Тайна за семью замками

Последние шаги до ворот завода давались с неимоверным трудом. Казалось, сама земля уходит из-под ног, а ветер, игравший в опавших листьях, шептал предостережения. Я прижала ладонь к груди, пытаясь унять бешеный стук сердца, отдававшийся глухим эхом в висках. Это была не просто дрожь – это был содрогание всего моего существа, предчувствие надвигающейся бури, которое парализовало волю и затуманивало разум.
«Я беременна…» – эта мысль, сладкая и пугающая одновременно, звенела в голове навязчивым камертоном, заглушая все остальные звуки. Беременна. В тридцать шесть. Стану мамой в тридцать семь. Это осознание приходило волнами: сначала – щемящая радость, потом – леденящий страх. Мысли путались, набегая друг на друга: не поздно ли? А вдруг что-то пойдет не так? А как отреагит Артем? Планы, карьера, взрослеющие сыновья… Все смешалось в клубок тревог и сомнений. Но сквозь этот хазорд пробивался чистый, хрустальный ручеек надежды. Мальчик? Девочка? О, мне так хотелось девочку! Нашу маленькую принцессу, которую я буду наряжать в кружева и учить всему самому прекрасному в этом мире.
Я сделала последнее усилие, приложив электронный ключ к холодному считывателю. Массивные ворота с глухим скрежетом отъехали в сторону, впуская меня в царство бетона, металла и гнетущей тишины. Было за полночь. Естественно, только мой муж мог задерживаться здесь в такой час! Даже за двойную оплату никто из сотрудников не согласился бы остаться в этих стенах, напоминавших гигантского спящего зверя. А он мог. Он, Артем, генеральный директор, чья преданность работе давно переросла все разумные границы, превратившись в навязчивую идею.
«Дома его ждет семья», – с горькой иронией подумала я, пробираясь меж притихших станков, чьи очертания в полумраке казались фантастическими существами. Семья. Это звучало так тепло и уютно. Артем, я и двое наших сыновей – Сережа и маленький Паша. И… тот, кто сейчас здесь, под моим сердцем. Я снова положила ладонь на еще плоский живот, пытаясь уловить хоть какой-то знак, хоть малейший отклик. Но там царила тишина, обещание жизни, еще не озвученное вслух.
Я шла к его кабинету, как ходок в горной штольне, движимая слепой верой в то, что моя новость станет тем спасательным кругом, который вытянет нашу семью из трясины отчуждения и бесконечных ссор. В последнее время мы говорили на разных языках, не слыша и не желая слышать друг друга. Артем после очередного спора как-то обронил, цинично усмехнувшись, что порой ему проще здесь, среди железных махин, чем в нашем идеальном, с дизайнерским ремонтом, доме. Эта новость все изменит! Я была в этом уверена. Разве может весть о новой жизни не растопить лед? Не сгладить все острые углы и не вернуть былое понимание?
Дверь в его кабинет была приоткрыта, и из щели лилась узкая полоска желтого света. Я уже собралась войти, уже мысленно репетировала улыбку, но вдруг замерла, поддавшись какому-то внутреннему импульсу. Из кабинета донесся тихий, но отчетливый женский голос. Знакомый. Светлана. Его помощница. Артем не раз хвалил ее как исключительно компетентного и инициативного сотрудника. Мы с ней, конечно, пересекались на корпоративах. Миловидная, всегда безупречно одетая девушка с хитрой искоркой в глазах. Я всегда отмахивалась от намеков своей лучшей подруги, Кати, которая твердила, что нужно быть менее доверчивой и «держать ухо востро». Я не была наивной! Я – владелица успешного косметологического центра, и за годы работы научилась видеть людей насквозь, особенно женщин. А Светлана казалась мне просто амбициозной карьеристкой.
Но сейчас в ее голосе было нечто иное. Не деловой тон, не подобострастие подчиненного.
– Артем… – ее голос звучал приглушенно, но в нем слышалась странная, сладкая взволнованность. Нет, не взволнованность. Возбуждение. – Расслабься, дорогой…
Мое сердце не просто пропустило удар – оно, казалось, остановилось, замерло в ледяной пустоте. В ушах зазвенело, а по спине пробежали противные, холодные мурашки. Адреналин ударил в голову, сделав мир вокруг невероятно четким и в то же время нереальным.
