Я 40 лет прикидывалась тихой овечкой. После того как не стало мужа я открыла сейф, и мои дети наконец узнали, кто я на самом деле…
Десятый день без Артема.
Воздух в доме стал неподвижным, густым, будто состоял из тишины и пылинок, застывших в лучах осеннего солнца. Сын, Дмитрий, занял место отца во главе стола, и в его осанке, в каждом жесте уже читалась новая, непривычная ответственность.
— Мама, пожалуйста, не переживай так. Мы с Олей всегда буд рядом. Мы не оставим тебя одну, — его голос звучал с той нарочитой, немного грубоватой теплотой, которую он, казалось, еще вчера высмеивал в отце.
Ольга, дочь, тут же кивнула, прикладывая к совершенно сухим глазам краешек носового платка.
— Конечно, мамочка. Ты всю себя отдавала ему, а он… вот так поступил. Просто ушел.
Она не стала договаривать. Произносить вслух мысли о том, что случилось, было неловко, почти кощунственно. Но вся ее поза, скорбный наклон головы, беззвучно кричали: «Ты была его тенью, а мы все это видели и молча сочувствовали тебе».
Маргарита смотрела на них. На своих взрослых, состоявшихся детей, которые с юных лет относились к ней с снисходительной жалостью. Они жалели ее тихий смех, ее скромные, домашние платья, ее привычку бесшумно появляться на кухне, чтобы приготовить завтрак, обед, ужин.
Они боготворили Артема. Видели в нем гения-столяра, ремесленника от Бога, который один несли на своих плечах и семью, и его небольшую, но гордую мастерскую. А ее считали лишь приложением, безмолвной и преданной спутницей. Дмитрий и Ольга, казалось, уже мысленно поставили крест на отце и теперь решали главный вопрос — как обустроить дальнейшую жизнь матери.
— Дмитрий, нам нужно подумать о мастерской, — продолжал сын, и в его голосе проскальзывали деловые, почти начальственные нотки. — Он же явно не вернется. Я считаю, что помещение и оборудование нужно продавать. Без отца это все просто бесполезный хлам.
— Согласна, — тут же подхватила Ольга. — И средства не будут лишними. Тебе же нужно на что-то жить. После него наверняка остались какие-то долги, обязательства.
Маргарита молчала. Она слушала их размеренные, уверенные голоса, и внутри нее не было ни отчаяния, ни той пустоты, которую они, очевидно, ожидали увидеть. Была лишь усталость. Не от горя. От долгой, изматывающей игры.
— Прежде чем что-то продавать, — ее голос прозвучал непривычно твердо и ровно, без привычной мягкой интонации, — необходимо разобрать все документы. Привести дела в порядок.
Дмитрий нетерпеливо махнул рукой.
— Мам, какие там документы? Все бумаги в сейфе. Я уже договорился, завтра придет специалист, вскроет его. Отец же никогда и никому не доверял код.
Ольга с испугом приложила ладонь к губам.
— Вскрывать… Это как-то неправильно. Не по-человечески. Он ведь еще…
— Он еще может вернуться? — усмехнулся Дмитрий. — Оля, будь реалисткой. Прошло полторы недели. Он либо запил, либо… что еще хуже. Нам нужно решать практические вопросы.
— Никого вызывать не нужно, — Маргарита медленно поднялась со своего стула.
Дети с удивлением уставились на нее.
Она подошла к старому комоду, который стоял в прихожей. Открыла верхний ящик, где среди мотков разноцветных ниток, пуговиц и лоскутков лежала ее старая, потрепанная игольница в виде яркого круглого грибочка.
Дмитрий с раздражением вздохнул.
— Мама, сейчас не время для рукоделия.
Маргарита не ответила. Она погрузила пальцы в мягкую набивку игольницы и через мгновение извлекла оттуда маленький, ничем не примечательный ключик.
— Что это? — Ольга с любопытством наклонилась вперед.
