видя, что свекровь тает на глазах, Мария побежала к знахарке в соседнее село и раздобыла вонючую, но целебную мазь. Прикрывая нос платком, она наносила ее на ноги своей свекрови и, когда та пыталась сопротивляться, говоря, что невыносимо это нюхать, Мария повышала голос:
— Вам нюхать невыносимо, а мне невыносимо смотреть, как вы, женщина всего пятидесяти лет от роду, превращаетесь в скрюченную старуху! Дмитрий придет, что я ему скажу? Что за матерью не углядела? И вообще, лекарство редко бывает приятным.
И помимо мази делала она отвары, которые Зоя Михайловна пила, скривившись, как от кислоты уксусной.
— Ничего, быстрее на ноги встанете.
— Да чтобы вонью этой не дышать и гадость эту не глотать, я хоть сейчас бежать готова.
— Вот и бегите. Быстрее на поправку пойдете.
Месяц лечения — и Зоя Михайловна вновь вышла работать на ферму, а то, пока болела, ей надомную работу давали.
— Чего, Зоя, опять бегаешь? — бабы ухмылялись.
— Это дочке моей спасибо.
— Какой дочке? Сын же у тебя вроде.
— А Машка чего, не дочь что ли? Это она меня выходила, мази всякие да отвары. В соседнее село через болота топала, лишь бы их добыть. Родные дочери так о матери не беспокоятся, как она обо мне.
— Наслышаны, Зоя, наслышаны. И занавески-то новые в окнах у тебя, и в палисаднике какие-то цветы высадила. Откуда такая красота?
— Говорит, в городе на рынке семена купила.
— Золотая невестка у тебя.
— Это правда, — Зоя улыбалась, гордясь своей невесткой. Одна только Анна нос воротила и ворчала, но та не обращала на нее внимания. Знала она, что Анне с невесткой не повезло, не вышло у них дружбы. Да и не угодишь такой свекрови.
В апреле оставался месяц до родов, когда вдруг вместо обычного письма от Дмитрия пришла весть от его однополчанина — ранен он и в госпитале лежит. Просил он помолиться за него, ведь там многие веровать стали. Мария три дня не находила себе места, она как заведенная читала молитвы, которым учила ее верующая мать еще в раннем детстве. Тогда это не приветствовалось, но в такие дни все на это закрывали глаза. А на третий день после получения весточки у Марии начались роды. На свет появился мальчик, которого она назвала в честь отца — Дмитрием.
— Сын… Дмитрий сказал, что не может погибнуть, не оставив после себя сына. Господи, пусть этот мальчик будет не единственным его сыном, — плакала Мария.
Она отправила весть в госпиталь, и уже через две недели пришло письмо от мужа — он пошел на поправку и очень рад такой новости, которая прибавила ему сил.
1944 год. Анна по-прежнему мало общалась со своей сестрой, она замкнулась в себе еще год назад, когда пришла печальная весть на ее старшего сына. Невестка ее ни во что не ставила, внуку не было дела до бабушки. Никому в этом мире она была не нужна. Зато у Зои все было по-иному — Дмитрий пишет письма, невестка крутится как белка в колесе, говорят, что в доме теперь она хозяйничает, а внуки на бабке. Анне было обидно — в их родительском доме теперь та, которая сыну ее боль причинила. Теперь она всем там заправляет. Не знала Анна, каких чувств в ней было больше — злоба на Марию или зависть к сестре. Или обида, что все Зое досталось, а она вынуждена у вдовы сына в приживалках быть. И надо было ее дому сгореть… Теперь вот и угла своего нет, а председатель только руки разводит — чем дом сына не жилье? Но вскоре зависть к сестре сменилась печалью и страданием — и на ее племянника Дмитрия пришла печальная весть. В доме Зои будто время остановилось… Обе женщины переживали свое горе — Зоя искала утешение во внуках, а Мария в работе. Иногда она тихо плакала, когда ее никто не видит, потом брала себя в руки и становилась вновь сильной женщиной.
Однажды Анна поругалась с невесткой — застукала ее в сарае с соседом Иваном, которого комиссовали из-за контузии. Вдрызг разругавшись с ней, она ушла в лес, где была землянка, которую еще мальчишки рыли для своих игр. Три дня она там была, по селу прошла эта новость. Многие осуждали Елену, говорили, что нельзя так со свекровью, а некоторые злорадствовали — поделом ей, нечего невестку пилить. Да и что теперь, век ей по мужу траур носить? Жизнь продолжается. А мужик и есть мужик, хоть и контуженный, но руки-то целы… Мария слышала, о чем говорят бабы, и, проследив за Анной, она вошла к ней в землянку. Мария огляделась вокруг — кругом лес, куст рябины у землянки и пение птиц. Днем красивый осенний лес восхищал своей красотой, но как тут, наверное, жутко ночью… А ведь уже смеркаться начало.