Я не думала, не анализировала. Рука, сама собой, с силой толкнула тяжелую дверь. Та с грохотом ударилась о стену, но до меня это не дошло. Мое сознание было приковано к картине, что открылась моим глазам. На небольшом кожаном диване, в самом центре кабинета, сидели они. Артем полулежал, а Светлана склонилась над ним, ее пальцы перебирали прядь его волос.
– Виктория Сергеевна? – выдохнула она, отпрянув от моего мужа так резко, словно ее ударило током. Ее лицо побледнело, а в глазах мелькнул испуг, быстро сменившийся нагловатой уверенностью.
– Вон! – прозвучал мой голос, ровный и металлический, будто его издавал не я, а кто-то другой. Я контролировала каждую мышцу, каждый вздох. Я не позволю им увидеть, как трещит по швам моя душа, как боль, острая и живая, разрывает меня изнутри. Мне хотелось броситься на эту женщину, исцарапать ее безупречное лицо, заставить ее почувствовать хотя бы тень той агонии, что охватила меня. Мне хотелось ударить Артема, встряхнуть его, заставить посмотреть на меня, увидеть мое страдание.
Но он даже не пошевелился. Его взгляд был отрешенным, пресыщенно-уставшим. Он лениво следил за мной, будто наблюдал за неинтересным спектаклем.
– Так вот почему тебе не хотелось возвращаться домой? – спросила я, и мой голос прозвучал странно громко в наступившей тишине. Светлана, шмыгнув носом, быстро выскользнула из кабинета. Я не сводила глаз с мужа.
– Да… – он медленно, словно с наслаждением, откинул голову на спинку дивана и закрыл глаза. На его губах играла легкая, почти блаженная улыбка. – Именно поэтому.
От этой реакции, от этой улыбки, мне показалось, что земля уходит из-под ног. Он смеет улыбаться? Ему весело? Он счастлив в этот момент? В глазах резко запершило, защелочило слезами. Но я сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Ни одной слезинки. Он не заслужил моих слез. Да и тушь потечет, а мне еще предстоял путь домой. Я сознательно не поехала сегодня на машине, чувствуя, что не в состоянии управлять ей – слишком взволновала меня новость о беременности.
– Я рада, что тебе смешно! – выкрикнула я, и голос мой дрогнул, выдав напряжение. – Может, поделишься шуткой? Я тоже хочу посмеяться! – Я инстинктивно прижала к боку свою сумку, где на самом дне, как самый страшный и желанный секрет, лежал тест с двумя красными полосками.
И что теперь? Как я скажу ему? Как произнесу эти слова, когда он только что уничтожил все наши общие завтра? У него больше не будет этого ребенка. А у меня – будет. Он мне не нужен. Такой муж. Такой отец.
– Не было бы так смешно, если бы не было так грустно, – изрек он, не открывая глаз. Его бархатный баритон, который я всегда обожала, теперь звучал как яд.
– Философ доморощенный, – бросила я, и эти слова прозвучали как самое страшное ругательство. – Как всегда, прикрываешься умными фразами, когда нечего сказать по существу?
– А что именно ты хочешь услышать, Вика? – наконец, он оторвался от спинки дивана и сел ровно. Его взгляд скользнул по мне, и в нем не было ни капли тепла, ни тени раскаяния. Он смотрел на меня как на чужую, как на надоедливую помеху.
Я впилась в него взглядом, пытаясь найти в этом красивом, отточенном годами лице того мужчину, в которого была когда-то влюблена. Его красота не была данностью молодости – она зрела, как хорошее вино, становясь с годами более мужественной, терпкой, магнетической. Видимо, притягивала она не только меня…
– Для начала хочу узнать, сколько это уже длится? – спросила я, и внутри все сжалось от страха услышать ответ.
– А это принципиально важно? – он кривил губы, и в его взгляде читалось откровенное издевательство. – Или у тебя есть некий лимит на измены, который ты готова простить?
Он знал. Он прекрасно знал, что для меня нет и не будет прощения. Предательство было той черной линией, за которой для меня кончалось все.
– Не готова! – выдохнула я. – Для статистики. Для моего личного архива предательств.
Наверное, действительно, лучше не знать. Но я не могла просто развернуться и уйти. Боль требовала выхода, требовала хоть какого-то сатисфакции.