— От сейфа, — просто произнесла Маргарита.
Она прошла мимо ошеломленного Дмитрия в кабинет мужа. В то самое место, куда ей, как всем казалось, доступ был строго ограничен. «Нельзя отвлекать творца по пустякам».
Она подошла к массивной металлической дверце, встроенной в стену за большим портретом самого Артема. Вставила ключ. Повернула его.
Сейф бесшумно открылся.
Дмитрий и Ольга заглянули внутрь через ее плечо. Они ожидали увидеть стопки денег, возможно, ценные бумаги или, на худой конец, завещание.
Но сейф был доверху набит папками. Аккуратными, подшитыми, с аккуратными цветными ярлычками. Воздух потянуло запахом старой бумаги, чернил и порядка.
Маргарита достала первую, самую толстую папку из плотного синего картона.
— Вот, Дмитрий. Ты хотел продать мастерскую.
Она раскрыла обложку. Сверху лежал официальный бланк. Договор аренды помещения. В графе «Арендатор» стояло: Индивидуальный предприниматель Ковалева Маргарита Викторовна.
Дмитрий заморгал, пытаясь осознать увиденное.
— Это… что значит?
— Это аренда. А вот, — она перелистнула несколько страниц, — технические паспорта и сертификаты на все станки. Тоже оформлены на мое имя. А вот — бухгалтерские отчеты за последние пятнадцать лет.
Она говорила спокойно, раскладывая документы на широком столе Артема.
— Я не понимаю, — прошептала Ольга. — Какая-то ошибка? Папа же…
— Ваш отец был великолепным актером, — Маргарита посмотрела на детей прямым, ясным взглядом, который был абсолютно незнаком и потому немного пугал. — Он был «публичным лицом». Ему нравилось быть мастером, виртуозом. Ему нравилось, когда им восхищались, когда ловили каждое его слово.
Она взяла следующую папку, кожаную, с тиснением.
— А это — все договоры с нашими поставщиками. Шпон из Австрии. Фурнитура из Финляндии. А это — наша настоящая клиентская база. Не та, что висит на доске в мастерской, а полная.
Дмитрий взял в руки несколько листов. Длинный список фамилий, впечатляющие суммы, описания сложных, дорогих проектов.
— Но… он же всегда сам все делал… — Дмитрий не мог связать и двух слов. Все, во что он верил, все представления о семье, об отце, рассыпались в прах.
— Он работал с деревом. Делал это красиво, талантливо, да. А кто находил этих клиентов? Кто вел всю финансовую документацию? Кто договаривался о поставках в те времена, когда достать хорошие материалы было почти невозможно? Кто общался с налоговой, с проверяющими?
Она пристально смотрела на сына.
— Ты правда думал, что все сорок лет я только и делала, что варила борщи и штопала носки?
Ольга побледнела, будто ее ударили.
— Мама… зачем? Почему… мы же… мы всегда тебя так жалели…
Маргарита усмехнулась. Сухо, без тени веселья.
— Я сорок лет играла роль тихой, безропотной женщины. Это было удобно. Вашему отцу — чтобы чувствовать себя главным, незаменимым. А вам — чтобы был объект для вашей заботы, чтобы вы чувствовали себя сильными и благородными.
Она выпрямила спину. И в этот момент она казалась им выше, значительнее.
— А теперь, мои дорогие дети, присядьте. Я расскажу вам, как все было на самом деле. И что будет дальше.
Дмитрий тяжело опустился в кресло. Ольга, не сводя с матери растерянного взгляда, присела на край дивана.
— Но как? — Дмитрий все еще не выпускал из рук список клиентов. — Он же… он всегда говорил, что ты не любишь общаться с людьми. Что тебе тяжело даже в магазин сходить, что ты робеешь.
— Твой отец много чего говорил. Ему нужна была свита. А идеальная свита — это те, кто на его фоне выглядит серо и незначительно. Ему было выгодно, чтобы я «робела». Тогда никто не задавал лишних вопросов, почему на всех важных встречах с заказчиками ведет переговоры он, а не я, владелец бизнеса.
