Пока она лежала в коме, муженёк снимал её накопления и тратил на свою пассию
Дождь начинался как нечто успокаивающее, монотонная барабанная дробь по крыше, перешедшая в назойливый, беспощадный ливень. К десяти вечера он превратил мир за лобовым стеклом в сюрреалистичный аквариум, где фары встречных машин расплывались в призрачные нимбы, а асфальт блестел, как черный лед. Елена, изможденная до последней нервной клетки, сжимала руль так, будто от этого зависела не только ее жизнь, но и равновесие всей Вселенной. Прошедший день выжег ее изнутри — восьмичасовое совещание, переходящее в истерику, отчет, который начальник требовал «еще вчера», и тихий, почти предательский топот коллег, спешащих к своим семьям, очагам, ужинам. Она осталась одна в гулком офисе, с пачкой бумаг и чувством глубокой, вымораживающей несправедливости.
Теперь она думала только о тепле домашнего пледа, о тяжести век, о сладком небытии сна. Впереди, сквозь водяную завесу, обозначился знакомый поворот, ведущий к их спальному району, островку illusoryного покоя. Елена плавно перенесла ногу на тормоз, щелкнула поворотником. И в этот миг в зеркале заднего вида, в искаженном каплями отражении, возник и стал стремительно расти ослепительный свет. Две фары. Слишком большие. Слишком быстрые. Слишком близкие.
Удар был не из этого мира. Не грохот, а нечто большее — вселенский хруст, вобравший в себя звук рвущегося металла, бьющегося стекла и ее собственный, короткий, как вспышка, крик. Мир перевернулся, завертелся в адской карусели из искр, боли и обжигающего холода. Ее тело стало игрушкой в руках невидимого великана, его швыряло, трясло, ломало. Последним осознанным ощущением стала острая, белая, как молния, боль в виске. А потом — только бархатная, беззвучная, всепоглощающая тьма.
Артем смотрел какой-то бесконечный сериал, лениво листая ленту соцсетей на планшете, когда зазвонил телефон. Незнакомый номер. Он нахмурился, отложил гаджет, поднес трубку к уху.
— Алло? — его голос прозвучал лениво и чуть раздраженно.
— Здравствуйте. Это муж Елены Сергеевны Беловой? — спросил собранный, лишенный эмоций мужской голос.
Предчувствие, холодное и скользкое, проползло по спине Артема.
— Да, я, — ответил он, уже сидя ровно.
— Вам звонят из городской больницы номер 17. Ваша супруга попала в серьезное ДТП. Ее доставили к нам около часа назад. Вам необходимо срочно приехать.
Слова повисли в воздухе, тяжелые и нереальные, как свинцовые шары.
— Что… что с ней? — выдавил Артем, чувствуя, как холодеют кончики пальцев.
— Состояние оценивается как крайне тяжелое. Закрытая черепно-мозговая травма, множественные переломы, включая ребра и таз. Врачи борются за ее жизнь. Приезжайте. Немедленно.
Гудки. Артем сидел, сжимая телефон в руке, пока костяшки не побелели. Слово «авария» гудело в висках, смешиваясь со словом «Лена». Он вскочил, на автомате натянул первую попавшуюся куртку, схватил ключи. На улице дождь хлестал с новой силой, словно сама природа оплакивала то, что еще только должно было случиться.
Больница встретила его ярким, безжалостным светом, выхватывающим из полумрака каждую деталь — потрескавшуюся краску на стенах, усталые лица ночных санитарок, блестящий линолеум, по которому он прошел, как по льду. У стойки регистратуры ему указали на лифт. «Третий этаж. Реанимационное отделение. Вас проконсультирует дежурный врач».
Коридор третьего этажа был другим миром — стерильным, тихим, пугающим в своей упорядоченности. Воздух был густым от запаха антисептика и чего-то еще, сладковатого и лекарственного. Артем прошелся из конца в конец, его шаги отдавались гулким эхом в безмолвии. Он остановился у окна. За стеклом, в отражении больничного света, плясали все те же бесконечные дождевые струи.
Дверь в ординаторскую открылась, и вышел человек в белом халате. Лет пятидесяти, с лицом, на котором годы и тысячи спасенных и потерянных жизней выгравировали сетку морщин.
— Артем Викторович Белов? — уточнил врач, и в его глазах Артем прочитал все, что боялся узнать.
