Он заключил пари, что женится на первой же простой девушке, но не подозревал, что эта сделка перевернет всю его жизнь и заставит усомниться в каждой ценности, которую он так лелеял.
Темный силуэт его автомобиля, похожий на спящего хищника, замер у входа в загородный клуб «Дубрава». Артем заглушил двигатель, и в наступившей тишине его настигла усталость, тяжелая и липкая, как смола. День, состоящий из бесконечных совещаний, жестких переговоров и цифр, пляшущих перед глазами, вытянул из него все соки. Он поднял голову к небу, где первые, еще робкие звезды прокалывали бархатную синеву наступающих сумерек. Пропустить день рождения лучшего друга было немыслимо, даже если единственным желанием было рухнуть в кровать и провалиться в сон.
— Молодой человек, а здесь парковаться не положено! — раздался из темноты хриплый, пропахший махоркой и жизнью голос.
Из тени старой сторожевой будки, похожей на сказочный домик, возник седой сторож. Его лицо, испещренное морщинами, словно карта прожитых лет, освещалось мягким светом фонаря, а длинная, лопатой, борода серебрилась в сумерках. В его позе была не служебная строгость, а скорее спокойная, отеческая уверенность.
— Да бросьте, дед, я к имениннику, к Дмитрию, — Артем выдавил усталую улыбку, на автомате доставая из нагрудного кармана пиджака толстую бумажник.
— А, так ты к Диме! — лицо старика мгновенно преобразилось, озаренное теплым, лучистым светом. — Меня-то Василием зови. Знаю я твоего Дмитрия, золотой человек, душа нараспашку. Деньги убери, не доходим мы до такого, свои люди.
Артем с внезапным любопытством всмотрелся в старика. В его глазах, цвета выцветшей на солнце бирюзы, жила не простая старость, а какая-то бездонная, всепонимающая мудрость. Казалось, он видел насквозь всех этих приезжающих на дорогих машинах господ, знал цену их суете и знал, где таится их настоящее счастье.
— Спасибо, Василий. Меня Артем зовут.
— Знаю, слышал, — старик усмехнулся, и в уголках его глаз залегли лучики-морщинки. — Димитрий рассказывал. Бизнесмен ты наш, успешный, деловой. А вот счастья-то в глазах не вижу. Пустота.
Эти простые слова, произнесенные тихо и без всякого упрека, повисли в воздухе и вонзились в Артема острее любого ножа. Он внутренне сжался, почувствовав, как по спине пробежал холодок. Эта фраза попала точно в цель, в ту самую пустоту, которую он тщательно скрывал за дорогими костюмами и статусными вещами.
— С чего вы взяли? — попытался он парировать, но голос выдал его, дрогнув на полтона.
— О, сынок, на моем веку всяких повидал, — Василий философски вздохнул, и его взгляд унесся куда-то вглубь воспоминаний. — Деньги — они как пыль: и блестит, и на руки ложится, и душит, если много. А счастье… счастье оно в простом. Моя покойная Аннушка, царство ей небесное, говаривала…
Но закончить мысль ему не удалось. Со стороны клуба, словно удар грома, прорвалась оглушительная музыка, взорвав тишину вечера. Праздник начинался.
* * *
Артем переступил порог просторного, залитого мягким светом зала. Воздух гудел от смеха, звона бокалов и приглушенного рока. В центре этого водоворота, увидев друга, радостно замахала руками высокая фигура Дмитрия.
— Братишка! Наконец-то! Я уж думал, тебя снова засосала твоя бумажная трясина!
Они обнялись, и именинник, не слушая возражений, потащил Артема к массивной дубовой стойке бара, где уже собралась их легендарная компания — Марк, Глеб и Олег. Годы дружбы, совместные взлеты и падения навсегда связали их невидимой нитью.
— Господа олигархи и капиталисты всех мастей! — с клоунским пафосом провозгласил Дмитрий, поднимая бокал с янтарным виски. — Предлагаю тост за то, что мы, несмотря на все эти графики, дедлайны и вечные погони за прибылью, все еще можем вот так, по-человечески, собраться и вспомнить, что мы — друзья!