Маргарита достала из глубины сейфа обычную, дешевую тетрадь в клетку на девяносто шесть листов.
— А это — так называемая «черная» бухгалтерия. То, что не проходило через официальные каналы.
Ольга ахнула, ее глаза округлились от ужаса.
— Мама! Не может быть!
— А что «не может быть»? Ты хотела ту самую машину в прошлом году, Оля? А ты, Дмитрий, погасил ипотеку раньше срока? Как вы думаете, откуда «гениальный мастер» брал на это средства? С продажи нескольких табуреток?
Она открыла тетрадь. Страницы были исписаны ровными, мелкими цифрами. Даты, суммы, фамилии. Все ее почерком.
— Я веду этот учет с девяносто восьмого года. Ваш отец даже не знал, где эта тетрадь хранится. Он получал свой… — она на секунду запнулась, подбирая слово, — …скажем так, «фиксированный оклад». На представительские расходы. На то, чтобы красиво выглядеть и с пафосом рассказывать о «штучной работе ручной выделки».
Дмитрий покраснел. Густым, пятнистым румянцем выступил у него на щеках.
— То есть… выходит… что мы…
— …жили на мои деньги? Да. Вы жили на то, что зарабатывала я, пока старательно изображала из себя безропотную и неприметную домашнюю мышку.
— Но это же… это ужасно! — вырвалось у Ольги. — Вы нас обманывали все эти годы! Отец… он…
— …без меня был бы никем? — закончила за нее Маргарита. — Да. Он был талантливым исполнителем. Виртуозным резчиком. Но не более. Он не умел договариваться, не умел считать деньги, не мог выстроить долгосрочную стратегию. Он мог только создавать вещи из дерева. И жаловаться на то, что мир его не ценит по достоинству.
Она перевела взгляд на дочь.
— Жалость, Оля, — очень комфортное чувство для того, кто жалеет. Она возвышает. Вы жалели меня и чувствовали себя при этом сильными, добрыми, благородными. А я в это время просто работала, чтобы оплачивать ваше благородство и его гениальность.
Дмитрий поднял на мать взгляд, полный гнева и обиды.
— А ты? Ты что, получала от этого удовольствие? Смотрела свысока, как мы унижаемся, проявляя к тебе жалость?
— Я работала, — холодно отрезала Маргарита. — У меня не было ни времени, ни желания получать от чего-то удовольствие. Я строила то, что вы сейчас имеете. Эта квартира. Ваши собственные жилье. Ваши машины. Ваше образование.
Она подошла к большому окну, выходящему во двор. Там играли дети, их веселые крики доносились сквозь стекло.
— Артем был… очень тщеславен. Ему было необходимо, чтобы все вокруг, включая своих же детей, считали его главным, единственным, незаменимым. Это было его главным условием нашего странного партнерства.
— И ты согласилась на это? — прошептала Ольга. — Быть в его тени? Быть никем?
— Я согласилась быть всем. Но не на виду. Это была моя цена за то, чтобы он не вмешивался в мою работу и не разрушил бизнес своим характером. Чтобы он был доволен своей ролью «творца». А я — своей ролью «бухгалтера и менеджера».
Она обернулась к ним. Ее лицо было спокойным и решительным.
— Я не виню вас. Вы видели лишь ту картинку, которую мы вам показывали. Но этот спектакль окончен. Антракт закончился.
Дмитрий встал. Он прошелся по кабинету, касаясь рукой станков, которые стояли здесь же, в большой комнате, служившей и мастерской, и кабинетом.
— И что теперь? — наконец выдавил он главный вопрос. — Ты… ты заберешь все себе?
Маргарита впервые за весь этот тяжелый разговор позволила себе нечто, отдаленно напоминающее улыбку. Кривую, быструю.