— Да. Как она?
Врач, представившийся Игорем Петровичем, тяжело вздохнул, приглашая пройти в кабинет.
— Объективно — тяжело. Очень тяжело. ЧМТ, сотрясение мозга тяжелой степени, отек. Переломы правой ключицы, трех ребер, множественные ушибы внутренних органов. Мы провели экстренную операцию по устранению субдуральной гематомы. Сейчас главная опасность — отек мозга. Пациентка в коматозном состоянии.
— Кома? — Артем почувствовал, как пол уходит из-под ног.
— Да. Это защитная реакция организма. Тело отключило сознание, чтобы сосредоточиться на восстановлении. Когда она выйдет из этого состояния… Я не могу вам ничего обещать. Это может занять дни, недели… Нужно надеяться и ждать.
— Я могу ее увидеть? — голос Артема звучал чужим, надтреснутым.
— На пять минут. Только не волнуйте ее. Даже если вам кажется, что она не слышит.
Палата реанимации была похожа на кадр из фантастического фильма. Полумрак, тихое попискивание и мерцание мониторов, ритмичное шипение аппарата ИВЛ. Елена лежала в центре этого технологического кокона, маленькая и невероятно хрупкая. Ее лицо было бледным, как восковая маска, веки сомкнуты. Тонкие трубки и провода оплетали ее тело, словно лианы. Она была здесь, но ее не было. Она уплывала в какую-то даль, куда ему не было доступа.
— Леночка… — прошептал он, и его голос бесследно растворился в гудящей тишине.
Он протянул руку, коснулся ее неподвижных пальцев. Холод. Безжизненность. Игорь Петрович мягко тронул его за плечо. «Идемте. Ей нужен покой».
В коридоре его догнала сестра-хозяйка с папкой в руках.
— Артем Викторович, нам нужно решить некоторые организационные вопросы. Реанимация, операция, последующее лечение, специализированные медикаменты… К сожалению, это все требует значительных финансовых вложений.
Артем кивнул, машинально. Его мозг уже работал, просчитывая, анализируя.
— Я все понимаю. Деньги найдутся. Сделайте все, что необходимо.
Вернувшись в пустую квартиру, где на кухне еще стоял ее недопитый чай, Артем не чувствовал ни страха, ни горя. Лишь странную, леденящую пустоту. Он сел за стол и уставился в стену. Лена в коме. Неопределенность. Деньги. Огромные, немыслимые деньги. И тут, как вспышка, в его сознании возник образ. Банковская карта. Ее карта. Та самая, о которой она говорила с таким светом в глазах — «наш фонд будущего», «ремонт», «отпуск мечты в Италии». Она копила годами, отказывая себе в мелочах, гордясь каждой отложенной тысячей. Сумма там была серьезная. Очень серьезная.
Он поднялся, словно во сне, прошел в спальню. Открыл ее комод, нашел старую шкатулку из резного дерева. Внутри, среди документов и безделушек, лежала пластиковая карта. Рядом, на клочке бумаги, ее аккуратный почерк: пин-код. Логика в его голове выстроилась железобетонная, неопровержимая. Чрезвычайные обстоятельства. Ее же лечение. Она бы одобрила. Конечно, одобрила бы.
Утром, после короткого визита в больницу (Лена лежала неподвижно, как кукла), он поехал к банкомату. Вставил карту. Ввел пин. Цифра на экране заставила его сердце на мгновение екнуться. Он снял половину. «На лечение. На всякий случай». Пачка купюр была тяжелой и ощутимой в кармане. В этот момент телефон завибрировал. Сообщение от Анастасии.
«Скучаю… Когда увидимся? Ты пропал».
Анастасия. Его оазис, его побег от серости будней, от легкой увядающей красоты Елены. Бурный, страстный роман, длящийся уже полгода. Яркая, жаждущая жизни женщина, не обремененная грузом быта и проблем.
«Дела. Семейные. Не могу», — быстро ответил он.
«Очень жаль. Надеюсь, скоро?»
«Увидим».
Это «увидим» стало точкой отсчета. На следующий день он принес в палату дорогие белые лилии. Медсестры умилялись, говорили о верности, о настоящем мужчине. Он принимал их похвалы с грустной, благородной улыбкой. «Я просто люблю ее», — говорил он, и звучало это так искренне.