Третий бокал сделал свое дело — разговор стал громким, беспорядочным и откровенным. Глеб, изрядно захмелев, с хитрым прищуром повернулся к Артему:
— Ну что, последний мамонт в нашем стаде, единственный неприкаянный холостяк? Когда уже сложишь партитуру своего сердца в одну единственную симфонию?
— Да брось ты, — флегматично хмыкнул Марк. — Зачем ему эта головная боль? У него каждый месяц новая прима на подиуме его личной жизни. Сплошной карнавал.
И тут, словно искра, попавшая в бензин, в голове Дмитрия родилась идея. Его глаза загорелись азартным, опасным огоньком.
— А слабо тебе, — он ткнул пальцем в грудь Артема, — жениться по-настоящему? Не на манекенщице или наследнице империи, а на простой, земной девушке? Из народа, так сказать.
— В каком это смысле? — Артем скептически поднял бровь, чувствуя подвох.
— А вот давайте заключим пари! — подхватил идею Олег, его обычно спокойное лицо исказила гримаса азарта. — Ты должен найти себе жену… ну, скажем, парикмахера или официантку. И прожить с ней в законном браке минимум полгода!
— Вы там все с катушек посрывались? — попытался отшутиться Артем, но почувствовал, как по телу разливается пьянящая волна азарта. Сердце застучало чаще.
— Боишься, что не вытянешь? — подначил Глеб, его дыхание стало тяжелым. — А я ставлю свой новый, только что купленный катер «Морской Дьявол», что ты и месяца не продержишься в этой роли примерного семьянина!
И эта фраза стала точкой невозврата. Алкоголь, усталость, жажда чего-то нового и дикое, первобытное желание доказать свою состоятельность не только в бизнесе, смешались в нем в гремучий коктейль.
— Хорошо, — его собственный голос прозвучал глухо и отчужденно. Он с силой стукнул тяжелым хрустальным стаканом о стойку, заставив ее звенеть. — Я принимаю ваш вызов. Но условия — железные, до последней запятой.
Друзья разразились победным гулом, а Дмитрий, с торжествующим видом достав из портмоне плотную бархатную салфетку, с важностью монарха, подписывающего указ, начал выводить на ней условия этого абсурдного соглашения.
* * *
Утро ворвалось в его сознание безжалостным, режущим глаза лучом солнца, пробившимся сквозь щель между шторами, и пульсирующей, раскаленной болью в висках. Он с трудом разлепил веки и обнаружил себя лежащим на холодной шелковой простыне своей необъятной кровати, одетым в помятый вчерашний костюм. От него пахло дорогим табаком и дорогим же коньяком.
«Черт возьми», — прошипел он, пытаясь поднять голову, которую, казалось, начинили свинцом.
Обрывки воспоминаний, как осколки разбитого зеркала, впивались в мозг: бар, раскатистый смех друзей, чьи-то похлопывания по плечу… Пари! Он снова ощутил тот пьяный укол азарта и теперь, на трезвую голову, это чувство вызывало лишь тошноту. Он заключил это идиотское, унизительное пари!
Дрожащими, ватными пальцами он нащупал на прикроватном столике телефон. Экран светился десятью пропущенными вызовами от Дмитрия и одним лаконичным сообщением: «Братан, ты просто бог азарта! Я уже замутил все бумаги по нашему спору, заезжай в офис, как только придешь в себя!»
В ванной, глядя на свое бледное, помятое отражение в безжалостно огромном зеркале, Артем пытался собрать пазл вчерашнего вечера. Салфетка… они писали условия на салфетке! Катер Глеба против его честного слова жениться на «простой девушке» и прожить с ней полгода. И все это — с официальной регистрацией, совместным проживанием, без всяких условностей.
Телефон снова завибрировал, заставляя его вздрогнуть. На этот раз от Марка: «Помни, дезертирство карается позором на веки вечные! Мы уже создали тотализатор!»