— Забрать что, Дмитрий? То, что и так всегда было моим? Моей собственностью? Моим детищем?
Она снова села за стол. На свое привычное место. Артем всегда восседал в своем кожаном кресле у окна. А она сидела за этим самым письменным столом, заваленным бумагами. Дети просто не обращали на это внимания.
— Теперь поговорим о том, как вы будете жить дальше.
Дмитрий и Ольга переглянулись. В их глазах читался один и тот же, детский, животный страх перед неизвестностью.
— Вы привыкли к определенному уровню жизни, — Маргарита говорила ровно и четко, как будто делала доклад на деловой встрече. — И вы, по старой привычке, ждете, что я продолжу вас «жалеть» и содержать, как делала это все предыдущие годы.
— Мама, как ты можешь такое говорить! — всплеснула руками Ольга. — Мы же твои дети!
— Вы — взрослые, самостоятельные люди, — безжалостно прервала ее Маргарита. — Тебе, Ольга, тридцать девять. Ты позиционируешь себя как «дизайнер интерьеров», но за последний год у тебя было всего два небольших заказа. Дмитрий, тебе сорок один. Ты числишься «менеджером проектов» в той самой фирме, которая, как мне достоверно известно, находится на грани банкротства.
Она смотрела на них без тени осуждения, но и без тени прежней материнской мягкости. Как на деловых партнеров, которым ставят условия.
— Итак, о мастерской. Ты, Дмитрий, был прав в одном — без твоего отца она действительно мало что стоит. Но ты ошибался, думая, что она что-то стоила с ним.
— Что? — Дмитрий не понял.
— Твой отец последние лет шесть практически не работал руками. У него постоянно что-то болело, не было «вдохновения», наступал «творческий кризис». Он уезжал «на поиски новых идей» к морю. Помнишь? Вот и сейчас он, видимо, в подобных «поисках».
Дмитрий молча кивнул.
— Эти его «творческие командировки» оплачивала я. Чтобы он просто не мешался здесь, под ногами, и не портил своими капризами отношения с нашими лучшими клиентами.
— А кто… кто тогда выполнял заказы? — Ольга едва слышно прошептала.
— Сергей. И Владимир. Те самые парни, которых вы с легкой снисходительностью называли «подмастерьями». Они и есть настоящие мастера. Я платила им достойную зарплату из средств той самой тетрадки в клеточку. Они делали основную работу. А ваш отец, вернувшись из отпуска, слегка подшлифовывал готовое изделие, покрывал его лаком и с величественным видом принимал восторги и похвалы заказчиков.
Шока на лицах детей уже не было. Было полное оцепенение, ступор.
— Мастерскую я продавать не собираюсь, Дмитрий. Я уже давно присмотрела новое, более просторное помещение на другой стороне города. Мы расширяемся. И я уверена, что без «гения» во главе, наше дело пойдет только в гору.
— Мы? — сипло переспросил Дмитрий.
— Я. И мои сотрудники.
Она перевела взгляд на сына.
— Ты говорил, что хочешь продать станки. Скажи, ты хоть немного в них разбираешься?
— Ну… я же помогал отцу… бывал здесь…
— Ты бывал здесь и пил с отцом чай, пока Сергей и Владимир работали. Я все знаю. Но ты хотя бы видел, как все устроено. Так вот, мне нужен человек на роль управляющего. Завхоза. Тот, кто будет следить за порядком, за расходом материалов, за графиком работы станков.
Она назвала сумму оклада.
Глаза Дмитрия округлились. Это было значительно меньше, чем он получал на своей нынешней, шаткой должности.
— Это… это просто смешно, мама. Я твой сын! Ты не можешь предлагать мне такие условия!
— Именно потому, что ты мой сын, я предлагаю тебе работу, а не выставляю за дверь. Это официальный оклад, с полным социальным пакетом. Будешь хорошо справляться — будут премии. Не справишься — я найду другого человека. В этом бизнесе нет места родственным связям.