А вечером он вел Анастасию в модный ресторан, где счет за ужин равнялся средней месячной плате за коммуналку. Она смеялась, ее глаза блестели, она выкладывала в соцсети фото с шампанским и подписью «Настоящее счастье — в мелочах». Он смотрел на нее и чувствовал прилив силы. Он был кукловодом, дергающим за ниточки двух параллельных реальностей, и ни в одной из них его не разоблачали.
Недели текли, как мутная вода. Елена оставалась в своем безмолвном царстве. Артем стал образцом для подражания — ежедневные визиты, цветы, уточнения у врачей. Он говорил всем: «Деньги не проблема. Я все оплачу». Родственники звонили, восхищались его стойкостью. Коллеги Елены собирали некую сумму помощи, которую он брал с видом человека, делающего одолжение, и тут же тратил на новое платье для любовницы.
Он купался в этой двойной жизни. Днем — святой у постели умирающей жены. Ночью — страстный любовник, осыпающий свою пассию подарками. Деньги с карты Елены таяли, как весенний снег, превращаясь в уикенды в спа-отелях, украшения из красного золота, посещения элитных косметологов. Анастасия цвела, не задавая вопросов. Ее страница пестрела восторженными постами, собирая лайки и завистливые комментарии.
Однажды в больнице врач отвел его в сторону.
— Артем Викторович, финансовый отдел беспокоится… Лечение длительное, дорогостоящее. Вы уверены в своих возможностях?
— Абсолютно, — уверенно парировал Артем. — У нас с женой были накопления. Мы справимся.
Он вышел, проверил остаток на карте. Пульс участился, но не от страха, а от азарта. Нужно было затянуть пояс. Или найти новые источники. Может, взять в долг у ее родителей? Сказать, что не хватает на лекарства.
В этот момент пришло сообщение от Анастасии: «Милый, тот бутик, где мы были, получил новую коллекцию! Хочу, чтобы ты видел меня в чем-то очень красивом…»
Он посмотрел на экран, на яркий смайлик. И написал: «Конечно. Заедем завтра».
Шел уже второй месяц, когда случилось немыслимое. Артем, развалившись в кресле рядом с койкой Елены и листая новости, уловил движение на периферии зрения. Он поднял голову. Веки Елены дрогнули. Слабый, едва заметный трепет. Потом еще один. И затем, медленно, невероятно тяжело, как будто поднимая целый мир, они открылись.
Он замер, не веря. В ее глазах не было осознанности, лишь мутная поволока, туман неизвестности. Но они были открыты.
— Врач! — его крик прозвучал хрипло и громко, нарушая больничную тишину. — Игорь Петрович!
Началась суета. Проверка зрачков, вопросы, попытки установить контакт. Елена молчала, лишь следила за движениями людей. Потом ее губы шевельнулись, но звука не последовало.
— Не спешите, — успокаивал Игорь Петрович Артема. — Связки, мышцы — все атрофировалось. Нужно время. Но это прорыв. Огромный прорыв.
Артем кивал, изображая бурю эмоций, а внутри у него бушевала лишь одна, черная и липкая: «Слишком рано. Слишком рано. Деньги еще не кончились».
Восстановление шло, вопреки всему, стремительно. Сначала шепот, потом отдельные слова, короткие фразы. Память возвращалась, как прилив, порой принося обрывки прошлого, порой унося их обратно. Артем был рядом, играя роль преданного супруга, уклоняясь от прямых вопросов о деньгах, о деталях. «Все улажено, не волнуйся», — говорил он, гладя ее по руке.
Но в глазах Елены, по мере того как они становились яснее, все чаще появлялась тень. Смутное, неоформленное воспоминание. Что-то важное.
Через три недели ее выписали домой. Он привез ее в квартиру, усадил на диван, укутал в плед, который она так любила. Дом пах домом — книгами, ее духами, привычной пылью. Но что-то было не так. Какая-то фальшивая нота.
Вечером, когда Артем пошел в душ, Елена, преодолевая слабость, доползла до спальни и нашла свой старый телефон. Зарядила его. Руки дрожали, когда она вводила пароль от банковского приложения.
Экран загорелся. Баланс. Ноль. Почти ноль. Несколько жалких сотен рублей.