Артем издал протяжный стон. В свои тридцать три года он управлял многомиллионной империей, его слово на бирже весило тонны, а его решения ломали судьбы конкурентов. И теперь из-за одной пьяной ночи он должен был поставить на кон свою репутацию, свое время, свою… свободу. Мысль о браке, даже фиктивном, вызывала у него панический, животный ужас.
* * *
К полудню, заглушив головную боль таблетками и крепким кофе, Артем переступил порог офиса Дмитрия. В просторной переговорной с панорамным видом на город уже собралась вся «банда». Их самодовольные, сияющие лица ясно давали понять — отступать некуда.
— А вот и наш жених, долгожданный! — радостно возопил Дмитрий, размахивая перед его носом стопкой плотной бумаги. — Смотри, все по-взрослому, с печатями. Нотариус уже заверил, все чисто.
Артем взял документ. С каждой прочитанной строчкой его лицо становилось все безжизненнее, а в глазах поселялся леденящий ужас.
— Вы что, совсем рехнулись? — он прошептал, перечитывая самый жуткий пункт. — «Сторона А обязуется вступить в законный брак с представительницей рабочей профессии в течение одного календарного месяца»? «Срок совместного проживания — не менее шести месяцев»? Это что, договор купли-продажи раба?
— Самые что ни на есть боевые условия, — кивнул Глеб, потирая руки. — И заметь, все четко прописали: никаких моделей, стюардесс или дочек олигархов. Только честный, трудовой народ.
— Продавщицы, швеи, парикмахеры, воспитательницы — вот твой контингент, — добавил Марк, его голос звучал как приговор. — И ни капли обмана. Брак должен быть настоящим, с печатью в паспорте.
Артем тяжело рухнул в кожаное кресло, ощутив себя в ловушке.
— А если я откажусь? Если я просто назову вас кучкой идиотов и уйду?
— Тогда ты публично признаешь себя слабаком и трусом, — пожал плечами Олег. — Плюс, согласно пункту 4.2, неустойка в размере одного миллиона рублей, которая немедленно перечисляется в детский хоспис.
— Зато если выиграешь, — Дмитрий похлопал его по плечу, — получаешь «Морского Дьявола» Глеба и наше вечное, немое преклонение перед твоей стойкостью!
— И еще одно важное условие, — поднял указательный палец Марк, словно прокурор, выносящий обвинение. — Никто из нас не имеет права помогать тебе в поисках невесты. Только ты, только соло. Никаких наводок, никаких знакомств.
Артем еще раз пробежался глазами по тексту, чувствуя, как его гордость и азарт ведут последнюю, отчаянную битву со здравым смыслом. И, к его собственному ужасу, победили.
— Надеюсь, вы понимаете, что это высшая форма безумия? — он с ненавистью посмотрел на друзей и с размаху, с почти детским желанием испортить документ, поставил под ним свою размашистую подпись.
— Вот это по-нашему! — провозгласил Дмитрий, доставая из потайного барного шкафа бутыль дорогого арманьяка.
— Только без меня, — поморщился Артем. — У меня через час встречи с инвесторами.
— Теперь у тебя есть дела и поважнее, жених, — язвительно усмехнулся Глеб. — Например, решить, в каком же магазине или салоне красоты искать свою вторую половинку.
* * *
Неделя пролетела в сумасшедшей, бесплодной спешке. Артем, как сумасшедший, метался по городу, заходя в бутики и супермаркеты, парикмахерские и кафе, пристально всматриваясь в лица продавщиц, кассирш, официанток. Все казалось ему фальшивым, пошлым и невыносимо унизительным. Он ловил на себе удивленные, а иногда и испуганные взгляды женщин, чувствуя себя не охотником, а скорее неумелым актером, играющим в отвратительной пьесе.
И тут, в самый пик его отчаяния, в памяти всплыл образ — седые волосы, собранные в опытную руку, и спокойные, всепонимающие глаза. Василий.
Вечером он снова приехал в «Дубраву». Старик, как и в прошлый раз, сидел в своей будке, попивая чай из старого, потрескавшегося граненого стакана.
— А, молодой человек! — его лицо снова озарилось той же теплой улыбкой. — Опять что-то потерял? Или нашел?