— Уволишь? — Дмитрий нервно рассмеялся. — Родного сына?
— Да. Без сомнений. Я уже присмотрела кандидатуру на твое место. Один молодой человек давно просится.
Она повернулась к Ольге.
— С тобой, дочка, ситуация несколько иная.
— Я не собираюсь быть твоим завхозом! — выпалила Ольга, вскочив с дивана.
— Разумеется, нет. Ты же «дизайнер». А я, как ты неоднократно сама мне говорила, «человек без особого вкуса». Ты всю жизнь пыталась меня «образумить»: учила, как «правильно» одеваться, как «современно» расставлять мебель в доме.
Маргарита достала из ящика стола небольшую пачку строгих, лаконичных визиток. «Ковалева М.В. Авторская мебель и дизайн. Индивидуальные проекты».
— Все эскизы, по которым работала мастерская, всегда рисовала я. Клиенты платили большие деньги именно за мои проекты. Твой отец лишь… иногда принимал в их реализации некоторое участие.
— Ты… ты рисовала? — Ольга взяла одну из визиток, как будто это была улика. — Но… у тебя же никогда не было чувства стиля… Ты же всегда носила эти…
— Я носила то, что было удобно для роли «скромной жены мастера». Немодные кофты. Простые юбки. Это был мой рабочий костюм для образа, который всех устраивал.
— Так вот, Ольга. Мне нужен ответственный сотрудник на телефоны и электронную почту. Который будет общаться с клиентами, вести график заказов, составлять предварительные сметы по моим эскизам. Работа в офисе, полный день.
Она назвала цифру. Такую же, как и Дмитрию.
— Ты… ты… — Ольга задыхалась от возмущения. — Ты просто мстишь нам! Ты хочешь унизить нас, поставить на место! Ты превращаешь нас в своих рабов!
— Я предлагаю вам реальную работу, — спокойно, почти монотонно, повторила Маргарита. — Я сорок лет обеспечивала вашу безбедную, комфортную жизнь. Теперь моя задача — обеспечить будущее своего бизнеса. А вы должны будете обеспечить себя сами.
Она посмотрела на них — на своих растерянных, разгневанных, испуганных взрослых детей.
— Я даю вам три дня. Решите, готовы ли вы принять мое предложение или предпочитаете искать свой путь. И еще кое-что.
Она достала из сейфа последнюю, тонкую папку.
— Это дарственные. На ваши квартиры. Они тоже были оформлены на меня. Ваш отец лишь с пафосом вручал вам ключи на ваших свадьбах, создавая видимость своего щедрого подарка.
Она положила папки на стол перед ними.
— Это ваш подарок. От той «слабой и безропотной» женщины, которой вы меня считали. Можете распоряжаться этим имуществом как хотите. Теперь вы свободны и полностью самостоятельны.
Два дня в доме стояла полная тишина. Телефоны молчали. Маргарита знала, что ее детям требуется время. Осознать. Проклясть ее. Пройти через все стадии отрицания и гнева. А потом — сесть и冷静но посчитать свои finances.
Она не теряла времени зря. Пока Дмитрий и Ольга переживали свои кризисы, Маргарита Викторовна активно работала.
Она вызвала грузовую машину и грузчиков. Самостоятельно. Не советуясь ни с кем.
Когда сильные мужчины начали аккуратно выносить станки из бывшей «священной обители творчества» Артема, Дмитрий и Ольга, словно по сигналу, появились в дверях. Видимо, они совещались где-то неподалеку.
— Мама! Что происходит? — Дмитрий был бледен, его глаза лихорадочно блестели.
— Переезжаем, — Маргарита сделала пометку в своем блокноте. — Станок номер два, будьте осторожнее, он требует бережной транспортировки.
— Ты… ты все решила без нас? Ты просто выкидываешь нас из своей жизни, а сама…
— Я дала вам три дня на раздумье. Прошло только два. Я жду вашего окончательного решения. А бизнес, между тем, не может ждать. Заказы есть, сроки горят.
