Дворняга завывала всю ночь, не давая хозяйке отсыпаться. Глянув утром в ее будку, женщина застыла в испуге
Всю ночь небесная твердь была подобна темному океану, что опрокинулся на землю. Стихия бушевала с такой неистовой силой, что казалось, вот-вот смоет все живое. Ветер выл протяжно и тоскливо, раскачивая старые ветлы у забора, а струи дождя хлестали по оконным стеклам, не позволяя уснуть ни на минуту. Елена, лежа в постели, прислушивалась к этому хаосу и думала о своей верной подруге, овчарке по кличке Ласка. Собака не любила грозу, и ее тревожное завывание, сливавшееся с воем ветра, долетало из двора, заставляя сердце молодой хозяйки сжиматься от беспокойства.
С первыми лучами солнца непогода отступила, будто ее и не было. Елена вышла на крыльцо, вдыхая свежий, промытый воздух. Небо было кристально-чистым, без единого облачка. Однако тишина во дворе показалась ей зловещей. Ласка, которая обычно уже слышала ее шаги и радостным лаем приветствовала новый день, сегодня не появлялась. Тревога, дремавшая в душе Елены, проснулась с новой силой. Она вспомнила о старой, но надежной конуре, и подумала, не просочилась ли внутрь вода во время ливня.
Подойдя к просторной деревянной будке, она наклонилась.
— Ласка, выходи, солнышко уже светит! – позвала она мягко.
Из темноты конуры на нее смотрели два знакомых преданных глаза, но собака не шелохнулась. Не было привычного виляния хвостом, не было радостного поскуливания. Ласка лежала, свернувшись клубком, и ее молчание было красноречивее любого лая.
— Что с тобой, девочка? Неужто заболела? – прошептала Елена, и сердце ее ушло в пятки.
Она вернулась в дом и отрезала несколько ломтиков любимой собачьей колбасы. Эта уловка всегда срабатывала. Но на этот раз, даже учуяв аппетитный запах, Ласка лишь глубже спрятала морду в подстилку. Елена попыталась уговаривать ее, говорить ласковые слова, но все было тщетно. Решение пришло мгновенно – нужно звать помощь. Она позвонила знакомому ветеринару, Марку Сергеевичу, который жил неподалеку и всегда спешил на вызов.
Марк Сергеевич, человек в годах, с добрыми глазами и спокойными движениями, прибыл менее чем через полчаса. Выслушав взволнованный рассказ Елены, он попытался самостоятельно подозвать собаку.
— Ласточка, выходи, покажись доктору, – говорил он ласково, приседая у входа в конуру.
Но собака упрямо не желала выходить. Она лишь тихо рычала, предупреждая, чтобы ее не трогали. Такое поведение было абсолютно нетипичным для всегда покладистой и дружелюбной овчарки.
— Никак не могу понять, в чем дело, – развел руками ветеринар. – Похоже, что-то ее сильно беспокоит. Возможно, она кого-то или что-то там охраняет. Придется аккуратно вытащить ее, чтобы осмотреть.
Елена, преодолевая внутреннее волнение, снова подошла к будке. Она просунула руку внутрь и начала нежно гладить Ласку за ухом, тихо уговаривая ее выйти. Чувствуя родной запах и знакомый голос, собака на мгновение затихла, а затем, тяжело вздохнув, неохотно поползла наружу. В этот момент Марк Сергеевич, воспользовавшись моментом, заглянул вглубь конуры. Его глаза расширились от изумления.
— Елена, посмотри-ка! Там что-то шевелится! – воскликнул он, отступая на шаг.
Молодая женщина наклонилась и заглянула в темноту. То, что она увидела, заставило ее кровь застыть в жилах. Она не могла издать ни звуса, лишь рука сама потянулась ко рту.
— Что там такое? – снова спросил Марк Сергеевич, не понимая ее молчаливой реакции.
— Это… это не что, а кто! – наконец выдохнула Елена, и голос ее дрогнул. – Там ребенок. Маленький ребенок. Я одна его не достану, поможете мне?
Ветеринар, натянув очки на переносицу, кивнул.
— Конечно, давайте только вашу стражницу куда-нибудь уберем, а то смотрите, как она на меня смотрит.
Ласка, почуяв незнакомое движение, снова зарычала, прикрывая собой вход. Елена увела ее на закрытую веранду и вернулась к конуре. Марк Сергеевич, двигаясь медленно и осторожно, чтобы не напугать того, кто прятался внутри, просунул в будку руки. Через мгновение он вытащил оттуда маленького мальчика, лет трех, завернутого в старую, промокшую насквозь куртку. Ребенок был босой, его одежда испачкана в грязи, а сам он дрожал, потирая кулачками сонные глаза. Увидев склонившегося над ним незнакомого мужчину, малыш расплакался тихими, испуганными всхлипываниями.