— Можно сказать и так, и этак, — горько усмехнулся Артем и, к собственному удивлению, выложил старому сторожу всю историю с пари.
Василий слушал его, не перебивая, поглаживая свою богатую бороду. Его взгляд был серьезен, но без осуждения. Когда Артем закончил, в будке на несколько минут воцарилась тишина, нарушаемая лишь треском старого транзистора.
— Есть у меня тут одна знакомая, — наконец, медленно проговорил старик. — Лика. Работает в парикмахерской «У Лены», что на окраине, в старом районе. Девица с золотыми руками и… с тяжелой судьбой. Одна сына растит, мальчик болезный. Муж, тварь такая, сбежал, едва узнал про диагноз ребенка.
— Послушайте, Василий, — попытался возразить Артем, — мне не нужны чужие драмы и проблемы… Мне нужна просто… кандидатура.
— А ты не спеши от креста открещиваться, — прищурился старик, и в его глазах мелькнула искорка какой-то тайной уверенности. — Сходи, посмотри. Она завтра с утра работает.
И на следующий день Артем, сам не понимая, что им движет, оказался у дверей небольшой, но уютной парикмахерской. Воздух был густой от запаха лака, красок и жужжания фенов. И он увидел ее. Она стояла у кресла, склонившись над головой клиентки, и ее длинные, гибкие пальцы творили что-то волшебное с прядями волос. Когда она подняла глаза, чтобы встретить нового посетителя, и улыбнулась, что-то огромное и теплое, казалось, перевернулось у него внутри. В ее взгляде была не простая учтивость, а какая-то глубокая, природная доброта и усталая мудрость.
— Вам подстричься? — ее голос был тихим, мелодичным, как шелест листвы.
— Да… Да, конечно, — ответил Артем, хотя его безупречная стрижка от Тони&Гая была сделана всего три дня назад.
* * *
После нескольких визитов, которые он сам себе объяснял «необходимостью поддержания легенды», Артем набрался смелости и пригласил Лику на кофе. К его удивлению, она согласилась, но предупредила, что придется взять с собой сына — оставить его было не с кем.
В небольшой, уютной кофейне с ароматом свежей выпечки он впервые увидел Ваню. Худенький мальчик лет десяти сидел, чинно положив руки на колени, и его большие, светлые глаза с недетской серьезностью изучали Артема.
— Вы правда большой начальник? — прямо спросил он, без тени робости.
— В каком-то смысле, да, — улыбнулся Артем.
— А у вас в офисе есть 3D-принтер? Я читал про них, там можно детали для роботов печатать… Я как раз кормушку автоматическую для бездомных котов проектирую.
Лика смущенно улыбнулась, положив руку на плечо сына:
— Ваня у меня наш технарь. Голова светлая. Вечно что-то паяет, собирает.
— Правда? — Артем почувствовал неподдельный интерес. — А покажешь свои чертежи?
И мальчик, забыв о смущении, с горящими глазами начал рассказывать о своем проекте, сыпя терминами и рисуя пальцем в воздухе схемы. Артем слушал, зачарованный, и в его памяти всплывали его собственные, давно забытые детские мечты о конструировании.
— Знаешь что, — сказал он, когда Ванечка закончил свой страстный монолог, — у меня в технопарке есть целая лаборатория прототипирования. Хочешь как-нибудь посмотреть?
— Мам, можно? Пожалуйста! — мальчик с мольбой в глазах повернулся к Лике.
Та колебалась, но, видя неподдельный, без всякой снисходительности интерес Артема, кивнула. Так началось их странное, неспешное сближение. Сначала осторожное, с легкой тенью недоверия в глазах Лики, но с каждой встречей становившееся все более теплым, все более настоящим. Артем ловил себя на том, что ждет этих встреч, что ему искренне нравится слушать фантастические идеи Вани и видеть, как светится лицо Лики, когда она с гордостью смотрит на сына. О пари, о катере, о дурацком споре он стал забывать. Все происходило так естественно, так правильно, будто сама судьба, посмеявшись над его глупостью, взяла бразды правления в свои руки.