— Можно? — отодвинув полог, Мария ступила в землянку и зажмурилась — здесь горела всего одна свеча, и глазам нужно было привыкнуть.
— Зачем ты сюда явилась? Посмеяться надо мной? Вот, мол, смотрите, до чего дошли…
— Зря вы так… — покачала Мария головой. — Нет у меня на вас ни обиды, ни злости. Я за вами пришла. Пойдемте домой.
— В качестве кого? Няньки для твоих детей? Или в качестве приживалки? Хватит уже… Буду тут жить…
— Пойдемте домой, — настойчиво попросила Мария.
— Нет у меня дома. Родители покойные свой дом Зое оставили, так как у нас с Гришей хорошая изба была, а у Зои… Брат ее мужа в дом въехал и выжил ее, вот и вернулась она с Димой в родительский дом. А я теперь неприкаянная… И места мне там нет…
Мария прошла и села на топчан, оглядевшись, она вновь сказала:
— Пойдемте домой. Это ведь дом и ваших родителей тоже. Я с места не сдвинусь, пока вы не пойдете со мной.
— Машка, вот скажи, зачем тебе это надо? Жалко стало?
— Жалко? А чего вас жалеть? Вы не инвалид, не старуха немощная, не дите беспомощное. Вот их нужно жалеть. А вас за что? Я просто хочу, чтобы все было по справедливости. Даже несмотря на то, что вы были ко мне все время несправедливы. — Мария не любила, когда к ней испытывали жалость, и сама умела отделять жалость от сочувствия. Вот именно сочувствие и испытывала она к Анне.
Анна молча смотрела на женщину, а потом по ее щеке пробежала слеза.
— Я знаю. Вот здесь, сидя в землянке, я поняла, что все это заслужила сама. Да и вообще, все что происходит, я сама заслужила. Гришка… Бабником он был еще тем, но любила я его и прощала. К тому же двое детей, что было поделать? Разойтись? Глупости… И когда угорел он с той девкой, рыдала так, будто любовь всей своей жизни потеряла. А когда муж Зои заболел и умер, я видела ее молчаливые страдания и тоску и понимала — вот где была любовь, верность, преданность, уважение друг к другу. Там была семья настоящая, а у меня так… И когда дом наш погорел, я вернулась в родительский, сломленная бедами, что со мной произошли. Остервенела я, озлобилась… И когда Андрей с Глашкой… Я сразу вспомнила мужа своего покойного и поняла, что яблоко от яблони… Но как мне было жаль его, видя страдания, которые он испытывал, глядя на тебя. Глаза мне материнская любовь затуманила. А уж когда он из дома уехал, и вовсе тебя виноватой сделала. И когда погиб, тоже в тебе вину искала, хотя силком его никто туда не тащил, сам вызвался. А признать свою неправоту гордыня мешала. Когда ты Зою на ноги поставила, зависть у меня проснулась, что моей невесткой ты быть должна, не ее. Когда Сашка мой погиб, небеса проклинала, а вот когда на Дмитрия весть пришла, тут уж и завидовать нечему стало… Но что уж теперь говорить… За грехи свои и зависть буду расплачиваться. Вот здесь, в землянке и буду. А там может и председатель жилье какое мне выдаст.
— Пойдемте домой… — Мария упрямо повторила.
— Стыдно мне перед тобой и Зоей. Стыдно. Не пойду я никуда.
— И я не пойду. — Мария закинула ногу на ногу и облокотилась.
— Машка, ну вот зачем тебе такая брюзжащая старуха в доме? Неужто вместе жить сможем? Да я же в глаза тебе стыжусь смотреть.
— Ничего, как-нибудь проживем. Собирайтесь, или тут мне стелите на ночь.
— До чего же девка настырная, — пробурчала Анна, но улыбнулась краешком губ.
Анна попросила прощения у Зои, сестры обнялись. Сама Зоя тоже попросила прощения у сестры за свою обиду на нее и безразличие.
— Зоя, надо бы бабские обязанности разделить. Как вы с Машей здесь управляетесь?
— А как… Я с детьми, а все остальное она. К огороду не пущает, дом сама убирает да потолки белит… Вон, пряжи мне набрала и усадила, чтобы внукам носки вязать. Хочешь, присоединяйся, все равно ничего не даст делать. Теперь она у нас хозяйка в доме.
1945 год. Дети подрастали, обе бабушки как наседки над ними кружили. Анна взяла шефство над Олей, а Зоя над маленьким Димой. В июне обе женщины сидели за столом и каждая думала о своем.
— Машка опять в соседнее село побежала, за снадобьем всяким. Опять гадостью поить будет.
— Опять, — вздохнула Анна. — Вчерась заставила меня пить отвар боярышника. Терпеть его не могу, но говорит, для сердца полезно.
— Боярышник… — хмыкнула Зоя. — У меня тут ноги опять разболелись, так она вновь вонючей мазью мне ноги обмазывала.