Ольга смотрела, как рабочие выносят ее любимый книжный шкаф, который, как она всегда считала, отец сделал для нее своими руками, вдохновленный ее любовью к чтению.
— Это же… папина работа! — Ольга бросилась к грузчикам. — Остановитесь!
— Ольга, — ровный, спокойный голос матери остановил ее как стена. — Этот шкаф я проектировала для одного адвоката, но он в итоге передумал. Твой отец только собрал его, да и то криво. Если хочешь — можешь забрать его себе. В новом офисе ему нет места. Там будет другая мебель, другого стиля.
Ольга отшатнулась, словно от огня.
Дмитрий смотрел на мать. На то, как она уверенно командовала процессом, сверялась со списками, указывала, что и куда грузить. В ней не осталось и следа от той хрупкой, вечно озабоченной домашними делами женщины, которую он знал всю жизнь.
— Ты… ты правда все это время управляла всем… одна? — спросил он, почти не разжимая губ.
— Не одна. Со своими сотрудниками. Сергей и Владимир уже на новом месте, ждут эти станки, чтобы продолжить работу.
Дмитрий сглотнул ком в горле. Он подошел ближе. Дарственная на его квартиру так и лежала на комоде нетронутой. Он даже не открывал ее.
— Я… я не могу понять… — начала Ольга, и в ее голосе снова зазвенели знакомые, слезливые нотки. — Мамочка, ну зачем же так жестко… Мы ведь одна семья…
Маргарита повернулась к ней всем корпусом.
— Семья — это не тогда, когда один играет роль, а другие ему подыгрывают, испытывая жалость. Семья — это когда все честны друг с другом и вместе несут общую ношу. Ты, к сожалению, этого так и не поняла.
Она перевела взгляд на Дмитрия.
— Я жду твоего решения до конца сегодняшнего дня, Дмитрий. Должность управляющего пока свободна.
— А… а Ольга? — он кивнул на сестру, которая тихо всхлипывала, уткнувшись в косяк двери.
— И ее жду. Если, конечно, она понимает, что работа — это не только возможность поплакать в жилетку, но и вовремя отправлять письма и вести переговоры.
Маргарита взяла свою простую, кожаную сумку.
— Я уезжаю. Мне нужно принять груз на новом складе.
И она ушла, оставив их в полупустой, звенящей тишиной квартире.
Дмитрий и Ольга остались одни среди коробок и пустых мест на пыльном полу.
— Она… она превратилась в монстра, — прошептала Ольга, вытирая щеку. — В расчетливую, холодную бизнес-вумен.
Дмитрий молчал. Он смотрел на дарственную. Потом засунул руку в карман. Телефон вибрировал. Пришло сообщение от его нынешнего работодателя.
«Дмитрий, компания закрывается. Завтра заходи за расчетом и трудовой».
Это не было неожиданностью. Компания трещала по швам последние полгода. Но он до последнего надеялся на чудо. И так же, как привык жалеть мать, он жалел и себя.
Дмитрий медленно поднял глаза на сестру.
— Знаешь, Оля… — сказал он хрипло. — А я, кажется, поеду. Посмотрю на этот самый «новый цех».
Ольга уставилась на него с немым упреком.
— Ты… ты предаешь память отца! Ты идешь к ней в услужение?
— Я, Ольга, кажется, впервые в жизни иду на настоящую, взрослую работу, — ответил Дмитрий. — А ты поступай как знаешь.
Он накинул куртку и вышел, не оглядываясь.
Ольга осталась одна. Она опустилась на пол посреди пустой гостиной. Слезы не шли. Та жалость, которую она так щедро тратила на мать, теперь была не нужна. А жалость к себе казалась какой-то жалкой, никчемной и бессмысленной.
Она просидела так довольно долго. Потом поднялась, отряхнулась. Подошла к комоду. Взяла в руки одну из визиток: «Ковалева М.В. Авторская мебель и дизайн».