* * *
Однажды вечером, провожая их домой, Лика призналась Артему, что Ване требуется дорогостоящее лечение. У мальчика обнаружили редкую, но поддающуюся терапии форму миопатии, и шанс был только в одной специализированной клинике в Швейцарии.
— Я коплю, отказываю себе во всем, но это… капля в море, — прошептала она, глядя на огни проезжающих машин. — Каждый месяц я откладываю, а цены на лечение и лекарства растут быстрее.
Артем молча смотрел на ее профиль, на сжатые в бессилии пальцы. Он уже знал, что поможет, но не знал, как предложить это, чтобы не ранить ее гордость, не превратить помощь в подачку.
— Лика, — начал он осторожно, — давай попробуем вместе. У меня есть знакомые в медицинских кругах Европы, я могу организовать консультации…
— Нет, Артем, — она покачала головой, и в ее глазах блеснули слезы. — Я не могу принять от тебя такую жертву. Мы почти чужие люди.
— Тогда давай перестанем быть чужими, — вырвалось у него, и он понял, что говорит это абсолютно искренне.
Он рассказал ей все. О пари, о друзьях, об условиях. Ждал вспышки гнева, оскорблений, хлопнувшей двери. Но Лика выслушала его молча, а потом грустно улыбнулась:
— Знаешь, жизнь — странная штука. Иногда самые нелепые, самые невероятные пути приводят тебя именно туда, где ты должен оказаться.
Через неделю они подали заявление в ЗАГС. А еще через месяц Ваня с мамой уже летели в Цюрих, в одну из лучших клиник мира. Артем погрузился в процесс организации лечения с той же страстью и дотошностью, с какой вел свои самые сложные проекты. Он изучал медицинские протоколы, связывался со светилами мировой медицины, искал экспериментальные, но promising методы. Он чувствовал, что нашел дело, которое значило для него гораздо больше, чем очередная миллионная сделка.
Лика наблюдала за этими переменами с растущим изумлением и тихой, щемящей благодарностью. Однажды вечером, сидя в стерильной гостинице при клинике, она тихо сказала:
— Знаешь, я никогда не думала, что встречу человека, который будет заботиться о нас… вот так. По-настоящему. Без всяких условий.
Артем оторвался от ноутбука, где изучал свежие анализы Вани:
— Я и сам не ожидал, Лик. Но теперь я не могу представить, чтобы было иначе.
Их отношения, начавшиеся как циничная сделка, день ото дня становились глубже, прочнее, настоящей. Они научились понимать друг друга с полуслова, поддерживать в минуты отчаяния, когда Ване было больно, и вместе радоваться малейшим, но таким важным победам. Мальчик тоже расцветал на глазах. Новые лекарства и терапия творили чудеса, а общение с Артемом, который не просто слушал, а слышал его, открывало перед ним новые горизонты.
— Мам, смотри, что мы с папой сегодня сконструировали на компьютере! — однажды воскликнул Ваня, показывая на экране 3D-модель своего нового изобретения.
Лика замерла, услышав это слово «папа», но Артем лишь улыбнулся и обнял мальчика. В этот момент они все трое поняли, что стали самой настоящей, самой крепкой на свете семьей.
* * *
Церемония бракосочетания была тихой и скромной, в узком кругу самых близких. В маленьком, уютном ЗАГСе, помимо работников учреждения, присутствовали лишь Ваня в своем первом в жизни костюме, Василий, исполнявший роль посаженого отца, и, конечно, виновники торжества — друзья Артема.
— Ну, брат, снимаю шляпу, — прошептал Дмитрий, пока молодожены ставили подписи в журнале регистрации. — Ты не просто выиграл пари. Ты сорвал джекпот.
Артем лишь отрицательно мотнул головой. Какое уж там пари? Все это казалось сейчас такой мелкой, детской забавой по сравнению с тем огромным, настоящим чувством, которое переполняло его.
Вечером в ресторане собрались деловые партнеры Артема. Многие с нескрываемым любопытством разглядывали его избранницу, ожидая увидеть если не Золушку, то уж точно какую-нибудь яркую, экстравагантную особу. Но Лика держалась с таким природным, неброским достоинством и внутренним спокойствием, что вскоре даже самые заносчивые из гостей прониклись к ней искренней симпатией.