– Цифры никогда не были твоей сильной стороной, – продолжил он юлить, оскорбляя мой интеллект. – Так что давай без этих подробностей! – Он поднялся с дивана и направился к своему рабочему столу.
Он прошел так близко, что я ощутила волну его запаха – дорогого парфюма с примесью его собственного, родного аромата. Слезы снова подступили к горлу, едкие и горькие. Я едва удержалась, чтобы не схватить его за рукав черной, идеально сидящей на нем рубашки и не закричать: «За что? За что ты так со мной? Что я сделала не так?»
– Я ненавижу тебя! – выпалила я ему в спину, и эти слова, острые как бритвы, повисли в воздухе. Но они, казалось, не причинили ему ни малейшей боли.
– Понимаю, – он рассеянно бросил, усаживаясь в кожаное кресло и принимаясь листать какую-то папку, даже не глядя на меня.
– Понимаешь?.. – из меня вырвался сдавленный, истерический смешок. – Как ты можешь это понимать? Что ты вообще можешь понимать, кроме своих сиюминутных удовольствий? – Слезы finally прорвались и застилали мне глаза горячей пеленой.
– Вика… – Артем посмотрел на меня с нескрываемым раздражением. – Поезжай домой. Я приеду – поговорим. Мне еще работать надо!
– Работать?!! – закричала я, и это был крик раненого зверя. – Я только что видела, как ты тут «работаешь»! – Я подскочила к столу и со всей силы смахнула на пол стопку папок и документов. Бумаги разлетелись веером, словно белые птицы, пойманные в ураган. – Не будет никакого разговора! Я не позволю нашим детям наблюдать за этой грязью! Забирай свои вещи и проваливай! Молча! Без разговоров! И на наш дом можешь не претендовать!
– Как это не могу? – он поднял на меня взгляд, полный вызова. – Могу… По закону.
– Но не будешь! Ты за кого меня принимаешь? – добавил он, увидев, как моя рука сжимается вокруг одной из упавших папок.
Наш дом… Большой, светлый, наполненный запахом свежей выпечки и детским смехом. В каждый его сантиметр я вложила свою душу, свою любовь, представляя, как мы будем стареть в его стенах, как будут расти наши дети и внуки. А оказалось, что это всего лишь красивая декорация, за которой скрывалась гниль. Но он станет настоящим семейным гнездом! Моим и моих мальчиков! И того, кто должен был появиться на свет через семь с половиной месяцев.
Если Артем думал, что я скажу ему спасибо за то, что он «не будет претендовать», то он жестоко ошибался. Я сомневалась, что смогу найти в его адрес хоть одно нейтральное, а уж тем более доброе слово. Он разрушил все до основания. Самое страшное было даже не его предательство, а то, как воспримут это Сережа и Паша. Как объяснить им, что папа больше не будет жить с нами? Что скоро у него появится новая «тетя»? Я знала, каково это. Мой собственный отец ушел из семьи, когда я была подростком. И те деньги, что он исправно перечислял, не могли залечить рану от его равнодушия и редких, дежурных визитов.
– Неужели это… это все с ней стоило того, чтобы разрушить все, что у нас было? – вырвался у меня глупый, наивный вопрос. Ведь какая разница, стоил или не стоил? Приговор уже был вынесен и приведен в исполнение.
– Вика, уходи! Хватит! – неожиданно Артем взорвался. Он встал, возвышаясь над столом, как разгневанный титан. Его лицо исказила гримаса чистой ярости.
Вот как. Значит, я даже не заслуживаю объяснений. Не говоря уж об извинениях. Которые, конечно, уже ничего не изменят, но… могли бы стать хоть каплей бальзама на израненную душу.
Я не просто ненавидела его в тот момент. Я… я хотела, чтобы он исчез. Растворился. Чтобы боль, которую он мне причинил, обернулась против него самого.
Бросив на него последний взгляд, полный такого леденящего презрения, что, казалось, воздух в кабинете застыл, я развернулась и вышла. Я шла по цеху, не видя ничего перед собой, спотыкаясь о собственные ноги. Только когда тяжелые ворота захлопнулись за моей спиной, я позволила слезам хлынуть потоком. Они текли по лицу, соленые и жгучие, смешиваясь с тушью и оставляя на щеках черные полосы.
Вызвав такси, я с облегчением увидела, что за рулем – женщина. Пожилая, с усталыми, но добрыми глазами.