Елена, не раздумывая, взяла ребенка на руки, прижимая его к себе, пытаясь согреть своим теплом.
— Тихо, тихо, солнышко, все хорошо, никто тебя не обидит, – шептала она, укачивая его. – Нужно звонить в полицию. Наверное, его уже ищут.
Марк Сергеевич, внимательно разглядывая мальчика, покачал головой. На его лице появилось выражение глубокой печали.
— Нет, Елена, в полиции нет нужды. Я знаю этого малыша. Это сын той женщины, Лики. Вряд ли она его ищет. Скорее всего, она даже не помнит, что он у нее есть.
— Лики? – переспросила Елена, и в ее памяти всплыл образ одноклассницы, давно скатившейся на самое дно жизни. – Но ее же арестовали? Я слышала, был суд.
— Освободили не так давно, – вздохнул ветеринар. – И она забрала мальчика из приюта. Только материнского в ней ничего не осталось, одна горечь да злоба. Ребенку скоро пять, а он с трудом говорит отдельные слова. Его зовут Артем.
Елена помнила Лику по школьным годам. Тогда это была веселая, заводная девчонка с ясными глазами. Но после школы она связалась с дурной компанией, а потом и с уголовником. Начались гулянки, кражи. Первый приговор был условным, словно ей давали шанс одуматься. Но Лика не воспользовалась им. Она продолжала воровать, становясь все более жесткой и опустошенной. Второй раз суд был строг. Она ограбила почтальона, который разносил пенсии одиноким старикам. Ее поймали на следующий день, когда она, не таясь, тратила чужие деньги в городских магазинах. В тюрьме у нее и родился Артем. Мальчика сразу передали в дом малютки. А когда Лику выпустили, она, вопреки логике, забрала его к себе.
— Пусть он побудет здесь, у меня, – тихо, но твердо сказала Елена. – Я его согрею, накормлю, приведу в порядок. А потом… потом сама пойду к Лике, поговорю. Но как он вообще оказался в конуре у Ласки?
— Ночью была гроза, страшная, – предположил Марк Сергеевич. – Малыш, наверное, был на улице один. Испугался грома и молний и нашел единственное доступное укрытие – собачью будку. А у вашей Ласки сердце золотое, материнский инстинкт сработал. Она его обогрела, защитила, как своего щенка. Вот и не хотела выходить, берегла его. А мы с вами ей мешали.
Елена отнесла Артема в дом. Она наполнила ванну теплой водой, осторожно выкупала его, смывая грязь и следы ночных слез. Завернув в большое мягкое полотенце, она накормила его теплой кашей, и мальчик, почувствовав себя в безопасности, начал потихоньку оживать. Его большие, испуганные глаза стали более осознанными.
В этот момент в дом вернулся муж Елены, Дмитрий. Увидев на кухне незнакомого ребенка, он остановился в недоумении.
— Дорогой, ты как раз вовремя! – встретила его Елена. – Не мог бы ты съездить в магазин? Нужно купить Артему одежду и обувь.
— Я ничего не понимаю, – растерянно произнес Дмитрий. – Чей это ребенок? Что произошло?
— Это сын Лики, той самой, про которую я тебе рассказывала, – ответила Елена, и во взгляде, которым она обменялась с мужем, было столько боли и просьбы, что он не стал расспрашивать дальше. Он знал, как тяжело далась Елене эта тема. Две неудачные беременности, две потери, после которых врачи лишь разводили руками, не в силах объяснить причину. Мечта о ребенке стала для них тихой, затаенной болью.
Дмитрий молча кивнул, развернулся и уехал в магазин. Он вернулся с полными пакетами: теплая курточка, штаны, носочки и первые в жизни Артема новые ботинки. А еще – маленькая ярко-красная машинка, которую мальчик, увидев, схватил и не выпускал из рук, и на его лице впервые появилась робкая улыбка.
Переодев Артема в чистую, пахнущую свежестью одежду, Елена решила уложить его спать в гостевой комнате. Она укрыла его легким пледом, и он, уставший от пережитых волнений, начал быстро засыпать. Но вдруг он открыл глаза и посмотрел на Елену с такой серьезностью, какая бывает только у детей.
— Я не хочу к маме, – тихо, но четко произнес он. – Не отводи меня к ней.
— Спи, мой хороший, спи, – ласково проговорила Елена, смахивая предательскую слезу. – Никто никуда тебя не отведет. Ты в безопасности.
Когда мальчик уснул, она вышла к Дмитрию и передала ему его слова.
— Это неудивительно, – покачал головой Дмитрий. – Если его мать ведет такой образ жизни, то каково там приходится ему? Но что мы можем сделать?