Ваня, сияющий и счастливый, как настоящий ученый, демонстрировал нескольким заинтересовавшимся инвесторам свои чертежи на планшете. Искренний интерес взрослых, серьезных дядь к его изобретениям заставлял его глаза гореть как две звезды.
— Знаешь, — сказала Лика тихо, когда они танцевали свой первый танец под нежную мелодию саксофона, — я дала себе слово, что никогда больше не выйду замуж. Не доверяла я больше никому.
— А я никогда не думал, что самое глупое решение в моей жизни станет самым лучшим, — так же тихо ответил Артем, прижимая ее к себе и чувствуя, как бьется ее сердце в унисон с его собственным.
Василий, сидя в углу за столиком и попивая свой любимый чай, смотрел на них и тихо, по-стариковски, улыбался. Его план, задуманный как тонкая, почти неуловимая ниточка судьбы, сработал. И сработал даже лучше, чем он мог предположить.
* * *
Но настоящая, а не сказочная жизнь, началась после свадьбы. Первые недели совместного проживания в роскошной, но холодной до этого пентхаусе Артема оказались полны подводных камней. Он, привыкший к абсолютному порядку и одиночеству, с трудом привыкал к новым звукам, запахам, правилам. Теперь ему приходилось учитывать не только свое рабочее расписание, но и график школы Вани, смены Лики в парикмахерской, которую она наотрез отказалась бросать.
— Артем, ты опять забыл выключить гигантский телевизор в гостиной? И молока купить? — иногда доносился усталый голос Лики из кухни.
— Прости, родная, влетел на пять минут, документы забрать, — оправдывался он, чувствуя себя неловким подростком.
Лике тоже было непросто. Стеклянные стены, дорогая техника, которую она боялась сломать, приходящая домработница — все это вызывало у нее чувство чужеродности, будто она живет в чуждом ей, хоть и прекрасном, музее.
— Может, я сама буду готовить и убирать? — робко предложила она однажды. — Мне так… спокойнее.
— Но зачем? У тебя и так хлопот полно, — искренне не понимал Артем.
— Просто… мне кажется, это должна делать жена. Настоящая жена.
Они учились. Учились слушать и слышать друг друга. Артем стал стараться планировать свой день так, чтобы хотя бы ужинать вместе. Лика потихоньку осваивалась в новом пространстве, делала его уютнее, привнося в него свои маленькие, милые сердцу вещицы — вышитые салфетки, засушенные цветы, фотографии. Ваня стал их главным миротворцем, своей детской непосредственностью и любовью к обоим сглаживая острые углы.
Но настоящее испытание ждало их в свете. На первом же благотворительном гала-ужине Лика случайно услышала, как одна из блистательных жен партнеров Артема язвительно бросила подруге: «Нашел себе Золушку. Прямо из салона в замок». Артем, заметив, как дрогнули губы жены, весь вечер не отходил от нее ни на шаг, громко и с гордостью представляя ее как «мою жену Лику, лучшего парикмахера города и самого дорогого мне человека».
* * *
Однажды поздним вечером, разбирая бумаги в своем кабинете, Артем наткнулся на тот самый, бережно отсканированный и распечатанный Дмитрием, договор о пари. Он взял листок, и его пальцы сжали бумагу так, что она смялась. Он перечитал каждый пункт, каждую циничную строчку, и вдруг его пронзила простая и ясная мысль: это уже давно не имеет к его жизни никакого отношения. Это — пыль. Это — глупая история из другого времени, из жизни другого человека.
Из приоткрытой двери детской доносился смех Вани и нежный, колыбельный голос Лики, читающей ему на ночь сказку. Его сердце сжалось от приступа такой острой, такой всеобъемлющей нежности, что перехватило дыхание.
— Я люблю тебя, — сказал он позже, когда они сидели на кухне, попивая травяной чай.
Лика замерла с поднятой чашкой, ее глаза расширились от неожиданности:
— Что?