– Доченька, ты как? Все хорошо? – тревожно спросила она, когда я, едва живая, опустилась на заднее сиденье.
– Все… Ничего, – прошептала я, с трудом вылавливая из себя слова. – Просто отвезите меня домой. Пожалуйста.
Она больше не задавала вопросов. Она даже выключила радио, где слишком бодро играла какая-то песенка о любви. Всю дорогу мы молчали, а я смотрела в окно на мелькающие огни, которые расплывались в мокрых разводах.
Вид нашего дома, нашего «семейного гнезда», вызвал новую, свежую волну боли. Но я сжала зубы. Мне нельзя было сейчас распускаться. Во-первых, дома были дети, с ними сидела наша помощница по хозяйству, Галина. А во-вторых… Во-вторых, внутри меня билось крошечное, беззащитное сердечко. Его нужно было беречь. Его нельзя было подвергать такому стрессу. Я должна была сделать все, чтобы его защитить, чего бы мне это ни стоило.
Я только вышла из машины, с трудом поблагодарив водителя, как к тротуару с шинами подкатил еще один автомобиль. Я узнала его мгновенно. Максим Орлов. Друг. Друг Артема. А когда-то, казалось, и мой друг тоже. Мы общались семьями, пока у Макса была семья. Потом его жена ушла, а наша дружба, пусть и изменившись, осталась. А теперь и моя семья рухнула. И дружбе с Максом, наверное, пришел конец. Конечно, он встанет на сторону Артема. Мужская солидарность.
– Привет, Вика, – его голос прозвучал как-то неестественно бодро.
Я лишь кивнула, не в силах вымолвить ни слова.
– Что с тобой? – он мгновенно изменился в лице, его взгляд стал пристальным и серьезным. Он всегда умел считывать эмоции.
Я почувствовала, как мое лицо искажается в гримасе, пытаясь сдержать новый приступ слез.
– Ты ведь знал? – выдохнула я, глядя ему прямо в глаза. Я не поверю, если он скажет «нет». Не поверю. – Ты знал, что Артем мне изменяет?
Максим отвел взгляд. Я заметила, как нервно дернулся его кадык. Он помолчал, и эта пауза была красноречивее любых слов.
– Вика… – он взял меня под локоть, мягко отвел в сторону от проезжей части. – Прости… Я… я сам недавно узнал. Вы оба – мои друзья. Я не знал, что делать. Пытался поговорить с ним, он отмахнулся, сказал, что это ерунда и скоро само закончится.
– Убери руку, – я отстранилась, и в голосе моем прозвучала сталь. Друг? Который молча наблюдал, как рушится жизнь его подруги? – А что бы ты на моем месте сделал? – спросил он, и в его глазах читалась искренняя растерянность.
– Что я вообще могу от тебя ждать? – горько выкрикнула я. – Если ты такой же, как он! Ты ведь и своей Аленке покоя не давал, вечно давая поводы для ревности, а, может, и изменял! Вот она и не выдержала, вот и ушла!
Эти слова, злые, несправедливые, вырвались наружу, как ураганный ветер. И в тот же миг я ощутила внизу живота резкую, пронзительную боль. Она была настолько острой и неожиданной, что я согнулась пополам, едва не падая на асфальт.
– Вика! Господи, что с тобой? – Максим бросился ко мне, его лицо вытянулось от ужаса.
«Нет… Нет, только не это…» – застучало в висках. За эти несколько часов я уже успела полюбить этого малыша, уже представила его себе, уже начала бороться за наше с ним будущее. Господи, прошу, помоги! Я не могу его потерять! Я не должна!
– Отвези меня в клинику… – прошептала я, пытаясь дышать глубже, ровнее. Ничего подобного со мной не было ни в первую, ни во вторую беременность. Это был новый, животный страх.
– Конечно! Сейчас, сейчас… – он, не раздумывая, подхватил меня на руки, словно перышко, и бережно усадил на переднее пассажирское сиденье своей машины. – Вот так… Удобно? Можем ехать?
– Да… Только быстрее, – торопила я его, и мое сердце бешено колотилось, подпитывая панику, не знавшую границ.
Максим за секунду оббежал машину и вскочил за руль.
– В какую клинику? Адрес?