Она замерла. Потом, с холодной, методичной ясностью, открыла историю операций.
И перед ней разверзлась бездна.
Страница за страницей. Снятия наличных. Оплаты в ресторанах: «La Scala», «Гастрономик», «У Беранже». Бронирования отелей: «Гранд Отель Европа», «Парк Инн». Ювелирные магазины, бутики, салоны красоты. Даты — те самые, когда она лежала между жизнью и смертью. Суммы, от которых перехватывало дух.
Она не дышала, листая, листая, листая. И потом — финальный гвоздь в крышку гроба ее старой жизни. Оплата в цветочном магазине «Белая орхидея». 5000 рублей. За день до того, как он принес ей те самые белые лилии в больницу. Он покупал цветы ей, любовнице, и цветы ей, умирающей жене, с одной и той же карты. С ее карты.
Она отложила телефон. Дрожь прошла, сменилась абсолютным, ледяным спокойствием. Она все поняла.
Артей вышел из ванной, улыбаясь.
— Ну как, полегчало? Нужно чаю?
— Артем, — ее голос прозвучал тихо, но с такой сталью, что его улыбка мгновенно исчезла. — Где деньги?
Он замер.
— Какие деньги, Лен? Лекарства? Я все купил.
— Не лекарства. Триста восемьдесят семь тысяч с моей накопительной карты. Где они?
Он попытался изобразить недоумение, но она смотрела на него взглядом, который пронзал насквозь, видя всю грязь, всю ложь.
— Лечение! — воскликнул он, переходя в нападение. — Ты хоть представляешь, сколько все это стоит? Реанимация, операции, препараты!
— Врач Игорь Петрович сказал, что все лечение, включая операцию, обошлось примерно в пятьдесят тысяч. Остальное, по его словам, покрыла моя страховка. Так куда делись остальные триста тридцать семь тысяч, Артем? На лечение в ресторане «У Беранже»? Или в ювелирном магазине «Золотой эталон»?
Он побледнел. Его губы задрожали.
— Ты… ты проверяла? — он с трудом выговаривал слова.
— Я смотрела правде в глаза. И я вижу ее сейчас. Кто она, Артем?
Он молчал, и в его молчании был страшнее любого признания.
— Думаешь, я не найду? — ее голос снова стал тихим и опасным. — Ее зовут Анастасия, да? Ее страница полна фотографий. Фото в том самом отеле, счета за который я только что видела. Она в сережках, которые я тоже, походу, оплатила. Пока я умирала, ты развлекался с ней на мои деньги. На наши с тобой деньги. На наши мечты.
— Лена, давай поговорим… — он попытался подойти, но она встала, и в ее ослабленной фигуре была такая сила, что он отступил.
— Разговоров не будет. Собирай вещи. И убирайся. К своей Анастасии. Посмотрим, как долго она будет улыбаться в объектив, когда узнает, что источник ее благ иссяк.
Он пытался кричать, угрожать, молить, но она была непоколебима, как скала. Ее молчание было страшнее любого крика. В конце концов, он, бледный и раздавленный, запихал свои вещи в спортивную сумку.
— Ты пожалеешь об этом! — прошипел он на прощание.
Она стояла у порога, держа в руках распечатку банковской выписки.
— Знаешь, что самое страшное я осознала там, в коме? — сказала она, и ее голос вдруг стал мягким, почти задумчивым. — Я чувствовала, как кто-то стоит за моей спиной. Дышит. Я думала — это смерть. Ангел или демон. А это была просто тень. Твоя тень, Артем. И сейчас, когда ты уйдешь, эта тень наконец исчезнет. И я смогу дышать полной грудью.
Она протянула ему связку ключей. Он выхватил их, с силой хлопнув дверью.
Тишина, наступившая после, была оглушительной. Елена медленно обошла квартиру, свою квартиру. Она подошла к окну. Дождь, наконец, прекратился. На прояснившемся небе проступила бледная, холодная луна, омытая ливнем. Она положила ладони на холодное стекло и сделала глубокий, первый по-настоящему свободный вдох. Впереди был суд, развод, долгое восстановление, борьба за каждую копейку. Но впервые за долгие годы она чувствовала не страх, а нечто иное — тихую, неумолимую силу, поднимающуюся из самых глубин ее израненной, но не сломленной души. Она была одна. И это было началом всего.