И достала свой телефон.
Эпилог. Спустя два года.
Просторный, светлый офис «Маргарита Дизайн». Воздух был наполнен не запахом лака и стружки, а ароматом дорогого дерева и свежесваренного кофе.
Маргарита Викторовна сидела во главе длинного стола из мореного дуба, который был сделан здесь же, по ее эскизам. На ней был элегантный брючный костюм глубокого вишневого цвета. Никаких выцветших домашних халатов.
Шло еженедельное рабочее совещание.
— Дмитрий, как обстоят дела с поставкой испанского дуба?
Дмитрий, похудевший, подтянутый, с новой, деловой стрижкой, быстро пролистал данные на своем планшете.
— Машина прошла таможню. К четвергу материал будет на складе. Сергей и Владимир предупреждены, цех готов к работе.
Он говорил четко и по делу. Он больше не называл ее «мам», а только «Маргарита Викторовна».
— Все под контролем.
— Отлично. Ольга?
Ольга, с гладко убранными в строгий пучок волосами, подняла глаза от экрана ноутбука.
— Клиент по проекту «Усадьба» подписал акт сдачи-приемки. Полная оплата получена. Новый заказ на комплексное оформление ресторана уже в работе, завтра отправляю вам эскизы на утверждение.
— Хорошая работа, — кивнула Маргарита. — На сегодня, пожалуй, все…
Дверь в приемную резко открылась. Негромко, но настойчиво.
Новая секретарша, Анастасия, которую наняли недавно, робко заглянула в переговорную. Ее лицо выражало крайнюю степень растерянности.
— Маргарита Викторовна… простите за беспокойство, но здесь… к вам…
Ольга с легким раздражением вздохнула.
— Настя, мы же договорились не прерывать планерки.
— Я знаю, Ольга Викторовна, Дмитрий Викторович… — залепетала девушка, — но этот человек… он настаивает… говорит, что он…
Дверь в переговорную распахнулась полностью.
На пороге стоял Артем.
Он выглядел похудевшим и сильно загоревшим, словно только что вернулся с юга. На нем была его любимая, потертая вельветовая куртка, которая теперь висела на нем мешком. В руке он сжимал ручку старого, потрепанного саквояжа.
Ольга выронила дорогую ручку. Она с глухим стуком упала на дубовую столешницу.
Дмитрий замер, уставившись на человека, которого они все мысленно похоронили. Он медленно поднялся, задев и отодвинув свой стул.
Артем окинул взглядом роскошный, дорогой офис. Его взгляд скользнул по сыну, который выглядел как уверенный в себе управленец, а не «менеджер на мели». По дочери, превратившейся из капризной девочки в строгую деловую женщину.
И, наконец, остановился на жене.
Маргарита Викторовна сидела совершенно неподвижно. Она не вскрикнула. Не уронила ни одного листа бумаги.
Она смотрела на него так же, как смотрела два года назад у открытого сейфа. Спокойно. Холодно. Оценивающе.
— Ну, здравствуй, Марго, — Артем растянул губы в своей знаменитой, «очаровательной» улыбке, которая когда-то действовала на всех безотказно. — Я смотрю, вы тут без меня… не скучали.
Он сделал шаг внутрь.
— Папа? — прошептала Ольга. Это был не вопрос радости, а констатация факта, звук лопнувшей струны в давно настроенном инструменте.
Артем скользнул взглядом по ней, потом снова уставился на жену.
— Я так понимаю, — он кивнул на пустое кресло по правую руку от Маргариты, — вакансия «лица компании»… все еще открыта?
Маргарита медленно сложила перед собой на столе пальцы.
— Я думала, этот спектакль закончился два года назад.
— О, нет, дорогая, — усмехнулся Артем. — Оказывается, это был лишь длинный антракт. А теперь, я полагаю, пора начинать второй акт.
Он подошел к столу и положил свою ладонь на спинку пустого кресла.