— Да помню я, в избе дышать нечем было, — Анна рассмеялась. — Зоя, она ведь нам в старости и помереть спокойно не даст, на ноги ставить будет.
— Зато до ста лет жить будем. — рассмеялась Зоя.
— А давай ее замуж выдадим.
— Ты чего, Анна, с ума сошла? Да я без нее враз в могилу уйду. Да и ты тоже. Вот представь, заберет она Олю с Димой и поминай как звали. Будет другую свекровь обихаживать.
— А мы за местного. Вон, мужики возвращаются…
— Кого вы тут замуж выдать собрались? — услышали они мужской голос и посмотрели друг на друга. Анна вдруг вскрикнула и схватилась за сердце. Зоя посмотрела на сестру, а потом повернулась на голос, и у нее дар речи отнялся — на пороге стоял Дмитрий.
— Сынок, сынок мой, ты жив!!
Обе женщины кинулись к нему и наперебой целовали его.
— Но как? Нам же в том году весть…
— Знаю я, тетя, знаю. Но ошибка вышла, тезка мой полный погиб, а когда разобрались, что к чему, хотел написать, да ребята меня отговорили. Мол, если чего вдруг со мной случится, еще раз весть придет, что не каждая мать дважды сможет пережить такое. Пущай один раз отплакала и все. Я подумал, что так будет правильно. Если бы со мной и правда что случилось, ты могла бы это не пережить. Помню я, что на сердце и на ноги ты жаловалась.
— Благодаря Машке уже ни на что не жалуюсь. — Зоя вцепилась в сына и не могла от него отойти ни на шаг.
— А где моя жена? А дети?
— У детей дневной сон. А Маша в Васильевку пошла, уже скоро придет. Ты же садись, садись, голодный небось. Маша щей наварила…
Обе женщины хлопотали вокруг него, Анна, получившая весть на Сашу, вдруг почувствовала, что обретает надежду. А вдруг и ее сын вернется? Тут послышался шум во дворе — это Мария пришла. Дмитрий вскочил и выбежал к ней навстречу. Котомка выпала из ее рук, она стояла молча и смотрела на мужа, не веря своим глазам.
— Машенька, это я. Как видишь, жив…
— Дмитрий! — она бросилась к нему.
— Все хорошо, я здесь, я дома. Помнишь, я говорил тебе, что выживу, ведь я обещал, что у нас будет много детей, и слово свое сдержу.
Эпилог
Через год у Дмитрия и Марии родился еще один сын, которого назвали Александром. Анна так и не дождалась своего сына и всю свою любовь отдавала мальчику, которого назвали в честь ее первенца. Еще через два года у них родился мальчик Андрей, а следом за ним девочка Раиса. Жизнь налаживалась, в доме звучали детские голоса и смех. У детей было целых три бабушки, которые ради внуков готовы были и отвары противные пить, и мазями вонючими натираться, лишь бы бегать за озорниками. И никто кроме Зои и ее детей не знал, какая тяжесть в душе у Анны, ведь ее невестка вышла замуж и уехала с внуком на Дальний Восток. Она писала ей письма, просила прощения, и только через год после рождения Раечки Елена привезла мальчишку к ней в гости, заодно и помирилась с бывшей свекровью, которая осознала, что жить с ближними лучше в мире, и тогда только можно стать счастливой.
И вот однажды вечером, когда солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в нежные персиковые и лавандовые тона, вся большая семья собралась за старым дубовым столом во дворе. Стол ломился от угощений: пироги с капустой и ягодами, вареная картошка с укропом, свежие огурцы с грядки и парное молоко. Дети смеялись, бабушки улыбались, глядя на них, а Дмитрий и Мария сидели рядом, держась за руки под столом.
— Бабушка, расскажи историю, — попросила Оля, забравшись на колени к Зое.
— Какую историю, внученька?
— Про любовь. Про настоящую.
Анна и Зоя переглянулись, а потом улыбнулись. Мария прижалась к плечу мужа, чувствуя, как его рука обнимает ее за плечи.
— Самые настоящие истории, детки, — тихо сказала Анна, глядя на молодую пару, — они не заканчиваются. Они просто превращаются в новые истории. Вот как эта. Она началась с любви, прошла через испытания, но в конце концов любовь победила. И продолжается в каждом из вас — в ваших улыбках, в ваших шалостях, в этом теплом вечере и в этом столе, за которым собралась вся семья.
Солнце окончательно скрылось, и на небе зажглись первые звезды. В доме зажгли лампу, и ее теплый свет лился из окон, смешиваясь с серебристым светом луны. Где-то вдали запел соловей, и его песня слилась с тихим смехом детей и негромким разговором взрослых. И в этом единстве звуков, в этом переплетении судеб и поколений, в этой простой деревенской идиллии была та самая красота, ради которой стоит жить, любить и прощать. Красота, которая сильнее любых бурь, крепче любых стен и вечнее любых слов. Она просто была — тихая, непреходящая и бесконечно дорогая.