Я назвала адрес частного медицинского центра, где меня наблюдала мой гинеколог, Ольга Викторовна. Максим одним движением вбил адрес в навигатор, и машина рванула с места. Он то и дело бросал на меня встревоженные взгляды, и его пальцы судорожно сжимали руль.
– Может, позвонить Артему? – осторожно спросил он, ловко лавируя в ночном потоке.
– Ни за что! – простонала я, задыхаясь от новой волны боли и страха, что он меня не послушает. – Не смей!
– Вика, слушай, а может, сразу в скорую? В больницу? Что у тебя болит? – его голос дрожал, и он прибавил газу.
– В клинику! – упрямо повторила я, пытаясь силой мысли остановить кошмар. – Только в клинику! Пока обойдемся без больниц!
Я закрыла глаза и начала мысленно разговаривать с малышом. «Держись, крошка. Прошу тебя, держись. Мама рядом. Мама с тобой. Все будет хорошо. Самое плохое уже позади». Я повторяла это как мантру, веря, что он меня слышит, чувствует мой страх и мою любовь.
Наконец мы подъехали к знакомому белому зданию. Максим, не дожидаясь, пока я пошевелюсь, выскочил из машины, распахнул мою дверь и снова, осторожно, как хрустальную вазу, помог мне выйти.
– Не звони ему! – прошептала я ему в последний раз перед тем, как войти в освещенное фойе. – Обещай!
– Обещаю, – твердо сказал он, и в его глазах читалась неподдельная решимость. – Я никому не позвоню.
Ольга Викторовна уже ждала меня – я написала ей смс по дороге. Ее спокойное, профессиональное лицо было лучшим успокоительным. Она помогла мне устроиться в гинекологическом кресле, и ее руки были мягкими и уверенными. Боль, к моему неимоверному облегчению, начала отступать, как будто испугавшись света и стерильной чистоты кабинета.
После осмотра мы сделали УЗИ. Я затаив дыхание смотрела на экран, ища хоть какой-то намек на беду.
– Я не вижу никаких угрожающих признаков, – наконец произнесла врач, и в ее голосе звучала обнадеживающая осторожность. – Все в норме. Сердцебиение хорошее. Как вы сейчас себя чувствуете?
– Почти не болит, – выдохнула я, и по моему лицу, наконец, поползла слабая, но искренняя улыбка. Это было чудо. Маленькое, но такое важное чудо.
– Вот и прекрасно, – Ольга Викторовна выписала мне витамины и отпустила с настоятельными рекомендациями избегать любых стрессов.
Выйдя в пустынный коридор, я прислонилась к прохладной стене, чувствуя, как меня покидают последние силы. Это было истощение от пережитого ужаса и нахлынувшего облегчения.
– Вика? – Максим подскочил ко мне, его лицо снова было искажено паникой. – Ты в порядке? Эй, доктор! Помогите!
– Не надо, – слабо махнула я рукой. – Все хорошо, Макс. Правда. Просто… отпустило.
Он помог мне дойти до пластиковой скамьи, и я опустилась на нее, чувствуя, как дрожат мои колени.
– Какое «отпустило»? Тебе было плохо! – он не унимался, бегая вокруг меня взглядом.
– Макс, успокойся, – сказала я уже более твердо. Его вечная склонность драматизировать и впадать в панику раньше времени всегда меня раздражала. – Со мной все в порядке. Просто… – я посмотрела на него, и в голове у меня что-то щелкнуло. Он был здесь. Он помог. Он не позвонил Артему.
Через несколько минут я почувствовала, что могу идти. Я поднялась.
– Все, я готова. Отвезешь меня? Или…
– Конечно, отвезу! – он перебил меня, и в его голосе слышалось странное облегчение.
– Спасибо тебе, Макс. Правда.
– Вика… – он осторожно остановил меня, когда я сделала шаг к выходу. – Слушай… – он почесал затылок, явно смущаясь. – Ты это… Ты не беременна ли, часом?
Я замерла, глядя на него. На его умное, вдруг повзрослевшее лицо. На его глаза, в которых читались не праздное любопытство, а настоящая забота. И я поняла, что не могу солгать. Да и не хотела.
Я медленно кивнула, не в силах произнести ни слова. И в тот же миг увидела, как его лицо озарилось целой гаммой чувств – от шока и понимания до какой-то новой, незнакомой мне прежде решимости.