— Я должна пойти к ней, – решительно сказала Елена. – Поговорить. Узнать, что случилось. Ты посиди с Артемом?
Дорога до ветхого домика на окраине города показалась Елене бесконечной. Дверь была не заперта. Войдя внутрь, она попала в облако тяжелого, спертого воздуха, смешанного с запахом табака и чего-то кислого. В полумраке она с трудом разглядела фигуру, сидевшую на полу у стены.
— Кто это? – прохрипел грубый голос. – Выпить принес?
— Лика, это я, Елена. Мы вместе в школе учились.
— Не узнаю я тебя. Выпить есть?
— Нет у меня выпивки. Я не пью.
— А я пью! – женщина громко, безрадостно рассмеялась. – И чего тебе надо?
— Лика, где твой сын? Где Артем?
— А почем я знаю? Спит где-то. Или гуляет. А тебе какое дело?
— Он у меня. Я нашла его сегодня утром. В собачьей конуре. Он замерз и промок. Тебе не стыдно?
— А, так ты меня учить жизни пришла? – голос Лики стал злым и резким. – Передай ему, чтоб домой возвращался, а то ремня получит по первое число!
— Он не вернется к тебе! – с силой сказала Елена, чувствуя, как ее охватывает гнев. – Ты даже не мать! Ты… ты просто пьяница! Я вызову полицию, и тебя лишат прав! Он не должен жить в таком аду!
Эти слова, казалось, на мгновение протрезвили Лику. Ее тон изменился, в нем появились нотки испуга и отчаяния.
— Постой… Не надо полицию. Пойми… он же единственный у меня. Он моя кровиночка. Пусть вернется.
— Тогда сначала приведи себя в порядок! – строго сказала Елена. – Умойся, проспись, убери в доме. Потом и поговорим.
Она вышла, оставив Лику одну в темноте и грязи. Прошла неделя. Затем вторая. Никто не появился на пороге их дома, чтобы забрать Артема. Мальчик полностью освоился. Он начал больше говорить, смеяться, играть с Лаской, которая теперь не отходила от него ни на шаг. Он с радостью бежал навстречу Дмитрию, когда тот возвращался с работы, и смотрел на Елену с такой безграничной детской любовью, что в ее душе что-то перевернулось. Он начал называть ее мамой.
Тревога за судьбу Лики не отпускала Елену. Она снова пошла к тому дому. Дверь, как и в прошлый раз, была не заперта. Но на этот раз в доме царила звенящая тишина. И в этой тишине, на том же самом месте, где она сидела две недели назад, лежало бездыханное тело Лики. Вызов скорой помощи и полиции лишь подтвердил страшную догадку – женщина скончалась от последствий тяжелого запоя.
После похорон, стоя у могилы Лики, Елена взяла за руку Дмитрия и тихо сказала:
— Мы не можем его отдать. Он наш. Он наш сын.
Дмитрий молча обнял ее. Дорога к усыновлению была не быстрой, но благодаря помощи Марка Сергеевича, выступившего свидетелем, и положительным заключениям органов опеки, они смогли оставить Артема в своей семье. Мальчик, казалось, и не вспоминал о прошлой жизни. Лишь изредка, уже через много месяцев, он тихо говорил, обнимая Елену перед сном: «Я так рад, что ты моя мама. Я никогда туда не вернусь».
Прошло два года. Ранняя весна щедро заливала двор золотистым светом. Снег почти сошел, обнажив первую робкую травку. По двору носился семилетний Артем, уже окрепший и загорелый. Вокруг него, виляя хвостами, резвились три озорных щенка, дети уже постаревшей Ласки. Их радостный лай наполнял все вокруг жизнью и счастьем.
Елена стояла на крыльце, наблюдая за этой игрой, и ее лицо озаряла улыбка.
— Сынок, осторожнее, не упади! – крикнула она ему.
— Ничего, дорогая, – раздался рядом спокойный голос Дмитрия. Он подошел к ней, и на его руках сидела маленькая девочка, их общая дочь, двухлетняя Машенька. – Синяки – это боевой окрас настоящего мужчины. Правда, наша Машенька?
Девочка, поймав солнечный зайчик, звонко рассмеялась, протягивая ручки к брату. Артем подбежал, бережно взял сестренку за пальчик, и они вместе залились счастливым смехом. Дмитрий обнял Елену за плечи, и они стояли так, молчаливые и безмерно счастливые, глядя на своих детей. Гроза жизни осталась далеко позади, а впереди их ждало только ласковое, ясное солнце, согревающее их маленькую, но такую крепкую и любящую семью. И в этом тепле таяли все прошлые печали, уступая место тихой, светлой радости, которая будет длиться вечно.