— Я люблю тебя, — повторил он твердо, глядя ей прямо в глаза. — И Ваню люблю. Вы — моя семья. И это не имеет никакого отношения к той дурацкой бумажке или каким-то обязательствам. Это — правда. Единственная правда, которая у меня теперь есть.
По ее лицу покатились слезы, но это были слезы очищения, слезы счастья.
— Я тоже люблю тебя, Артем. Уже давно. Просто боялась сказать вслух. Боялась спугнуть.
Он встал, подошел к ней и крепко, по-мужски, обнял. Они стояли так, прижавшись друг к другу, и все барьеры, все условности, все страхи окончательно растаяли в тепле этого объятия. Не было больше богатого бизнесмена и простой парикмахерши. Были просто мужчина и женщина, нашедшие друг друга самым причудливым, самым невероятным образом.
* * *
Идиллию нарушило неожиданное появление Сергея — бывшего мужа Лики. Он возник на пороге парикмахерской в один из будних дней, постаревший, с потухшим взглядом, но с прежней, уловимой в его позе, самоуверенностью.
— Здравствуй, Лика. Хорошо выглядишь, — начал он, усаживаясь в свободное кресло.
Лика побледнела, но руки ее, работающие с волосами клиентки, не дрогнули:
— Что тебе нужно, Сергей?
— Я тут много думал… Хочу вернуться. К тебе. К Ване. Я тогда ошибся. Испугался.
Она молча продолжала работу, чувствуя, как внутри у нее все сжимается в тугой, болезненный комок. После смены он поджидал ее у выхода.
— Я знаю про твоего нового. С деньгами. Но я — его родной отец. Кровь, сама понимаешь…
— Ты потерял все права, когда бросил нас с больным ребенком на произвол судьбы, — тихо, но с ледяной твердостью ответила она.
Вечером она, плача, рассказала все Артему. Тот выслушал молча, сжимая ее руку в своей.
— Как ты хочешь поступить? Я поддержу любое твое решение.
— Знаешь, — она вытерла слезы и посмотрела на него, — раньше я молилась, чтобы он вернулся. А сейчас… сейчас у меня есть настоящая семья. Ты стал Ване настоящим отцом. Лучшим отцом, чем Сергей когда-либо мог бы быть.
Сергей появлялся еще пару раз, пытался поговорить с Ваней на улице, но мальчик, к удивлению взрослых, проявил не по-детски зрелую мудрость:
— Мам, я не хочу с ним встречаться. У меня есть папа — Артем. Он меня любит, учит, заботится. А этот дядя — чужой.
* * *
Артем сидел в своем кабинете, глядя на свежую семейную фотографию в простой, но изящной рамке. Они сделали ее в городском парке в прошлые выходные — все трое смеющиеся, с сияющими глазами, счастливые по-настоящему. Какой же бессмысленной, какой детской и циничной теперь казалась та авантюра с пари!
Он открыл нижний ящик стола, достал тот самый, смятый им ранее, распечатанный договор и, не колеблясь ни секунды, медленно и торжественно порвал его на мелкие-мелкие клочки. Больше никаких игр. Только правда. Только жизнь.
Вечером, когда они, как всегда, собрались за большим дубовым столом на ужин, Артем объявил:
— У меня есть важное решение. Я хочу официально усыновить Ваню.
Лицо мальчика озарилось таким счастьем, что, казалось, комната наполнилась солнечным светом. Лика тихо ахнула, и слезы радости снова навернулись ей на глаза.
— Правда? Ты станешь моим настоящим папой? По-настоящему? — Ваня сорвался с места и вцепился в Артема в объятиях.
— Я уже давно им стал, сынок. Очень давно. Просто теперь это будет закреплено и по закону. Чтобы никто и никогда не усомнился.
Лика смотрела на них — на своего сына и на мужчину, который по воле случая вошел в их жизнь и подарил им обещанное счастье, и думала о том, что судьба действительно иногда выбирает самые причудливые, самые окольные тропы, чтобы привести тебя к твоей настоящей семье. К твоему дому.
